***
Джонс ушел к девяти часам вечера, остальные — раньше, по окончанию рабочего дня. Киллиан, возможно, остался бы, но у него дома была беременная жена, светловолосая Эмма. Эмма была милой и дерзкой одновременно. Робин знал, что когда-то она, вроде бы, сидела в тюрьме, а после и сама работала в полиции, кажется, шерифом небольшого городка в штате Мэн. Они встречались всего пару раз, но и этого хватило. Робин уже не кряхтел над бумагами, понимая, что это ему ничего не даст. Он сидел, закинув ноги на стол, и медленно потягивал кофе. Думал, что ему все-таки нужно домой — наверное, Роланд соскучился. Роланд был его двенадцатилетним сыном, которого он любил больше, чем свою жизнь, как и, наверное, любой хороший отец любил бы своего ребенка. Робин не знал, был ли он хорошим отцом, но очень старался, хоть иногда и не приходил домой более суток, ночуя в офисе. Романов он не крутил, накрутился уже однажды, поэтому личная жизнь Локсли кончалась на Роланде. Робин глянул на часы, показывающие десять вечера. Чтобы доехать домой, ему было необходимо минут десять, может двадцать. Роланд уже скорее всего будет спать, но наверняка наутро обрадуется, увидев дома отца. С этими мыслями он уже поднялся с места, чтобы захватить свои вещи и пойти домой, как вдруг телефон — участковый — зазвонил. Локсли взял трубку, и с другого конца линии послышался тяжелый, хрипящий голос: — Срочно на улиц… — а дальше выстрел и тишина. Кто-то с той стороны повесил трубку. Локсли тут же отследил, откуда и с чьего телефона звонили. С последним он мог разобраться позже, а вот первое не требовало отлагательств. Кинувшийся к своему байку Локсли уже через двадцать восемь минут оказался на месте. Он смутно помнил, что было дальше. Кажется, понял, что это касается Си-Эйч, позвонил своим и попросил незаметно подъехать. Вроде бы они нашли несколько трупов и повязали с десяток парней, троих из которых тут же подстрелили с разных углов. Остальных быстро затащили в машины во избежание лишних смертей, а пятеро свободных служащих отправились по этим углам. Джонс и еще какой-то парень, кажется, новенький, кинулись к одному месту. Скарлет и Литтл — к другому. Сам Робин направился в сторону заброшенной постройки какого-то здания, напоминающего многоэтажную парковку, где было темно, но не так сильно, чтобы ничего не видеть. На четкий выстрел должно было хватить. На пятом этаже он обнаружил установленную винтовку, которую второпях пытались собрать, и услышал поднимающиеся вверх шаги. Робин кинулся следом, а на крыше наткнулся на убегающую спину. Женскую. Локсли тут же достал из кобуры любимый «Беретта», собираясь попасть куда-то ей в ногу, но тут девушка резко остановилась, выпрямилась и тягуче-медленно расправила локти, будто поднимая руки и все ещё стоя спиной к Робину. Она была одета во все черное, чем-то напоминая Джонса. И у нее были доходящие до плеч, такие же черные волосы. — Повернись. Медленно. И без глупостей — я не промахиваюсь, — произнес он твердым, не терпящим возражений тоном. Девушка пожала плечами, мол, как скажешь, и Локсли почувствовал себя странно неуютно. Ненужные воспоминания подкрались к нему со спины, пока виновница этого также медленно, как поднимала руки, поворачивалась к нему передом. Прежде, чем волосы открыли лицо, она остановилась. Робин сглотнул и мысленно начал молиться, чтобы сейчас все вышло не как в дешёвом романе. Но он знал, что не мог ошибиться. Девушка все же повернулась, и Робин шумно-шумно выдохнул. Руки, удерживающие пистолет, дрогнули, а дыхание перехватило. Красные губы расплылись в насмешке. — Не ждал? — ее голос звучал слишком громко и чарующе в этой внезапно мертвой тишине. Локсли тяжело дышал, чуть мотал головой, щурил брови и немногим чаще обычного моргал, надеясь, что это окажется другое лицо, просто слишком похожее. Не работало. Зато Реджина работала. Потрясающе работала, черт возьми. Четыре гребанных месяца бегала. Робин клял себя. Он мог бы догадаться. Он мог бы поймать ее раньше. Он мог бы выстрелить в нее прямо сейчас, чтобы уж точно не убежала. Он мог бы… Реджина насмехалась. Она картинно закатила глаза и опустила руки, будто разочарованно выдохнула и направилась к мужчине. — Еще шаг, и я выстрелю. — О. Ну конечно, — она усмехнулась. — Рука у меня уж точно не дрогнет, — собрался Робин. На самом деле все его реакции были едва заметны, но Реджина видела. Хотя скорее знала. Но Робин все-таки собрался, и больше не хотелось снова проглотить ком в горле или выронить пистолет из рук. Хотелось застрелить ее. Он знал, что сможет. Он теперь вообще много чего знал. Реджина не ответила, сделав выражение лица «как скажешь, как скажешь». Она приблизилась к нему и оказалась на расстоянии вытянутой руки — еще бы пара сантиметров, и дуло пистолета уткнулось бы ей прямо в грудь, но она взяла его руку, держащую