Тянет, как магнит

Грантер курил, прислонившись горячим лбом к холодному кирпичу стены. Густой дым то и дело показывался на его губах, прежде, чем их вновь касалась быстро таявшая в руках сигарета. Глупейшая из всех улыбок играла на его лице. Кажется, он перебрал сегодня. Перебрал алкоголя, общения и близости Анжольраса. Пора сваливать из этого вертепа идиотизма. Но хотелось кричать, так сильно, что, казалось, Грантер не сможет сам себя остановить, если начнет. Это был удар в самое сердце. Этот проклятый Анжольрас! Он задел его слишком сильно, слишком близко подошел, касаясь глубоко сокрытых секретов. О, как он его сейчас ненавидел! Если бы только можно было подойти и выбросить в лицо все, что он думает, все, чего он хочет, все, что гложет его. Сказать, что за прошедшие полгода в нем утихло то малое стремление сражаться и чего-то требовать от сильных мира сего, но возникло желание любить. Любить преданно, отчаянно, любить слепо днем и ночью. Не скрыто и тайно, но всем на показ. Наслаждаться каждой проведенной вместе минутой, а не трястись от страха, когда любой день может стать последним. Грантер на секунду прикрыл глаза, все еще не отлипая от стены, пытаясь выравнять сбитое ко всем чертям дыхание. Сердце отчаянно билось о грудную клетку, что-то исступленно сводило внутри и отдавалось безумно ноющей болью. Идиотский смех то и дело подбирался откуда-то из глубины, пытался вырваться наружу, громко и обреченно. Хотелось ненавидеть весь мир и навсегда проклясть Курфейрака за то, что привел его в этот долбанный кружок наивных идеалистов. Но… Но Анжольрас был богом, будучи человеком, Грантер не мог этого отрицать, что бы ни говорило об обратном. Анжольрас был всем. И Грантер, притянутый, приклеенный навечно, теряя себя, признавал это. — Я думал, ты ушел, — за спиной раздался голос, которого Грантер не готов был сейчас слушать и слышать. Поэтому он, закрыв глаза, сделал еще один глубокий затяг, обжигая пальцы об окурок, пытаясь выкроить время и привести мысли в порядок. В голове творился невыносимый сумбур, казалось, что-то взбесилось и не давало собраться. — Не хотел лезть в личное, Грантер. Не должен был, это не мое дело. Извини. Негромко выругавшись, Грантер, трясущимися руками достал вторую сигарету и прикурил ее, надеясь, что стоящий недалеко от него Анжольрас не заметит его состояния. Даже слабо освещенная подворотня не могла скрыть смятений одного мучительно влюбленного идиота. — Что?! — спросил он через несколько секунд заметно изменившимся голосом, обернувшись на негнущихся ногах. — Курфейрак все рассказал, что в одной из стычек с полицией погиб… погиб твой друг, — у этих идиотов из «Друзей Азбуки» была убийственная привычка не деликатничать и называть всех так, как они хотят, и большая часть группы звалась по фамилиям. — Ты говорил от души, Грантер. Я должен принести извинения, и я их приношу. Проклятый! Проклятый Анжольрас! Это вбилось куда-то под корку мозга и засело там на всю оставшуюся жизнь наравне с горячим желанием завалить на месте. Попытавшись откашляться и вернуть себе способность разговаривать, Грантер сделал несколько нервозных затяжек и заговорил отрывисто и хрипло. — Да, это так. Филипп был похож на тебя. Такой же идейный. Он был в числе первых погибших. Мне повезло больше: всего лишь приговорили к исправительным работам на три месяца, — Грантер глубоко затянулся, всем телом вдыхая отравленный запах, находя в нем такое спасительное успокоение. — Поэтому я твердо считаю, что забастовка должна быть продуманна «от и до», а не то, что ты предлагаешь, Анжольрас, — он не добавил вертевшегося на языке «а еще я просто не могу потерять тебя». — И как ты себе это представляешь? — тут же снова сев на своего любимого конька, Анжольрас стал самим собой, собранным и недоступным. Холодные голубые глаза вновь озарились волшебным светом. — Э-нет, дорогуша, — Грантер хрипло и коротко рассмеялся, уже способный мыслить более рационально. — Это не по моей части. Я не знаю, что надо делать. И никогда не знал. Я — ведомый, но не ведущий в отличие от тебя. Я по другой части. Могу предложить тебе покинуть эту развеселую компанию и прогуляться. Могу показать тебе мир, другой мир, который ты не замечаешь — у меня есть связи — и вот там ты увидишь все, что скрыто от твоего просвещенного взгляда, «принцесса», — осклабился он в кривом оскале, пытаясь выдать это за улыбку. Анжольрас даже не изменился в лице от такого обращения, отчего Грантер был ему благодарен. Определенно, все выпитое за вечер слишком взбудоражило, не к месту проснулась его шальная смелость. Несколько секунд Анжольрас будто бы сомневался стоит ли соглашаться на столь сомнительное предложение от человека, которого все это время он особо-то и за человека не считал. Их объединяли лишь общие собрания, где Грантер каждый раз вел себя по-хамски после выступлений Анжольраса. Однако любопытство перебороло все остальные доводы и он сказал: — Жди здесь, я сейчас вернусь, — и уйдя обратно в кафе через дверь заднего хода, Анжольрас уже через пару минут был на месте с курткой в руках. — Пошли, «принц Али», — вернул он шпильку, не улыбнувшись. Грантер тяжело сглотнул. Скрипнула последняя внятная мысль в голове. Закрылась дверь и обратной дороги нет. В этом грязном проулке, где находилась курилка маленького парижского кафе Мюзен, пахнуло весной, что кончилась еще три месяца назад.