Чит-код на бессмертие

      Под подушкой Савады Цунаёши лежит толстая записная книжка с чит-кодами на все случаи жизни. Он собирал их долго и кропотливо, и достигнутым в каком-то смысле гордится, в конце концов, некоторые достались ему с большим трудом.       Реборн находит эту книжку только на второй месяц проживания в доме семьи Савада, и он… не сказать чтобы сильно удивлён, что ученик до сих пор умудрялся что-то от него прятать. Савада Цунаёши тот ещё ушлый говнюк — и это характеристика, выданная его отцом. Цунаёши с самого детства ведёт себя так, будто прописал чит-код на бессмертие, а ещё от корки до корки прочёл мануал прохождения.       Цунаёши останавливается у поворота, чтобы перевязать шнурки, и оттуда вылетает два едущих по тротуару велосипедиста; Цунаёши спотыкается на ровном месте и хватается за рукав проходившего мимо мужчины, чтобы удержать равновесие, и в паре шагов перед тем, затормозившим, чтобы придержать ребёнка, падает цветочный горшок; Цунаёши отговаривает мать идти в парк Кокуё, и в тот самый день случается какая-то фигня с электричеством, и люди надолго застревают в кабинках колеса обозрения и на других аттракционах. Помимо удачных совпадений за ним числятся и супер-удачные: Цунаёши уговаривает отца купить выигрышный лотерейный билет несколько раз подряд, Цунаёши находит сбежавшую из дома девочку под мостом и приводит в полицию, Цунаёши… Савада Емицу с гордостью списывает всё на небесную интуицию — на чистое наследие именитого предка — и в целом всем доволен, хотя всё-таки иногда считает «везучесть» своего сына немного жуткой. Как и просто его самого иногда.       Реборн, как бы не хотелось это признавать, согласен на все сто. У Савады Цунаёши средние оценки в школе, особенно по точным наукам, но он может изготовить взрывчатку из подручных средств — где-то в интернете прочёл. И это капля в море.              — Кем бы ты хотел стать? — зачем-то спросил Реборн, прежде чем огорошить истинной целью своего прибытия.       — Боссом мафии! — улыбнувшись во все зубы, выдал Цунаёши.       Реборн чуть не уронил Леона, как раз сползшего со шляпы ему на руку, ожидая немого приказа трансформироваться во что бы то ни стало.       — А что? — невинно хлопнул глазами Цунаёши. — Это же билет в мир, бесчисленные перспективы!              Под подушкой Савады Цунаёши лежит толстая записная книжка с чит-кодами на все случаи жизни. Реборн находит её на второй месяц совместного с ним проживания.       — Что это? — интересуется он у залипающего в приставку Цунаёши. Заставлять его что-то делать силой так же бессмысленно, как пытаться втолковывать его матери, что младенец не может быть репетитором, зато Цунаёши действительно активен и удивляет результатами, когда этого хочет. Ну или просто когда нужно отделаться по-быстрому.       — Игровые чит-коды. — Цунаёши не поворачивает головы, но складывается впечатление, что видит всё затылком. — Я их коллекционирую, с ними любая игра становится простой и проходится в два счёта.       На экране игровой персонаж Цунаёши умирает уже в шестой раз на одном и том же месте, хоть и всегда по-разному: не может перепрыгнуть пропасть, ловит стрелу, попадает в огненную ловушку…       Реборн заинтересованно пролистывает записную книжку. Первые две страницы пусты. На третьей странице написано: «Коды на деньги», и следом в каждой строчке клетчатого листа комбинации из цифр или наборов букв, рядом с которыми красуются стрелки и символы игрового джостика. «Коды на оружие» занимают страницы с пятой по седьмую. На восьмой, где цифра грубо перерисована из 8 в знак бесконечности, — семь заветных читов с пометкой «Коды на компаньона» и рисунками цветов, вырезанных из какого-нибудь ботанического журнала. На девятой — семнадцать наборов нулей и единиц с пометкой «Открыть всю карту».       