Un Amore Cosi' Grande

      Табачный дым медленно рассеивался перед его глазами в безветрии; стоял холодный осенний вечер, и даже лёгкое дуновение ветерка не колыхало мёртвые листья, всё ещё цеплявшиеся за ветви лимонного дерева, растущего перед богатым садом Ризотто. По его словам, оно должно было достигнуть своего пика к концу зимы или началу весны, и Прошутто не терпелось увидеть, как оно будет выглядеть в цвету и приносить плоды. Насколько хорошо он знал, как ухаживать за цветами, настолько новой областью, в которой ему ещё не приходилось попробовать себя, для него были фрукты и овощи. Этот сад был первым, что Ризотто показал ему, когда впервые пригласил его к себе домой, и как это воспоминание, так и мысли о том, что, возможно, в будущем он будет ухаживать за этим садом, вызывали лёгкую улыбку на его губах.       Ах, но разве сейчас это имело значение? Он не знал, отчего так сосредоточился на воспоминаниях, когда его бойфренд находился всего в нескольких метрах от него, в своём домашнем офисе. За своим компьютером. Весь вечер. Уже давно прошло время ужина, а они ещё даже не принимали ванну. Ох, вот почему. Он был слишком занят работой, или что он там делал, чтобы удостоить его хотя бы толикой внимания. Возможно, он возражал бы меньше, если бы сегодняшний вечер был единичным случаем, но это повторялось уже на протяжении недели и раздражало Прошутто до такой степени, что он начал жалеть, что не ушёл к себе домой.       Это был первый раз, когда он чувствовал себя настолько лишним в их отношениях. Конечно, они встречались всего три месяца, так что это было относительно короткое время, чтобы иметь большие разногласия — к счастью, они довольно хорошо ладили по большей части, — но эта ситуация оказалась для него новым испытанием. Прошутто не имел ни малейшего желания совать нос в дела Ризотто или отвлекать его от работы, ведь быть главой страховой компании определённо было нелегко, но он также чувствовал, что вытерпел уже достаточно. А на самом ли деле он работал? Прошутто не был уверен, что Ризотто ничего от него не скрывал, а сам он никогда его не спрашивал. Но всё же, чем он мог быть занят всё это время?       Оставив окурок в стеклянной пепельнице, он направился в кабинет Ризотто, его терпение было уже на пределе и становилось всё более зыбким, чем больше он об этом думал, грозясь лопнуть, когда он, войдя в комнату, увидел, как Ризотто сосредоточен на мониторе.       — Могу я спросить у тебя кое-что? — начал Прошутто, остановившись у стеклянного стола и прислонившись к нему боком, скрещивая руки на груди. — Чем таким важным ты занят, что собираешься провести всю ночь, приклеившись к монитору? Честно говоря, я не хочу мешать тебе работать, или что ты там делаешь, но если так и будет продолжаться, то я предпочёл бы ничего не делать у себя дома.       Если бы он сказал, что не собирался говорить это с горечью, то это, вероятно, было бы расценено как ложь. Но он приложил некоторые усилия, чтобы немного подсластить свои слова.       — Я и не думал, что тебя это так сильно беспокоит, — сказал Ризотто, как всегда спокойно, поднимая глаза и закрывая крышку ноутбука. — Я помогал коллеге кое с чем, о чём он меня попросил, — он встал, возвышаясь над более низкой фигурой Прошутто.       — Ну, может, в первые пару дней не беспокоило. Но пять дней, Ризотто? — Прошутто изогнул бровь. — Думаешь, я прихожу сюда бездельничать, играя на твоём пианино или пересчитывая опавшие листья в твоём саду?       — Знаю, что не за этим, хотя мне и нравится слушать, как ты играешь, — это был честный ответ, и Прошутто знал это, поэтому он фыркнул себе под нос.       — И с чем ты помогаешь своему другу? Что-то по работе?       — Нет, — ответил он, пропуская пальцы сквозь серебристые пряди своих волос. Он выглядел уставшим, и Прошутто только сейчас заметил это. — Он собирается замуж за моего ассистента, Джелато, ты его знаешь, — Прошутто кивнул в подтверждение. — Ему потребовалась помощь по некоторым вопросам, и я подыскивал кое-какие контакты, которые могли бы ему пригодиться.       — Хах, понятно, — манеры Прошутто немного смягчились, но не так быстро. — И откуда же у тебя контакты такого рода? — он издал короткий сухой смешок. — У тебя есть опыт в этом деле, и ты мне не сказал?       — Нет, — снова невозмутимо сказал он, совсем не взволнованный тоном или подтекстом Прошутто. — Некоторые из моих клиентов — компании по организации свадеб, и я просто собирал у них информацию, прежде чем дать их контакты Сорбету, жениху Джелато. Вот и всё.       — Хм, — что ж, теперь Прошутто чувствовал себя глупо. Но к чёрту всё, он имел полное право сомневаться и всё ещё злился. — Ты уже закончил с этим?       — На самом деле, я закончил как раз в тот момент, когда ты вошёл в комнату, — признался он, положив руки на бока Прошутто, который, в свою очередь, даже не шелохнулся. — Больше меня не будут отвлекать.       — О, хорошо. Тогда можешь приготовить ужин, потому что я сначала приму ванну, — он просто не мог держать в узде свою капризную сторону в такие моменты. Она была сильнее него.       Он попытался уйти, но Ризотто обхватил пальцами его запястье, мягко притянув его к себе и обхватив за талию свободной рукой, не позволяя уйти так просто.       — Ты всё ещё злишься? — спросил Ризотто, бережно держа пальцами подбородок Прошутто.       — Что если да? — возразил он, но не встретился с ним взглядом. Да как он смеет так легко разрушать его защиту? Но даже в этом случае Прошутто не позволил бы ему так безапелляционно добиться своего.       — Я хочу знать, почему.       — А я не хочу говорить, — ответил он, теперь глядя на него с некоторым упрямством, ясно видимым в его синих глазах. Ризотто любил эти глаза и то, как они ярко блестели при любом освещении. — Ты игнорировал меня в течение грёбаной недели и даже не удосужился сказать мне причину, пока я сам не спросил. По крайней мере, твоё оправдание было обоснованным, могло быть и хуже. Но твоё пренебрежение всё равно было довольно дерьмовым. А теперь, — он высвободился из хватки, отстраняясь, чтобы уйти, — с твоего позволения, я приготовлю ванну, которую жду уже два часа, потому что кое-кто всё никак не мог отлепить задницу от своего проклятого стула.       Прошутто скрылся за дверью и направился в холл, его глаза щипало от гнева. Тот факт, что он и сам чувствовал вину, тоже выводил его из себя. Он с самого начала мог бы просто спросить, но, опять-таки, по какой-то глупой причине не сделал этого, и всё вылилось в ссору из-за какого-то глупого дерьма только потому, что он не хотел вмешиваться. И он понимал, что перегнул палку, но, с другой стороны, всё это время он сдерживал эмоции в себе, так что ничего не мог с собой поделать.       Ванна была уже готова к тому времени, как Прошутто закончил раздеваться, и он заметил, что Ризотто наблюдал за ним с порога, скрестив руки на груди. И от того, что он так хорошо выглядел — усталый и всё ещё в рабочей одежде, — блондин не мог больше продолжать сердиться на него.       — Я могу присоединиться к тебе? — спросил Ризотто своим глубоким голосом, и теплота в нём в какой-то мере смягчила Прошутто. Он не мог сказать «нет», поэтому, после минутного притворного раздумья, просто кивнул.       Ризотто вошёл в большую ванную и начал расстёгивать свою рубашку, но Прошутто прервал его, взяв эту задачу на себя, сосредотачивая взгляд на каждой пуговице, которую он вынимал из петли, избегая чужого взгляда любой ценой. Ризотто молча наблюдал за ним с большим интересом и, воспользовавшись случаем, распустил собранные в небрежный пучок волосы блондина, оставив их ниспадать так, как ему больше всего нравилось.       — Я совсем не хотел разозлить тебя своими действиями, — смиренно признался Ризотто, пока его классическая рубашка сползала с плеч и рук, падая на белый мраморный пол. — Прости меня за моё безразличие к твоим потребностям. Я больше не повторю этой ошибки.       Только тогда Прошутто поднял глаза; его пальцы всё ещё были заняты расстёгиванием ремня Ризотто, чтобы он мог добраться до брюк и раздеть его полностью. Он знал, что эти слова были искренними, и чувствовал, что от них его разочарование немного утихло — несмотря на то, что он чувствовал себя откровенно неловко из-за того, что вёл себя как ревнивый избалованный выродок.       — Извинения приняты.       