Абсолютный Ноль

Мне много раз приходилось наблюдать, как складываются временные коллективы. Это болезненный и длительный процесс, подобный восстановлению кожи на месте ожога. Сначала крайне неприятно прикасаться. Так было, когда я в первый раз увидел Кабирнию: она меня вывела из себя, а я её разгневал. Потом она продолжала меня раздражать своей неуёмной детской тупостью, но не признать того, что она хороший товарищ, было невозможно. Вспомнив боль, которую испытал, когда увидел, что огненные иглы протыкают тело дебильный кобылы, я почувствовал прилив адреналина, но легко его сдержал. Похоже, человеческие качества моей личности начали приходить в гармонию с бычьим темпераментом. Ха, и здесь такой же процесс, как с коллективом – две формы моего бытия сначала враждовали, потом принюхивались, затем научились жить в относительном мире. Эта мысль подтолкнула меня к дальнейшим рассуждениям. В последние годы, в своём мире, я ежедневно просыпался с дурацкой мыслью "приставить к голове пистолет и выстрелить". Почему-то другие способы самоубийства меня не привлекали, но, точно знаю, что не раздумывал бы, если бы в руке оказался пистолет. Совсем не раздумывал бы. И я не раздумывал, когда понял, что Когти ветра – это и есть пистолет. Но сейчас я совершенно не ощущал злобы по отношению к Соль, хотя и не был ей благодарен за подаренную заново жизнь. Зато прекрасно понимал, что форма выбранная ею для моего заживления, идеально подходит. Бычья натура не способна на депрессию и неуверенность, хоть последняя и прорывается периодически, только сейчас она звучит голосом разума, а не стихийной эмоцией. И, кстати, благодаря Соль у меня есть пласт восприятия, который помогает по-другому взглянуть на бесстихийных. Жизнь, подаренная заново – не даром эта странная формулировка вертелась у меня в голове, пока не всплыла в словесной форме на поверхность сознания. Эта формулировка давала повод думать о ламии, как о двоюродной матери. Философствование хорошо отвлекало от неустойчивости оперативной обстановки, поэтому я лёг на пол, не обращая внимание на то, что происходит вокруг, и продолжил увлекательное исследование своих ощущений и мыслей. Если Соль – двоюродная мать, то некоторые вещи, которые я производил во время обряда трансформации под воздействием своей двоюродной тёти Гюреши, вполне тянут на инцест, помноженный на зоофилию. В свете этих рассуждений странные семейноколлективные отношения Одинаковой расы были более понятными. Они все похожи друг на друга, они не могут отличить брата от постороннего, а сестру от матери – по крайней мере, что-то такое говорила моя спикерша – новая Каби. То есть, у них нет триггеров, точек напряжения, связанных с запретными отношениями, и даже просто с отношениями. Кого заботит проблема отцов и детей? Если все знают одно и то же, чувствуют одно и то же, то на глупое выяснение отношений энергия не тратится. Тогда причины войны между стихийной и бесстихийной расами достаточно просты: при взгляде на миксантропов, Одинаковые испытали приступ неизвестного им отвращения, вся бездна пороков, извращений и неврозов разом нахлынула на отвыкшее от таких нагрузок сознание умных, но по-детски наивных и по-детски жестоких бесстихийных. Под шёпот этих полубессвязных мыслей я уснул, а проснулся от того, что чья-то настойчивая рука трепала моё ухо. – Бог, бог, – громкий шёпот из серии "я старалась, чтоб никого не разбудить" принадлежал Кабинорате, – пора заняться утренней гигиеной. Я открыл глаза. – Можешь сопроводить её, – проурчал голос Орпебра откуда-то сбоку. Подняв голову и оглядевшись, я увидел идиллическую картину. Русалка спала, удобно устроившись в кольцах Гюреши, Орпебр сидел рядом и приводил себя в порядок, расчесываясь своими ужасающими когтями. Рядом со мной валялась Кабирния Бири, она сложила свои задние копыта на меня, а человеческая часть её тела титьками кверху храпела мне в ухо. С другой стороны на меня