Песнь Вселенной

      Пробраться на базу «Когтя» не составило особого труда. Я с лёгкостью обошла систему защиты, сама Сомбра позавидовала бы моему умению взламывать камеры слежения. Но «Овервотч» все же стоит поблагодарить: неплохие гаджеты он оставил своим бывшим агентам.       И вот я внутри. Коридоры пустуют, что неудивительно. Все члены Когтя сейчас на миссии в Лондоне. Все, кроме одного. Он не пошел с ними, отказался. Я это знаю.       Луна освещает мне путь в темном логове террористов. Возле одного окна я останавливаюсь, поднимая свой взор на светло-желтый диск в звёздном небе. «А стоит ли мне идти?» — думаю я и тут же отгоняю эту мысль прочь. Я все решила и уже давно. Не стоит останавливаться, когда до задуманного остался всего шаг.       Тени прошлого приходят совсем не вовремя. Я вспоминаю зелёную лужайку, залитую ярким светом солнца. Его лучи весело играли на листьях дуба, под которым растянулось мое вялое тело. Рядом сидел он, прислонившись спиной к дереву. Тень от листвы падала на него, выделяя острые черты лица. Голубые глаза были направлены куда-то в даль, созерцали необъятные просторы нашей маленькой планеты. Я поймала себя на том, что неотрывно всматриваюсь в его лицо, детально изучая каждый участок.       — Рееен, — устало протянула я, не прекращая смотреть на него. — Ты уверен, что готов провести этот эксперимент с гравитацией?       Он же, в свою очередь не отрывая взгляда от далёкой дали, насмешливо отвечал мне:       — О Великая Вселенная! Ты спрашиваешь меня об этом уже сотый раз. И сотый раз я тебе отвечу: да, я полностью уверен в своем эксперименте на все девяносто девять и девять десятых процентов. Остаётся только задать вопрос: почему ты так не уверена во мне?       Этот вопрос немного сбил меня с толку. Я подняла свой взгляд на крону дерева и, собравшись с мыслями, ответила:       — Я всегда была в тебе уверена, не на секунду не сомневалась в твоих успехах. Меня только беспокоят твои друзья из Гааги. Не думаю, что им можно доверять. Вот если бы тебя спонсировал «Овервотч»…       Лицо его тут же перекосила недовольная гримаса. Он перестал смотреть в даль и поступил свой взор вниз.       — «Овервотч» то, «Овервотч» се! — гневно бормотал он, вскидывая руки вверх. — Знаю я эти компашки! Охотятся на таких учёных, как я, чтобы потом под эгидой «НАУКА НА БЛАГО НАРОДА» присвоить все лавры себе, а тебя оставить с носом и кучкой неудавшихся экспериментов. Нет уж, увольте! Я ещё не настолько обезумел, чтобы за гроши продать им труд всей моей жизни! И как только у тебя хватает терпения работать на них?       Я промолчала. Мы были слишком разными людьми, и часто между нами возникали разногласия. Иногда я задаю себе вопрос: что же держало нас вместе столь длительное время? Я чувствовала, что что-то притягивает меня к нему, возможно, какой-то вид гравитации, которую он так маниакально изучал. Пожалуй, этот вопрос так и останется одной из тайн этой огромной вселенной.       Я снова повернулась к нему и положила свою руку поверх его руки. Он посмотрел на меня и наши взгляды встретились. В его глазах больше не было гнева, наоборот, они излучали свет радости и добродушия.       -Рен, я волнуюсь, — проговорила я тихо, не скрывая тревоги. — Вдруг что-нибудь случиться во время твоего эксперимента. Тема для изучения довольно не безопасная, и я боюсь, как бы чего не произошло.       Он лишь улыбнулся моим словам. Его самоуверенность вселяла в окружающих доверие к его работе, но когда-нибудь оно должно было сыграть с ним злую шутку. И все же, несмотря на свои сомнения, я верила в его успех. Он аккуратно взял мою руку и поцеловал ее, а затем сказал те слова, которые твердо укоренились в моей памяти:       — Дорогая моя. Никогда не знаешь, чем все обернется. Мне неважен исход эксперимента, важен лишь процесс, который сможет раскрыть мне тайну нашей необъятной вселенной. Всю свою карьеру я шел именно к этой цели, и мне не жалко будет отдать для этого жизнь.       Он даже не подозревал, что эти слова могли сильно задеть меня, словно в грудь ударили ножом. Но я решила не показывать своих чувств и лишь улыбнулась ему в ответ…       Внезапно нагрянувшие тучи затянули собой луну, и теперь я стою в кромешной темноте. Мысли о прошлом увели меня слишком далеко от реальности, но пора очнуться и продолжать свой путь. Я достала из кармана фонарик и осветила им коридор.       