×××××
— Ты чувствуешь моё сердце? — тихо напевает голос рядом. — Я снова боюсь доверять и ненавижу быть один. Я тоскую по тем временем, когда ничего не чувствовал… — Чимин резко перестаёт петь и задумчиво смотрит вдаль. Юнги замирает, как статуя, и не знает, как реагировать и что делать, когда Пак переводит на него свой взгляд и долго смотрит, слегка улыбаясь. Этот мальчишка снова пришёл к нему, садится рядом, закуривает и как обычно пытается вести диалог, который Юнги как обычно не хочет продолжать. Мин не любитель говорить, он любитель слушать, а главное слышать. — Знаешь, — задумчиво произносит Пак и делает затяжку. — Время штука странная. Как не предсказывай, всё равно всё будет по-другому, не так как загадывал. Время действительно штука странная. Как не предсказывай, как не планируй, всё равно всё будет не так как ожидалось, всё будет совсем по-другому. Время меняет всё вокруг. С каждым днём, часом, минутой, секундой в мире происходит множество событий. Ничто не стоит на месте, как и чувства Чимина, что с каждым днём все больше растут и нормально жить не дают. Недокуренная сигарета летит на бетонный пол, разлетаясь пеплом. Чимину она, что-то напоминает, что-то такое знакомое, с такой же печальной судьбой, растоптанной, лежащей на холодном полу, медленно дотлевая, пока не угаснет полностью, превращаясь в пепел. Паку она напоминает мальчика, что сидит на корточках, опираясь о перила, за которыми чёрная пропасть, на дне которой горят огни. Мальчика, что как сигарета, медленно тлеет, но ещё не разрешает себе гаснуть. Мальчика, что как мусор бросили на пол и ещё ногой сверху притоптали, растоптали в пух и прах его чувства — Я опять пришёл, — на выдохе, с нотками скрываемой печали, что так и просачивается наружу. Чимин всегда таким был. Всегда скрывал всё плохое, что творится у него на душе. Всегда ставил чужие чувства выше своих. Юнги всегда было до этого далеко. Его эгоизм был превыше всего. Зачастую Мину казалось, что он ещё в животе матери был эгоистом, когда долго не хотел появляться на свет. — Я опять пришёл к тебе. Я каждый раз уговариваю себя не приходить. И знаешь? — Чимин поворачивает голову к Юнги и долго на него смотрит. — У меня получается. «Ложь» — мелькает в голове Юнги, что до этого смотрел на бетонный пол. Мин переводит взгляд на Чимина, что, не моргая, продолжает смотреть на него. Пак на время забывает все слова, что так хотели быть озвученными. Его глаза — это и есть та пропасть, в которой Чимин утонул, два года назад, когда встретил его на своём восемнадцатом дне рождения. — Но не всегда, — переходит на шепот Чимин. — Каждый вечер я думаю, что утром должно быть легче. Но с первыми лучами солнца, я понимаю, что обманываю себя. — его голос дрожит, как и руки, которые он прячет в карманы толстовки. Юнги чувствует его боль, такую яркую, что душу выворачивает, кости крошиться заставляет. Она заставляет Чимина трескаться, просачиваясь наружу. Мин чувствует её так отчетливо, каждой клеткой организма, и восхищается силой Чимина, который так отчаянно терпит её, надевая маску «всё в порядке». — Легче не становится. Чимин больше не может смотреть на Юнги. Глаза начинает щипать, то ли от прохладного ветра, то ли от чувств, что горячей лавой по сердцу текут. Эмоции берут верх. Чимин резко поднимается и разворачивается лицом к чёрной пропасти, ухватившись руками за ограждение. Там, снизу, машины и вечно куда-то бегущие люди, что даже глубокой ночью не спят. Куда бы он не посмотрел, повсюду темнота, и только Паку решать в которой из них растворяться без остатка: в миновых глазах, или в бескрайнем небе, среди звёзд. Чимин