Сто второе сожаление.

Симбиоз из прошлого захватывает сознание: тихий танец пылинок по старой, всеми забытой комнате, шум в моей голове и мягкий перебор костяных клавиш покрытого паутиной рояля. Мне казалось, я давно забыла твою любимую мелодию, да и ты тоже, но с первой нажатой клавиши, первой сорвавшейся на плач ноты, я узнаю её, потерянную в мириадах частиц нашего общего «не мы». Именно сейчас я не хочу знать, почему. Почему «не мы» затянулось на долгое десятилетие, почему я не называла тебя по имени чёртову бесконечность, и почему ты не приходил ко мне во снах в долгой коме нашей «не встречи»? В моих «почему» слишком много временных отрезков, характеризующих себя одним кратким «слишком», и это осознание разрывает меня на части, а ты не смотришь на моё медленно тлеющее нутро, сжимая побелевшие губы и сильнее вдавливая клавиши в корпус инструмента. Кто знает, может, если сильно нажать нужную комбинацию нашей кодовой мелодии дождя, откроется потайной ящик любимого чёрно-серебряного друга, объединявшего нас в любые дни и невзгоды, и он ответит на все повисшие в воздухе вопросы. Мне кажется, что вот они: танцуют рядом с пылью вальс отчаяния. Наверное, поэтому мне так трудно дышать: поперёк горла встают надрывно-истеричные «За что?» Они требуют ответа, рвутся наружу с моим голосом, но я вовремя успеваю сжать пальцами шею. Не прорвётесь, глупые, не рушьте редкое единение, в котором «не мы» эволюционирует в шаткое «никто». Пропадает всё, размалывается на пиксели графичное пространство, а ты и я смешиваемся с потоком написанных кем-то свыше программ, сливаемся воедино и исчезаем под наковальней «delete». Веришь или нет, но это самые счастливые мгновения моей скудной на тревогу сердца жизни, минуты нашего «не единения». И я не нарушу их стуком каблуков по треснувшему паркету, не поддамся глупому приказу того-кто-слева-за-рёбрами, как бы ни хотелось бегом преодолеть расстояние от двух концов зала, обнять за шею и не отпустить больше никогда. Пожалуй, только это «никогда» - временной отрезок, которого не будет «слишком». Ты не помнишь, но каждую вторую жизнь я проводила в ожидании твоих рук, и каждую второю жизнь ты не приходил, оставляя меня в другом конце полусгнившего зала. А я всё равно верила, верила и слушала мелодию нашего минорного дождя, безвозвратно пропуская сквозь пальцы пиксели чёрт-знает-какой-жизни. Каждый раз мне не хватает смелости разбить хрупкую иллюзию твоего «не одиночества», донести в ладонях и подоле платья всё то, что не успевала за прошлые десятилетия. Ничего не меняется здесь. За пределами нашего иллюзорного пространства проходят люди, мысли, чьи-то грандиозные планы и кровопролитные войны, а я в сотый раз надеваю своё любимое алое платье и возвращаюсь в запущенный, уже дикий сад, чтобы пройти вглубь аллеи к тебе, «не нашей» мелодии и твоей усталой спине, поджатым губам и отчаянному болезненному взгляду, по вине которого мне хочется спрятать тебя от всего мира: прикрой глаза моими ладонями, огрубевшими от пистолета. Услышь мой мысленный крик, я хочу защитить тебя, сказать, как сильно я… Нервно дёрнутся пальцы. Приоткроются губы – ну же, глупые слова, вы же так рвались наружу, где вы все теперь? – но «не мир» уже медленно стекает по стенам, окружая чёрно-серой пороховой дымкой. Сто первый раз «слишком». Сто первый раз поздно. Острое дежа-вю обесточенной комнаты, тлеющей благовонием сигареты и сто второго сожаления. Опаздывать – моё наказание на остаток жизни, в которой сгорело всё, что я так сильно любила: старый сад, чёрный рояль… И мой мальчик с глазами цвета дикого отчаяния.