Joint

Генри с удивлением наблюдал, как его друг глубоко затянулся джойнтом*, скрученным за пару минут на коленях. Терпкий вяжущий запах травы заполнил комнату, в голову словно ударило. Пахло чем-то до ужаса приторным так, что еще и подкатила тошнота. Бауэрс поморщился, а потом закашлял. − Какие мы нежные, − высоким наигранным голосом проговорил Патрик. − Ну и дерьмо, и давно ты это куришь? − Папочка-Генри недоволен, что детишки балуются травкой? Ой-ей-ей! – парень заржал, громко и раскатисто, запрокинув патлатую голову наверх, а затем ударился о деревянную спинку узкой кровати затылком. Он зашипел и выругался, потер ушибленное место и вновь затянулся. В ответ Генри лишь закатил глаза. Бауэрс покрутил в руках дротик, замахнулся и промазал: чертова бесполезная штука приземлилась рядом с пустыми банками из-под пива и засаленными и местами порванными журналами с откровенным содержанием, так интересующими подростков. Светловолосый цокнул языком и уныло посмотрел на свою гениально придуманную мишень, − оторванную и в нескольких местах даже прожженную обложку от учебника по математике – висевшую на двери. Рядом с ней, уже на стенах и скошенном потолке (так как комната находилась под самой крышей) красовались яркие постеры с изображением различных металл-групп вроде Metallica, Slayer или Megadeth. Их было такое большое количество, что, казалось, они заменяли обои, бросаясь в глаза неимоверной грубостью и агрессией, присущими самому Бауэрсу. − Ну так? – проговорил Хокстеттер. Генри вопросительно посмотрел на друга, когда Патрик уже протягивал ему самокрутку. Светловолосый снова поморщился, но нехотя взял ее. Гипнотизировал косяк еще несколько секунд, но, услышав недовольное «Чувааак, не будь таким же занудой, как наш чертов астматик-Эдди!», немного разозлился при упоминании неудачников и затянулся – сразу и глубоко. Генри поначалу закашлялся, как будто вообще никогда не курил (хотя это было далеко не так), потом посидел где-то с минуту, просто смотря перед собой. Не сказать, чтобы эффект был слишком заметен, но сознание эта дрянь явно тормозила. Из прострации его вывел голос брюнета. − Ну как? Вставило? - Патрик улыбался во весь рот и с интересом заглядывал в лицо Генри. − Кроме тошноты ничего не чувствую, - ответил Бауэрс. − А это мы сейчас и проверим. Слушай: если ты стоишь спиной к северу и лицом к югу, что ты увидишь с левой руки? Молчание. − Пальцы, − торжествующе нарушил тишину Хокстеттер. Генри сначала напрягся, все-таки трава действительно затупляет и затуманивает мысли, затем как будто прозрел. Сначала уголки его губ слегка подрагивали, изо рта доносилось лишь тихое хихиканье, потом он прыснул и начать смеяться, как вне себя. Все тело сотрясалось, хихиканье превратилось в откровенный ржач, а из глаз полились слезы. «Ох, черт, как же это тупо!» - с трудом сквозь смех проговорил он. Теперь начал угорать и Патрик. «Работает, чувак, работает! Я же говорил!» - прокричал он и снова залился неостановимым смехом. Перед глазами немного плыло, но отупляющая радость не исчезала, а, наоборот, крепла с каждой новой идиотской шуткой. У Генри так заболел живот от смеха, что он сначала согнулся пополам, а потом, сам того не понимая, откинулся назад прямо на Хокстеттера, который лежал на противоположном краю кровати возле стены, расположив пепельницу с косяком на груди и понемногу замолкая. Голова Бауэрса оказалась прямо на его животе, парень продолжал заливаться громким и беспричинным хохотом, он так выдохся, что из его горла уже начали доноситься хрипы. Что же касается его друга, тот успокоился и задумчиво глядел на светловолосого. Когда последний лежал у Патрика на животе, брюнет запустил свою руку в волосы Бауэрса. Генри, пытаясь отдышаться, перевел взгляд на Хокстеттера, который все так же спокойно продолжал перебирать светлые густые локоны. Сначала он касался челки, а затем переместился уже на лоб, легонько дотрагиваясь холодной, почти ледяной, рукой. Она мягко легла на щеку, поглаживая ее большим пальцем. Бауэрс тем временем окончательно притих, было слышно только его сопение. Он поймал на себе затуманенный взгляд Патрика и смутился, не понимая действий своего приятеля, однако говорить ничего не стал. Ему нравилось? Конечно же, нравилось, пускай это даже казалось чем-то неправильным. Чем-то, о