наклоняется вперёд, расставляет руки в стороны и наслаждаться ветром, что раздувает его серебряные волосы. — Если я могу успокоить человека, дать ему ту зону комфорта, которую он так сильно хочет, это ведь хорошо? — произносит Чимин, подняв голову к небу. Юнги не понимает, что он имеет в виду, поэтому лишь смотрит на него, ждёт, когда тот продолжит, расскажет всё, что его тревожит. Мин всегда дослушивает до конца, когда Чимин к нему приходит. В какой-то степени это стало вроде ритуала для Юнги, после которого он чувствует облегчение. — Если я могу перевести разговор на другую тему, чтобы переключить человека. Если я могу накупить вкусняшек и поговорить на совершенно обыденные темы. Это ведь хорошо, правда? — Чимин опускает руки и вытирает глаза, что стали влажными то ли от ветра, то ли от чувств. Скорее всего первое. Да, определенно. От ветра. — Это ведь хорошо, наверное, когда у самого на душе паршиво непонятно от чего. — голос Чимина дрожит, как и он сам. — Правда, хорошо? — его пробирает истерика, и Юнги напрягается. — Черт, сегодня у меня какой-то плохой день, — Пак смущенно улыбается и яро трет лицо. — Что случилось? — хрипло спрашивает Юнги и встаёт рядом. — Я хотел принять человека в свою зону доверия, но он не прошёл испытания, — с досадой произносит Чимин. — И знаешь, я понял, что ты каждый раз проходишь его. В какой-то степени я даже перестал это замечать, а сегодня заметил. Юнги молчит, когда Чимин затихает. Ему нечего сказать. Видеть как человека ломает, это всё равно, что самому распадаться на части. Мин ничего не может сделать, ничем не может помочь, кроме как выслушать и попытаться забрать себе немного боли, чтобы Чимину хоть немного стало легче. — Ты ломаешь мою жизнь, — шёпотом произносит Пак. — Я? — почему-то не удивляется Юнги и видит, как «лучший друг» на его глазах пеплом на пол оседает. — Я зависим от тебя. Зависим так сильно, что это убивает меня. «Извини. За то, что делаю тебе больно». Правду говорят, что человек возвращается не в города, а к людям. Чимин много раз уезжал в другие города, страны, но всё равно возвращался. Казалось бы, зачем возвращаться туда, где тебя ничего не держит, в место, что по социальному статусу — самое дно. Но Чимин возвращался, падал в самую пропасть бедности, умирал и только благодаря присутствию Юнги заново воскресал. Мин для Чимина намного больше значит, чем тот может себе представить. — Ты пытался заменить меня другим человеком, — неожиданно произносит Юнги, и его рука ложится на чиминово плечо. — Но у меня не получилось. Я даже отвлечься от мыслей о тебе не могу. — Чимин улыбается самой печальной улыбкой, и у Юнги мурашки по коже бегут. «И поэтому ты так несчастен». Чимину становится тепло от прикосновения Юнги. Пусть это и ничего не значит, но дыхание Пака учащается, и щеки начинают сильно пылать, когда он в голове прокручивает просьбу, которую не знает как озвучить. — Согрей меня, хён, — просит Чимин и тихо добавляет: — Без тебя мне холодно. Юнги обнимает сначала осторожно и как-то боязно, но позже объятья становятся крепче. Между ними нет неприязни, каждый понимает, что это то, что им сейчас сильнее всего нужно: одному, чтобы согреть тело, второму —чтобы согреть душу и своё израненное сердце. Юнги сильнее к своей груди прижимает, что Чимин глохнет от того, как громко начинает колотиться его сердце. Мин прикрывает глаза и понимает, что как бы он ни хотел, что как бы он ни пытался, но его пульс не учащается рядом с Чимином. Так же он понимает, что время способно всё поменять, только, увы, не его чувства к Чимину, что так и остаётся для него лучшим другом.×××××