И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.
***
В комнате стоит приятный полумрак, к которому он уже за многое время оказался привычен. В воздухе витал приятный запах свежей выпечки, которую в съёмной квартире готовили редко. Она никогда не просила помощи в этом, а он же никогда не навязывался.«Здравствуй, Ивайзуми.»
А больше написать действительно нечего. Когда Тоору в последний раз слышал его голос? Когда в последний раз получал какую-то заинтересованность в своей жизни, и видел не безразличный взгляд? Давно. Очень давно. Наверное, в первый год после начала обучения в разных университетах. О истинных отношениях бывшего капитана и вице капитана мало кто знал. Вернее, таких насчитать можно было по пальцам одной руки, и в их счёт никак не входили родители. Ойкава хорошо помнит вкус поцелуев, первенство в которых всегда проигрывал, отчего те становились словно ещё слаще. Помнит прикосновения, жар чужой кожи. В первое время, когда в трубке начинали слышаться нотки безразличия, Тоору вздыхал, хотя наверное, уже тогда понимал. Всё становится хуже.«Это ещё одно моё письмо тебе, которое тоже останется без ответа. Я так думаю. Мне так кажется.»
Улыбка тронула его губы, когда в голове возник знакомый образ. Юноша уже не чувствует к нему никаких прошлых чувств, лишь светлую ностальгию. Как и по временам школы, разумеется.«Я продолжаю играть. Пока что только в юношеской команде вместе с Ушивакой, но думаю, скоро прорвусь и дальше. Столько лет спустя мы нашли общий язык. Можешь себе это представить?»
Интерес Ушиджимы к нему был скорее иного характера, нежели чем действительно только спортивного, но даже не сближаясь особо сильно, тот, кажется, и вовсе понял многое. И обратил свой взор на других. На кухне в какой-то момент разбилось что-то, секундой позже послышался тихий вскрик, и Тоору приподнял голову, обращая взгляд в сторону дверного проёма, ведущего в коридор. — Миё, ты как? — Всё хорошо, Тоору. Просто порезалась. — Тебе помочь? — Всё в порядке, дело пустяковое. Молодой человек обратил взгляд на письмо, а затем вновь на дверь. — Я подойду через пару минут. Сейчас, только закончу… — Хорошо, — и её тяжкий вздох стал ему ответом. Ойкава Тоору просто сентиментальный дурак. Ему сложно отпустить и забыть то многое и далёкое, что когда-то грело душу, сложно не смотреть старые фотоальбомы. И дышать нормально не получается. Как и бросить волейбол тоже. Он вздыхает шумно, прикрывая на какие-то жалкие секунды глаза. В голове множество образов и имён, которые были в прошлом, а некоторые умудрились оставить свой след в настоящем и недалёком будущем тоже. Не было только одного имени, что раньше радовало глаз, а сейчас не откликалось нечем. Тоору считал свои чувства чистой любовью, хотя на итоге всё оказалось простой и яркой влюблённостью. Ивайзуми Хаджиме был вредным, вредным ежом, но руки у него были тёплые-тёплые, согревающие холодными зимами часто. Не получается выкинуть из головы ничего: ни шрама на коленке, оставшегося с детства, ни пары родинок на запястье, и как удивление, веснушки на плечах. У Хаджиме не было ни одной точки на лице, что вызывало у Тоору лишь лёгкий смешок, с последующим поцелуем в шею и щеку. Хаджиме ему нравился. Действительно нравился.«У меня впервые, кажется, появились серьёзные отношения. И невеста впервые появилась. Она хорошая, честно. Возможно, ты бы оценил мой выбор. Или же сказал, что я порчу милых и тихих девушек. Тебя же я испортил, да?»
Тоору шумно вздохнул, щурясь. Года два назад на эмоциях он сжёг пару из совместных фотографий, впрочем, ни как не жалея. Тогда он даже выдохнул спокойнее. Стало легче. А сейчас было трудно дописать и поставить точку в их отношениях окончательно.«Я хочу попрощаться и сказать до свидания. Разорвать последнюю ниточку, связывающую меня с тобой. В любом случае, как раньше уже ничего не будет.»
Его рука дрогнула.«Прощай, Ивайзуми Хаджиме.»
Юноша свернул письмо, спешно, но довольно-таки ровно, и убрал тот в уже подписанный конверт. Уже завтра отнесёт на почту, а там отправит по адресату. В коридоре темно, и ориентиром на кухню становится свет оттуда. Ойкава всегда ходил тихо, из-за чего на него почти всегда обрушивались лёгкие удары. Миё была красивой по своему, да и тихой была скорее в незнакомой компании, или с неизвестным человеком. У неё волосы тёмные, прямые, которые она часто отстригает по лопатки. Прямой нос, прямая линия губ, чуть обветрившихся и часто прикусывающихся, из-за чего в сумочке и рюкзаке той всегда находилась гигееническая помада. Она стояла у окна, склонив голову к стеклу. Там, на темных улицах свирепствовал дождь, и едва уловимый шум молодой человек уловил только сейчас. На тонких пальцах виднелся пластырь. Значит, всё-таки его помощь не потребовалась. Миё повернула голову только тогда, когда Тоору сам сел на тот же подоконник, что и она. Взгляд темных глаз был почти пустой, отдающий глубокой задумчивостью, но секундой позже там мелькнула глубокая искра осознания. — Уже дописал? — Ага. Она пододвинулась ближе, сдув с лица вылезшие из хвоста пряди. Её ладони лежат на его плечах, слегка сжимая. Она не давит, никогда не пыталась. Дожидалась, когда расскажет сам, стараясь не действовать на нервы. Он вздохнул, кажется, более спокойно. Последняя ниточка разорвалась. — Иди сюда. Миё кивнула, разворачиваясь спиной и попадая в кольцо знакомых рук. Волосы её пахнут виноградом, что вызывает улыбку. Сладкий привкус словно оседает на языке. — Всё хорошо? — девушка откидывает голову на его плечо, смотря всё туда же, на тёмную улицу. Дежурный вопрос. — Да. Думаю, теперь всё будет хорошо. Ты же пойдёшь завтра на игру? — Я прихожу всегда, Ойкава Тоору. Она целует его в подбородок, приподнимая уголки губ, и кладёт ладони поверх его собственных. Странное меланхоличное настроение, всё-таки, оказалось заразным. Хотя впрочем, они многое делили на двоих.