оружие, и отвела. Сама сделала шаг вперед и направила «Беретта» в мужской руке прямо себе в голову. — А ты знаешь, что я не боюсь. — Думаешь, я не выстрелю? — Отчего же? Захочешь — выстрелишь, — выдохнула она прямо в губы и положила свой палец на тот его, что порывался нажать курок. — Ну давай, стреляй. Я же знаю, ты хочешь. — Ты ненормальная. — Только догадался? — Я уже не тот. — А я все та же, — она чуть качнула головой. — Забавно, правда? — Нисколько. Реджина сощурила глаза, а после резко запрокинула голову и засмеялась. Менее, чем через пять секунд, ее лицо снова приняло прежний сосредоточенный вид. — Точно не тот. Она подняла свободную руку и провела указательным пальцем по щеке Робина. Чуть подхватила подбородок, наклонила его голову, потянулась и легко, практически неощутимо коснулась своими красными губами его. Она завораживала. Вся она. Робин отстранился, стряхнул ее руку со своей и отнял пистолет от женской головы, все еще удерживая саму Реджину на прицеле. — Действительно та же, — женщина сощурила глаза, и этого хватило, чтобы Робин, не выдержав, прижал ее к себе, сминая горячие губы в яростном поцелуе. Оружие упало на бетонный пол, и удар отразился от пустых стен громким воем. Робин этого, конечно, не слышал — он слышал только тихие вздохи Реджины, те, что были прямо губы-в-губы. Наверное, будь Локсли в здравом рассудке, он не стал бы делать того, что делал сейчас — но он уже давно свихнулся, разве нет? Он не знал. Робин вдруг понял, что снова ничего не знал, кроме того, что губы женщины, которую хотелось задушить голыми руками, находились в его власти. В какой-то момент обнявшая его за шею Реджина, тяжело дыша, отстранилась от мужчины. Она смотрела ему прямо в глаза, ее ресницы чуть подрагивали, а губы оказались приоткрыты — всё как раньше. Реджина один раз глубоко вдохнула и на грани слышимости прошептала тонувшему в ее глазах и находящемуся в считанных миллиметрах от ее лица Робину: — Прости. Тут же Локсли почувствовал резкую боль в паху и обжигающий холод от отсутствия тёплого тела близь своего. Мощно зарядившая ему коленом ниже живота Реджина уже бежала к краю крыши, а согнувшийся от неожиданной боли Робин нащупал рукой пистолет и, выставляя его вперёд, нацелился. У Робина Локсли не бывает промахов или случайно допущенных ошибок. Пуля пролетела в десяти сантиметрах от ноги остановившейся на самом краю крыши Реджины. Напоследок посмотрев выразительным взглядом и что-то сказав одними губами, она спрыгнула вниз. Меньше, чем через минуту, послышался мотор машины. У Робина Локсли все всегда под контролем. Было.***
Впервые он увидел ее в каком-то дешевом караоке-клубе, в двадцать два. Пришёл туда, чтобы напиться. Реджина, видимо, тоже. Когда бармен принёс ему заказанный виски, Робин сделал глоток и осмотрелся. Он никогда не любил это место, но алкоголь здесь был дешевым, народу много, и вряд ли взбешённый отец-миллионер стал бы искать своего сыночка, за которым, как оказалось, все ещё нужно было приглядывать, в такой заднице вселенной. Под похотливые взгляды с мужской части наблюдающих и под ревнивые — с женской, на сцене вертелась какая-то брюнетка, держащая микрофон в руках и поющая что-то очень скучное, но хотя бы достаточно развратное, чтобы перевыпившие свою норму клиенты не жаловались. Сам Робин такое не любил, но ему было, откровенно говоря, насрать. — «Я психопатка, знаешь ли. Сладкая убийца. На тропе войны, С которой, из-за чертовой любви, не смыться».* Голос у девушки был мощным, словно эта походившая на лирическую песня была вовсе не для неё. Такой бы подошло что-то более быстрое и энергичное, но такое же пафосное и вызывающее. Робин музыкантом не был, зато хорошо разбирался в людях. — «Ты наблюдаешь, как я пью Чери-Колу, Понимаешь, что я, без шанса на исправление Сладкая убийца просто по приколу: Ты же знаешь, как люблю острые ощущения». Песня заканчивалась, виски тоже. На сцену взобрались какие-то подруги, разодетые в короткие топы и мини-юбки. Место рядом с ним пустовало, однако недолго: только обрадовавшись этому, он услышал неприятный скрип железа и, в противовес, приятный женский голос: — Как обычно, Джейк! Джейком звали местного официанта и племянника владельца по совместительству. Робина он сейчас волновал меньше всего, зато незнакомка, в сторону которой он нехотя повернул голову, заинтриговала. Это была та же девушка со сцены: блестящая и просторная футболка с рукавами по локоть, спереди заправленная в чёрные джинсы; золотая подвеска с именем «Реджина»; уложенные на правую сторону волосы; невысокие каблуки. Глаза ее горели каким-то безумным пламенем — очевидно, выпитым алкоголем. Тем временем незнакомка с именем «Реджина» на груди тоже повернулась к Робину и начала рассматривать его. Зелёная чуть помятая футболка, темно-коричневые джинсы, светлые волосы и голубые