Так я и дошла до комнат. В этом корпусе их было всего четыре, и одна из них принадлежит ему. Подняв фонарик чуть повыше, я принимаюсь осматривать двери. В первой комнате, если верить табличке живет Мойра. Под табличкой красуется ядовито-желтый треугольник с черным черепом внутри. Видимо учёный проводит тут различные химические опыты, и заходить к ней в комнату чревато для здоровья. Следующей дверью оказался вход в обитель Вдовы. Мадам Лакруа успела крупно насолить мне в последнее время, и я силой удерживаю себя, чтобы не выбить дверь ногой и не разгромить там все к черту. Сумев сдержать спокойствие, я перебираюсь к третьей двери. На табличке написано незнакомое имя. По всей вероятности, этого члена «Когтя» я ещё не встречала. И сейчас я стою перед последней дверью. На табличке аккуратным почерком выведено «Сибрен де Койпер», а внизу неряшливо написано краской «Сигма». «Сигма, — повторяю я про себя. — так вот как тебя теперь зовут». Затаив дыхание, я открываю дверь и вхожу.       Меня ослепляет яркий свет, направленный прямо мне в глаза. В момент я выхватываю пистолет и целюсь прямо, ожидая худшего исхода. Привыкнув к свету, я понимаю, что впереди меня никого нет, а ослепила меня одиноко стоящая лампа. Неплохой ход для дезориентации нежелательных гостей. Благо я не додумалась закричать. Выключив злосчастную лампу, я начинаю осматривать обстановку. Прямо передо мной возле лампы стоит огромный макет солнечной системы. Вокруг нее на стене развешаны снимки звёзд и планет. Слева, чуть поодаль от входа располагается магнитная доска на ножках. На ней написаны какие-то расчеты и формулы и прицеплены различные рисунки небесных объектов. На полу валяются бумажки: одни скомканы, другие разорваны. Рядом с доской разместился кофейный столик, на котором стоит ухоженная орхидея. Он очень любил эти цветы. Справа от доски находится ещё одна дверь. Она приоткрыта, и из нее тонкой полоской льется слабый теплый свет.       Я тихо иду к двери, чувствуя, как с каждым шагом сердце бьётся все сильнее и сильнее. Внезапный шорох со стороны макета чуть ли не заставляет меня подпрыгнуть. Я резко разворачиваю свой фонарик и замечаю, что за макетом на полу лежит подушка, на которой примостился большой пушистый серый кот. Свет фонарика вынуждает его жмурится, и он лениво зевает, вытягивая вперёд свои мохнатые лапки. «Ууу, зверюга!» — мысленно выругалась я на кота и, оправившись от испуга, снова направляюсь к двери.       И вот я хватаю дверную ручку, готовая ворваться в комнату, но вдруг замираю на месте, не в силах сделать ни одного движения. «Что же ты застыла как истукан? — начинаю уговаривать я себя. — Ты же не хочешь все бросить и уйти ни с чем? Возьми себя в руки и открой эту чёртову дверь!» Мысленные уговоры подействовали на меня. Распахивая дверь, я вхожу внутрь.       Он сидит за столом, склонившись над своими расчетами, и что-то усердно выводит на бумаге, возможно очередную формулу. Из освещения в комнате только настольная лампа, окно было затянуто шторами. Рядом со столом стоит аккуратно заправленная кровать. Я смотрю на него, не совсем понимая то, что происходящее перед моими глазами — реальность. Идущие вместе со мной сомнения рассыпались в прах в этой комнате.       Мне хочется что-то сказать, но язык немеет во рту, а подойти к нему не позволяют ноги. К счастью, он начал разговор первым. Его неожиданно прозвучавший голос заставил меня вздрогнуть.       — Я часто спрашивал у себя, смогу ли я когда-нибудь увидеть тебя снова. И вот ты здесь, стоишь в моей спальне в шаге от меня. — Он поворачивается ко мне лицом и смотрит прямо в глаза. — Ну здравствуй, моя дорогая.       От его пронзительного холодного взгляда по моему телу побежали мурашки. Я смотрю на него и вижу, как он постарел: седые волосы, изрезанное морщинами лицо, впалые щеки. Не изменились только глаза: по прежнему голубые и налитые жизнью. Надеты на него серые мешковатые штаны и бледно-синяя футболка, а сверху накинут белый халат.       — Здравствуй, Рен, — отвечаю я ему, стараясь, чтобы голос звучал прямо и безразлично. — ты изменился.       Он улыбается мне в ответ.       — А ты все та же, что и при нашей последней встречи: совсем не умеешь скрывать свои чувства.       Я ещё больше напряглась, думая, что же меня выдало. Надо быть аккуратнее с человеком, который тебя слишком хорошо знает.       — Я имела ввиду внешность, а не психологическую составляющую.       — Ну, если говорить о внешности, то сейчас ты выглядишь моложе, чем несколько лет назад. Не знал бы я тебя, дал бы не больше тридцати.       — Мне счесть это за комплимент?       — Считай за что хочешь. Я всегда говорю то, что думаю. Лесть, на мой взгляд, неприемлема. Нельзя, чтобы люди думали, что они лучше того, чем являются на самом деле.       