навалилась Фифа. Я аккуратно поднял её и переложил на горячее лошадиное туловище. Кабинората схватила меня за переднее копыто и настойчиво потянула к выходу. – Там безопасно, – подал голос ягуар. – Ночью дежурила Гидродора. Мы решили, что она поспит потом, на спине у Кабирнии или у тебя на руках. Я сменил её утром. Бесстихийные отошли. Сейчас долина пуста. Иди, а то у Одинаковой, похоже, проблемы. Собственно, я был не против. Кабинората вытащила меня из капища, по дороге она объясняла: – Нужно найти площадку, поросшую невысокой травой, и сесть ровными рядами. Она быстро скинула свой невзрачный комбинезон и присела на лужайке. Я стоял и не знал, куда смотреть. – Давай уже, – в голосе Каби зазвучала истерика, она встала и свела ноги согнувшись – Ну! Проклиная про себя абсурдность ситуации, я присел на корточки рядом, она облегчённо застонала. – Теперь нужно найти ручей и совершить омовение. Она бодро зацокала по камням, подхватив комбинезон, и радостно плюхнулась в мелкий ручей. Я зашёл следом, вода оказалась холодной даже для моего бычьего тела, а Кабинората весело плескалась, не обращая на это внимание. – Бог, бог, иди сюда, ты должен помыть меня, а я помою тебя. Молча показав копыта, красовавшиеся на руках вместо пальцев, я покачал головой и плюхнулся в ручей ниже по течению. – Да, я поняла, у тебя нет возможности, но я-то тебя помою. Она залезла ко мне на спину. Приятно, но я не готов был к щенячьим нежностям, поэтому встал на четвереньки и сбросил Каби в ручей. Она села на дно. – Бог, это нормально – мы должны заботиться друг о друге... Она не была обижена или рассержена, а говорила, скорее, как старшая сестра. – Действительно, в этом нет ничего плохого, – прозвучал спокойный голос. Фифали, пристроившаяся на большом камне, тоже занималась утренней гигиеной – она жевала какую-то веточку, тёрла ей свои мелкие ровные зубы и сплевывала в траву. – Люди и животные нуждаются в постоянной взаимной заботе. Из портала внезапно выскочила Кабирния. Она прогарцевала по дну ручья, обильно орошая всех брызгами, встала между мной и Кабиноратой, демонстративно достала огромную зубную щётку из маленькой сумочки и начала чистить зубы. Одинаковая выползла из ручья. От холода она покрылась мурашками, но одеваться не спешила, наоборот, всячески старалась привлечь внимание к своей совершенной груди с торчащими сосками. Мне показалось, что она еле сдерживает ехидную улыбку. – Лошади всегда отличались прямолинейностью. Поэтому их так легко победить. Голос Кабинораты звучал нейтрально. Иппогиния застыла, сжав кулаки, и стала пунцовой, зубная щётка комично торчала у неё изо рта. – Каби, не заводись. Кобыла вынула щётку, прополоскала её, потом умылась, сложила принадлежности в сумочку и сказала: – Слышь, Одинаковая, ты всё ещё надеешься, что после того, как естество Быка окажется в твоём теле, ты сможешь выжить? Ты же лопнешь. Она победно топнула копытом. Кабинората растерянно оглядела своё лоно. В принципе, у неё широкий таз... Я сам оборвал свои мысли, потому что понял, что начал рассматривать Вторую Каби, как женщину... Как возможную партнёршу. – Ребёнок, выходящий из утробы, больше, так что я рискну. – Му. Фифали расхохоталась. Это был первый раз, когда я видел её смеющейся. Две Каби замолчали, они разглядывали друг друга, периодически бросая взгляды на собственные женские прелести. Наконец, Кабинората встала и жалобно произнесла: – Как мне ухаживать за волосами? – Побрейся наголо, – буркнула иппогиния, – везде. Фифали подошла к нам поближе. – Каби, – сказала она, лукаво улыбнувшись, – ты же обожаешь заплетать косички. Следующие полчаса я с удивлением пялился на то, как иппогиния ловко плетёт замысловатые косы. Они, как чудо, появлялись из растрёпанной русой шевелюры Кабинораты, которая нежно прижалась к объёмной груди кобылы. От медитации меня смог оторвать только запах шашлыка – Ягуар готовил огромные стейки на раскалённой каменной плите.