С Днем рождения, Паучок

      Жизнь больше не балует хорошим настроением, Питер жмурится от противного солнца, что так и норовит согреть. Пробираясь во все уголки комнаты, заливая ярким светом каждый миллиметр. Буквально облизывает всю комнату от края до края. Да, вот только осточертело ему это тепло. Стало чуждо и мерзко. Тепло вообще должно идти откуда-то изнутри, а если там пусто, то увы, вряд ли согреешься. Греют воспоминания и дорогие нам люди. Когда же память очерняется, а люди уходят, на все начинаешь смотреть по-другому, и чувства отчасти притупляются. Не то чтобы Паркер стал циником, просто без эмоций ночи проходят легче и дышится немного проще. Но даже это через какое-то время перестает спасать.       Питер медленно хрустит суставами, тянется, растягивая затёкшие ото сна мышцы, и открывает опухшие глаза. Затем где-то около пяти минут пялится в потолок, перебирая размытые ошмётки прошедшего кошмара в своей голове. Ничего необычного для уже приспособившегося находиться в этой среде человека. Когда Питер протягивает руку к телефону, в груди начинает неприятно тянуть. На разноцветном дисплее — десятое августа. Ничего хорошего в этой дате нет, ничего плохого тоже. Обычный день обычной недели. Просто его день рождения. Просто день, когда Паркер появился на свет, чтобы унести жизни пары достойных человек. Если бы его не было, всё было бы легче. И, возможно, достойные люди, которых он любил, сейчас были бы живы. Но он здесь и этого не изменить. И всё, что он может сделать, это стараться показать, что они ушли не зря. Что совершённый обмен действительно стоил чего-то дельного. И когда Питер задыхается в очередной галлюцинации — ощущение, будто каждый болезненно-адский вдох может стать последним, — мысли в эти моменты очень неоднозначные. Психолог сказал, что это нормально и пройдет. Знать бы только, когда пройдет.       Питер заторможенно роется в телефоне, стандартно проверяя почту. На ней, кстати, письмо, довольно странное.       Питер тянет с просмотром, ссылаясь на очередную рекламную рассылку, которая не вызывает особого желания к просмотру. Он упорно игнорирует, что файл весит пару гигабайт, не желая знать, что это и от кого. Медленно идя в ванную, Паркер думает, что можно просто проигнорировать этот день. Достаточно закинуть в себя пару таблеток снотворного, а, по желанию, запить чем-то высокоградусным. Но это так, по желанию, если совсем не захочется открывать глаза в ближайшее время.       Погружая заледеневшие руки в кипяток, Питер чувствует, как на секунду становится легче, всего на секунду. И все же на деле он один в квартире уже третью неделю, а Мэй и Хэппи проводят отчасти счастливый медовый месяц. Поводов для хотя бы маленькой радости сейчас должно быть достаточно, но внутри пусто, и это, к сожалению, не исправить. То, что Питер с его «максимализмом» воспринимает всё так близко к сердцу, он всё ещё не перерос. А жаль. Говорят, выработать привычку можно за две-три недели, а работает ли это ко всем ситуациям? Можно ли перенести недели на количество смертей, потому что если «да», то у Питера должна была выработаться привычка. Но её нет.        — Паршивая, выходит, была статья, — сам себе невзначай говорит Питер и немного нервно прыскает, выходя из ванной.       Потому что количество смертей подошло к четырём, а ему всё ещё слишком больно, совсем как в первый раз. Питер надеялся, что будет хоть немного легче, однако нет. Очень хочется ненавидеть себя за это. И всё же Питер самую малость понимает: пока ты чувствуешь в полной мере, ты действительно жив. Когда на душе ровно, начинаешь обесценивать всех и всё — это явно не лучшее, что происходит с людьми. Становиться чопорным и безнравственным — вот чего по-настоящему стоит бояться.       