С двадцать четвёртой страницы, озаглавленной «Тайные комнаты уровней», начинаются странные шифровки вроде буквы-буквы-запятая-цифра-(иногда ещё и числа в скобках) плюс галочки или вопросительные знаки напротив. Продолжается это вплоть до страницы сорок три, где на смену приходят коды с заглавием «Прочесть весь кодекс»…       Таким вот хаотичным образом заполнена почти вся записная книжка, исключая оставленные по каким-то причинам пустыми страницы. И ни единого названия игры, к которой чит-коды относятся.       — И что значит это «ХХ» на десятой странице? — зачем-то решает уточнить Реборн. Это самый безобидный вопрос из всех возможных, к тому же, ему действительно интересно, что может означать единственный не подписанный нормально код.       Реборн вполне ожидает услышать что-нибудь вроде «Это комбинация для активации нуд-мода, только т-ссс», но ученик оказывается не настолько скучен.       — Это код секретного босса, — поясняет Цунаёши, всё так же продолжая убивать своего персонажа на экране на одном и том же месте, некоторые смерти пошли уже далеко не по второму и даже не по пятому кругу. — Если ввести, его призовёт в любую локацию.       Реборн кивает, скорее сам себе, чем давая понять, что услышал и принял ответ, в конце концов, за всё время разговора Савада Цунаёши ни разу не повернулся к нему. Он ещё некоторое время листает записную книжку, как если бы от того, что на неё смотришь, хотя бы одна строчка вдруг станет понятнее, а после, себе на удивление, закидывает её обратно под подушку.       В Саваде Цунаёши нет ни капли азарта, только море удачи — возможно, это всё небесная интуиция — и тонны странностей — тоже, вероятно, наследственное, Джотто, поговаривают, тем ещё чудаком был, когда не нужно было сражаться или вести важные переговоры… Плюс набор чит-кодов на все случаи жизни. И если это не стремление исключительно побеждать, с его-то озвученными в первый день знакомства амбициями, то точно неплохой задел на установку сделать что угодно ради победы, даже обмануть вроде бы идеально выверенную систему.              У Савады Цунаёши было не очень-то спортивное телосложение, но мяч он кидал неслабо, составляя Ямамото Такеши компанию на личных, внеклубных бейсбольных тренировках. Савада Цунаёши брезгливо морщился от громкого голоса Сасагавы Рёхея, но приходил болеть за него на боксёрских соревнованиях с тем постоянством, с каким взрослые люди обычно ходят на работу. Савада Цунаёши прогуливал уроки, прячась в кабинете, отведённом для собраний Дисциплинарного комитета, и откупался от его главы, притаскивая ему традиционные сладости, а также ябедничая на всех и каждого, кто так или иначе нарушил школьный устав.       …Савада Цунаёши не вовремя чихнул, зажмурившись, потому выпинывать Гокудеру Хаято из зоны поражения динамита пришлось Реборну, ему бы так просто смерть этого пацана не простили. А надоедливый Ламбо исчез уже через четыре дня, и Реборну очень хотелось надеяться, что обратно в Италию он улетел не бандеролью, как могло показаться из-за найденного на столе Цунаёши чека за отправку срочной посылки.              — А это ещё?.. — Реборн, конечно, хочет воскликнуть «…что за нахер?!», но сдерживается.       Савада Цунаёши сидит на кухне с чашкой сладкого какао и беседует с так и излучающим убийственно-тёмную ауру подростком, навскидку ровесником. На итальянском, ломаном и с сильным акцентом, но довольно правильно поставленном грамматически — не стараниями Реборна. Собеседник раздражающе лязгает ложкой по стенкам кружки с чаем и на все реплики в свою сторону отвечает одной колкостью за другой, но отчего-то ведущей фигурой в разговоре всё-таки кажется именно Савада Цунаёши.       — Друг по переписке, — сообщает затылок Цунаёши, к этому явлению Реборн уже привык, ему даже немного спокойнее, когда ученик не смотрит на него во время разговора: так хоть не чудится, что тот мысленно расчленяет его и развешивает внутренности гирляндами по дому. И что самое (не)смешное, от Савады Наны не убыло бы слепо столь неординарное украшение проигнорировать.       «Друг по переписке» переводит взгляд на Реборна и щурится, опасно, как дикий зверь. Впрочем, как ещё назвать известного своей безжалостностью преступника по имени Рокудо Мукуро?       — И как давно вы… «переписываетесь»? — как можно невозмутимее интересуется Реборн, про себя гадая, успеет превратить Леона в пистолет и выстрелить на опережение или нет.       В конце концов, Рокудо Мукуро топит мир мафии в крови, следуя какой-то личной вендетте (и не сказать чтобы по умершим много кто скорбел, те ещё были личности, если покопаться в биографии и теневых контрактах поглубже и подотошнее)… А Савада Цунаёши — один из боссов этой самой мафии, причём не какой-нибудь малой семьи, а Вонголы. Он мог бы им не быть, но трое сыновей нынешнего дона погибли в обстоятельствах одно страннее другого, а Занзас, приёмный его сын, не подходит из-за чужой крови — он однажды пришёл к Тимотео и спросил об этом напрямую, как если бы кто-то дал пинка под зад и предварительно написал ему каждую выверенную реплику для долгого и тяжёлого разговора. Зато Занзас неслабо поддерживает Вонголу, возглавляя Варию, отряд разномастных, но при том чертовски преданных семье головорезов, и вроде бы ещё ни разу не высказался против какой-то там найденной в Японии замены трём сводным братьям.       — Хм, как же давно… — Цунаёши задумчиво чешет затылок. — Сколько там уже лет Регола живёт в долг?       — Почти восемь, — невозмутимо подсказывает Мукуро. Ложкой по стенкам кружки звякать он перестаёт, и от повисшей из-за этого тишины атмосфера отчего-то становится только тревожнее.       — Значит, мы переписываемся уже девять лет, — заключает Цунаёши.       …Согласно простым математическим подсчётам, Савада Цунаёши знает одного из самых страшных и жестоких преступников в мире где-то с шести-семи лет. Это настолько невозможно, что Реборн почему-то готов в это поверить, как в десяток выигранных лотерей подряд и нахождение чужих вещей по всему городу с последующим возвращением их хозяевам, которых его ученик никогда раньше не встречал.       Реборн запрыгивает на стол и хватает Саваду Цунаёши за шиворот. Чашка с какао не опрокидывается только потому, что отъезжает в сторону за секунду до этого.       — Не поможешь? — Голова Цунаёши от встряски дёргается взад-вперёд, однако взгляд всё равно остаётся зафиксированным на недавнем собеседнике через плечо Реборна.       — Нет уж, — усмехается в ответ Рокудо Мукуро. — Против аркобалено как-нибудь без меня. — И самым невозмутимым образом исчезает, оставляя после себя быстро истлевающий след туманного атрибута.       Савада Цунаёши смотрит Реборну прямо в глаза, и на дне его собственных пляшут черти, десятки и десятки чертей, каждый из которых способен уничтожить по миру, да только на всех мирами не запасёшься. Вот поэтому Реборн и не против разговаривать со спиной ученика…       К тому же, спина как-то намного проще — и чаще — отвечает на его вопросы. Хотя, наверное, на вопрос касательно упоминания мафиозной семьи Регола не ответила бы даже спина… И лучше бы раздражающее молчание, которое не нарушит никакой обычно работающий на любых других людей способ, чем улыбка маньяка, убеждённого в собственном бессмертии, каким-то невероятным образом полученном через введение чит-кода из записной книжки.              Савада Цунаёши довёл Бьянки до истерики за неполную неделю, а ещё за одну — до нервных смешков и смущённых улыбок. Звёздный мальчишка, носящий подмышкой бесценную книгу рейтингов, смотрел на Саваду Цунаёши со смесью недоумения и истинного ужаса, вздрагивал от каждого «Фуута-кун» в течение всего времени, что гостил в доме семьи Савада, а после исчез из Японии так же внезапно, как и появился, позвонив кому-то из своих былых покровителей.       