глаза. Робин казался привлекательным мужчиной, но явно пришедшим сюда не веселиться. Реджина усмехнулась и невзначай спросила: — Редко бываете в таких местах? — Чуть ли не каждый день шатаюсь. Девушка хмыкнула, наверное, не поняв, сарказм это был или нет. Локсли, кстати, тоже не понял. — А вы? — спросил Робин. — Праздную свободу, — заговорщицки улыбнулась она. — От чего? — девушка выглядела на пару лет моложе его самого, поэтому он предполагал, что она закончила учиться или что-то в этом роде. По времени года подходило. — Сегодня я официально незамужняя и свободная женщина, — также игриво проговорила она. — Брак по расчету? — Ещё какой, — Реджина фыркнула. — Но теперь все кончено. Наконец-то, — добавила она шёпотом. Робин знал, что такое брак по расчёту. Своего ему избежать удалось, за что отец его яро ненавидел, а мать… она умерла пару лет назад. Реджина развернулась, и больше они не говорили. Через полминуты бармен принёс ей «Кровавую Мэри», которую, глядя словно в никуда, она допила довольно быстро. Посидев на месте ещё с минуты три, она встала и, напоследок подмигнув Робину, направилась к выходу.***
Робин только вышел с допроса, и его голова откровенно раскалывалась. Все так резко навалилось, и он даже не знал, сможет ли справиться с этим. Допрос прошёл крайне неудачно. Никто из попавших не сказал ни слова о своём поручителе, и Локсли даже не знал, разочарован он был из-за этого или нет. Он должен был бы быть, но ещё пару часов назад сердце в груди яростно билось о стенки, молясь о том, чтобы Реджина выбрала правильных людей и не попалась. Никто так и не раскололся, из уст задержанных вылетали только смешки, стоны от ударов, да однотипные фразы «это все, на что вы способны?», и Робин снова не знал, злиться ему или выдыхать с облегчением. Потому что хотелось делать и то, и другое. Вдруг он понял, что так и не съездил домой вчера вечером, и сегодня утром не увидел довольную мордашку Роланда. Вместо этого он предпочёл снова остаться в офисе и снова изучать бумаги. Робин знал, сколько Реджина планирует свои дела. Робин знал, что лишь ему под силу ее переиграть. И что Реджина наверняка все это время оставляла подсказки. Она вообще любит играть с жертвами (или ими самими), и раньше Робин частенько подшучивал, что даже ему жалко бедных полицейских. Роланд знал Реджину, души в ней не чаял. Иногда она читала ему сказки, где Прекрасные Принцы спасали своих Принцесс, но гораздо чаще закрывала книгу на полуслове и начинала сочинять новые истории, где Королева встречала Разбойника, и потом они жили долго и счастливо. А ещё Реджина хотела дочь, которой были бы интересны сказки, где Принцессам не нужны были Принцы, и они сами могли спасти себя и своё королевство. Она об этом никогда не говорила, но Робин был уверен, что это так. Локсли резко встал с места и начал собирать вещи. Он редко когда уходил с работы раньше окончания дня, но гораздо чаще — особенно в последние четыре месяца — задерживался и даже ночевал, поэтому ему могли простить такую шалость. К тому же ушёл он всего на полчаса раньше. Дома Роланд был один: с тех пор, как ему исполнилось восемь, Робин приучал сына к самостоятельности и няню звал только переночевать и приготовить завтрак в дни, когда сам не мог. Сначала, конечно, он побаивался за него, но постепенно страх начал развеиваться. Конечно же, до сих пор он просил сына отписываться, если тот собирался гулять с друзьями или когда приходил домой. Потому что у Робина Локсли все всегда было под контролем, даже если этот контроль он пытался сбавить до минимума. Возле входной двери в их с сыном квартиры он обнаружил маленькую коробочку, обвёрнутую зеленой гофрированной бумагой и аккуратно перевязанную бечёвкой. «Моему разбойнику» — было написано в карточке, привязанной той же бечёвкой. Нахмурившись, Робин спрятал умещающуюся в ладони посылку в сумку и открыл дверь. — Привет, пап! — выкрикнул младший Локсли, сидящий в гостиной и играющий в приставку. — Как на работе? — Нормально, — чуть не запнулся он и даже сам не понял, почему. Не потому ли, что перед глазами вдруг встали расстроенные глаза шестилетнего Роланда, когда Реджина навсегда исчезла из их жизни? Точно не поэтому. Точно же? — Точно? — недоверчиво уставился он на зашедшего в комнату отца. — Определено. У меня все всегда под контролем, ты же знаешь. Роланд пожал плечами, мол, как скажешь. Они вместе поужинали, Робин извинился за то, что давно не появлялся, спросил сына об учебе, о няне, об уроках и друзьях. Потом они, взяв миску карамельного попкорна, устроились в зале и включили какой-то фильм про супергероев. Робин не особо вникал в сюжет, но когда Роланд — который уже смотрел этот фильм и просто обожал его — говорил, что «сейчас тако-о-ое будет!», он сосредотачивался на происходящем. Робин этот фильм тоже уже видел, и он не особо