А вот в этом он совсем не изменился: всегда видит то, что есть, а не то, что хочет увидеть. Я считаю его здравый реализм большим плюсом, и остаётся только гадать, почему этот плюс не помог ему при том злосчастном эксперименте.       — Мне сказали, что ты погиб, — неожиданно для себя произношу я. — Сказали что во время опыта что-то пошло не так, и на станции образовалась черная дыра, которая убила тебя и твоих коллег. — Я делаю паузу и продолжаю. — Где ты был все это время?       Как ни странно, но мой вопрос вызвал у него приступ смеха.       — Ни за что не догадаешься, — весело проговорил он.       Я лишь вопросительно вскидываю брови. Мне некогда играть с ним в угадайку.       — В психушке, — выпалил он и, скрестив руки на груди, опрокинулся на спинку стула.       Я ожидала любого ответа, но никак не этого. И прежде, чем мне задать вопрос, он уже говорит на него ответ:       — Появление черной дыры как-то повлияло на меня. После ее воздействия я каким-то чудом обрёл способность изменять гравитационное поле вокруг себя. Понял я это тогда, когда наорал на своих коллег за то, что они криворукие идиоты и все испортили, а эти дурни взяли и взлетели под самый потолок. Я тогда ни на шутку испугался, а затем почувствовал странные изменения в моем настроении. Мне хотелось плакать, смеяться, злиться, ругаться, кричать, радоваться и все это сразу. Вокруг меня все летало: столы, приборы, люди, а я сидел и рыдал, и в тоже время радостно смеялся. Это было такое… любопытное чувство — чувствовать все одновременно. Меня решили в экстренном порядке доставить на Землю, и дальше все было как в аду. Моя психика переживала тогда глубокий кризис. Мне часто слышались голоса, они говорили со мной, читали строки из моих собственных работ, напевали различные мелодии. Поначалу я слушал их, даже отвечал им, но потом они стали мне надоедать, приказывали, что мне делать, шантажировали меня и угрожали. Я понимал, что это всего лишь мысли, порожденные моим повреждённым сознанием, но справляться с ними у меня не хватало сил. Это повлекло за собой резкие перепады в моем настроении, что в свою очередь влияло на гравитационное поле вокруг меня. Ведущие голландские астрофизики при содействии ряда врачей нарекли меня особо опасным объектом с шизофреническим расстройством психики и отдали в руки правительственных структур. Так я и провел несколько долгих лет в полнейшей изоляции от социума в компании моих внутренних голосов. Они были моими единственными собеседниками. А потом меня нашел «Коготь» и забрал к себе. Радости моей не было предела. Я не осознавал, что делал, а когда понял, куда попал, было уже поздно. Но все это немного лучше, чем сидеть в четырех стенах и ждать, пока ты полностью не лишишься рассудка. На свободе я смог наконец-то усмирить голоса в голове. Да, я слышу их и по сей день, но не отвлекаться на них стало гораздо проще. Вот и вся история, дорогая моя. Думаю, именно ее ты и хотела услышать.       Черт возьми, а он прав. Я действительно хотела узнать, что случилось с ним после его неудачного эксперимента. Но цель моего визита иная. Его рассказ сбил меня с истинного курса, заставил засомневаться в правильности выбранного решения. Я прониклась к нему сочувствием. Он не заслуживает такой участи, но это нисколько не оправдывает его в том, что он сделал.       — Что-то мне не нравится твой вид, — неожиданно переменил он тему. — Выглядишь бледнее угасающей звёзды. Думаю, хорошая музыка немного оживит тебя.       Он встаёт со стула и тянется к проигрывателю, встроенному в стену над столом.       — Знаешь, столько всего изменилось за время моего заключения, — продолжает он разговор, перелистывая треки.       — Распад «Овервотч», восстание омников в России, да и многое другое, что я пропустил. Мои тюремщики изрядно потрудились оградить меня окружающего мира. Даже имя мне придумали.       — Сигма… — невольно вырывается у меня.       Он недовольно корчит губы. Видимо новое прозвище ему не по душе.       — Пожалуйста, не называй меня так. Я больше всего предпочитаю свое настоящее имя. Вот, нашел.       И в долю секунды комнату наполнило звучание давно позабытых аккордов. Прекрасная, но в то же время тревожная и таинственная мелодия фортепиано пробудила старое теплое воспоминания.       — Что это за музыка? — спрашиваю я, но сама все прекрасно знаю.       — Да разве ты не помнишь? — говорит он, улыбаясь мне.       Нет, я помню. Я все прекрасно помню.       