Что в памяти твоей

Гет
PG-13
Завершён
21
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
21 Нравится 3 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Тиканье настенных часов планомерно билось о черепную коробку. Раз-два, раз-два, их голос настойчиво врезался в сознание, отдавался эхом и выводил из себя пульсирующей болью в голове. Она поморщилась, провела в воздухе ладонью, но ни будильника, ни тумбы не обнаружилось. Холодный страх лишь на миг сжал все естество, а следом девушка распахнула глаза. Чернота окутывала все. Настолько плотная, что ни очертаний, ни намека на пространство вокруг не находилось, и лишь глухое тиканье еще было здесь. Тик-так. Девушка моргнула раз, другой, успокоила заходящийся в панике бит сердца и вгляделась снова. Часы. Они висели вдалеке, должно быть на стене, мельтешили маятником и громко тикали. За часами проступил постепенно и шкаф, следом старый комод и несколько статуэток на нем, небольшое окно, занавешенное толстыми и тяжелыми шторами, отчего свет слабо проникал в комнату, а следом взгляд девушки зацепился и за кровать. Старую двуспальную кровать с толстой резной спинкой и темным бархатистым пледом. Девушка моргнула еще раз, и комната стала четче, пропала туманная дымка и сонная поволока, пропал страх перед неизведанным. Она в спальне, на кровати, все хорошо… Кто она? ― Я… ― девушка нахмурилась, резко села на матрасе и потерла виски. Голова страшно гудела, как после очень долгого сна, и все мысли разрозненно метались в ней, забивались одна другой. Отступившая было, паника ударила с новой силой, забарабанило сердце в груди и перехватило дыхание. ― Я думал вечность тут просижу, Лиз, ― ворвался внезапно в сознание хриплый голос. Мир дрогнул, а маленький кусочек паззла вынырнул из пучины. Лиз. Элизабет… Хедервари? Девушка вдохнула глубже, выдохнула спокойнее и сжала пальцами плотное покрывало. ― Элизабет Хедервари, ― повторила она медленно, нараспев, словно смакуя имя на слух. ― Да-да, Лиз, это ты, добро пожаловать, ― рядом послышался хриплый и низкий смех, и Элизабет поспешила повернуться к нему. К тому, кто помог вспомнить. Сердце слабо екнуло и пропустило удар. По боку от нее сидел на полу мужчина, скрестив по-турецки ноги. Он был совершенно бос, в черных домашних штанах и в тон им футболке, из-под которой виднелись сильные бледные руки, а на почти белом лице под светлой челкой горели живым блеском ярко-алые глаза. Мужчина что-то сосредоточенно подбрасывал и ловил в кулак, но то ли из-за головной боли, то ли еще из-за чего, Элизабет никак не могла разглядеть предмет. ― Ты… ― Хедервари нахмурилась. Она знала его, точно знала, вот только это знание было закопано теперь где-то под плотной толщей воды и лишь отзывалось чувствами. Этот человек… бесил, вымораживал до жути, доводил до белого каления. Его хриплый смех снова остро прошелся по нервам и странными мурашками по телу. ― Только это и можешь выловить из своей дырявой башки? ― он поднялся на ноги и сунул кулак с зажатой вещицей в карман штанов ― Элизабет так и не успела разглядеть, что там было. ― Я Гилберт. Вставай уже, ― фыркнул он и расплылся в ухмылке, нахальной, наглой, до зубного скрежета раздражающей. ― Гилберт, ― повторила Элизабет, но имя резануло по слуху. Не так, совершенно не так. ― Идем же, дурында, вспомнишь по дороге, ― нетерпеливо позвал он и перекатился с пятки на носок в ожидании. Элизабет с сомнением посмотрела на себя, на свои трясущиеся ноги и высокую кровать и сглотнула: ― А смогу? ― тихо спросила она. ― А ты попробуй, ― усмехнулся Гилберт и развернулся прочь. Все внутри Элизабет сжалось от