Дино Каваллоне приехал и уехал, словно это был просто визит вежливости, а не вроде бы спланированная Реборном встреча с мини-подставой. Неудавшейся мини-подставой, да, что не сказать чтобы было удивительно.       Юная китаянка И-Пин, подосланная, как подозревал Реборн, Фоном, чтобы присмотреться к будущему боссу Вонголы, не задержалась для анализа и на пару дней — и Реборн так и не смог вытрясти из ученика, что же такое тот сказал бедной девочке или же самому Фону по телефону, чтобы так быстро отделаться от нежелательной слежки в собственном доме.              Новость о готовящемся на Саваду Цунаёши покушении Реборн получает в воскресенье вечером и делится ею с учеником в понедельник утром. Савада Цунаёши, выслушав его, отстранённо пожимает плечами и уходит в школу, прихватив с собой свою драгоценную записную книжку. Делает он это не в первый раз, и иногда Реборну даже кажется, что там вместо игровых чит-кодов — раздобытые где-то ответы на триместровые контрольные. Потому что несмотря на средние оценки в целом, тесты Савада Цунаёши пишет почти на высшие баллы, намеренно делая три ошибки в вопросах, номера которых совпадают с датой написания работы — день недели, число и числовое обозначение месяца.       Понедельник, двенадцатое июня — ошибки в вопросах один, двенадцать и шесть.       На самом деле, Реборн собирался заставить Саваду Цунаёши разбираться с возможными врагами лично, это была бы неплохая боевая тренировка… Но этому не суждено сбыться.       — Мусор, — кратко оценивает перебитых слабаков Занзас.       На появившегося же Реборна он зыркает так, словно именно Реборн был виноват во всём, начиная от планирования покушения и заканчивая тем, что Занзасу пришлось тащиться из Италии в Японию, чтобы с этим разобраться.       Хотя, ладно, если учесть, что трёх его сводных братьев убили, и виновники вроде бы так и не были найдены, ничего странного в желании Занзаса убрать опасность для ещё неопытного будущего босса не было — того глядишь, ему ещё и зачтётся впоследствии.       — А ты что тут делаешь, сильнейший мусор Реголы? — хмыкает Занзас, косо поглядывая в сторону неожиданно нарисовавшегося помощника, за ногу притащившего в общую кучу мужика со снайперской винтовкой на шее.       Реборн заинтересованно суживает глаза. Действительно, вот уж кого, а Ланчию, прославившегося на всю Северную Италию своей силой, он увидеть здесь, в Японии — да что там, непосредственно в Намимори! — точно не ожидал. Как, впрочем, не может и ожидать от него честного ответа, мало ли, какое дело…       — Ищу ребёнка, сбежавшего из дома где-то с месяц назад. — Ланчия как-то странно пожимает плечами, словно бы это должно быть делом само собой разумеющимся.       — Сдох уже поди, если вообще на связь не выходит, — фыркает Занзас. — Помониторь сводки новостей, может, где труп уже всплыл.       — Скорее всплывёт гора чужих трупов, чем его. Всякую шваль, конечно, не жалко, без них мир почище будет, но всё-таки. — Ланчия со вздохом покачивает головой. — Не одолжишь телефон? Мой спёрли в аэропорту.       Занзас раздумывает о чём-то секунды четыре, вытаскивает мобильный и кидает его Ланчии, который по памяти набирает нужный ему номер… Пару мгновений удивлённо смотрит на экран, после чего всё-таки подносит трубку к уху.       — Нет, это не Занзас, — говорит он совершенно спокойно. — Да, угадал, — продолжает следом. — Точно не знаешь, где он? — спрашивает потом. — Ладно. — И отключается, завершая разговор.       