Мы были в его обсерватории. Я любила бывать в этом месте — оно создавало особую атмосферу внутри себя. Тут я чувствовала себя свободной от всех проблем и забот и наслаждалась созерцанием далёких звёзд и планет через окуляр телескопа. А ещё в обсерватории среди всей громоздкой аппаратуры стоял рояль. Он любил музыку, даже не редко сам сочинял ее. Часто его можно было застать за напеванием какой-нибудь мелодии из сонат Бетховена или реквиема Моцарта. Другие же ученые считали установку музыкального инструмента в обсерватории крайне странным поступком. «Знаете, доктор де Койпер поставил огромный рояль прямо у себя в обсерватории, — как-то услышала я от одного из них. — Я спросил его: «Зачем вам там эта громадина нужна? Она же будет мешать проводить исследования». И знаете, что он мне ответил? «Все в этом мире имеет свою музыку. Когда я наблюдаю за далеким космосом, я слышу, как Вселенная поет мне, и пытаюсь воспроизвести эту песню, дабы приблизится к разгадке тайны сотворения этого прекрасного мира». Боже, что за эксцентричная личность». Я лишь посмеялась над этим суждением. Действительно, этого гения-астрофизика было сложно понять. Казалось, он живёт в своем собственном мире, мире космических грез и вселенских закономерностей. Но это совсем не мешало ему, скорее наоборот, помогло построить карьеру гениального ученого.       В тот день я стояла у телескопа и любовалась красотами космоса. Он же сидел за роялем и писал ноты для своей новой мелодии, изредка покусывая кончик карандаша. Иногда я поглядывала на него, ожидая услышать прекрасную музыку этого инструмента. И вот, закончив, он включил специальное устройство для записи звука и принялся за игру. Его длинные тонкие пальцы плясали на черно-белых клавишах, извлекая из рояля завораживающие душу звуки. Я услышала в его музыке тревогу, скорбь и смятение. Она то спешила, то замедлялась, внезапно обрывалась, но потом, так же внезапно, начинала играть вновь. Эта музыка пугала меня, но в тоже время захватывала мой дух. Я стояла и смотрела не отрываясь, как ученый-музыкант вдыхает жизнь в свое творение.       Окончив играть, он выключил запись и обернулся ко мне. Его глаза горели неистовым, можно даже сказать безумным огнем. Исполненная композиция привела его в состояния экстаза.       — Какая замечательная музыка! — возбуждённо воскликнул он.       — Твоя музыка прекрасна, — поспешила заверить его я.       — О, она не моя, — ответил он мне. — Это музыка самой Вселенной. Я наблюдал за ней прошлой ночью и услышал, как она поет мне.       — И что же она пела?       — Реквием!       — Реквием?       — Да, моя дорогая. Реквием по звезде!       Он подскочил со стула, подлетел ко мне и начал настраивать телескоп. Его руки тряслись от возбуждения, а глаза метали башенные взгляды. Он довольно быстро управился с настройкой, отошел и указал мне рукой на окуляр. Я молча повиновалась и снова начала смотреть в телескоп. В небольшом кругу, охватывающем лишь крохотную часть от всего космоса, я увидела много маленьких звезд и одну большую, яркую звезду, слепящую глаза. Ее красный свет был настолько ярким, что затмевал собой другие звезды-точки. Всматриваясь в эту загадочную звезду, я почувствовала, как его руки оплетают мою талию. Он прижался ко мне сзади, положил голову мне на плечо и начал шептать мне на ухо:       — Звезды, как деревья в лесу, живут и дышат! И смотрят на нас! Вон, видишь огромную звезду? Это красный сверхгигант Бетельгейзе — одна из ярчайших звёзд на нашем небосклоне. Если увеличить масштаб, то мы увидим Орион — созвездие, в котором она находится вместе со звёздами Ригель и Беллатрикс. Бетельгейзе довольно стара, и сейчас она умирает, вернее уже умерла, но мы это узнаем только завтра.       — И как же умирают звезды? Они гаснут и разваливаются?       — Нет, моя дорогая. Они взрываются, перерождаясь в сверхновые звезды, прямо как феникс возрождается из пепла. Так и начинается их новая жизнь, не столь долгая, как прежде, но зато более яркая и блистательная! Эх… Не правда ли — Вселенная прекрасна!       Я почувствовала укол ревности. Он очень много говорил о звездах, планетах, дальних галактиках. Раскрытие тайны вселенной лежало в основе его существования, в то время как я занимала в его жизни скромное второе место. Он никогда не выражал мне своих чувств в словах, только в физической форме, и я никогда не слышала от него в мой адрес банальной фразы «я люблю тебя». Но все же, чувство того, что я ему небезразлична, грело мне душу.       