ему понравился, но каждый раз, когда Роланд звал пересмотреть любимую часть, конечно же соглашался. В конце концов какая разница, что смотреть, если любимый сын был рядом? Роланд заснул на плече у отца, и тот отнёс его в комнату, укрыв одеялом. Как раз тогда он вспомнил про оставленную в сумке коробочку. В своей спальне Робин достал ее, развернул обёртку и открыл. Внутри лежал брелок с маленьким железным «Беретта» и парой ещё более маленьких патронов[2]. Он сразу понял, что посылка была адресована скорее ему — ведьма, черт побери, знала, что он поедет домой. А может даже и следила за ним. Он бы даже не удивился, если бы здесь стояли камеры… Робин тряхнул головой. Никаких камер, естественно, быть не могло, это уже бред. Локсли положил брелок на стол, а сам отправился в душ.***
Снова Реджину он встретил через год. Он тогда начал торговать наркотой, а она оказалась его главной конкуренткой, поэтому Локсли отдал приказ устранить противницу. Впрочем, выполнить указание у его людей не вышло, а он действительно не понимал, почему. А однажды сам получил возможность пристрелить её — до этого Робин уже убивал, поэтому мог сделать это без угрызений совести. Женская спина, облачённая в чёрное пальто по колено, казалась идеальной мишенью. Она уже поняла, что на прицеле, поэтому не пыталась убежать, просто стоя на месте. Реджина вообще не любила просто убегать, но это он уже узнал позже. — Подними руки и повернись. Медленно. Знай, что я не промахиваюсь, — ему хотелось взглянуть в глаза той, что мешала ему одним своим существованием. Руки она полностью так и не подняла, показывая свою независимую позицию — лишь небрежно расправила локти. Тем не менее, она медленно обернулась и, рассматривая своего будущего убийцу, наклонила голову. Робин тогда тоже получил возможность разглядеть ее: под чёрным пальто была такая же чёрная шёлковая блузка, на которой отчетливо виднелась золотая цепочка с надписью «Реджина», которую он почему-то без проблем узнал. Кроме этой подвески от той, что он встретил в баре, ничего не осталось: прямые волосы, высокий каблук и леденящий душу пронзительный взгляд. Локсли знал, что за этот год и сам изменился, стал старше, но она выглядела вовсе другим человеком. — Робин Локсли… — растягивая гласные, протянула она и сделала пару шагов вперёд. — Какая честь, — выплюнула девушка и сделала шуточный неполноценный реверанс, после чего снова медленно двинулась к нему. — Ещё шаг, и я выстрелю. — Убьешь и не моргнёшь? — Тебя — с радостью. — Оу, — она будто уязвлённо опустила взгляд и расхохоталась. — Слишком много внимания к моей персоне. Тебе так не кажется? — Может быть. Она усмехнулась и снова продолжила приближаться к нему. Робин не выстрелил и упорно не мог понять, почему. Реджина подошла к нему близко-близко, так, что пистолет практически упирался ей в грудь. Накрыв своей рукой его с оружием, она отвела ее, подошла ещё ближе и нацелила дуло себе в голову. — Ну так стреляй, чего ждёшь? — выдохнула она ему прямо в лицо. Палец ее опустился на его, лежащий на курке. — Я не боюсь. Только не в сердце, не попадёшь. Лучше сюда, — она сделала круговое движение рукой, и дуло пистолета описало ее голову. — Думаешь, я не выстрелю? — Уверена в обратном, — Реджина чуть повела плечом. Робин сощурил взгляд. — Да ты ненормальная. — Может быть, — скопировала она его ответ, подняла вторую руку и провела острым ногтем по щеке Робина. — Очарователен. Должно быть, от подружек отбоя нет, — девушка смотрела ему прямо в глаза. Она чуть оттянула его подбородок вниз и коснулась его губ своими, накрашенными темно-красной помадой, тут же тягуче-медленно отстраняясь. Показательно вдохнула его лесной одеколон и, прикрывая глаза, выдохнула. — Интересно…***
Робин стоял под струями душа, стараясь не вспоминать ничего из того, что лезло в голову. А в голову лезла Реджина: с пистолетом у его виска в руке; с рядом стоящим и улыбающимся малышом Роландом; спящая и укрытая одной лишь простыней; счастливо улыбающаяся и целующая его в щеку; мечущаяся по кровати от кошмаров; с застывшими в глазах слезами и неописуемым разочарованием на лице. Робин даже не знал, что из этого было неприятнее, но последние две картины отдавались болью(?) где-то в районе сердца. Чуть ли не воя от отчаяния, он выключил воду и достал белоснежное полотенце. Однажды таким же полотенцем он обрабатывал пулевое ранение Реджины — в больницу ехать она наотрез отказалась, потому что не хотела лишних вопросов. Локсли, к счастью, обладал каким-никаким опытом, так что сам взялся за это. Девушка, собиравшаяся позвать своего личного врача, не возражала. Через несколько минут Робин уже сидел на кровати и пялился на стену. В его голове, наконец-то, не было ни одной мысли, благодаря чему она, голова, перестала гудеть. Мыслей не было, зато был образ, который никак не исчезал. Но ведь у Робина Локсли все всегда под контролем, да?***
