Абсолютный Ноль

В детстве я любил рассматривать фотографии чёрно-фигурных греческих амфор. Там борцы в напряжённых позах со вздувшимися мышцами вцеплялись друг в друга. На некоторых вазах полноценно изображалась техника борьбы, иногда даже мимика борцов. Сейчас мы с Кабирнией были живым воплощением тех картинок. Я обхватил её сзади поперёк человеческой части тела, она в ответ двумя руками прижимала мою бычью шею к своему плечу. Моей шее было всё равно, силы её человеческих рук явно было недостаточно, чтобы меня придушить, но это мешало занять более удобную позицию. Мне нужно было её усмирить, заставить прекратить бой, поэтому я зацепил своими ногами её передние ноги, и она, несмотря на большую массу, не могла подняться, задние ноги не могли до меня дотянуться, и мы оказались в патовой ситуации. Некоторое время она предпринимала попытки вырваться, но потом замерла в выжидательной позиции. – Каби! – птица опустилась прямо на нас, накрыв своими перепончатыми крыльями. Точно, лошадям завязывают глаза, чтобы они успокоились. – Он не хочет нам зла. Я ослабил хватку. Лошадь попыталась вырваться. Я сжал сильнее. – Каби, доверься мне. Он спас Соль от бесстихийных. Он не стал бы яриться, если бы мы его не связали. "Это я!" Но из горла вырвалось только "му". – Он пытал её! Иппогиния напряглась. – Он вырвал её из клетки до того, как её лишили воли, потому она вся в ранах. Каби, успокойся. Снова ослабив хватку, я обнаружил, что Кабирния перестала вырываться. Похоже, пубертатное животное всё-таки понимает человеческую речь. Перекатившись через плечо, я встал и отошёл от Фифы и Каби. Иппогиния поднялась, её конская часть пошатывалась, а человеческая наклонила голову и опустила руки, сжав кулаки. Может начать драться в любой момент. Сейчас всё зависит от Фифали. Мы молчали. Русалка стояла вдалеке, судорожно сцепив руки. Орпебр, урча, подбирался к нам по высокой траве. Кабирния вскинула голову, и светлые патлы, скрывавшие лицо, упали на её голую грудь. Она моргнула одним глазом. – Он - Чужеродный бог, его надо уничтожить, чтобы не сбылось предсказание. На месте правого глаза у Кабирнии горел свежий шрам. В нескольких местах на человеческом теле зияли глубокие стрыи, как будто её лечил неумелый хирург. На левой руке осталось всего три пальца. Атака боевой машины её изуродовала, но не смогла сделать менее красивой. Каби облизнула губы и хрипло произнесла: – Пусть он докажет, что на нашей стороне. Я лихорадочно думал, как могу с ними объясниться. Неожиданно пришёл на ум способ, который я упустил раньше: Соль долго жила в моём мире, поэтому я мог писать, корябая копытом по земле, она бы поняла. Но сейчас ламия лежит без сознания, если не умерла уже. Вот. Это нормальный способ объясниться. – Му, – я постарался мукнуть как можно мягче, – му. Протянул копыта к бездыханной Соль, изобразил, что поднимаю её, и ткнул в сторону Кабирнии. Потом изобразил бег и указал в направлении догорающего заката. – Он прав, Каби, нужно спасать Соль. Дальше все действовали молча. Цель, простая, не требующая споров и дополнительных обсуждений, не допускала возможности конфликтов. А мы в данный момент хотели одного – помочь ламии. Реакция иппогинии, когда я прикоснулся к ней, сгружая безвольную змею, меня позабавила и расстроила одновременно. Она напряглась, прижала подбородок к груди и стала бить копытом. Потом мы потрусили в полной темноте. Фифа иногда взлетала, но быстро опускалась, видимо, сверяла направление. Меньше, чем через час, мы вошли в узкий проход в скалах и оказались в тесной долине, густо поросшей кустарником. По долине, весело журча, тёк тоненький ручеёк. Мы пошли прямо по нему, вверх по течению, и оказались перед исполинскими воротами, сложенными из огромных каменных блоков. Кабирния, неуклюже оскальзываясь на гладких плитах, загарцевала ко входу. Я протянул ей предплечье для поддержки. Иппогиния схватилась, прижала