страха. Маленькая комнатка расползлась до размеров зала в голове, и каждый шаг отдалял Гилберта на невообразимое расстояние. Он не должен был уходить! Элизабет не думала больше о дрожащих ногах, не думала ни о чем, когда вскочила с кровати и, пошатнувшись, бросилась следом. За широкой мужской спиной. За приоткрытым и таким далеким дверным проемом, за… Шелестом ветра в кронах деревьев. Элизабет перепрыгнула через кочку, остановилась, прищурилась от яркого солнца и непонимающе огляделась по сторонам. ― Ну вот, а ты боялась, ― усмехнулся перед ней Гилберт, а рядом с его босыми ногами покачивалась изумрудная, мягкая трава. ― Я не боялась! ― упрямо ответила Элизабет и глубже вдохнула в себя раскаленный летний воздух. Он обволакивал, растворял в себе с головой и был таким невообразимо приятным, что сердце щемило давно забытым теплом и уютом. ― Где мы, Гил? Имя сорвалось само собой с губ, и Хедервари чуть улыбнулась ― Ги-ил, вот как оно должно было звучать на самом деле. Элизабет еще раз огляделась по сторонам, ветер потрепал ее мягко по щеке, прошел между пальцев и унесся прочь. ― А ты не помнишь? ― Гилберт вдруг закружился, расставив руки в стороны. Раз оборот, два, три… С каждым он становился меньше, грубое лицо сглаживалось, приобретало детские черты, пока перед Элизабет не замер довольный мальчуган. ― Давай наперегонки до озера, Лиз! ― рассмеялся звонко он и бросился босиком по траве. Элизабет удивленно моргнула, дернулась следом и поняла, как уменьшились собственные шаги, а в груди разлилась свобода и радость. ― Не уйдешь! ― крикнула она и побежала следом. Каждый шаг, как полет, возносил над изумрудной шелестящей травой. Она бежала все дальше и дальше, чувствуя, как ветер давал крылья, как вместе с ним уходили все тревоги и печали, оставляя лишь детскую радость от движения. За мальчишечьей спиной, мельтешащей впереди. Это было ее место. Ее место. Элизабет вспомнила родную деревушку, куда родители привозили их с братом каждое лето, вспомнила вечерний стрекот цикад и книги перед сном, такие старые и пахнущие до одури приятно. А еще вспомнила соседского мальчишку ― Гилберта, с которым они веселились с утра до вечера, лазали, где не попадя, воровали у соседей яблоки… И все это казалось таким вечным и незыблемым… ― Незыблемым? ― Гилберт бежал вровень с ней по берегу огромного озера. ― В мире нет ничего незыблемого, все меняется, все имеет конец. Прыгай, Лиз! Берег под ногами вдруг завершился резким откосом. Гилберт оттолкнулся от самого края и полетел вперед, в воду, которая синела в свете яркого летнего солнца. Элизабет не сомневалась ни на миг, когда прыгнула следом. Ощущение полета захватило с головой, а следом всплеск и толща воды сомкнулась сверху. Озеро над головой, озеро под ногами, озеро вокруг. Элизабет огляделась, вскинула вперед руки и резко двинула ими вниз. Выше… Выше. Выше! К свету солнца и спасительному глотку воздуха. Хедервари вынырнула, жадно вдохнула и зажмурилась. Захотела было убрать волосы с лица, но нащупала лишь резиновую шапочку. Это… ― Занятие окончено, всем спасибо! Элизабет вдохнула полной грудью пропитанный хлоркой запах. Бассейн… Она подтянулась на руках у бортика, сунула ноги в шлепанцы и зашагала к раздевалке. Шум воды в душевых был слишком привычным, но Хедервари никак не покидало чувство тревоги. Она плыла за кем-то? Или бежала? Эфемерная мысль навязчиво крутилась в голове, но никак не становилась на место. Ее школьная жизнь была самой обычной, ее разбавляли лишь занятия в кружках и волонтерство. Элизабет вышла из душа, надела школьную форму и взглянула на себя в зеркало. Обычная внешность