Все тебя любят на смертном одре

Вся проезжая часть была завалена частями тел. Точнее, даже клочками: куски рук, ног, внутренности и головы красиво горели в свете ночных фонарей — так разорвало этих бедняг от си-четыре. Моран, который обычно в таких ситуациях лишь нервно сжимал губы или не менее нервно усмехался, орал матом что-то вроде «ебаный блять нахуй что ж я маленьким не помер», но никто его не слушал. Джим смеялся в наушник в одной из тех манер, когда лучше было не прерывать. По стене ближайшего здания сползли чьи-то кишки. Моран и сам был весь по уши в человеческих останках, грязи и пепле, но самое главное — по горло сыт такими приключениями. В голове шумело, и он почти не чувствовал правую руку. Очень хотелось отключиться, но он держался, потому что смех вдруг резко оборвался и на несколько неизмеримо долгих секунд на линии их связи наступила гробовая тишина. Джим заговорил так же внезапно, совершенно невозмутимо и вкрадчиво: — Когда в следующий раз нарушишь приказ и тебя таки разорвет, я не стану собирать все твои останки для похорон. Найду только сердце и сожру его. Приказ, ебись он конем. Приказ был влезть в фуру, забрать груз, чем бы он ни был, «увидишь — поймешь», у пары охранников, вырубить их и выйти. Моран исправно влез через крышу, вот только охранников оказалась дюжина, а не пара. Приказ уходить прозвучал за две минуты до того, как он реально смог это сделать. Моран думал, что ему конец, но все же успел выскочить за миг до взрыва. Он думал, что умрет. Конечно, ляпнул лишнего. — Охраны... — он откашлялся кровью. Они никогда не говорили о том, что в действительности значили друг для друга. Ни разу в жизни. — ...Оказалось больше, чем мы рассчитывали. Пришлось разбираться, вот и задержался. Звуки города, живого и рассерженного, постепенно начинали просачиваться сквозь звон в ушах. Лай собак, отдаленные крики людей, вой полицейских и пожарных сирен — все это разом обрушилось на Морана. Джим выплыл из тьмы, как фантом. На нем был противогаз, и пока Моран пытался подняться на ноги на обочине дороги, Джим этой своей бесшумной скользящей походкой миновал все трупы, зашел в догорающую фуру и вернулся с неповрежденным чемоданом в руке. Морану показалось на миг, что Джим то ли сияет, то ли дымится, но, по правде говоря, сияло и дымилось все вокруг. Джим остановился рядом с ним, снял противогаз и протянул свободную руку. — Когда в следующий раз решишь признаться мне в чувствах, придумай что-нибудь пооригинальнее, чем «без тебя моя жизнь не имела бы смысла...» — передразнил он низкий монотонный выговор Морана. — Следующего раза может не быть, если наводки будут такими же «точными», — прохрипел тот в ответ, сплюнув, но принял поданную ладонь и все-таки поднялся. Джим не ответил и нахмурился. Очевидно, он тоже не ожидал такой подставы и уже наверняка начал обдумывать, кого бы за это наказать. — Но раз уж эта тема все-таки всплыла… — Моран снова закашлялся, и Джим придержал его за бок, чтобы помочь идти. — Я никогда не благодарил тебя за... — Да-да, — перебил Джим и замолк всего на пару вдохов и выдохов. — Все тебя любят на смертном одре, — нараспев произнес он и повел их в сторону припаркованного неподалеку автомобиля. Моран думал было высказать, что Джим как всегда переврал смысл очередной поговорки, но сил хватило лишь усмехнуться. И потом — как всегда — в своей интерпретации Джим не был неправ.