Реборн наблюдает за этим в полном ступоре, мысленно складывая кусочки мозаики. Ланчия позвонил кому-то, у кого точно был номер Занзаса среди сохранённых контактов, и его вроде как узнали сразу после опровержения личности владельца телефона, к тому же, этот самый человек якобы должен был — в теории — знать, где может находиться искомый Ланчией «ребёнок». Нет, конечно, в мире мафии много кто с кем и через кого связан… Но что-то такие вот совпадения совсем не кажутся обычными и, тем более, случайными.       — Чего? — непонимающе интересуется Занзас, когда Ланчия, вместо того, чтобы просто вернуть мобильный, разворачивает тот экраном к хозяину, демонстрируя, видимо, имя контакта. Занзас смотрит на это самое имя пару секунд, а после начинает смеяться. — Почему-то я не удивлён.       — Взаимно, — кратко кивает Ланчия и возвращает мобильный.              Савада Цунаёши повесил небесное кольцо Вонголы на цепочку и, кивнув самому себе, спрятал его под одежду. Савада Емицу смотрел на него со смесью гордости и того самого «Немного жутко», преследующего с тех пор, как его сын был ещё совсем ребёнком.       На этом показательная церемония вручения кольца была закончена, потому что к моменту её проведения — «проведения», в котором Савада Емицу просто отдал кольцо сыну, приехав домой из командировки, чтобы через неделю уехать снова, — мало кто вообще мог подумать о том, чтобы попытаться её сорвать.       Савада Цунаёши как-то ненавязчиво — и одновременно предсказуемо донельзя — прославился в узких кругах — «узких» настолько, что весь мир мафии, наверное, перешёптывается — как «Тот японец, с которым лучше не связываться, себе дороже». И Реборн, на самом деле, не до конца понимал, как так получилось, потому что больше половины людей лично с Савадой Цунаёши — вроде бы! — никогда не встречались.              Савада Цунаёши абсолютно необучаем, просто потому что по указке учиться не хочет, и не поддаётся дрессировке, как Дино Каваллоне, однако Реборн всё равно может сказать, что к своему будущему этот ушлый говнюк готов на все сто. Если бы у Реборна спросили, он бы предложил пнуть Саваду Цунаёши к трону и напялить на него корону, даже не дожидаясь совершеннолетия, и пусть враги Вонголы бы один за другим валялись у него в ногах, недооценив опасность небесной интуиции и наследственных странностей.       Впрочем, Реборну по-своему интересно наблюдать и за медленным вариантом развития событий, где вокруг Савады Цунаёши творится какая-то неописуемая чертовщина, в которой важные события случаются или не случаются, зависимо от настроения Цунаёши, а незнакомые люди появляются или исчезают, скорее всего, по той же причине.       Под подушкой Савады Цунаёши лежит толстая записная книжка с чит-кодами на все случаи жизни. На символичной четвёртой странице, на которую Реборн в своё время глянул лишь мельком, размашисто записан один-единственный чит, озаглавленный как «Код на бессмертие». Рядом приклеено изображение венерина башмачка и приписано чёрт знает что обозначающее «х2»…       …Если перевести мудрёный шифр из смеси иероглифов и букв самых разных языков мира в набор простых цифр, то окажется, что на четвёртой странице записан номер телефона, обладателем которого в мобильном реестре значится некто по имени Джессо Бьякуран.              — Привет-привет, я этого мира. Ты так и не смог выяснить, каким образом мы можем существовать оба одновременно?       — Разве что потому, что мир принимает тебя за Саваду Цунаёши, чьё тело ты занял. Других вариантов я так и не придумал. Когда мы, кстати, наконец встретимся?       — В следующем году. Я пришлю тебе приглашение на свою коронацию. И тогда уже вместе придумаем, чем заняться дальше.       …В конце концов, уничтожать миры может и приесться, как становится противна любимая песня или сладость, а вот выстраивать новые, ломая привычные каноны и запуская спираль непредсказуемых изменений… Пока ещё не надоело. Не говоря уже о том, что на этот раз всё вообще выходило чудно и оттого вдвое интересно.