Зря он тогда отпустил Реджину — или она сама сбежала, он не понял. Зря он не пристрелил ее, как только появилась возможность. Иначе не пришлось бы стоять здесь и думать о том, когда она решит спустить курок. Ситуация будто повторялась, но только теперь Реджина держала его на прицеле своего «Глока», такого же чёрного, как и ее одежда, а сам Локсли независимо ухмылялся. Робин руки не поднимал, пусть она даже и не просила. Реджина, стоящая довольно далеко и держащая оружие левой рукой, начала подходить. «Что ж ей на месте не стоится-то?» — успел мысленно возмутиться Робин, прежде чем девушка оказалась достаточно близко для того, чтобы приставить дуло к его виску. Не отрывая пистолета и меняя держащую руку, она обошла мужчину и коснулась его спины рукой. Провела по крепким плечам и спустилась по контуру до пояса; по поясу перенесла руку вперёд, к прессу. Робин удержался от разочарованного вздоха, когда девушка достала спрятанный охотничий нож и откинула его в сторону. — Глупо. Очень глупо, — она оторвала руку и снова встала перед ним. Локсли вдруг отметил, что каблук был чуть ниже прежнего, поэтому ей приходилось совсем немного задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Реджина всегда смотрела в глаза. — Может быть, — девушка усмехнулась и провела ногтями по его груди, скрытой белоснежной рубашкой. Робин чуть повертел головой, разминая шею. — Стрелять будешь или нет? — Может быть, — он тоже усмехнулся. Свою руку он положил на ту ее, в которой был пистолет, и опустил палец на курок. — Тогда вперёд. Я не боюсь. Реджина улыбнулась уголками губ и надавила оружием, приказывая чуть опустить голову. Мужчина повиновался, и она немного потянулась, чтобы снова коснуться его губ, на этот раз глубже. Робин решил попробовать взять все в свои руки и проник в её рот языком, свободной рукой притягивая девушку за талию и ожидая, пока рука на пистолете расслабится. Реджину он правда хотел, пусть не здесь и не в таких обстоятельствах: у неё были привлекательная фигура, милое личико и дикая страсть в каждом движении, фразе, взгляде. Реджина была словно пламя, которое не потушить — она соблазняла и вела собственную игру, балансируя на грани жизни и смерти в самом, черт побери, прямом смысле. Робин не планировал ввязываться в эту игру, не планировал вставать на эту же грань, рискуя упасть не в ту сторону. Но, кажется, Реджине было плевать. Девушка чуть застонала ему в губы, когда он положил руку на ее бедро. Она сбросила его руку с пистолета, разрушив все планы на возможность отобрать оружие, от виска переместила его к подбородку мужчины, заставляя того оторваться от ее губ. Взгляд у Реджины был дикий, буквально горел — но не страстью, а скорее азартом. Чисто теоретически, он мог выхватить пистолет из ее руки в виду физического преимущества, но шанс неудачи был слишком велик. Реджина тем временем изогнула бровь и чуть закусила нижнюю губу. — Ещё увидимся, Разбойник, — с этими словами она отняла пистолет от его подбородка и начала удаляться в сторону лестницы, не сводя его с прицела. Когда она уже почти скрылась, то словно вдруг передумала и, одними губами прошептав «извини», нажала на курок. Робин зажмурил глаза, услышав громкий щелчок. Он ожидал почувствовать резкую боль в области живота — туда, кажется, целилась Реджина — но вместо этого почувствовал ничего. Открыв глаза, он наткнулся на будто извиняющийся взгляд девушки. — Упс, — произнесла она и, посмотрев выразительным взглядом и улыбнувшись, скрылась в проходе. Робин, конечно же, дураком не был и прекрасно понял, что она знала, что пистолет не был заряжен. И играла им, как куклой. Он мог бы свернуть ей шею, мог бы задушить, мог бы просто вырубить, в конце-то концов. Но оказался разгромлен в пух и прах. Реджина — искусный кукловод. Реджина — истинная Королева. Реджина — и гений, и ненормальная. Но он хотя бы жив. Обманут, унижен и восхищён — это да. Но жив.***
Утром весь отдел так и кипел — за четыре месяца в этом деле они продвинулись меньше, чем за предыдущие два дня, хоть Киллиану и остальным не удалось даже увидеть стрелявших, как и, собственно, Робину. По легенде, конечно же. На самом деле Локсли не знал, правильно ли он поступал, покрывая женщину. Даже не так: он знал, что поступал неправильно, но делал то, что делал, потому что… без «потому что». Пусть Реджина ещё побегает, пока может. Теперь он знал, кого искал, а значит, и сможет найти. Потому что у Робина Локсли все всегда под контролем.***
