Прикосновение к гармонии

      Длинный, извилистый туннель освещался только тусклыми зелёными кристаллами. Они росли небольшими группами то тут, то там, не давая всему здесь утонуть в непроглядной тьме. Правда, неспешно идущему пожилому алмазному псу их свет был «до лампочки». За свои полсотни лет подземной жизни он научился ориентироваться во всех хитросплетениях как старых, так новых проходов и трещин, полагаясь на свой нюх, слух и умение ощущать шерстью движения любых, даже самых робких потоков воздуха. Будь он слепым — никакого влияния на его жизнь это бы не оказало. За его всё ещё крепкими плечами был опыт путешествий по всем возможным закоулкам бывшей Подземной Империи, которая уже давным-давно развалилась на десятки собачьих племён, кланов и прочих разноразмерных социальных формирований. При рождении ему дано было имя Рок’итэр, но впоследствии его стали все звать Угрюмым Ходоком, а потом эта кличка сократилась до простой формы — Грюм. Он уже давно стал представляться только так, хотя необходимости в этом почти не было — среди сородичей его знали практически все. Кто-то его уважал за опыт и силу, кто-то по какой-нибудь причине боялся, а кто-то и вовсе презирал за бродяжничество, отсутствие принадлежности к какому-либо племени и позорное для алмазных псов равнодушие к драгоценным камням.       В данный момент Грюм шёл, неся на спине необычный груз — находящуюся без сознания земнопони. Он шагал не спеша, следил, чтобы его неожиданная ноша не сползла и не шмякнулась об землю, и размышлял о таком явлении как везение.       «Повезло или недовезло в итоге тебе, малявка? — думал он. — Странная какая штука. Не повезло тебе оказаться в эпицентре землетрясения, но повезло остаться живой и невредимой. Не повезло при этом, ты провалилась очень глубоко, но с другой стороны, если бы тебе повезло провалиться несильно, могло бы не повезти, и тебя бы взяло бы в рабство какое-нибудь из ближайших к поверхности племён. Но, с другой стороны, потом могло бы повезти, и твоя родня выкупила бы тебя за драгоценные камни. А так тебе не повезло, и тебя чуть не съел Вивекс, уж он-то любитель поесть понятины. Но, с другой стороны, тебе повезло, что я зачем-то тебя спас».       Грюм раздражённо потряс головой — слишком много умных мыслей за раз, от этого начинал ныть череп сзади, ближе к затылку.       — Да что же это делается-то, а? — проворчал он, раздосадованный тем, что опять не держал свою голову под контролем. Ему на собственном опыте было известно, что мозги алмазных псов физиологически не приспособлены к длинным и пространным размышлениям. Чем дольше и сложнее мысль — тем сильнее болит голова. Были, конечно, шаманы, которые научились думать в обход боли, но их — считанные единицы.       Туннель резко пошел вверх, и повеяло тёплым, пахнущим сдобой ветром с поверхности — там Грюм ещё не бывал, но его особенно туда и не тянуло. Он аккуратно положил пони на землю и пошёл назад. Беспокоиться больше не о чём.       «Эта малявка минут через десять придёт в себя и выберется на поверхность уже самостоятельно. Других псов поблизости нет, так что ей ничего не угрожает», — подумал он, одобрительно хмыкнул и поспешил назад, в подземные глубины. Он был прав — несчастная жертва землетрясения вскоре очнулась и выбралась на поверхность. И потом рассказывала всем друзьям, как её хотел съесть подземный монстр, как упала в обморок, а как очнулась — чудовище таинственным образом пропало. Наверняка её спас таинственный герой, в чём с ней были согласны все друзья. Невдомёк ей было, что «таинственный герой» был таким же алмазным псом, как и то «чудовище», которое хотело её съесть.