Тем не менее, кое-что всё ещё было не так, и Ризотто был достаточно наблюдателен, чтобы сказать, что именно. Прошутто вошёл в ванну первым, окунаясь в горячую воду с довольным вздохом. Ризотто последовал его примеру, прислоняясь спиной к противоположной стороне ванны и на мгновение откидывая голову назад.       — Иди ко мне, — позвал он спокойным и ласковым голосом, словно обращался к ребёнку, но уважал его как взрослого.       Прошутто сдался через мгновение, придвигаясь ближе в воде и удобно устраиваясь, прислонившись спиной к широкой груди Ризотто. Ах, что правда, то правда — он так сильно обожал его тело, так сильно обожал его самого. И именно это его пугало — он любил слишком сильно.       — Что ещё я могу сделать, чтобы ты успокоился? — спросил Ризотто у самого уха Прошутто, устраивая подбородок на его плече и обнимая его тонкую талию со спины.       — Сдержать своё слово, — ответил Прошутто и добавил, повернув голову и встречаясь с его взглядом с близкого расстояния: — И поцеловать меня.       Ризотто не стал раздумывать дважды — одна из немногих ситуаций, когда он действовал особо не думая, и это было только к лучшему — и завладел губами Прошутто, медленно, но решительно, тепло губ друг друга приводило их обоих в приятное оцепенение; языки играли друг с другом, кружа в танце посреди этого обмена ласками, который всегда, всегда заставлял сердце Прошутто биться быстрее.       — Я серьёзен с тобой, Прошутто, — произнёс Ризотто в его губы, встречаясь с ним взглядом из-под полуприкрытых век. — Я хочу построить будущее с тобой. Меня не волнует, сколько времени это займёт или как долго ты заставишь меня ждать, если считаешь, что ещё слишком рано. Я знаю, чего я хочу, и я никогда ещё не хотел ничего подобного ни с кем.       От этих слов Прошутто едва не затошнило. Не потому, что услышанное ему не понравилось — наоборот, — просто это было так неожиданно, что ему понадобилось время на то, чтобы основательно это переварить. Это был первый раз, когда ему говорили такое. Это было странно, приятно, но всё же странно. У Прошутто было немного друзей, поскольку он в целом никогда не проявлял особого интереса к длительным отношениям, и именно поэтому для него была так важна его работа. Ухаживать за растениями было проще, чем за живыми людьми. Растения не требовали ничего, кроме света и воды. Живые люди были гораздо проблематичнее в этом плане. Но то, что он чувствовал к Ризотто, было сильным, даже, можно сказать, поглощающим. И это объясняло, почему ему было так трудно совладать с собственными эмоциями в такие моменты, как этот.       Наконец, он высунул руку из-под воды, чтобы убрать с лица Ризотто его серебристые волосы, подальше от глаз, которые смотрели на него так страстно — теперь он мог это сказать.       — Знаешь, в том, что произошло, есть и моя вина. Я мог бы, опять-таки, просто спросить и избежать всей этой дерьмовой ситуации, но я этого не сделал, — Прошутто вздохнул и закатил глаза, злясь на самого себя. — Я говорю это потому, что знаю свои ограничения. Я не очень-то умею открываться. И я знаю, что у тебя есть бесконечный запас терпения, чтобы справляться с моим дерьмом, и я действительно ценю это больше, чем даю тебе знать, но, — он нёс бессвязный бред и знал это. — По правде говоря, я тоже никогда не хотел ничего подобного ни с кем другим. И это пугает меня до усрачки, потому что я никогда ни к кому не привязывался. Но в итоге я закатываю скандал из-за того, что ты проводишь больше времени со своим дурацким компьютером, чем со мной. Честно говоря, это ново даже для меня. Обычно я не настолько глуп.       — В этом нет ничего глупого, — выслушав всё, Ризотто ответил мягко, даже ласково, умиляясь тем, как взволнованно выглядел Прошутто, но комментировать это сейчас не стал. — Нам обоим непривычны ситуации такого рода, и мы не знаем, что в таких случаях делать, но я считаю, что разговоры будут лучшим, что поможет нам привыкнуть.       «Прагматично, как всегда», — подумал Прошутто, — «но тем не менее правильно».       — Я ни в коем случае не стану осуждать тебя за то, что ты говоришь мне, независимо от момента или обстоятельств. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя любимым и важным, Прошутто, — взяв его за подбородок, Ризотто заглянул в его глаза. — Потому что я чувствую себя именно так с тобой.       