Про китайского врача

       У одного старого китайца тело за мозгом не поспевало. То есть не то чтобы он сильно заторможенный был, а просто мозг у него работал вдвое быстрее всего остального организма. Бывало сидит он, смотрит на что-нибудь, потом хочет взгляд перевести, а глаза все еще на прежнее место смотрят. Или работает он у себя в хозяйстве и думает, что надо бы уже чего-нибудь покушать, а на деле рано еще - просто по внутренним, умственным часам у него уже полдень, а в животе еще прежняя еда с завтрака не переварена, так что приходится ждать пару часов. Не настоящих часов, опять же. Понятное дело, жить ему с таким устройством организма было странно и некомфортно.        И само собой разумеется, что рано или поздно его крайне необычным случаем заинтересовались где следует. Приехал к нему в деревню врач, молодой совсем парень, но обходительный и вежливый. Зашел в дом, поздоровался по всем правилам, назвал себя и начал расспрашивать, как старик дошел до жизни такой, чем питается и не падал ли в детстве с лежанки головой вниз. Спрашивать по несколько раз приходилось, внятно и отчетливо - уши ведь до мозга информацию когда еще донесут, а дедушка старый, отвлекается быстро. Склероз, о чем говорить.        - Плохо дело мое, господин мой молодой, - грустно сказал дед наконец, сидя у себя на лежанке, с которой падать никогда и не думал. - Много лет жил я честно, свое место в мире знал, предков чтил, сяо соблюдал, и никогда бы со мной такой беде не случиться, кабы не маленький господин Кэкэбэнэн, что во мне сидит. Это он все мои косточки и жилочки крепкими пальцами держит, не отпуская, чтобы не поспевали они за мыслью моей. И просил я его, и грозил, и Царя Небо молил об избавлении - все впустую. Скользкий он, господин Кэкэбэнэн, верткий и говорит все время вежливо так, будто сборщик арендной платы, которому ты за три года задолжал, и не отпускает, злодей, ни на секунду. Так вот и маюсь.        - Интересный случай, - вежливо отвечает врач. - Надо мне поразмыслить, как на этого господина Кэкэбэнэна управу найти. Впрочем, одно средство навскидку я себе уже представляю. Есть ли у вас, старче, тут поблизости тудишэнева кумирня, в которую регулярно жертвы вносятся?        - Есть, как не быть, - говорит старик. - Да только старая совсем, скоро развалится. Забыли люди своих предков, не хотят ушедших духов чтить. Последние годы, почитай, один я подношения туда и вношу. Там она, за дынной бахчой да еще за пригорком, у опушки леса.        Врач поблагодарил старика, вышел из дому и пошел в кумирню. Та и впрямь была на последнем, как говорится, выдохе - подгнившая, некрашеная, один столб у навеса обвалился, остальные покосились. Тропка к ней бурьяном заросла, видно, что даже нахальные мальчишки сюда давно не бегают. Только перед алтарем старая глиняная миска стоит, а в ней горстка тухлого риса - дедово подношение. Сел лекарь перед этой миской, сотворил молитву по всем правилам, достал из саквояжа лист рисовой бумаги, планшет и шариковую ручку. Нарисовал он на листе Великий Предел и священные триграммы по углам, а на оборотной стороне написал:        "Сей молитвой я, слуга полководца рода людского, вам, господин Кэкэбэнэн, по всем канонам учтивости представляюсь. Царь Небо над нами, Царица Земля под ногами, посредине мы с вами. Знаете ли вы, что это значит? Вы ли это? Отзовитесь, отмалчиваться невежливо."        "Знать не знаю, ведать не ведаю, и действительно я господин Кэкэбэнэн из Силяна, - написал невидимой рукой господин Кэкэбэнэн между его строчек. - А какая у тебя, молодой господин, во мне может быть нужда? Денег я тебе не должен, на свадьбу ты меня к себе не звал. Или просто поговорить охота?"        "Действительно, охота мне с вами поговорить, - ответил врач, шурша ручкой. - И не по поводу свадьбы или денег, а как специалисту. Дивлюсь я на вас: и что вам, господин Кэкэбэнэн, в жизни за удовольствие старого человека изводить? Думает быстро - так пускай и все остальное быстро делает, имеет право. Отпустили бы вы его, пускай доживает себе с миром."        "Рассмешил ты меня изрядно, - отозвался господин Кэкэбэнэн. - А я уже и впрямь подумал, что вижу знающего мужа! Разве не понял ты, что этот старик - не человек, а лис, который отвел тебе глаза? Играть с людьми шутки для них извечная забава. Вот потому я и держу его, словно клещами, ни на мгновение не отпуская, чтобы не было у него сил насмехаться над добрым народом. И только слов Царя Небо я послушаю, а станет ли он заступаться за обманщика - очень большой вопрос."        "Может, он и обманщик, - заметил доктор, - но все равно вы затеяли нехорошее. И не могу я за него не просить, потому что в данный момент он для меня не лис и не человек, а просто хворый старик. И прошу учесть, господин Кэкэбэнэн, что не будь он тем, что он есть, то и вас самого тоже бы не было. Вам-то какая выгода от его невзгоды? Вы ведь сами тоже не человек."        "Может, я и не человек, - ответил господин Кэкэбэнэн, - но за то, что я есть, держусь крепко. Мудро ты заметил: с человечьей болезнью так просто не поговоришь, как с лисьей, вроде меня. Но подумай, молодой господин: вот отпущу я его - и куда я денусь? Я ведь не настоящий и возник только потому, что он захворал, а захворал он потому, что я появился. А быть мне очень охота, гораздо больше нравится, чем не существовать. Так что иди себе с миром, юноша, и не мешай мне мучить этого рыжего негодника. Он от этого все-таки не исчезнет."        