Я повернулась к нему, все ещё оставаясь в его объятиях. Мы долго смотрели друг другу в глаза, безмолвно высматривая в них свое собственное отражение. Затем он припал к моему лицу, страстно целуя мои губы, щеки, шею. Я же закрыла глаза и полностью отдалась ему. Совершенно незаметно с меня соскользнула блузка, и моя грудь оказалась во власти его рук. Вслед за блузкой на пол полетела и остальная наша одежда. Я прижималась к нему, отвечала на его поцелуи, сжимала пальцы на его спине и кричала в моменты наслаждения. Мне хотелось утонуть в его объятиях, настолько хорошо мне было вместе с ним. Тогда я бы все отдала, лишь только бы продлить этот момент на целую вечность… Нашей опорой стал рояль — самое безопасное и удобное место в обсерватории.       На следующее утро, выйдя на улицу, меня ослепил яркий непривычный свет. Щурясь, я взглянула на небо и к своему удивлению обнаружила на нем второе солнце.       Мяуканье кота прерывает мои воспоминания. Зверь вбегает в комнату и начинает тереться о ноги хозяина, требуя ласки. Он опускает руку и гладит кота за щекой, а тот, добившись желаемого, затем прыгает на кровать и сворачивается там калачиком.       В этот момент я чувствую, как на глазах наворачиваются слезы. Отвернувшись, я смахиваю их руками, не желая показывать своих переживаний, хотя это не имело особого смысла. Он был прав — я совсем не умею скрывать своих чувств.       — Ты делаешь всё это специально, да? — горько спрашиваю я, стараясь унять в себе дрожь. — Хочешь сделать мне больно? Хочешь посмотреть на мои страдания? Увы, у тебя ничего не получится.       — Уже получилось, но я хотел совсем не этого, — отвечал он мне. — моей целью было показать тебе те воспоминания, которые, возможно, повлияют на твое решение.       — Решение? Какое еще решение?       — Решение убить меня. Ведь именно за этим ты сюда пришла.       Последняя его фраза парализовала меня. Внутри что-то начало сжиматься, причиняя мне неимоверную боль и страх. Боже! Он читает меня, как открытую книгу! Какая же я предсказуемая! Но теперь мне нечего скрывать, и я могу свободно говорить все, что думаю и чувствую.       — И что же теперь, Шерлок? — иронично говорю я, вкладывая в слова всю сидящую во мне обиду. — Убьешь меня первым?       — Нет, мне это не нужно, — произносит он, но уже без прежней спокойности. Видимо, эта ситуация тоже встревожила его. — Твое решение не осмысленно и принято на основе новых чувств ко мне, а я всего лишь хочу, чтобы ты вспомнила свои старые чувства и переоценила всю сложившуюся ситуацию. Боюсь, убив меня, ты будешь сильно жалеть о содеянном. Я не хочу для тебя таких страданий, моя дорогая.       — Хватит меня так называть! — мой голос срывается на крик, и я достаю из кобуры пистолет и целюсь прямо в него. Я шла сюда с уверенностью совершить затеянное, но теперь я нахожусь на грани нервного срыва. — Не тебе осуждать меня, и уж далеко не тебе меня отговаривать! Да, ты был мне близок и дорого, но это было давно. Но теперь, после того что ты сделал со мной, после того, как ты предал меня, я… Я ненавижу тебя! Слышишь меня, Сибрен?! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!       Холодный ветер с дождем бил мне в лицо. Со мной было ещё пятеро человек, моих бывших коллег по службе. И хоть наша организация и развалилась, наше дело никуда не исчезло. Мы шли по горной дороге. Нужно было доставить гуманитарную помощь в отрезанный от мира городок. Наша машина сломалась, и нам пришлось самим ее толкать. Я ушла чуть вперёд, чтобы разведать обстановку. В этот момент на моих глазах дождевые капли замерли на месте и начали резко подниматься вверх. Вслед за ними поднялись камни, а потом и я сама оторвалась от земли. Справившись с нахлынувшим страхом, я оглянулась назад и увидела, что ребята вместе с машиной тоже взмыли в воздух. Неподалеку от них я разглядела парящий над землей силуэт человека. Несомненно, это он заставил нас взлететь. Находясь в невесомом состоянии, я достала из-за спины винтовку и уже прицелилась незнакомцу в голову. Но в этот миг что-то заставило его оглянуться, и вот через прицел на меня смотрели хорошо знакомые голубые глаза… Винтовка невольно выскользнула у меня из рук, а затем я снова почувствовала тягу земли и рухнула вниз с высоты двух метров, сильно ударившись головой о камень.       Очнулась я на том же месте, где и упала, накрытая сверху одеялом, которое, видимо вылетело из нашей машины. Видела я все, как через матовое стекло, в голове что-то сильно гудело. Попытавшись встать, я оперлась на левую руку, но тут же с криком упала обратно на землю. Послышался топот ног и меня окружили размытые силуэты людей в белом. У одного из них за спиной я разглядела что-то на подобии крыльев. Они помогли мне присесть и наложили шину на руку. Как оказалось, она была сломана. Я спросила у них про здоровье моих ребят, но они лишь печально помотали головами. Все мои коллеги были убиты. Больше в тот день я не проронила ни слова.       