мою руку на мгновение к себе, потом отбросила её и заковыляла в проход сама. За воротами сразу начиналась путаница ходов, узких и широких, с потолками разной высоты. Кабирния уверенно направилась в один из них, ягуар остался снаружи, а русалка сползла со спины Каби и устроилась у омываемого водой резного алтаря. – Фифа, – сказала она слабым голосом, – идите, мне нужно отлежаться. Алтарь Плодородия мне поможет. Птица встала нерешительно, закутавшись в крылья. – Не вздумай призывать его! Тон птицы не соответствовал смыслу её фразы – похоже было, что Фифали сейчас расплачется. – Иди. Я... Я не решилась... Не решусь. Боюсь, он был прав – такую жертву я не вынесу. – Вот и ладно. Казалось, Фифали успокоилась. Дальше мы спускались по бесконечным коридорам, подсвеченными странным зеленоватым светом, льющимся от стен. Кое-где встречались росписи и алтари, но никакой системы я не заметил, всё было расположено хаотично. – Всё, – вдруг выдохнула Каби. Она остановилась, и я понял, что надо снять тело Соль и положить его на плоский валун, лежащий в середине зала с низким потолком. Я так и сделал, кобыла снова напряглась, но ничего не сказала. Бычьи копыта были неспособны ощущать так же хорошо, как человеческие пальцы, но мне показалось, что сердце Соль бьётся. – Вы успели вовремя, – раздался прямо у меня над ухом тихий женский голос. – Трансформация не всесильна, многое зависит от времени. С потолка по горельефу сползла угольно-чёрная Ламия. Белым у неё было только лицо, но и на нём, неестественно блёклом пятне, чернели огромные глаза. – Бык подходит. Он понимает? Ты понимаешь? – обратилась она прямо ко мне. Я кивнул. – Это мы не понимаем его. Но без него, Соль оказалась бы в руках бесстихийных. В повозке. – Ясно. Сестра, что случилось? Ты снова вляпалась в глупые неприятности, или это были разумные шаги, но тебе не повезло? – Ламия обвилась вокруг Соль и уставилась на меня. – Бык, ты подходишь. Мне нужна твоя мужская сила. Я оторопел. – Это же мерзкий бог-гибрид, – Каби гневно загарцевала, цокая копытами по камню. – Кабирния Бири! – ламия понизила голос, но от этого её слова прозвучали почему-то очень страшно. – Стихии ведут нас. Они дают нам выбор, но это не бесконечный куст возможностей. Ты знаешь это. Наш выбор всегда вилка, подразумевающая, что мы жертвуем столько же, сколько получаем. Ты хочешь, чтобы Соль жила или умерла? Кобыла засопела и скрестила руки на груди, как двоечник, отчитываемый директором. – Конечно, чтобы жила. – Ты знаешь, что трансформация требует высокого гормонального статуса. Как и любой переход. В штиль корабль не плывёт. Ребёнок не родится от ветра. Руда требует обогащения, а трансформация высокого гормонального статуса. Если бы это был мужчина, ты должна была бы с ним спариться, чтобы ускорить процесс. Соль еле жива, процесс её восстановления может занять сотни лет, если не воспользоваться возможностями быка. При этих словах я напрягся. Что это значит? – Каби, – голос Ламии смягчился, - брысь отсюда, ты ещё маленькая. – Я большая, - пискнула кобыла голосом маленькой девочки, - я уже видела... Фифали прыснула. – Иди уже, Кабирния, - птица подтолкнула её в зад. Иппогиния нерешительно заковыляла к выходу, оглядываясь. При этом она пыталась прикрыть свои груди ладонями. Тщетно, такие арбузы невозможно спрятать, особенно, когда они трясутся на ходу. – Успокойся, бык. Тебе необязательно делать это с кем-то из нас. Мне нужно только твоё семя. А для этого необязательно даже прикасаться к тебе, стихии сделают всё сами. Она потрясла погремушкой, и тут я понял, зачем она удалила иппогинию – тот спектакль, который я устроил после того, как почувствовал эти самые стихии, девочка точно бы не выдержала. Даже Фифали забилась в самый дальний угол и с ужасом наблюдала за буйством бога-осеменителя. Не помню, когда это закончилось и чем, но потом я провалился в сладостное умиротворение-забытьё.