А потом у них с Реджиной был секс. Жаркий и чуть ли не лучший в жизни Робина. В жизни Реджины, кажется, тоже — так она потом говорила. Когда случился второй, и третий, и… в общем, потом. Они не были парой. Нет, точно нет. Каждая их встреча начиналась с угроз оружием, некоторые заканчивались сексом. Он никогда не думал о ней, как не о конкуренте за рамками этих «свиданий», но стоило ему увидеть ее — такую дерзкую, такую опасную, такую хитрую и безумную, так она сразу становилась объектом его обожания. И он действительно не знал, чего хотел больше: Реджину или ее смерти. Сначала Реджина никогда не оставалась. Она быстро собирала свои вещи и уходила с гордо поднятой головой. Робин никогда не смотрел ей вслед и никогда не думал, что было бы, останься она. Ведь они были далеки от пары. Настолько, что в каждую свою встречу по очереди чем-то угрожали друг другу — чаще всего огнестрельным, конечно же. А однажды что-то пошло не так, и после секса Реджина просто повернулась к нему спиной, поджав ноги и просунув руку под подушку. Не ушла. Робин лежал, привычно положив под голову одну руку и по пояс укрывшись простыней. Через три минуты он-таки озадаченно повернул голову и сощурил глаза, наткнувшись на обнаженную спину и темную макушку. Спина у Реджины была красивая, ровная и с чуть выпирающими лопатками. Короткие волосы, раскиданные по подушке, тоже были красивыми. Реджина вообще вся была красивая, и Робин думал, что ему повезло спать с ней. Но ещё Реджина была умна. Хитрая и «скользкая» — определённо. Харизматичная — без вариантов. Безумная — есть такое. Но, бесспорно, умная. Она сводила его с ума и одновременно ни капли не волновала. Она была полна противоречий. Поэтому идея спать с ней казалась все более заманчивой и рискованной, а значит, правильной.***
Сидящий на своём рабочем месте в своё рабочее время Локсли думал о чем угодно, кроме работы. Он думал о том, что нужно было заплатить няне за прошедший месяц. Он думал о том, что Роланду стоило бы помочь с той темой по математике, в которой он что-то не понимал. Он думал о том, что зеленые яблоки, аккуратно уложенные в миску, которая находилась на общем столе, наверняка были очень кислыми. А ещё о том, что Реджина обожала красные яблоки. И о том, что от самой Реджины всегда веяло ими. На телефон пришло сообщение. «Привет, пап». От Роланда. Когда он присылал отдельное «Привет, пап», то следом обычно шли просьбы. Вторая смс-ка не заставила себя ждать: «Если ты помнишь, сегодня пятница» — загадочно продолжил мысль младший Локсли. Робин вспомнил, что ещё неделю назад он отпустил Роланда на ночевку к другу в следующую пятницу, которая и была сегодня. «Я иду к Майку» — гласило третье сообщение. Усмехнувшись, мужчина разблокировал телефон и ответил: «Привет, пацан. Я помню. Повеселитесь». Майкл Уинслоу, то бишь Майк, был лучшим другом Роланда. Его отец тоже работал в полиции, только в другом участке, и они с Локсли как-то пересекались. Сами дети учились на параллели и раньше вместе ходили на дополнительные занятия. Оба бросили примерно год назад, но дружба осталась, и они довольно часто ночевали друг у друга. Майк ещё хотел перевестись в класс к Роланду, но его отец был против таких перемен, что, как думал Робин, было зря — Майкл часто гулял с одноклассниками Роланда и успел со всеми перезнакомиться и подружиться, в то время как к своим относился с хладнокровием. Роланд, знавший отца Майка лучше, чем сам Робин, зачастую говорил, что тот был занудой и редко общался с сыном. Робин повернулся в сторону часов. Сегодня он снова не планировал задерживаться, хоть и не представлял, чем можно было заняться дома. Когда рабочий день закончился, он с чистой душой направился в Макдональдс, ибо готовить что-то на ужин не хотелось, а Бабушкина лазанья была на обед: какой-то сотрудник позаботился сразу обо всем отделе. Они часто ходили в Макдональдс. Робин, Роланд и Реджина. Последняя никогда ничего не заказывала, если не считать десерты или напитки. Но она ходила с ними и улыбалась младшему Локсли, распаковавшему Хеппи-Мил. А еще смеялась над шутками и очень редко воровала у Робина картошку фри, из-за чего он начал заказывать себе среднюю, хоть и в большинстве случаев приходилось полностью съедать самому. В общем, была счастлива. Наверное. Робин заказал какой-то бургер и маленькую картошку фри, а когда принесли заказ, быстро поужинал и направился домой.***
После этого Реджина вовсе перестала уходить: вместо этого она поворачивалась спиной к Робину, поджимала ноги и просовывала руку под подушку. Локсли же оставалось только выбрать, куда смотреть: в потолок, на стену или на оголенную спину девушки. Волосы у Реджины отрасли: теперь они доходили чуть ниже плеч и раскидывались по подушке спутанным узором. Робин считал, что ей так шло сильнее, чем с более короткой стрижкой, хотя ей почему-то вообще все шло. Однажды, глядя в потолок и слушая дыхание уже спящей девушки, Робин вдруг отметил, что оно резко стало тяжелее и глубже. А ещё прерывистей. Повернув голову к спине Реджины, он увидел, что та мелко дрожала, и тут же растерялся. Робин никогда никого не утешал, не