для четырнадцатилетней девчонки, зеленые глаза, округлое лицо, светлые густые волосы. Но чего-то не хватало. Элизабет оглядела себя еще раз и снова, непослушная прядь упала на лицо, и так хотелось заколоть ее. Сердце дрогнуло. Заколка-цветок. Элизабет в панике зашарила по карманам, по собственному шкафчику, по портфелю, но ее нигде не было. Нет же, этот цветок важен, этот цветок подарил в детстве… ― И вот не могла не вспоминать о нем? ― Гилберт стоял у стены в школьных штанах, рубашке навыпуск и держал в руках потерянную вещицу. Она потускнела с годами, немного выцвела, но все равно была безмерно дорога сердцу. ― Байльшмидт, это женская раздевалка! ― вскрикнула было Хедервари, но после огляделась. Школьный коридор. ― Идем. Раз уж не захотела забывать, то пройдемся вместе, ― он перекинул за спину сумку с учебниками и пошел вперед. Подросший, чуть окрепший и обнаглевший куда сильнее, чем в детстве. Элизабет потупила взгляд и пошла следом. ― Куда мы идем? ― спросила неуверенно она. Гилберт пожал плечами. ― Всего лишь моя прихоть. Провожаю тебя до следующей остановки, ― усмехнулся он. ― Остановки? ― Хедервари вскинула брови. ― Точки невозврата, ― пояснил Байльшмидт, но понятнее не стало. Элизабет открыла было рот, но решила не уточнять. Точка невозврата… Появилось невыносимое желание обернуться, но Гилберт тут же поймал ее ладонь и привлек все внимание к себе. ― Не стóит, Лиз. Смотри вперед. Иди вперед. Не оглядывайся на прошлое. Пальцы крепче стиснули девичью руку. Элизабет послушалась, хотя страх снова щупальцами окутал все естество. Чего ей бояться? Они в школе, за окном зарядил дождь, вокруг ни души, но рядом Гилберт, как всегда уверенный, раздражающий, но надежный. ― Вот и пришли, ― он остановился у открытой двери перед крыльцом, вытянул из сумки зонт и протянул его Элизабет. ― Тебе дальше, Лиз. Хедервари нажала на кнопку, и черное полотно натянулось на спицах. Она шагнула под воду, за ней начала закрываться дверь и лишь на один короткий миг Элизабет обернулась назад и посмотрела на Байльшмидта. Тот стоял и глядел точно на нее, но за его спиной расплывался и искажался коридор. Элизабет тихо охнула, сжала ручку зонта крепче и поспешила вперед по лужам. Собственные шаги в кедах глухо отражались в голове. Ливень зарядил неимоверный, и как ни старалась Элизабет, но не могла разглядеть впереди ничего, кроме серой стены воды. Ее шум все нарастал, как и шум дороги, и гул города, но даже сквозь них Хедервари отчетливо слышала звонкий стук собственных каблуков об асфальт. Полы черного пальто намокли, как и светлые волосы сильнее завились под беретом. ― Ты сегодня долго, ― едва Элизабет дернула дверь кофейни, ее встретил знакомый и холодный голос. ― На работе задержали, ― улыбнулась Хедервари Родериху и отставила зонт к стене. Промозглая осенняя погода давала о себе знать, но здесь было тепло. Элизабет скинула на вешалку пальто, поправила черную юбку и блузку, и только после этого неторопливо прошла за столик. ― Ты хотел о чем-то поговорить? ― уточнила она, покручивая на пальце обручальное кольцо. Эдельштайн нахмурился и кивнул. ― Я все взвесил, Элизабет. Нам нужно расстаться, ― пальцы так и замерли на кольце, но Родерих словно не видел этого, уже поднимался с места и поправлял очки. ― Как… Но… ― Хедервари рвано хватала ртом воздух, не в силах подобрать слов, а Эдельштайн уже надевал осеннее пальто. ― Родерих, подожди! Она вскочила с места и схватила его за черный рукав. Эдельштайн нахмурился и покачал головой: ― Все кончено, Элизабет. Хедервари как в тумане смотрела на темный силуэт, на хлопнувшую дверь и рыжий свет в