Rewrite The Stars

— А что если я хочу переписать то, что предначертано звездами, Томми?! — горячо восклицает парень, который стоит внизу, посередине арены цирка. Вокруг — темнота, света прожекторов едва хватает, чтобы осветить арену внизу. Сейчас уже глубокая ночь, однако некоторым явно не до сна. Например — Томасу, который сейчас сидит на полотнах высоко под куполом цирка и поправляет сбившейся гимнастический бинт на левой руке. Меньше всего ему сейчас хочется, чтобы О’Брайен, главный помощник владельца цирка, где они оба работают, был здесь. — Я знаю, ты сейчас слышишь меня. Я сожалею о том, что произошло сегодня в театре… Томас громко фыркает. Эхо разносится по всему пустому и темному залу. — Я сожалею о том, что люди не могут принять нас такими, какие мы есть, Томми! — исправляется парень, отдергивая белую рубашку. — Но знаешь что? Мне глубоко плевать на них! Плевать на их мнение и предрассудки! — Плевать? То есть, и на завтрашние заголовки в газетах тебе тоже плевать? — Томас отдернул синие полотна и спустился ниже, а затем и вовсе спрыгнул на землю, засыпанную слоем опилок, — «Дилан О’Брайен, знаменитый драматург, влиятельный человек высшего света был замечен с простым мальчишкой из цирка, которого публично признал своим парнем», — передразнил он, — Тебе весело? А Дилан смеется только. Ну конечно, это же он — несерьезный, вечно на своей волне, лихой ветер, который всегда считал все свои проблемы в жизни — пустяками. И который сумел вскружить голову Сангстеру. Ну почему, почему Томас выбрал именно его — вечно лохматого, с россыпью родинок на лице и такими яркими, живыми озорными глазами..? — Оглянись вокруг, Дил. Кто ты, а кто я. — парень грустно вздыхает и перекручивает полотно вокруг руки. Секунда — и он уже в воздухе. — Пострадает твоя репутация. Да и вообще… Нереально все это. Это сейчас, под этим куполом мы можем быть сами собой… Но стоит только выйти в свет, между нами всегда будет стена. Твой статус и… мой пол. Дилан вдруг резко вздернул подбородок и перехватил конец полотна. Глаза блеснули ярким огоньком, а потом он чуть улыбнулся уголком губ. — Ты знаешь, я хочу тебя. Я не делаю из этого секрета, уверен, и ты хочешь меня. Так кто нас остановит, если мы решим быть вместе? Томас выдохнул, закрыв глаза. Дилан был прав. Их обоих влечет друг к другу, и дело тут не только в дружбе между просто коллегами. Томас до безумия хотел Дилана. Потому что влюбился. Потому что и дня прожить не может без его шуток и карих глаз. Потому что его голос заставляет биться сердце в три раза быстрее обычного. И парить — не только на полотнах во время репетиций и выступлений, но и душой. Руки сами слабеют, давая спуститься ниже. Томас цепляется ногами за полотна, перекручивает и переворачивается сам, повисая вниз головой — напротив Дилана. Сдается — разрешает себе доверится ему, плыть по течению, потому что сам устал от косых взглядов и запрета просто любить. Мягкие губы накрывают его собственные. Они так давно хотели, так мечтали… Столько нежности, столько любви было в этом поцелуе, что Томас буквально плавился. Вот чужой язык уже забрался в его рот, и парень не выдержал… Вернее, не удержался. На полотнах. Упал, и Томас был просто готов поклясться, что это было самое неловкое и глупое падение за всю его жизнь. — Циркач мой, — Дилан улыбнулся, садясь рядом и стал выбирать опилки из светлых волос мальчишки. Томас тихо рассмеялся, поймал чужую руку и переплел со своей концом синего полотна, завязав узел. «Твой».