The kings and the queens of the new broken scene

      — Да что… как! Как их вообще зачислили сюда! — Миранда так агрессивно тыкала вилкой в салат, что можно было подумать, что это именно он виноват во всех смертных грехах. — Как их вообще могли сюда зачислить… дети убийц будут учиться в одной школе с нормальными, ха-ха, восхитительно! — Лиззи впервые настолько сильно хотела воспользоваться заклинанием, заставляющим человека замолчать. И она бы сказала его, если бы не Этан, мягко коснувшийся ее руки с непроизнесенным «Оно не стоит того».       На самом деле, терпению объектов их разговора можно было только позавидовать. Четверо Майклсонов расположились за отдельным столом — иронично, что вокруг них сразу образовалась «зона отчуждения», все резко решили пересесть. Естественно, Элайджа, Аврора, Марсель и Финн прекрасно понимали, что столовая сейчас гудит как рой пчел из-за них, но… казалось, их совершенно это не волнует. Элайджа и Аврора еще с начала перемены вели спор на какую-то историческую тему, близнецы же были полностью поглощены доставанием друг друга и… Лиззи передернуло, когда она снова почувствовала взгляд Марселя на себе. Они с братом весь урок о чем-то шептались, постоянно посматривая на нее не со злостью, а с самым элементарным любопытством. Заинтригованная Элизабет попыталась подслушать с помощью заклинания — больно далеко они сидели, но была встречена глухой стеной. Как и все окружающие, наверное, не слышавшие от парней ничего, видевшие лишь шевеление губ. Марсель и Финн тоже были ведьмаками, и, как минимум, защищали они свои тайны прекрасно. Лучше, чем сама Лиззи.       — Ты может еще громче об этом кричать будешь? Можешь даже встать посреди столовой, — не выдержав, произнесла Элизабет. Миранда осеклась на полуслове и крайне удивленно посмотрела на подругу. — Что? Во-первых, ты привлекаешь к нам внимание своими криками про убийц, а во-вторых… это как минимум неэтично по отношению к ним, они же новенькие!       Со стороны столика Майклсонов послышался громкий смех — это заливались близнецы, и Лиззи даже сама не могла объяснить, как она поняла, что развеселила их так она. Фыркнув и решив, что лучше останется без обеда, Форбс, гордо вздернув подбородок, встала со своего места и решительно направилась в школьный двор, который сейчас так удачно почти пустовал. Девушка почти сразу услышала за собой шаги и была настолько уверена, что это Этан, решивший ее успокоить, что повернулась лишь на улице… и ужасно удивилась, увидев рядом с собой Элайджу де Мартеля-Майклсона, собственной персоной. Не знала она, что Этана остановила младшая сестра — Фредерика ужасно «тонко» намекнула, что лучше к Лиззи пока не лезть. Но вот уход Элайджи Сент-Джоны упустили.       — Прости их, — произнес парень быстрее, чем Лиззи успела среагировать. — Придурки. Но хорошие. — На его губах появилась улыбка, но… как будто чисто из вежливости. Ранда в итоге пришла к выводу, что он однозначно настолько правильный, что в отношениях с ним будет проще застрелиться. — И мы не познакомились лично. Элайджа.       — Лиззи.       Это странно, но… у нее совершенно не было к ним ненависти. То есть, это все понятно, маму Ранды Майклсоны эксплуатировали, делая из нее то мешок с кровью, то главную причину всех их несчастий, мама Этана и Рики тоже настрадалась, потому что великая Бонни Беннет нужна всем и всегда, а что пережила мама Питера и Линн, ох… только вот… Лиззи единственная ни разу не слышала какую-нибудь страшную историю от матери. Да, Кэролайн не отрицала, что были первородные вампиры, что они много крови им выпили — прекрасный каламбур, кстати, потом они уехали и… больше никаких подробностей, она все больше от Миранды узнавала. Ранда сама выпрашивала у родителей рассказы об их прошлом, и те соглашались, опуская особо страшные подробности, и в итоге получилось то, что получилось — Миранда искренне ненавидела тех, кто в свое время портил Елене жизнь, и теперь она чувствовала то же самое к их детям. А Лиззи… Лиззи не могла так легко заставить себя ненавидеть других людей. Тем более мама ведь не зря ничего страшного ей не рассказывала. Так же?       