кофейне. Кольцо все еще давило на пальце, жгло, выплавлялось. Элизабет сбросила его с руки на пол, подхватила пальто и зонт и выбежала на улицу. Вперед. По серости улицы и с брызгами во все стороны. Вперед, по пустынным переулкам, не разбирая дороги. Ни за что не оглядываясь! Черные от воды джинсы страшно липли к ногам, а в красных потрепанных кедах хлюпало. Весенний дождь не прекращался, зонта с собой не было, а Элизабет все бежала и бежала, чувствуя, как колет под ложечкой и кружится голова от нехватки воздуха. ― Ну же! Она закричала во весь голос, ощущая расползающуюся внутри тьму. ― Я смогу, я справлюсь! ― Элизабет упрямо стиснула зубы, но надломленный стержень внутри треснул сильнее. ― Я сама со всем справлюсь! Нога зацепилась за камень, и Хедервари со всего размаху полетела на мокрую землю, раздирая в кровь колени. Дождь лил все сильнее, тоска внутри раздирала, рвала на части и пожирала, и чем больше Элизабет пыталась уйти от нее, тем сильнее нагоняло. Она же могла справиться! Но словно чего-то не хватало. Маленького винтика во всем механизме. ― Вот же неумеха, ― послышался хриплый и раздраженный голос сверху. Дождь перестал капать, а сильная рука подняла ее за шкирку, как котенка. Элизабет пошатнулась, попыталась выпрямиться, но колени все еще саднило. ― А я ведь верил, что справишься сама, ― он говорил это с горечью. ― И куда ты без меня?.. ― Куда надо, Байльшмидт! ― взъелась Элизабет и проглотила острый ком. ― Я все могу сама. Мне никто не нужен, ― повторила она, а следом на плечи легли теплые ладони. ― Тебе придется смочь все самой, Лиз, ― прошептал Гилберт. Элизабет подавила всхлип, крепко зажмурилась и уткнулась в его грудь. Вокруг стало невероятно тепло. Они стояли посреди их общей гостиной после очередного примирения, и Байльшмидт обнимал ее так крепко и оберегающе, словно в последний раз. Словно время вернулось к точке отсчета, к самому началу пути. ― К точке невозврата, Лиз, ― напомнил Гилберт. ― Нет ничего незыблемого и неизменного. Все имеет конец, ― он мягко провел ладонью по ее щеке и коснулся губами лба. На стене противно тикали часы, отсчитывали мгновения, забирали секунды. ― Гил… ― Элизабет вдохнула полной грудью родной запах сигарет и мужского одеколона. Он вытащил ее из тьмы, он защитил ее и всегда был рядом. Элизабет помнила все от и до, и все же странное чувство недособранного паззла не покидало. ― Так бесишь. Но так люблю… ― Часы забили десять, и Гилберт вздрогнул, стиснул крепче пальцами ее куртку и прижал ближе к себе голову. ― Я тоже люблю тебя, ― одна из ладоней скользнула в карман штанов, а следом Гилберт сунул Элизабет в руку что-то холодное. ― Я украл ее у тебя. Украду и себя, только живи! Когда-нибудь еще встретимся, и ты вспомнишь, Лиз. Но пока тебе здесь не место. Прыгай! Хедервари не поняла, о чем он, но почувствовала сильный толчок в грудную клетку, споткнулась о порог и полетела вниз, в пустоту. Она закричала, но крик утонул в толще воды, растворился, исчез. Элизабет в отчаянии посмотрела на зажатую ладонь, ослабила пальцы и вскрикнула снова. На руке лежала пуля. Воспоминания, последние их осколки, хлынули разом в голову. Те прощальные объятия на пороге с утра, они были, они ярко отпечатались последним теплом в голове, а уже вечером Лиз обнимала Гилберта у больничной койки, израненного после аварии, едва ли дышащего. Дни, недели, месяцы, все сливалось в бесконечное волнение, в бесконечные слова и беспочвенную надежду вытащить с того света. А потом ровный писк приборов и собственная не-жизнь. Изо дня в день по наклонной вниз. Без смысла. Без него. Элизабет задыхалась от слез, от