Ночь я провела в больнице, лежа на койке и смотря в потолок совершенно безжизненным взглядом. Я ни на что не реагировала, не с кем не разговаривала, ничего не чувствовала. Только за полночь ко мне вернулась жизнь, а вместе с ней и осознание всего произошедшего. Рыдания заставляли меня содрогаться, слезы текли по щекам, заливая простыню. На мой плач сбежались врачи. Они пытались успокоить меня, но явно в этом не преуспели. Я отмахивались от них и продолжала реветь, повторяя одну и туже фразу: «Как ты мог так поступить? Как ты мог??? КАК ТЫ МОГ!!!». Я не смогу его простить. Он убил моих друзей, чуть не убил меня; он стал тем, против кого я всегда сражалась. И именно в ту ночь, в момент моего эмоционально срыва, я приняла это роковое решение — найти его и убить любой ценой.       И вот теперь я стою в шаге от своей цели с пистолетом наготове. Остаётся нажать на курок и мой замысел исполнен. Одно небольшое усилие, и все будет кончено. Но я не стреляю, не знаю, что мне мешает. Палец будто одеревенел и не хочет меня слушаться. Одновременно с этим к горлу подкатывает ком, который мешает дышать.       Он не отрывает от меня взгляда, и я замечаю не его лице тень тревоги и сожаления.       — Если ты так хочешь меня убить и если от этого тебе станет легче, то пожалуйста, сделай это побыстрее. Я не буду сопротивляться и мешать тебе.       — Да как ты сможешь мне помешать?! Ты сейчас самый беззащитный в этой комнате!       — Беззащитный? Кажется, ты кое о чем забыла.       В этот момент с его стола начали один за другим взлетать листы бумаги. Вся мебель также оторвалась от пола и зависла в воздухе. Даже кот с недовольным мяуканьем поднялся над вверх и теперь судорожно дергал своими лапками. Он тоже взмыл над землей и теперь возвышается надо мной, внушая мне некий ужас. Только сейчас я замечаю, что он бос, и его голени обмотаны белой лентой.       — Ты думаешь, что я настолько беспомощен и слаб, что меня можно так просто убить. Уверяю тебя, это большая ошибка. Я могу запросто выбить из твоих рук пистолет и пригвоздить тебя к стене. Даже если ты выстрелишь, пуля не долетит до меня. И я уверен, ты догадывалась, какой силой я теперь располагаю, но не учла это, составляя план по моей ликвидации. Да, ты допустила ошибку, но сделала это нарочно, потому что в глубине души еще надеялась изменить свое решение.       — Я ничего не собираюсь менять! — Мой голос предательски срывается на последнем слове. Напряжение внутри меня уже достигло пика, и моя рука невольно начинает трястись. Вместе с гневом и ненавистью и чувствовала боль и обиду за то, что беззаботное и тихое прошлое покинуло меня навсегда. Я ловлю себя на мысли, что будь это возможно, отдала бы все, лишь бы только вернуться в ту ночь в обсерватории. Он прав, мои чувства к нему не угасли, как бы я не хотела их забыть. Возможно, после его настоящей смерти они меня наконец-то отпустят, но сейчас мне тяжело справляться со своими эмоциями. Я все ещё целилась в него и никак не могла спустить курок.       — Я пришла сюда с одной единственной целью, — продолжаю я, — и я никуда не уйду, пока ее не достигну. Неважно, какую цену мне придется за это заплатить, но черт возьми, я это сделаю! Я агент «Овервотч», и моя миссия бороться со злом, которым ты и стал.       Он все ещё смотрит на меня сверху вниз, но теперь его глаза наполнены печалью и отчаянием, а лицо приняло скорбный вид.       — Я не хотел становиться такими, как они, — сказал он голосом, полным сожаления. — Я был вынужден подчиняться указам «Когтя», чтобы сохранить себе жизнь. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что лучше бы мне было умереть при том злосчастном эксперименте, чем стать тем, кем я являюсь сейчас. Закрывая на ночь глаза, я вспоминаю каждого убитого из-за меня человека и мысленно прошу у него прощения. Наша мимолетная встреча в горах не была исключением. Я искренне сожалению за то, что сделал с тобой и твоим друзьям. Увидев тебя тогда, лежащую без сознания, меня накрыло непреодолимое желание убежать с тобой туда, где бы нас никто не нашел, и мы бы жили там вдвоем, не зная бед и страданий. Но люди «Когтя» были слишком близко, и самое малое, что я мог для тебя сделать, это спрятать тебя, чтобы тебя не нашли и не убили.       