И врач действительно пошел - еще быстрее, потому что к тому времени уже быстрыми шагами возвращался в деревню. Кумирня-то ему давно без надобности была, он в ней только разговор завязал - чего в ней еще сидеть-то? Только антисанитарию разводить. Про господина Кэкэбэнэна он почти сразу все понял, кто он, что он есть и где сидит - по почерку, по манере разговора, по интервалам между иероглифами. А кто на ходу ручкой по бумаге писать не умеет, тому в китайском Минздраве делать нечего. Это вам не тушью мазюкать.        "Есть правда в ваших, господин Кэкэбэнэн, словах, - начертал он торопливо, входя в дом и приближаясь к дедовой лежанке, - только согласиться с ними мне клятва врача не велит. Не могу я лицо потерять перед больным. Простите."        С этими словами оголил он деду спину, ткнул несколько раз пальцами вокруг того самого нервного узла, в котором болезнь сидела, и пропала в ту же секунду у того связь с телом. Выпал из старика господин Кэкэбэнэн - маленький, скользкий, ругающийся слабым голосом - и исчез, поскольку и не было его на самом деле. Врач тут же ткнул еще в пару мест и восстановил нервные цепочки. Разогнул спину старик, вздохнул и рассмеялся радостно.        - Спасибо тебе, - говорит, - за возвращенное здоровье, сынок. До скончания века помнить тебя буду.        - За спасибо-то оно, конечно, пожалуйста, - говорит врач. - Работа такая. А только зря вы, дедушка, не сказали, что вы на самом деле не человек, а лис. Нельзя такие вещи от докторов утаивать. Может нехорошо с диагнозом получиться и с терапией. Зачем скрывали?        Дед тотчас же нахмурился, ровно и не смеялся никогда. Выпрямился во весь рост и посмотрел на доктора сверху вниз.        - Не лезь, - отвечает, - в материи выше твоего человечьего разумения.        - По поводу моего разумения у меня мнение особое, - говорит на это молодой доктор. - И мнение это такое, что вы, уважаемый, при всей вашей высшей сущности, ваших чарах и могуществе с господином Кэкэбэнэном не сладили, а я совладал. Мнение, заметьте, не абы чем, а медицинскими фактами подкреплено. Так что кто в этом доме и о чем разумеет больше - это очень большой вопрос. Вам так не кажется?        Из деда от его слов будто весь воздух выпустили. Уселся он обратно на лежанку, вздохнул горестно и глаза опустил. И сразу стало видно, что тень от него на стене маленькая, ушастая и хвостатая.        - Уел ты меня, молодой господин, - отвечает печально. - Уж на что я, старый, гору земли в гору золота одним взмахом хвоста превратить могу, а не справиться бы мне без тебя с лиходеем. А ты думаешь, легко мне это признавать? Как сотворил нас когда-то Царь Небо выше вас, так и привыкли, что во всем смыслим больше. Да когда то было-то? Лет этак с тысячу назад. Одна только гордыня старческая и осталась.        - Гордыня - случай немедицинский, - говорит врач. - А только зачем вам тогда, почтенный, человечье тело, если оно у вас такое хворое? Мне, опять же, голову морочите с какой-то радости. Вы бы перекинулись обратно, от вас бы и господин Кэкэбэнэн мигом отвалился. Долго ли?        Снова вздохнул от этих его слов старый лис.        - Страшное это искушение, - говорит, - жить в человечьем теле. Даже не так - человеком стать. Чем дольше так живешь, тем меньше обратно превращаться охота. Видимо, оттого и господин Кэкэбэнэн ко мне прицепился, чтобы не забывал я, кто я на самом деле есть. Мы ведь издревле за вами наблюдаем из горных лесов. Странно и удивительно нам, как вы с окружающим миром из века в век сражаетесь и побеждаете. Мы только себя изменяем да чары можем навести, а вы всю Вселенную в самих себя превращаете. Где были болота да чащоба, сейчас города, железные дороги через пропасти тянутся. А ведь кто вы от природы? Обезьяны бесхвостые, да и только. И все же можете вы теперь больше, чем мы. И какой тогда смысл в этом - быть нами?        - Смысл невеликий, - согласился врач. - Но разгадать эту загадку несложно, уважаемый. Мы можем больше, чем вы, потому что вам от природы дано больше, чем нам. Ну скажите на милость, какой лисе в голову бы пришло железную дорогу за сто тысяч ли тянуть, если вы это расстояние на журавлиных крыльях пролетаете или подземными тропами пробегаете за полдня? Мы вот не пробегаем, потому и строим. И теперь это наш мир, а вам в нем место есть ровно настолько, насколько вы нам полезны, интересны и не мешаете.        И с этими словами хлопнул он в ладоши, и сейчас же сквозь иллюзорные стены лисьей берлоги прошло полтора десятка молодых людей, крепких и решительных. Врач-то еще заранее догадался, с кем дело имеет, ведь все эти лисьи штучки - они давно по сказкам и преданиям известны: как выглядят, как распознать, как не дать себя обмануть. Взяли они вежливо старого лиса под белы рученьки и увезли с собой в Пекин, где посадят его в комнату с прозрачной стеной, будут изучать, расспрашивать и подбирать ключики ко всем этим хитрым лисьим механизмам. А лачуга его сперва в восхитительный дворец превратилась, а потом - в грязное гнездо из кустов, где вокруг куриные кости и мусор валяются. Что со зверя взять? Все они так жили испокон веков и жить будут до конца Земли, когда человечество с умирающей планеты окончательно в космос переберется. А может, и дальше будут жить, если с людьми вежливо попросятся.