охватившего безумия и желания вернуться обратно, обнять снова, уткнуться в родное плечо хоть на миг, хоть на секунду дольше побыть рядом. Скребущее отчаяние раздирало внутренности, но она ничего не могла сделать, лишь падала все глубже, и чем дальше оказывалась, тем слабее становились эти воспоминания. Писк ― обратный отсчет. Теплая гостиная, дождливый переулок, кольцо на пальце, занятия в школе, зеленая лужайка, ее место… Она ― Элизабет Хедервари! Элизабет резко вдохнула и села на кровати, пытаясь проморгаться от яркого больничного света. Противный писк приборов рядом заходился битом, вокруг слышался гул голосов, а у кровати с грохотом рухнул стул. ― Элизабет! ― чьи-то крепкие и сильные руки сгребли ее в объятия, а до обоняния донесся запах мужского одеколона, чистый, без примесей. ― Бог ты мой, тебе нельзя так резко садиться, ты провела в коме несколько суток и я… Я боялся, что ты тоже… ― Людвиг? ― у Хедервари страшно заплетался язык и во рту было так до паршивого сухо и отвратительно. ― Да, да, это я, ― закивал он и отстранился. На спокойном обычно лице отпечатывалось сейчас волнение, облегчение и радость. Элизабет осторожно коснулась его щеки левой рукой и стерла дорожку слез. Людвиг Байльшмидт. Она любила его по-своему, как могла любить старшая сестра, а он был братом… Чьим? Элизабет нахмурилась, всматриваясь в мужские черты. Что-то ведь было у него общее с тем лицом, но как ни старалась, Хедервари не могла его вспомнить, не могла выудить очертаний. ― Боже, Лиз, я так испугался, когда вернулся домой. Ты же помнишь, что произошло? ― спросил Людвиг. Элизабет покачала головой, и Байльшмидт вздохнул и поспешил присесть. ― Расскажи, ― попросила Хедервари. ― Ты… ― Людвиг попытался взять себя в руки и отвел взгляд в сторону. ― Ты лежала у Гилберта в комнате на полу с его пистолетом в руках. Я уж решил, что ты застрелилась, даже пуля одна в обойме отсутствовала, я потом проверял, но ты словно просто потеряла сознание, не реагировала ни на что, а крови нигде не было. Я вызвал скорую, врачи констатировали кому и тебя увезли сюда. Что ты вообще там делала? ― голос Людвига немного дрожал. Элизабет нахмурилась сильнее, но в голове все это не укладывалось, и вился плотный туман. ― Я… Я не помню, Людвиг, ― покачала головой она. ― И… Кто такой Гилберт? ― растерянно спросила Элизабет. Байльшмидт побледнел, посмотрел на нее внимательно и сглотнул. ― Это мой брат, ― тихо произнес он. ― Он погиб полгода назад. И… знаешь, Элизабет, наверное, даже хорошо, что ты не помнишь, ― Людвиг сглотнул, а Хедервари ощутила острую ноющую тоску. Словно выдернули половину сердца. ― Прости, ― прошептала она и опустила взгляд. ― Все в порядке, ― покачал головой Людвиг. ― Ты только пришла в себя, не удивительно, что все путается. Я пойду, позову врача и сразу вернусь, хорошо? ― Хорошо, ― кивнула Элизабет и опустилась обратно на кровать. Все это казалось до ужаса странным. Она помнила, кто она, где прошло ее детство, кем она работала и даже Родериха, своего несостоявшегося супруга помнила, но этого Гилберта… Дверь за Людвигом закрылась, а Элизабет вдруг ощутила слабую прохладу в ладони. Она разжала пальцы и с удивлением уставилась на пулю в своей руке. «Я украл ее у тебя. Украду и себя, только живи!» «... даже пуля одна в обойме отсутствовала, я потом проверял... » Нехороший холодок прошелся вдоль позвоночника, и Элизабет поспешила сжать ладонь обратно. ― Спасибо, ― тихо прошептала в пустой палате она, а по щекам невольно потекли слезы. ― Кем бы ты ни был, я обязательно все вспомню. Обещаю.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.