На заре моего искупления

— Не смотри на меня так. С губ едва не слетает плаксивое «пожалуйста» — взгляд матери невероятно чуток, но в то же время требователен, и сохранять самообладание в таких условиях становится все труднее. Фригга ласково улыбается ему, и эти молчание и тепло во взгляде причиняют боль сильнее самого острого меча. — Твой брат не справится без тебя. Горло сводит болезненный спазм. Он снова разочаровал её. Предал её родного сына, мало того — подверг опасности целый мир. Мама не спрашивает его — может, боится разглядеть в приёмом сыне монстра, которым, она так надеялась, он однажды не станет, а может, сама лучше него знает ответ. А вот Локи невольно задумывается над своим спонтанным, почти привычным предательством. Действительно, для чего это все? Ради мешка золота? Или чтобы брат наконец увидел в нем равного себе — того, с кем начал бы считаться? Локи хочет сказать, что ему жаль. Локи хочет упасть перед ней на колени и рыдать, пока не выплачет все слезы, моля о прощении, но вместо этого только ведет плечом и как-то отстраненно произносит: — Ничего, до этого как-то справлялся и без меня, и со мной. С него станется. Старается казаться глухим к её словам — заведомо проигравший, он ещё пытается сравнять счёт в этой игре. Фригга чуть сдвигает брови и едва заметно щурится — жест, который он когда-то давно перенял у нее. Подходит ближе, протягивает руку к его щеке, и Локи больше всего на свете желает ощутить нежное прикосновение родных пальцев к своей скуле — но не чувствует ничего. Он прикрывает глаза и со вздохом подаётся вперёд, мнимо касаясь чужого лба своим. Стоит так долго, вдыхая несуществующий запах и слушая беззвучное дыхание. А потом открывает глаза. Над головой — необъятной величины потолки сакаарского ангара. Только спустя несколько мгновений Локи догадывается, что именно показалось ему странным. Боль прошла. Он озирается по сторонам, все ещё не отошедший от видения, и замечает горстку гладиаторов, стоящих неподалёку. А у одного из них — пульт от дисциплинарного диска, который — стараниями Тора — все еще приклеен к его плечу. — Спасибо, — рассеянно выдыхает Локи, обращаясь к спасителю. Но тот, кажется, даже не понял, что именно сделал, подобрав валяющуюся на полу штуковину. — Привет! — говорит он Локи и расплывается в безмятежной улыбке. — Мы хотим свалить отсюда во-он на той посудине. Хочешь с нами? На размышление — секунда, но большего Локи и не надо. — Вам, верно, нужен предводитель?

~~~

Локи замирает за грудой хлама в конце центральной залы корабля, боясь даже вздохнуть. Он не знает, слышит ли Танос или кто-то из его приспешников бешеный стук его сердца — кажется, что гул от него проносится по всему кораблю. Где-то неподалёку пыхтит — кто бы мог подумать — скованный по рукам и ногам Тор, а рядом с ним валяется сияющий в полутьме корабля Тессеракт. Впрочем, судя по короткому металлическому стуку, ему уже подобрали местечко попригляднее. Локи одолевает крупная дрожь. Всё то, чего он так страшился, чего на протяжении нескольких лет так надеялся избежать, все же настигло его. Но именно сейчас страх внезапно начинает уступать закипающей в груди ярости. Локи наполняет небывалая решимость — такая, что свойственна только отчаявшемуся загнанному в ловушку зверю. Локи достаёт из-за пазухи любимый кинжал — единственное оружие, оставшееся из его арсенала после Рагнарека. И, по иронии судьбы, так же, как и Мьельнир, выкованное из особого сплава Уру. А значит, единственное из существующих, что способно одолеть самого Таноса. Локи проводит пальцами по серебристому лезвию, быстро прикидывая в уме шаги. Понимает, что даже без привлечения камней Бесконечности одержать победу — что-то из разряда фантастики. Но если есть хоть один шанс — он обязан попытаться. Всё равно долго ему здесь не протянуть. К этому моменту он шёл семь лет. Нельзя закончить игру прячущимся за горой мусора трусом. Прежде, чем выйти из-за своего укрытия, Локи на секунду прикрывает глаза, желая проститься с матерью. Он не видел её с тех самых пор, как покинул Сакаар, но, как и сейчас, периодически чувствовал её незримое присутствие. Под сомкнутыми веками — непроглядная тьма. Локи тихо выдыхает и, ощущая, как горло вновь сдавливает тяжёлый ком, шепчет короткое «прости». А затем поднимается на ноги и выходит из своего укрытия. Непродолжительный бессмысленный диалог — и Локи окончательно чувствует себя в своей тарелке. Куда-то пропал весь трепетный ужас перед титаном, который оказался не более чем обычной букашкой — такой же человечной, как и все смертные. Напоследок Локи поворачивается к Тору, жалея лишь о том, как много не успел ему сказать. И вдруг понимает, что, наверно, впервые за столько тысячелетий, брат услышал его без слов. В сердце одиноким огоньком загорается тихая надежда, и Локи, припав на одно колено, клянётся Тору в своей бессмертный верности. И сразу достаёт кинжал. Огромные пальцы сжимают его шею, отрезая доступ к кислороду, и Локи с горечью думает о том, что снова всех подвёл. И все же смерть глупца слаще смерти труса, думает он, и это последняя связная мысль, что посещает горящее огнём сознание. Глаза застилает туманом, и Локи падает в бездну, с наслаждением ощущая, как боль отступает все дальше, а разум наполняет спокойствие. Какое-то время он будто плывёт вдоль реки, а когда, кажется, начинает тонуть, внезапно оказывается ослеплен по меньшей мере сотней ярчайших огней. Локи кривится и пытается спрятаться от режущего глаза света, но тут его плечи обвивают чьи-то тёплые руки, прижимают ближе к себе, нежно гладя по голове. И Локи, захлебываясь от осознания, тянется навстречу. — Наконец-то ты дома, Локи.