Прошутто был готов взорваться, теперь он не мог даже мыслить ясно, столкнувшись с признанием такого масштаба. Было ли это расплатой за то, что он вёл себя с ним как мудак несколько минут назад? Потому что, чёрт возьми, Прошутто не просил всех этих чувств, переполняющих его грудь и заставляющих его краснеть так сильно, как никогда раньше.       — Блять, — он невольно рассмеялся. — Я не могу с тобой тягаться, не так ли? Или даже думать о том, чтобы злиться на тебя, когда ты говоришь такие вещи, — Ризотто не был уверен, что понял его, но, судя по тому, что Прошутто переместился, усаживаясь к нему на колени, обнимая его за шею и целуя так горячо, как он только мог, это точно было положительным моментом. — Ты заставляешь меня чувствовать то же самое, и именно поэтому я так боюсь. Что если ты найдёшь кого-то, с кем будет легче, чем со мной? Что, честно говоря, не составит труда. Я не знаю, что сделаю с собой, если это случится.       — Мне не нужен никто другой, — дал понять Ризотто, обвив руками талию блондина и поудобнее устраивая его на себе. — Я готов повторять это столько, сколько потребуется, пока ты не поверишь мне.       — Возможно, я могу притвориться, что поверил тебе сейчас, — поддразнил он, и Ризотто, покрывавший его шею страстными, щекочущими поцелуями, остановился, чтобы посмотреть на него. — Потому что я действительно люблю тебя. Очень. Иначе ушёл бы домой гораздо раньше, насрав на всё и даже не потрудившись сказать тебе.       — Я заставлю тебя поверить мне, — прошептал Ризотто во влажную кожу Прошутто, поглаживая пальцами его бока, заставляя его вздрагивать и вздыхать. — Не словами, если их недостаточно.       — Хмм, — довольно промурлыкал блондин, прикрыв глаза. — Значит, действиями?       Ризотто кивнул, его губы продолжали оставлять пылкие поцелуи вдоль линии плеча Прошутто, пальцы ласкали его бёдра под водой.       Вздохи Прошутто становились тяжелее, дыхание прерывалось, когда умелые пальцы Ризотто провоцировали и распаляли его самые чувствительные места, а рот скользил по его обнажённой груди к одному из розоватых отвердевших сосков. Его язык медленно ласкал упругую кожу, заставляя блондина стонать, ибо эти нежные ласки были столь же восхитительны, сколь и мучительны. Ризотто был хорош в этом, он заставлял хотеть его, страстно желать его. Заставлял просить его.       — Хватит дразнить меня, Ризотто, — хрипло взмолился Прошутто, его веки были полуопущены, губы приоткрыты, щёки раскраснелись.       — Скажи мне, чего ты хочешь, — ответил тот осипшим голосом, и Прошутто невольно издал смешок с ухмылкой на губах — той, которая смущала моментально. Ризотто хотел услышать это, не так ли?       — Тебя, — его тонкие пальцы обхватили чужую шею с обеих сторон, его рот нашёл чужой рот, их лица были так близко друг к другу, дыхание смешалось. — Я хочу тебя. Всего тебя. И лучше тебе трахнуть меня, потому что я, блять, с ума сойду, если ты этого не сделаешь.       Ризотто ничего не сказал, но бесстыжая ухмылка, появившаяся на его губах, говорила громче любых слов. Прошутто получит всё, о чём он просит, и даже больше, в этом он был уверен. Не было таких вещей, которые Ризотто не мог бы дать ему.       Так, они даже не выходили из ванны, чтобы перенести дальнейшие действия в более подходящее место; громкие стоны Прошутто разносились по ванной, отдаваясь эхом от кафельных стен, его пальцы цеплялись за чужую широкую, загорелую спину. Вода беспрерывно выплёскивалась на мраморный пол, и этот звук аккомпанировал Прошутто и Ризотто, их дыхание становилось всё тяжелее с приближающейся разрядкой.       Ризотто сдержал своё слово, в особенности в этот вечер, показывая Прошутто все разнообразные способы, которыми он мог доказать своё желание, свою привязанность, свою верность ему, снова и снова, задыхаясь, но завершая каждый раз в удовлетворении на его широкой кровати, переплетаясь телами и даже после всего продолжая делиться страстными поцелуями.       Что ж, Прошутто больше не мог сказать, что не верит ему, не так ли? Не в этот момент, по крайней мере. С другой стороны, он вполне мог просить доказательств снова и снова, сколько бы ни захотел, когда бы ни захотел — и он наверняка захочет этого ещё не раз.