Он останавливается, переводит дыхание и продолжает:       — Знаешь, когда черная дыра появилась на базе, я почувствовал, что это конец. И казалось бы, в тот предсмертный для меня час я думал не о своих незавершенных планах и работах, не о тайнах вселенной, которые я так и не раскрыл, и даже не о звездах, за которыми я так любил наблюдать. В тот момент я думал только о тебе, моя дорогая, о времени, проведенном вместе с тобой, и о всех наших счастливых моментах. Мысли о тебе не покидали меня и во время моего заточения; они помогли мне справляться с внутренними голосами, помогли не сойти с ума. Да, я многое потерял: карьеру, место в обществе, здоровую психику, да и вообще всю свою прошлую жизнь. Но самой большой потерей для меня стала ты. Без тебя из моей жизни исчез всякий смысл, и она стала мучительной и бренной. За эти годы я осознал, что ты была самым дорогим мне человеком на всем белом свете. Ты моя вселенная! И я люблю тебя!       Выстрел. Пуля дырявит штору у застревает в толстом стекле окна.       Пистолет выскальзывает у меня из рук. Сама я, не в силах больше держаться на ногах, падаю на колени и закрываю лицо руками. Я реву, так сильно реву, как не ревела никогда в жизни. Мои крупные горькие слезы сочатся между пальцами и падают на пол. Чувства разрывают меня пополам, причиняя при этом огромную жгучую боль. Я бы стояла так на коленях вечность, но он поднимает меня своей силой вверх и, притянув к себе, крепко прижимает к своей груди. Я отвечаю на его объятие и продолжаю рыдать на его плече, а он склоняет ко мне голову и слёзно начинает шептать: «Прости меня, моя дорогая! Прости! Прости…»       Так мы и висим в воздухе, обнимая друг друга и проливая слезы. Наконец-то меня отпускает, и я отрываю голову от его плеча и смотрю в его мокрые голубые глаза.       — Что же нам теперь делать, Рен? — в полном отчаянии спрашиваю я.       Он улыбается мне сквозь слезы и нежно гладит меня по щеке.       — «Коготь» все ещё думает, что может манипулировать моим сознанием, но это уже давно не так. Притворяясь сумасшедшим, я могу спокойно изучать свою новую силу и совершенствовать ее без подозрений в мою сторону. Когда я освою управление гравитацией на все сто процентов, я наконец-то смогу дать достойный отпор пленившим меня террористам.       Он опускает нас и все вокруг обратно на пол. В стороне слышится гневное шипение кота, а затем топот маленьких лапок, убегающих прочь из комнаты. Я вытираю глаза от слез, пытаясь прийти в себя, но сердце все ещё бешено колотиться, а тело дрожит. Трясущимися руками я обхватываю его ладонь и прижимаю ее к груди.       — Давай уйдем отсюда, Рен, — говорю я ему тихим, хриплым голосом. — Убежим в то самое место, где нас никто не найдет, будем жить там вместе до наших последних дней, как ты и хотел. Никаких обязательств, никакого «Овервотча» и «Когтя», только ты да я.       Но в ответ он лишь печально мотает головой.       — Мое исчезновение поставит наши жизни под угрозу. Для «Когтя» я довольно ценное оружие, чтобы они так просто меня отпустили. И я не хочу ввязывать тебя в это дело. Единственное, что ты можешь сделать для меня — это уйти с базы скрыться с глаз «Когтя», спрятаться так, чтобы ни одна организация или секретная служба не смогли найти тебя. Сейчас самое главное для меня — твоя безопасность.       Я молча опускаю глаза, попутно вытирая щеки рукавом. Мои чувства к нему вспыхнули с новой силой, и теперь кроме него мне ничего не нужно. А какие-то две минуты назад я ещё хотела его убить. И если бы это свершилось, то, возможно, сейчас я бы очень сильно об этом жалела. Он как всегда оказался прав.       — Хорошо, я оставлю тебя наедине с твоими делами, — говорю я и вновь поднимаю на него глаза. — Но пообещай мне, что когда со всем справишься и станешь свободным, то найдешь меня, чтоб мы снова были вместе.       — Это дело слишком рискованное, чтобы точно быть уверенным в его успешном результате, — с нотками грусти отвечает он. — А я не могу обещать тебе то, в чем не уверен.        — Нет, пожалуйста, пообещай! Обещай мне, что останешься живым и вернёшься ко мне! Прошу, Сигма, обещай…       Это имя само слетело с моих губ. Он немного удивился, приподняв брови, но теперь вновь улыбается мне и, гладя по щеке, говорит:       — Обещаю, моя дорогая.       Он притягивает меня к себе и целует. Я не ожидала после стольких лет вновь почувствовать прикосновение его губ. Легкая приятная дрожь пронизывает мое тело, и я погружаюсь в мимолетное блаженство, подпитываемое теплыми воспоминаниями. Ненависть к нему ушла бесследно, как будто ее никогда и не было. Вместо нее в моем сердце заиграли любовь и нежность… и грусть. Я чувствую, что хочу его, хочу всем телом и душой, хочу снова оказаться в объятиях его обнаженного тела, зарыться в его любви и стонать от удовольствия в его руках. Но мысль о том, что сейчас это невозможно, душит меня изнутри.       