подбадривал, не поддерживал. И тем более никогда не отгонял чьи-то ночные кошмары. Он не знал, что следовало делать и нужно ли было вообще что-то делать, но вид неспокойной Реджины, уже взволнованно ворочающейся, его больше, чем не радовал. Он сел на кровати и, не зная, что делать, начал дёргать ее за плечо и звать по имени. Они никогда не звали друг друга просто по именам: либо вместе с фамилией, либо только фамилия. Ещё Реджина звала его «Разбойник», и Локсли был уверен, что это брало начало от его имени и меткой стрельбы. Сам он в мыслях иногда, очень редко звал ее «Королевой» от имени. Внезапно Реджина открыла глаза и села на кровати. С несколько мгновений она оглядывала комнату, будто что-то ища, а когда наткнулась на Робина, то приглушённо вскрикнула от неожиданности. Она все ещё мелко дрожала, а глаза ее были влажными, словно сейчас из них могли политься реки. Робин решил, что это свет так играл, потому что Реджина была чертововой Королевой, она не позволяла себе таких слабостей ни при каких обстоятельствах. В отличие от Робина, которому в голову почему-то и зачем-то взбрело обнять ее. Он прижал ее к себе и буквально почувствовал, в какой ступор ввёл девушку— она даже перестала дрожать и, кажется, дышать. Вскоре это закончилось, но она словно и не замечала объятий, просто сидя и невидящим взглядом смотря куда-то вдаль. Так прошло минуты две; Реджина успокоила дыхание и угомонила дрожь. Робин решил, что зря он это все затеял и уже собрался отстраниться и лечь обратно, как вдруг девушка невесомо положила голову ему на плечо. Он чувствовал, как бешено стучалось ее сердце и как глубоко она дышала, все ещё немного хрипя на выдохах. Неосознанно он начал поглаживать ее по спине, совсем невесомо и практически неощутимо, но этого, кажется, хватало. Вскоре Робин почувствовал, что ее сердце больше не билось о стенки, желая разрушить все вокруг себя, а дыхание стало совсем спокойным и размерным. Немного неудобно наклонив голову, чтобы увидеть, спала ли она, он наткнулся на прикрытые и чуть подрагивающие ресницы. На всякий случай позвав Реджину по имени и не услышав ответ, он медленно, аккуратно лёг, прижимая к себе девушку, которая тут же устроилась удобнее, кладя руку Робину на грудь и переплетая его ногу со своей. Наутро Локсли проснулся один, а единственным, что осталось от прошлой ночи, была спящая Реджина, прижимающаяся к нему в следующую.***
Робин стоял напротив входной двери и рылся в сумке, ища ключи. Он точно помнил, что брал их с собой — дверь закрывал Роланд — а вот куда мог положить, даже не представлял. В конце концов он нашёл их в заднем кармане сумки и, буквально видя, как второпях засовывает их туда, открыл дверь. И почувствовал тонкий запах яблок. Робин тяжело вздохнул, когда увидел сидящую в округлом кресле и смотрящую в панорамное окно Реджину. Она к нему, конечно, даже не повернулась, продолжая смотреть на темнеющее небо. — Что ты здесь забыла? — грубовато спросил он, отправляясь на смежную с гостиной кухню. — Как холодно, — отстранённо сказала она. Робин знал, что она имела ввиду тон, а не температуру, потому что дома, черт возьми, было тепло. Но все же глянул на неё, убеждаясь в своих словах — в противном случае у неё бы дрожали кончики пальцев. Он помнил. — Уж как есть, — хмыкнул он. — Ты не ответила. — Ты же знаешь, что и не отвечу, — она ухмыльнулась, это Робин увидел в отражении на стекле. Он повернулся к чайнику и увидел стоящую возле него кружку с пакетиком. «Яблочный» — по бирке определил он и покосился на Реджину. — С каких пор ты пьёшь яблочный? — в тот же миг спросила она. — Раньше, кажется, покупал его специально мне. — Роланд его обожает. Он действительно почувствовал мурашки, пробежавшие по ее спине. Он знал, как надавить побольнее, и беспристрастно пользовался этим. Правда, почему-то от этого самому становилось невыносимо, но потерпеть можно. Реджина закусила губу — этого он уже не видел, но знал. Он достал ещё одну кружку, закинул барбарисовую заварку и обновил яблочную в кружке Реджины. Налил кипятка, уже успевшего чуть остыть — не стал заново кипятить. Облокотился спиной на столешницу. Реджина аккуратно встала и подошла к нему. Вернее, к своей кружке. Она также облокотилась на столешницу и посмотрела на Робина, в свою очередь глядевшего в то же панорамное окно. Шумно выдохнула, прежде чем сделать глоток. — Зачем ты ушла? — разрушил он тишину. Реджина, собираясь что-то сказать, вдохнула немного воздуха, но тут же закрыла рот, и это выглядело довольно неловко. Не получив ответа и через пять минут, он снова задал первый вопрос: — Тогда зачем пришла? Реджина снова не ответила. Тишина вдруг показалась безжалостно давящей. Робин шумно выдохнул и повернулся лицом к ней, поставив кружку. Свою Реджина тоже отодвинула. — Я… ты хоть представляешь, как больно было мне? А