чем всегда с такой необъяснимой злобой говорили окружающие, на что накидывались, как стервятники на свою добычу, и что, конечно же, влияло и на Бауэрса. Но какими приятными были прикосновения мягких рук и какими выразительными зеленые глаза Хокстеттера. Все это, вместе с мыслями, смешивалось в один ком, от которого было и больно, и одновременно до одури приятно. Было и ощущение неправильности, и вместе с тем такой сильной необходимости испытывать эти самые чувства именно в этот самый момент. А в комнате стало так тихо, словно весь мир вымер, и на планете остались только эти двое. Рука брюнета продолжала выводить неведомые узоры на щеке Генри, когда светловолосый все-таки принял решение поддаться безрассудным чувствам. Он вдруг схватил Патрика за запястье и притянул почти к самому своему рту. Парень вздрогнул, он явно не ожидал, что его чувства не будут отвергнуты. Бауэрс припал губами к белоснежной коже, опаляя ее горячим дыханием. Он касался выпирающих голубых вен и каждой родинки, которую только мог видеть. Сначала Хокстеттер рассчитывал, что эти нежности будут продолжаться и дальше, однако в мозгу Генри властвовала лишь тупая страсть. Светловолосый откинул в сторону пепельницу вместе с уже затушенной сигаретой, перевернулся со спины на живот и накрыл своим телом худощавое тело брюнета. Они смотрели друг на друга несколько секунд, хотя, говоря о Бауэрсе, вернее было бы сказать, что он пожирал своего приятеля глазами. Патрик, нервно покусывая нижнюю губу, закинул руки на плечи Генри, который уже склонялся все ближе для заветного поцелуя. Их губы сначала неумело касались друг друга, но затем Генри решил задействовать язык, проникая им в рот своего партнера. Оба тяжело дышали от возбуждения, Хокстеттер пошло постанывал, прикрыв глаза, а Бауэрс запустил свою руку ему под футболку, грубо касаясь разгоряченной кожи. Его наглые движения, то, как он резко и властно двигал своим языком, возбуждало брюнета все больше. Несколько мгновений назад он готов был поклясться, что при первом же его прикосновении к Генри, последний либо проигнорирует (что было плохо), либо набьет ему морду (еще хуже). Но Патрик никак не мог подумать о том, что они вот так будут лежать друг на друге, их тела будут соприкасаться, а губы гореть. Помимо возбуждения его обдало еще и волной стыда. Хокстеттер всегда испытывал его за свои чувства к Генри, но сейчас, когда брюнет понял их взаимность, этот стыд усилился еще больше, и он не знал, почему. Чувства… Но мог ли Бауэрс вообще чувствовать, испытывать что-то помимо ненависти? Любовь? Скорее, мимолетная страсть, которую он завтра забудет и Патрика заставит забыть своими угрозами. А тем временем прикосновения светловолосого становились все более настойчивыми, руки с живота опускались все ниже на пряжку ремня. Разорвав горячий и влажный поцелуй и тяжело отдышавшись, Генри сел и быстрым движением сорвал с себя футболку, откинул ее в сторону, а затем сполз на уровень джинс своего партнера. Дрожащими, как в припадке, руками он расстегнул ремень, потянул за нижнюю одежду вместе с бельем и скинул с кровати. Снова склонился над Патриком, лицо которого покраснело, как тряпка для быка (и быком этим был Бауэрс), и начал стягивать футболку и с него. После недолгой возни с одеждой светловолосый нервно сглотнул и несколько секунд продолжал смотреть Хокстеттеру в лицо. − Ну? – Не выдержал брюнет. − Я… Я не знаю, как… − Еле слышно проговорил Генри. Патрик громко выдохнул, замялся. Хуже всего было не лежать под Бауэрсом голым, а начать объяснять ему всю суть анального секса. − Тебе надо… (шепотом) Засунуть пальцы… − Ответил он. − Что? Я не слышу, че ты там бормочешь? − За… Засунуть… − Что? Говори громче, блин! − Сначала надо засунуть пальцы, гребаный ты идиот! – Не выдержал Хокстеттер. Генри замолк, очевидно, обрабатывал сказанную информацию. − В-все сразу или…? − Спустя некоторое время выдал он. − По одному, − брюнету хотелось от стыда сквозь землю провалиться, − если ты не хочешь, я могу сам. − Нет, я… Я попробую, − уверенно сказал Бауэрс. Первый палец он вставил резко и глубоко, сразу попав по нужному месту, отчего Патрик немного вскрикнул. «Нежнее, мать твою!» − выругался парень. Генри осторожно продвинул второй палец, на этот раз немного массируя мышцы и пару раз задевая