***

      Для Грюма спасение той пони, неожиданно, имело продолжение. Пёс Вивекс был очень обижен, что у него отобрали законную добычу, да ещё и побили. Он принадлежал к небольшому племени глубинных псов, которое верило, что съеденная пони, помимо вкусного мяса в животе, также принесёт удачу тому, кто её съел. Такая возможность предоставлялась им очень редко, так как пони попадали так глубоко под землю в основном при очень редких сильных землетрясениях, как собственно и случилось в этот раз. Хотя Вивекс однажды додумался попробовать украсть пони у одного из близких к поверхности племён, но получил жёсткий отпор. Те псы наверху хоть и практиковали рабский труд с участием пойманных пони, но есть их и потворствовать их съедению не решились бы никогда. Так что, лишившись такого заветного лакомства в этот раз, Вивекс не захотел молча это терпеть и пожаловался на Грюма одному из шаманов.       Алмазные псы-шаманы — отдельная привилегированная группа собачьих подземелий. Их было немного, они были умней даже вождей племён. И могли долго мыслить без перерыва, несмотря на головную боль. Как правило, один шаман получал дань от трёх-четырёх поселений, взамен же лечил болезни, давал мудрые советы вождям, и помогал решать конфликты между псами из разных подземных слоёв. Собственно, жалоба Вивекса была как раз в юрисдикции шамана, а точнее шаманки по имени Эмбер’Даст. Она пришла в ничейную пещеру, занимаемую в тот момент Грюмом, где-то через неделю после землетрясения, которое дало толчок всему происходящему.       — Грюм, зачем ты так сильно отдубасил Вивекса? — прямо с порога, не тратя время на приветствия, спросила она.       Грюм ответил не сразу, любуясь мордочкой красивой шаманки и наконец ответил:       — Ну это… я захотел спасти малявку-пони, он её съесть хотел, ну это… мне это не понравилось, и я решил её спасти, вот.       Эмбер’Даст задумчиво склонила голову набок. Ситуация была, прямо скажем, странная: пёс бескорыстно спас пони, вместо того, чтобы выменять её хотя бы на драгоценные камни. Или съесть, хотя этот вариант относился только к племени Вивекса — другие псы, как правило, пониедством не промышляли. А некоторые, жившие ближе к ядру планеты, даже не знали о том, что есть поверхность, и что она обитаема.       «Грюм в очередной раз проявил свою необычность» — подумала Эмбер’Даст, вспоминая всё, что с ним связано: бродячий пёс, покинувший своё племя, живущий то тут, то там, который абсолютно не интересуется драгоценными камнями. И он теперь спас пони.       — Ты же ведь не первый раз в жизни видел пони? — спросила она.       Тот кивнул:       — Агась. Я видел их несколько работающих на верхние племена».       Шаманка, хмыкнув, спросила:       — Почему же ты их тоже не спасал?       Грюм лишь буркнул в ответ что-то неразборчивое и пожал плечами.       Эмбер’Даст была озадачена — впервые она не знала, что делать. Она присела на пол и задумчиво промычала.       «Что здесь не так?» — билась в её голове мысль.       Глубоко вдохнув, Эмбер’Даст погрузилась в медитацию — закрыла глаза и стала раскачиваться и мычать однообразную зацикленную мелодию. Грюм почтительно ждал, ибо знал, что прерывать общение шамана с мирозданием нельзя никому. Хотя на самом деле Эмбер’Даст ни с миром, ни с духами или ещё чем-то подобным не общалась. Её состояние помогало убрать ту самую головную боль, что мешала среднестатистическому псу глубоко мыслить. Её мысли разветвлялись и усложнялись, становясь как фрактальное древо, которое пытается пронзить оболочку стоящей перед ней проблемы. Вскоре её подсознание вспыхнуло ярким пламенем осознания, и она открыла глаза.       — Грюм, — торжественно начала она, — мне нужно чтобы ты в этот раз перетерпел боль и ответил мне настолько глубоко, насколько можешь, о причинах, побудивших тебя спасти ту пони. Пройди через эту боль, и если меня устроит твой ответ, то я оправдаю тебя перед Вивексом и вознагражу правом стать отцом моих щенят.       Сказать что Грюм был шокирован, это значило ничего не сказать. Это было очень неожиданно для него. Право разделить ложе с шаманом или шаманкой — издревле считалось большой честью. Из всего потомства шаман обычно оставлял только одного щенка, остальные либо оставались у второго родителя, либо находили себе приёмные семьи в ближайших племенах — более того, псы дрались между собой за право усыновить сына или дочь шамана. То есть Грюм, если сможет перетерпеть боль и дать нужный ответ, мог получить ночь с шаманкой и не обязан был даже заботиться о щенках. Надо было только перетерпеть боль и дать правильный ответ.       Это оказалось очень непростым испытанием для него. Ещё никогда Грюму не приходилось напрягать свой разум так сильно. Его череп пульсировал от непередаваемой боли. Казалось, что голову разгрызают изнутри миллион маленьких зубастых тварей. Любой бы пёс на его месте решил, что никакая награда не стоит таких мучений. Возможно, Грюм прервался бы и проиграл, если б такую боль ему пришлось испытать ещё месяц назад. Но сейчас что-то в нём изменилось. Через какое-то время ему уже стала не важна награда, ради которой он проходил через эти мучения. Его разум бился в раскалённых тисках, но он уже сам хотел найти ответ. Для себя самого...       «Почему я спас эту пони? — напряжённо думал он. — Везучая она или невезучая? Почему мне теперь не всё равно до пони, которых держат в рабстве? Почему я вдруг теперь хочу выйти на поверхность? Ради чего я терплю эту боль?»       Плескаясь в океане страданий, Грюм всё глубже погружался во всё более абстрактные и отвлечённые рассуждения. Всё это время Эмбер’Даст не спускала с него глаз.       «Только бы я не ошиблась в своих выводах» — напряжённо думала она.       Эта немая сцена длилась двадцать минут, хотя для Грюма это была вечность, помноженная на боль. Но неожиданно всё закончилось. Как только он нашёл нужный ответ, боль отступила из его головы навсегда и больше туда не возвращалась. Он открыл свои уставшие глаза и посмотрел на шаманку — та вздрогнула от осознания, что перед ней первый в своём роде алмазный пёс, который сможет отныне мыслить свободно, не прибегая к обманывающим боль ритуалам, как это делала она всё это время. Грюм чихнул и робко сказал:       — Я ей помог ради будущей дружбы.       Эмбер’Даст взволнованно спросила:       — Твоей и её?       Он покачал головой:       — Моей и всех пони мира.