Уходить Элайджа не собирался. Элизабет тоже не особо хотелось возвращаться обратно в школу, к взвинченной Миранде, да и, в конце концов, Кэролайн теперь присматривает за Майклсонами, а еще, как оказалось, тетя Ребекка как минимум общается — общалась? — с Майклсонами, и это достаточно уважительные поводы для нормального отношения, так что Лиззи максимально дружелюбно улыбнулась и произнесла:       — Вы тоже не злитесь на мою подругу. Она… просто она дочь Деймона Сальваторе и Елены Гилберт. Есть повод злиться, судя по всему. Ну, ты наверное знаешь…       — Пустяки. В конце концов, это уже не наши дела. — Хотя вот эта вот улыбка, мелькнувшая на губах парня, показалась Лиззи немного подозрительной, но она решила не обращать на это внимание. У каждого бывают свои… странности. — Мы уже привыкли. И, в конце концов, я уже созванивался с твоей мамой, она была очень милой, и… ты?       Лиззи почему-то смутилась от его будто бы случайного предположения и невольно отвернулась. По факту, Элайджа был прав — не сказать, что Лиззи могла бы прямо сейчас подружиться с Майклсонами, но таких чувств, как Ранда, не испытывала точно. Элайдже, кажется, молчание с ее стороны даже понравилось. Интересный он, на самом деле. Как… как герой какого-нибудь женского романа. Линн одно время их очень любила, Ранда вся шутками исходилась, удержаться не могла.       — А почему двойная фамилия? — спросила Элизабет первое, что пришло в голову, чтобы только избавиться от этого неловкого молчания. — Прости, если это семейная тайна или что-нибудь такое…       — Тебе — можно, — засмеявшись, откликнулся Элайджа, и Лиззи смутилась еще больше. Сначала эти дурные близнецы со своими странными взглядами и шутками, теперь этот еще. Хотя… Лиззи бы, наверное, так же поступила в их случае. Кэролайн будет присматривать за этим квартетом, так что неплохо бы наладить отношения и с ее дочерью. Да и единственный знакомый человек, ну… относительно. — Мы с сестрой — де Мартели, Майклсоны не по крови. Элайджа — наш приемный отец, поэтому вторая часть фамилии от него. — По его лицу прошла тень. — Был нашим приемным отцом.       — Прости, — неловко произнесла Элизабет, уже пожалев о том, что вообще решила спросить об этом. Получилось… мягко говоря, не очень.       — Пустяки, — повторил Элайджа, отмахнувшись. Наверное, просто уже научился жить с этой утратой. — Он навсегда останется в наших сердцах. — А потом он вдруг улыбнулся и неожиданно признался: — Наш родной отец назвал меня в честь своего сира, — Лиззи, кстати, только по контексту поняла, что речь идет о создателе кровной линии, никогда не слышала, чтобы его так называли, — а сестру — в честь своей сестры, так что… в память о них у нас остались и имена. И не только у нас.       — Меня и Ранду, ту мою подругу, назвали в честь наших бабушек, так что понимаю, — отозвалась Лиззи. Рука машинально потянулась к шее, девушка сжала кулон, который никогда не снимала, и медленно добавила: — А от отца… осталось только это. Я его даже не видела.       И вновь молчание, только еще более неловкое, чем в прошлый раз. Элайджа задумчиво смотрел на кулон, и Лиззи невольно сжала его еще крепче, а затем спрятала обратно под блузку, ревниво оберегая свою главную драгоценность, единственную вещь, связывающую ее с отцом. Новоиспеченный одноклассник провел рукой по лицу, как будто убирая какую-то пелену, а затем очаровательно улыбнулся и сказал:       — Я уверен, что твой отец был хорошим человеком.       И он встал, направившись обратно к школу, за секунду до того, как прозвенел звонок — потому и не удивил Лиззи. На входе Элайджу уже ждала его сестра, ревниво покосившаяся на Элизабет. На урок де Мартели-Майклсоны явно не торопились, так что так они и разошлись. А Лиззи… Лиззи не знала, что под наглухо застегнутым воротником рубашки Элайджи, воротом водолазки Авроры, на плечах Марселя и Финна, решившихся сделать татуировки, прячется так знакомая ей замысловатая буква «М».       Знак Майклсонов.