простату. Он то вводил их глубже, то немного вытаскивал, пока Хокстеттер тяжело дышал и извивался под ним. Вставив, наконец, третий палец и проделав манипуляции всеми тремя, светловолосый вытащил руку и потянулся к ширинке джинс, потом освобождил возбужденный член. Сначала парень входил медленно, но под конец сорвался от возбуждения и грубым толчком двинулся. Брюнет на этот раз вскрикнул еще громче, его грудь тяжело вздымалась, а руки, обхватывающие плечи партнера вспотели и вцепились в кожу сильнее. Патрик жалобно посмотрел на Генри, закусывая нижнюю губу до крови, затем слегка толкнулся бедрами. Бауэрс понял это, как приглашение, и начать входить медленно, но резко. Брюнет закинул голову наверх, подставляя тонкую изящную шею с острым кадыком, в которую впился светловолосый, через какое-то время оставив темно-лиловую гематому. Последний понял, что таким образом хочет «пометить» свою жертву. Именно жертву, потому что слово «партнер» было для него не столько банальным, сколько чуждым и отрешенным. Да, Бауэрс любил выбирать себе жертву, но данный момент был самым первым разом, когда, получая удовольствие сам, он удовлетворял еще и ее. «Быстрее» − задыхаясь проговорил Хокстеттер, и его пальцы начали царапать спину Генри до крови, спускаясь ниже и оставляя за собой длинные красные дорожки. Патрик теперь не просто стонал, как в дешевой порнухе, найденной на спрятанных видеокассетах родителей, он кричал и задыхался в собственном крике. Если бы дома был отец Генри, от этих двоих и мокрого места бы не осталось. На удивление светловолосому не просто нравились стоны своего друга, Бауэрс еще сильнее заводился от них. − Скажи, что тебе нравится! – Зашипел Генри ему в ухо. − Ох, черт, да, мне это нравится! Ах! Блять! Да! – Стонал брюнет. Его ноги обвили талию Бауэрса, а бедрами Патрик двигался одновременно со своим партнером, − Быстрее! Ах! − А ты заставь меня! – Парень запустил руку в длинные волосы Хокстеттера и сжал ее в кулак, оттягивая назад. − Двигайся! Быстрее! Твою мать! – Он прокричал это слишком громко, так, что Генри готов был оглохнуть. − А волшебное слово? − Пожалуйста! Ах! Блять! Заставь меня кончить, пожалуйста, Генри! Аах! – Каждое слово как будто давалось с трудом, а стоны смешивались с хрипами и вздохами. Светловолосый ускорился и прильнул губами к ключице Хокстеттера, кусая, а потом посасывая кожу, чтобы сделать новую отметину. Оба слетели с катушек – не каждый день предоставляется возможность лишиться девственности с лучшим другом. Сначала кончил Бауэрс, после этого помогая Патрику достичь разрядки руками. Обессиленные, парни еще какое-то время лежали друг на друге, тяжело дыша и ничего не говоря. Хокстеттер сам и не заметил, как задремал. Его разбудил уставший голос Генри: парень сидел на противоположном краю кровати, расцарапанной спиной повернувшись к Патрику, который во сне перевернулся на живот, с сигаретой в зубах. − Хокстеттер… Вставай! Давай, проснись и пой, твою мать. − Ммм, еще и пяти минут не прошло… − Сонно проговорил брюнет. − Придурок, ты дрыхнешь уже полчаса! Вставай и проваливай отсюда, − раздраженно ответил Генри, щелкая зажигалкой. − Выгонишь после секса, как какую-то шлюху? − Когда мой отец придет и увидит тебя голым в моей постели, ты навсегда забудешь о сексе, − он затянулся. − Если бы ты не оттрахал меня, что есть мочи, я бы встал. Генри резко обернулся и дал своему другу смачный и оглушительный щелбан. − Ай! Ладно-ладно, встаю! – Хокстеттер потер ушибленное место и поднялся с кровати. Еще минут пять ему потребовалось, чтобы лениво натянуть на себя одежду. Стоя у двери уже в ней, он обернулся, − Даже не поцелуешь на прощание? – Брюнет сам удивился тупости заданного вопроса, смутился и нервно отвернул голову. Совсем не заметил, как Генри схватил его за запястье и притянул к себе. − Обкуренный придурок, − проговорил светловолосый, и их губы соприкоснулись. Поцелуй вышел не таким горячим, как самый первый, но все же он был достаточно грубым и настойчивым. Патрик поддался и ответил, раскрывая рот шире и впуская влажный язык Бауэрса, руки которого очутились на заднице парня, − вали, пока я тебя еще раз не трахнул. − Еще увидимся, Генри, − брюнет улыбнулся. *Джойнт − самокрутка или папироса с марихуаной, изготовленная из специальной папиросной бумаги.