Питер зажмуривается от противного шарканья тапок, отгоняя звуковые абстрактные ассоциации. На пару секунд, всего на пару, Питер слышит, как земля ударяется о бархатный гроб. О гроб его наставника. Мёртвого уже второй месяц наставника, которого хоронили в костюме, потому что не смогли отделить раскуроченный металл от тела «Железного человека», который лежит уже изрядно подгнивший в двух футах под землёй и никогда не вернётся.       И все так абсурдно, Питер обсуждал с психологом все эти странные и непредсказуемые триггеры. Но это слишком, Паркер не хочет снова видеть его. Только не в гробу, и чтобы Морган снова случайно не оказалась рядом с этим странно-понимающим выражением лица. Дети не должны так смотреть на мертвецов, хотя Питер тоже так смотрел. Чёрт.       Его выворачивает подчистую. От ужаса или осознания — не важно. И это уже пятый раз за неделю, Мистер Уинстон будет недоволен. Но Питер рад тем мгновениям, когда сознание в шоковом состоянии даёт свободные пару минут. Голова такая пустая, и в груди ничего не сжимается от каждой случайной мысли. Словно возвращение в прошлое, где всё можно исправить хорошим поведением и оценками, а Нэду надо объяснить, почему «звезда смерти» переносится на завтра.       Но он здесь, а не в когда-то, где был искренне счастлив. Где в мыслях у него не фразы Пеппер из речи на похоронах, а глупая попса из радио. И он скучает по весёлому, заевшему бреду в своей голове.       После недолгой передышки и пары рывков до кухни Питер всё-таки возвращается к тому письму в попытке абстрагироваться. Он мог бы поесть, но не хочет зря переводить продукты. Поэтому лишь наливает сока, чтобы сахар поднялся. Ведь из-за его внезапного ассоциативного сбоя и так истощенный организм начал пускать тёмные круги перед глазами и белый шум в ушах. А Питер хочет отвлечься, даже если это какая-нибудь глупая реклама пластиковых окон, что кстати вполне вероятно. Расторопно кликая на письмо, Питер запоздало роняет:       Блять.       Письмо от Тони.       Резко захлопнув ноутбук, Питер попутно закрыл и глаза. В ушах снова звенит. А в голове неразбериха. Перед глазами заголовок письма.       С Днём Рождения, Паучок.       Питер хочет думать, что у него очередные галлюцинации. Но все происходящее не мираж, а, к сожалению, реальность. Он всё ещё сидит на кухне и сверлит дыры в закрытом ноутбуке. Это мог бы быть очень-очень глупый розыгрыш, Питер очень хочет, чтобы так и было. Но этим прозвищем звал его только Тони, да и почта Старка стояла в графе «отправитель», и Питеру приходится признать очевидное. Чего-то подобного стоило ожидать, а от Тони в особенности. Но сама ситуация проще не становится, либо очень болезненный шаг вперед, либо трусливый отступ назад. Оба варианта ни к чему хорошему не приведут, значит и нет смысла что-то решать. Сделав серию успокаивающих вдохов-выдохов, Паркер поднимает крышку ноутбука, еще раз оглядывает подпись и медленно включает запись. Ролик идёт три минуты, и, кажется, это будут самые долгие три минуты в его жизни.       Пару секунд изображение фокусируется, а затем картинка проясняется, и Питер вновь зажмуривается, лишь бы не смотреть. Но где-то внутри видео находит отклик, и Паркер начинает аккуратно открывать глаза. На видео Тони сидит напротив камеры и смотрит своими глубокими шоколадными глазами так проницательно, что Паркер невольно начинает грустно улыбаться ему в ответ. Лицо наставника режет по сердцу, оставляя шрамы. А Тони начинает говорить с нескончаемой болью в глазах, и это возвращает Питера в прошлое: в моменты, когда Старк зашивает его или пытается привести в сознание; обычно именно это выражение Питер видел, когда действие обезболивающих заканчивалось. И сейчас это видео грело и убивало его одновременно. Психотерапевт думал, что Питер сможет выгореть по отношению к Тони — не вышло. Тогда специалист предложил забыть Тони, словно это был воображаемый друг, которого Питер выдумал в пятилетнем возрасте, но уже забыл к десяти годам. И да, это правда помогало, пусть и совсем немного. Питера частично отпустили кошмары, и панические атаки сбавили оборот. Но, видимо, Питу придется жить с этим, потому что Старка не забудешь.       — С Днём Рождения, Питер, — Тони молчит пару секунд, собираясь с мыслями. — Я нахожусь очень близко к разгадке того, как вернуть тебя. И эти запутанные речи чернокнижника про «один единственный вариант» заставляют задуматься. То, что он отдал камень за мою жизнь, тоже склоняет в определённую сторону, — Старк на секунду закрывает глаза и немного грустно продолжает, — если ты смотришь это, значит, я не смогу сказать тебе это лично. — Наставник поджимает губы. — Это значит, что я умер.       Питер ставит видео на паузу и прячет лицо в ладонях. Если бы он знал, что встреча с Тони приведет его к психическим расстройствам, то отказался бы приближаться к нему и на милю. Потому что Тони — чума, а Питер ненавидит болеть. Паркер вновь смотрит на экран, зажмуривается, а затем перестаёт себе врать. Тони — та болячка, от которой не хочется лечиться. Потому что отказаться от Тони невозможно. Старк — наркотик, точно так же, как и чума. Достаточно пару раз попробовать, а дальше не отказаться. Уж слишком сладко и комфортно находиться в бреду. Они с Пеппер явно увязли в этом, любили его сильно и получали то же с удвоенной силой. После многогодового использования ломка началась сильнейшая. И все же сладким послевкусием для Пеппер, и горьким для Питера, была Морган.       Пеппер находила в ней утешение и стимул жить дальше, Питер же просто не мог быть рядом. Морган — чудесный ребенок, она мила в своих проявлениях и жадна до знаний. Но Питер смотрел на нее, а видел Тони. Девочка была слишком похожа на отца. Паркер просто не был готов. И это было ужасно несправедливо по отношению к ним обоим. Питер не мог смотреть на Морган и не видеть его, а девочка тянулась к своеобразной братской фигуре, но отклика не получала. Это несправедливо, но это жизнь. И Питер искренне надеялся, что когда-нибудь сможет увидеть ее настоящую, а не тень Тони.       — Знаешь, я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты не должен уходить в это горе с головой, я хочу, чтобы ты позаботился о Пеппер и Морган. Хочу, чтобы кто-то позаботился о тебе, — Тони пару секунд напряжённо трёт лицо. — Мне жаль, что так вышло, правда. Знай, что я люблю тебя. Ты моя семья, и я оставляю безопасность своей жены и дочери в твоих руках. Вы самое дорогое, что у меня было. — Наставник горько усмехается и бормочет себе в руки, видимо, не зная, что камера это записала. — Говорить о себе в прошлом времени, какой ужас… — Тони собирается с мыслями и продолжает. — Ты достоин самого лучшего, помни об этом, ладно? Свети для них так же ярко, как светил для меня. Пусть они знают, что ты лучшее, что случалось с ними. Я люблю тебя… — Старк запрокидывает голову и рвано вздыхает. — Не поверишь, как я соскучился. — Тони покусывает губы в попытке сдержать слёзы. — Позаботься о себе и о них, я буду скучать по вам очень-очень сильно. Но так нужно, простите меня. Будь счастлив, Карапуз, — Наставник улыбается сквозь слёзы. — Поздравляю с Днём Рождения, твой наставник Тони. — Старк качает головой, стирая слёзы. — Я люблю тебя…       Питеру бы впасть в отчаяние от новой весточки наставника, да только не получается. Послание похоже на надежду, но это не так. Надежды нет. Тони мёртв, и на этом жирная точка. Питеру бы плакать от накатившего бессилия, но сил на это нет. И Питер не хочет больше притворяться, сколько бы он не пытался, от этого не отстраниться и не забыть. Слишком сильно Питер любил и любит до сих пор. И он нуждается в этой боли больше, чем думает.       И снова Тони ставит все под сомнение, снова наставляет его. Снова рушит фальшь, за которой Питер пытался спрятаться. Что ж, это Старк, от него стоило ожидать чего-то подобного.       И Питер так соскучился по этому.