Божественные

У Чака адски горит плечо. Он не может есть, не может спать, может только прислушиваться к пульсирующей боли и ощущать свою полную беспомощность. Когда он придумывал боль, то никак не думал, что сам с ней столкнётся. Амару приходит и уходит. Ее совсем не смущает постоянное присутствие брата в гостиничном номере. Скорее она даже этому рада. Ей нравится наблюдать за беспомощностью брата, чувствовать его страх. Поначалу, по крайней мере. Она проводит вечера за барной стойкой или на танцполе, ночи в объятиях незнакомых ей мужчин, утра — отсыпаясь в их квартирах, а дни в уходе за собой. Этот круговорот длится уже второй год, и Амару все вполне устраивало. До недавних событий. А потом виски становится все безвкуснее, музыка раздражающе громкой и надоедливой, а мужчины откровенно непривлекательными. Зато ей все чаще хочется вернуться в свой гостиничный номер, который раньше она использовала как некий эквивалент гардеробной и массажного кабинета. В ту ночь Амара возвращается в гостиницу рано и застает Чака мечущимся в лихорадке по кровати. — Тебе все-таки нужна моя помощь, — не спрашивает, а утверждает Амара, осторожно присаживаясь на край постели. — Я этого и не отрицал, — сипло произносит Чак. Он дышит тяжело, порывисто, и каждое сказанное слово явно даётся ему с трудом. — Но и не попросил о ней прямо. — Амара включает лампу, стоящую на прикроватной тумбочке. — Дай я посмотрю рану. — Не стоит. — Чак пытается увернуться от ее прикосновений. — Да и ты все равно ничего не сможешь сделать. — Дай. Я. Посмотрю. Рану. Чак наконец сдаётся, устало смотрит на сестру, всем своим видом говоря, мол, делай что хочешь, и бессильно откидывается на подушки. Амара тем временем максимально аккуратно разматывает бинт. Вид раны потрясает даже ее. Та выглядит просто отвратительно. И самое главное — что с ней делать абсолютно непонятно. — Не смотри на неё с таким ужасом. — Чак перехватывает взгляд Амары. — Хотя по ощущениям она ещё хуже, чем на вид. — Как думаешь, что-то можно сделать? — Если бы я знал, то думаешь, отлеживался бы здесь? Погоди-ка! — Чак внимательно смотрит на сестру. — Ты что же, меня жалеешь? — Обойдешься! Просто ты портишь мне карму своим присутствием. Особенно в таком состоянии, — эти слова Амара попыталась произнести максимально равнодушно, но в конце ее голос все же предательски дрогнул. — Хорошо, если так, — едва ли не шепчет в ответ Чак. — Потому что твоя жалость убьёт меня скорее. Амара тем временем прикасается ко лбу брата. Он холодный, но липкий от пота. Вздохнув, она идет в ванную, откуда возвращается минуту спустя с охапкой влажных полотенец. Одним она пытается коснуться раны брата, надеясь, что холодная ткань хотя бы немного притупит боль, но Чак едва ли не пополам сгибается от ее прикосновений, так что от этой идеи приходится отказаться. Вместо этого Амара кладет второе полотенце ему на лоб и аккуратно пристраивается на кровати рядом. — Не смей меня жалеть, никогда, — бормочет Чак, проваливаясь в забытье. Амара лишь тяжело вздыхает и почти машинально запускает руку брату в волосы. Так дальше продолжать не может, это в этом она уверена абсолютно. Поэтому настроена решительно. И точно знает, кому позвонит в первую очередь.