Роланду? — женщина сжала челюсти и прикрыла глаза. — Он страдал, Реджина. Он не понимал, почему ты бросила его. Он… Господи, он занимался с психологом. Всего одно занятие, но все же. Ты… — Ну давай. Скажи мне что-нибудь, чего я ещё не знаю. Удиви. У тебя это всегда получалось лучше всего, — будто обиженно выплюнула она и уставилась ему в глаза. — Только знай, что эт… Договорить она не сумела, так как тут же ее губы накрыли чужие, а на талию опустились мужские руки. Прошло пару мгновений, прежде чем она с жаром ответила на поцелуй, будто силясь высказать все, что не смогла. Обиду, боль, ярость и, в конце концов, любовь — если ему не показалось. Робин быстро спустил руки с талии на бёдра, сжал их и оторвал ее от пола, усадив на столешницу и продолжив размазывать помаду обнявшей его за шею Реджины. Та в свою очередь скрестила ноги за его спиной и грудью прижалась к мужскому телу, зарываясь руками в короткие светлые волосы и оттягивая некоторые пряди. Кружка с барбарисовым чаем упала, и жидкость потекла в сторону от них и на пол. Никто этого, конечно же, не заметил.***
Наверное, то, что происходило между ними, нормальные люди называли «отношения». Реджина перестала исчезать по утрам, и… это было непривычно. Просыпаться рядом с кем-то. Желать ему доброго утра и в ответ получать сухое «угу» — а потом и неловкое «д-доброе». Завтракать с кем-то. Принимать совместный душ, даже если от душа там была только вода и ванная комната. Робин действительно не заметил, как их встречи от «просто секс» перешли к… он не знал, как это называлось, ведь они все ещё, кажется, хотели друг друга уничтожить. Но ещё они с Реджиной гуляли и ели мороженое или перекусывали в Макдональдсе — девушка ничего не заказывала, но иногда подворовывала у него картошку фри. Да, у обычных людей это называлось «отношения», но они не были обычными. Они были преступниками, к тому же конкурентами. Но между ними происходило что-то тёплое — все ещё непривычное, неловкое и порой молчаливое, но тёплое. Им, наверное, в коем-то веке было уютно. А потом Мэриан умерла, и Роланд, его четырехлетний сын, остался без матери. Мэриан была его подругой, а ещё раньше — невестой по расчету, брака с которой чудом удалось избежать, на счастье обоих. Но однажды, ещё до официального расторжения договора, у них по пьяне был секс, а потом появился Роланд. Роланд жил у Мэриан и часто виделся с отцом, порой проводя у него в гостях недели, но потом возвращаясь к матери. Робин не думал забирать у Мэриан сына, потому что он был единственным, кто у неё остался, да и безопаснее младшему Локсли было рядом с ней, а не здесь. И что в итоге? Мэриан разбилась в какой-то аварии, а мальчик закрылся в себе и перестал улыбаться. Однажды Робин сводил его к психологу, но Роланд потом шёпотом попросил больше так не делать, и он не стал продолжать. Он водил его в Макдональдс, заказывал ему Хеппи-Мил. Роланд в такие моменты улыбался, и старшему Локсли даже стало казаться, что малыш начал-таки приходить в себя. В это же время отношения между ним и Реджиной были… стабильны. Робин научился называть это отношениями, но на слове «стабильны» запинался, потому что это было… необычно. К этому слову тоже нужно было привыкать, но Локсли был уверен, что со временем он справится. Правда не был уверен в том, что хотел справляться. Однажды, пока он был в душе, ему на телефон пришло сообщение, которое от природы любопытный Роланд, конечно же, прочитал. «Сегодня в шесть?» было в самой смс-ке и «Ее Величество» — в имени отправителя. Когда младший Локсли не отстал с расспросами о том, от кого же было это сообщение, Робин вдруг понял, что внезапно два его мира столкнулись. Он никогда не представлял, как Реджина отнеслась бы к Роланду, а тот — к Реджине. Он даже не знал отношения последней к детям, потому что это было… неважно на фоне всего остального. «Да. Я буду не один» — написал он в ответ, загадочно улыбнулся, отложил устройство и позвал Роланда.***
Наутро Робин проснулся один. Это он понял сразу после того, как вспомнил, что вообще произошло — вспомнил и подумал, что лучше бы ничего этого не было вовсе. Теперь все стало в разы сложнее, ведь Реджина до сих пор оставалась его главным заданием, его главной головной болью. Вот только сейчас он ещё и не знал, что делать, если ее поймают. Более того, Локсли отметил, что ему не хотелось, чтобы на неё вышли. После семи минут изучения своих мыслей — а заодно потолка спальни — Робин направился в душ, и по пути в ванную взгляд его случайно зацепился за брелок с «Беретта» и его пулями. Остановившись возле тумбочки, он взял звенящее украшение, покрутил его в руке и, вздохнув, положил обратно. Робин не знал, что происходит сейчас и чем все должно закончится, но пообещал себе разобраться в этом как можно скорее. Потому что у Робина Локсли все всегда под контролем.