***

      Эмбер’Даст вернулась в свой дом взволнованная и уставшая.       «Ростки гармонии… да, я их чувствую!» — с восторгом думала она. Она не ошиблась в своих выводах. Каким-то чудом пони, спасённая Грюмом, сама того не осознавая, повлияла на него магией дружбы — естественной магией любой пони.       — В нём расцветает то, что не знал ранее ни один алмазный пёс… к нему прикоснулась гармония… теперь её ростки будут в моих щенках и в щенках их щенят, — счастливо прошептала она, поглаживая свой живот и чувствуя внутри себя ту новую жизнь, которую помог ей создать Грюм.       — Всё изменится к лучшему… — прошептала она, ложась спать. И была права.       Поколения сменялись поколениями, а ростки гармонии, начавшиеся с Грюма, распространялись по подземному миру. Пройдут столетия, и его потомок станет тем, кто сможет снова объединить разрозненных алмазных псов, и возродить некогда существовавшую Подземную Империю, которая потом протянет лапы дружбы на поверхность и в очень важный момент изменит жизнь всех пони и других жителей планеты к лучшему.       А что Грюм? Вскоре после того, как Эмбер’Даст ушла из его пещеры, он собрался и впервые в жизни отправился на поверхность. Днём он скрывался от непривычного яркого света, а по ночам, изучал новый, не ограниченный подземными стенами мир. Он проникал в дома спящих пони, и тихонько чинил найденные там неисправные предметы. Он качал колыбельки хныкающих жеребят, не давая им заплакать и разбудить уставших молодых родителей. Он очищал от сорняков чужие огороды.       И везде оставлял после себя записку: «Здесь был Грюм». Оставаясь не пойманным и нераскрытым, он породил новый образ в понячьем фольклоре, который потом за несколько столетий обрастёт легендами и преувеличенными подробностями.

05.10.2019