***
Зо Сахаал замер неподалеку от трона с восседающим на нем примархом. Как и всегда, у него перехватило дыхание, когда примарх заговорил. На секунду Сахаалу показалось, что отец вот-вот снова спросит про Севатара, но нет, Конрад Керз поинтересовался ходом строительства. Определенно, Корона Нокс положительно влияла на отца. После гибели на «Сумраке» Экры Треза в том самом бою с легионом Темных Ангелов, пропажи Севатара и заточения отца на Макрагге с примархом было порой затруднительно иметь дело. До обретения Короны. Ответственные лица рассказывали примарху о ходе строительства, примарх внимательно их слушал, а Сахаал смотрел на него, и сердца сжимались от тревоги и нежности. Скорбный изгиб губ — тяжесть знания о грядущем, неестественная худоба — от перенесенных испытаний, темные волосы — после плена на Макрагге Конрад Керз красил их. Падший Ангел, отвергнутый сын, измученный пророк, Сахаал все готов был отдать ему, своему генетическому отцу, стоило только попросить. Отец говорил что-то о давинитских колдунах, и Сахаал усилием воли заставлял себя вслушиваться. А вслушавшись — поверить и принять. Ведь отцу виднее, так? Если он хочет использовать их для строительства дворца, значит, так тому и быть.***
Расписной Граф довольно щурился и непроизвольно облизывался, глядя на завывающих колдунов. Он находился здесь как лидер достаточно крупного отряда, который к тому же сумел заполучить «Сумрак». Расписному Графу пришлось постепенно преодолевать сопротивление, начиная с Шенга и кончая самим «Сумраком», старым, упрямым, жестоким, но, как ни странно, не приемлющим демоническую порчу. В этом флагман Восьмого весьма походил на своего примарха. Графу оставалось только гадать, видит ли Конрад Керз, во что превратился Гендор Скраивок? И если да, то почему он все еще жив? Где-то в глубине души Расписной Граф ощутил внезапно отголоски мыслей Гендора Скраивока. Он все еще сопротивлялся, все еще надеялся избежать своей судьбы. Сейчас он смотрел на своего примарха глазами Расписного Графа, и Графа захлестнуло вдруг чужими ощущениями. Нежность и грусть, это было неожиданно чувствовать со стороны циника, убийцы и садиста со стажем, каковыми по факту были все легионеры Восьмого. И чувство вины, он подвел своего примарха, да, поддавшись демону. Злость, конечно, злость, Гендора Скраивока совершенно не устраивало текущее положение дел. Ничего, хмыкнул про себя Расписной Граф, рано или поздно это тело будет только его.***
Происходящее совсем не радовало Ловца Душ, Талоса Валкорана. Стоя за спиной сержанта Анрати, он мрачно созерцал толпу рыдающих и причитающих пленников, захваченных на Тсагуальсе и соседних системах. Они еще не знали, что их ждет. Талос тоже не знал. Он перевел взгляд на примарха. Конрад Керз выглядел спокойным и даже почти улыбался. Талосу было не по себе от этой улыбки. В который уже раз он задумался, как отец дошел до этого. Он мог бы быть блистательным сыном Императора, нести справедливость и возмездие, но стал убийцей и палачом. Талос с горечью усмехнулся своим мыслям. Тем временем примарх встал с трона и пошел вперед. Около пленников он остановился и внимательно оглядел их. Притихшие люди в страхе жались друг к другу под немигающим взглядом черных глаз примарха. Он молчал. Конрад протянул руку, и сервиторы выдернули из толпы девушку. Она рухнула перед ним на колени и замерла, не сводя с него огромных перепуганных глаз. Примарх протянул руку и почти нежно провел длинным бледным пальцем по мокрой от слез чумазой щеке. Со своего места Талос мог видеть, что девушка практически парализована ужасом. Но минуты шли, а ничего не происходило. Примарх задумчиво гладил девушку по щеке, девушка, не отрываясь, смотрела на него, и Талос понял, что она начала привыкать. Люди ко всему привыкают. А потом отец чуть повернулся, и от этого движения распахнулся плащ из перьев. Талос глазам своим не верил, перепуганная смертная смотрела на примарха с выражением, которое он затруднялся определить, но ближе всего подходили определения «жадность» и «восторг». Талоса выводило из себя осознание факта, что смертная посмела принизить примарха подобными эмоциями.***
Вандреда Анрати позабавила реакция братьев: злое шипение Сахаала, фырканье Ацербуса, недовольная мина Талоса. Другие реагировали не лучше. С точки зрения сержанта Анрати, примарх всегда знал, что делал, за исключением моментов, когда разум примарха отказывал. Сейчас явно был не тот случай. Примарх развернулся в их сторону, и Вандред слышал, как кто-то сбоку от него шумно сглатывает, а еще кто-то облизывается. Совершенство было девизом не их легиона, но все примархи — совершенные творения Императора, ложного Императора, поправился Вандред. Алебастрово-белое тело с рельефными мышцами, худое, но не слабое, совсем не слабое, особенно бледное на фоне черных перьев и черных волос. Вандред и сам смотрел на отца, как зачарованный, и знал, что все остальные смотрят на него точно так же. Примарх внезапно очнулся от задумчивости и обвел взглядом зал. Оценив увиденное, он улыбнулся той самой своей безжизненной улыбкой, не отражающейся в глазах. Затем примарх посмотрел на девушку, его рука застыла на уровне девичьей шеи. Вандред не заметил движение, но услышал легкий треск, и в следующий момент тело девушки со сломанной шеей мягко повалилось на рокритовый пол. — Ее судьба была иной, — мягко сказал отец, разглядывая остальных пленников. От ужаса они уже даже плакать не могли. — Делайте свое дело, — добавил примарх, обращаясь к колдунам. Колдуны завыли, а сервиторы начали хватать людей и колоть им, как понял Вандред, паралитик. Дети тянулись к родителям, мужья к женам, и за всем этим молча наблюдали Повелители Ночи. Обколотые паралитиком люди тем не менее могли кричать, и кричали. А затем сервиторы притащили чаны с рокритом. Вандред услышал, как за его спиной судорожно вздохнул Талос. Рокрит начали лить на людей, он застывал, но крики не прекращались, магия давинитов делала свое дело. Примарх явно этим наслаждался, и Вандред осторожно огляделся. Ацербус смотрел на происходящее с интересом, Сахаал — смотрел только на примарха, Талос явно был близок к тому, чтобы пожалеть несчастных. А вот Расписной Граф откровенно наслаждался зрелищем. Вандреда чуть не передернуло от внезапного отвращения. И когда примарх предложил кому-нибудь прогуляться по застывшему рокриту, Расписной Граф был первым. Он шел по лицам, навсегда сохранившим страдальческую гримасу, и голоса вопили от боли. Конрад Керз смеялся, глядя на это. А потом он вернулся к трону и сел на него. И от следующих его слов кровь застыла в жилах Повелителей Ночи. — Сцена готова, — сказал примарх.