Я отрываюсь от него и смотрю ему в глаза. Столько мыслей вертится у меня в голове, столько всего мне надо ему сказать. Но, смотря в эти голубые глаза, я осознаю, что слова здесь будут лишними — за них говорят наши взгляды, и этого вполне достаточно. И так мы стоим, казалось бы, вечность, пока его голос не прерывает наше молчание:       — Тебе пора. Они скоро вернуться. Нельзя, чтобы они тебя заметили. Помни! Выбравшись отсюда, беги как можно дальше, туда, где тебя никто не найдет.       Я лишь молча киваю головой, чувствуя, что нужно что-то сказать ему напоследок, но слова никак не вяжутся в голове.       — Я люблю тебя, Рен, — говорю я единственное, что пришло мне на ум.       — И я тебя, — отвечает он мне!       Наступает пауза длинной в секунд. Я понимаю, что мне надо уходить, но что-то не даёт мне этого сделать. Наконец, собравшись с силами, я отхожу к двери и, уже почти выйдя из комнаты, бросаю на него последний взгляд.       — До встречи, Сигма! — выдавливаю я из себя прощальные слова.       Он на мгновение отводит взгляд в сторону, но потом снова смотрит на меня, печально улыбаясь.       — Прощай, моя дорогая!       Я бегу. Бегу через коридоры и дворы, пробегаю пост и направляюсь прочь от базы. Несмотря на престижность организации, у «Когтя» довольно скверная охрана, раз никто не услышал звуки выстрела и никто не заметил человека, бегущего практически через главный вход. И в этом мне очень повезло, ибо мои мысли сейчас совершенно рассеяны, а разум затуманен.       И вот я бегу по лесу, углубляясь в него все дальше и дальше. Ветки елей бьют меня по лицу своими иголками, ноги запинаются о корни деревьев. Наконец я выбегаю на небольшую лужайку, залитую лунным светом, и останавливаюсь. База осталась далеко позади, и здесь мне ничего не угрожает. Ноги мои подкашиваются, я падаю с на траву без сил и без единой мысли в голове. Голова пуста, в ней кружатся лишь бессвязные обрывки воспоминаний. Откуда-то издалека мне слышится голос. Я пытаюсь определить, с какой стороны он доносится, но потом понимаю, что голос звучит у меня в голове.       «Ты хотела обуздать свои чувства, утолить жажду мести, — говорит он мне. — И куда тебя это привело? Умирать среди глуши деревьев в полном одиночестве.»       «Я не собираюсь умирать, — мысленно отвечаю ему я. — Мой путь ещё не завершен. Я переосмыслила все, что только можно было переосмыслить, и теперь хочу сделать все возможное, чтобы помочь ему освободиться.»       «Помочь? Не обманывай себя. Ты уже не сможешь ему ничем помочь, это не в твоих силах. Лучше начерти себе новый путь, посильный тебе, или же оставайся тут, умирать в отчаянии и осознании своей беспомощности.»       «Ты недооцениваешь меня. Я не хочу прятаться и бежать от проблем. Я способна на большее, чем просто скрыться и залечь на дно. Я обязательно помогу ему, я смогу… Но сейчас… все так запутано… и мне кажется… Я схожу с ума?»       «Сходишь с ума? Раз так, то скажи мне, все ли, что ты сейчас видела, было реальностью?»       «Я… я не знаю… Может быть, это сон? Страшный сон, который скоро закончится? Если это так, то я побыстрее хочу проснуться… Знаешь… Кажется я действительно сошла с ума.»       «Но разве это плохо? Твой больной разум ограждает тебя от всей жестокости реального мира, погружая тебя в свой собственный мир радужных иллюзий. Так что продолжай думать дальше, что все происходящее вокруг всего лишь ночной кошмар, и надейся, что ты когда-нибудь проснешься.»       Я переворачиваюсь на спину и смотрю сквозь туман в глазах на звёзды, сияющие вместе с луной в ночном небе. Их сотни, тысячи, миллиарды, и каждая мерцает своим собственным, загадочным светом. И тут начинаю слышать… музыку? Да, без сомнений это музыка. Вглядевшись в пелену звезд, можно увидеть, как Вселенная играет на них, будто на клавишах фортепиано, свою величественную, но в тоже время нежную мелодию. И я слышу ее, слышу, как Вселенная поет мне. Покой проник в мое тело, мысли упорядочились и распутали клубок смятения в моей голове. Я лежу и думаю о нем, о Вселенной, о звездах, о музыке и о том последнем солнечном дне, проведенном вместе с ним. Я закрываю глаза и мысленно переношусь в тот день, освежая в памяти его образ, окутанный ярким солнечным светом. О, Боже! Как же я была счастлива тогда. Говорят, что прошлое вернуть невозможно, но если так, то что мешает создать будущее подобное прошлому? «Я сделаю все возможное, чтобы мы снова были счастливы. Сейчас нас с тобой разделяют обстоятельства, но я верю, что настанет день, когда мы воссоединимся и вновь будем жить спокойно в лучах идиллии. Я буду скучать по тебе и надеяться, что ты когда-нибудь вернешься ко мне, мой Сигма! Мой любимый Сигма!»