Второй дом(Бийск)

Дмитрий Я внимательно рассмотрел конверт. Он был искусно сделан, в этом я был уверен точно. Аккуратные красные блёстки с нашими инициалами были единственной деталью, отличающей, что послание было для нас. Дверь открылась, наполняя тёмную улицу светом из дома. Я с усилием отвёл взгляд от конверта, чутьё подсказывало: он не принесёт ничего хорошего. Роуз тоже заметила мою находку и тоже удивилась, но взяла меня за руку и завела в дом. Как только мы сели на диван я вернулся к изучению упаковки в моих руках. Я аккуратно ощупал его и обнаружил, что в нём довольно широкая стопка бумаги. Это не были купюры, потому что размер чего-то, что было внутри был больше. Я поднёс ношу и понюхал. Ванильный ароматизатор. В детстве, когда я обучался искусству защиты мороя в Академии, я часто переписывался письмами со своей семьей. Мы посылали друг другу ответы каждую неделю, как и большинство дампирских семей. Когда я перевёлся в Америку мы всё ещё переписывались, правда реже. Из-за этого опыта я очень хорошо разбирался во всех атрибутах писем: чернилах, бумаге, конвертах, марках, чернилах и ароматизаторах. Ароматизаторы для писем были очень дорогим удовольствием — его могли позволить себе только королевские морои. Они были настолько дорогими, что в Бийске даже не было возможности их купить, а ближайший магазин находился в Новосибирске. Самым распространённым ароматом была лаванда, а самым редким и дорогим — именно ваниль. Запах конверта и его оформление кричали о богатстве, шарме и вкусе отправителя. Шестое чувство подсказывало, кто мог позволить себе такую роскошь, но я заткнул его. Во мне загорелась надежда. — Роуз… твой отец мог отправить это? Девушка вздохнула, не отрывая взгляда от чёрной бумаги. Моя мать, которая открыла нам дверь, сидела на кресле напротив нас, напряжённо глядя на меня и Роуз, но не рискуя спросить, что не так. — Нет. Эйб никогда не пишет писем. Только звонки. Надоедливый голосок шептал имя моего злейшего врага. Я уже знал, кто прислал письмо. Мне не хотелось этого признавать, но я знал. Выбора не оставалось. Аккуратно отклеив клейкую часть и открыв послание я услышал тяжёлый вздох рядом с собой. Я достал стопку и замер. Фотографии. Много. Очень много фотографий. Глянцевые и большие, единственное, что отличало их от журнальных качественных фото — формат. На всех снимках люди были увлечены чем-то и явно не знали, что их фотографируют. Как будто велась слежка. Но основной проблемой была другая важная деталь. На всех фотографиях была Роза. Первая фотография была сделана в день, когда я вернул её и Василису в Академию. Она стоит и стойко смотрит на меня, держа Василису за спиной. Фото сделано сверху, будто с высоты здания. На втором она идёт по дампирскому корпусу с сумкой на плече, ранее моройское утро. Лёгкий свет ещё пробивается через одно-единственное окно. Спортивная форма помогла понять, что Роуз идёт на дополнительную тренировку со мной. На третьем снимке Роуз разговаривала с Адрианом, одетая в красное платье, подаренное ей Ташей. Я помнил тот момент; через несколько минут Джанин вывела её из зала. Следующий снимок был всё ещё в том платье, но тут Роуз уже со мной, мы сидим на улице и мой пиджак на её плечах. Она смотрит вниз, а я что-то говорю ей, обнимая за плечи. Вот Роуз крадётся по улице, на лице напряжённость и страх. Спокан. А на следующей фотографии… на следующей фотографии мы с ней целуемся в последней тени дерева, направляясь к корпусу. Я помнил этот поцелуй — он был последним перед тем, как меня пробудили. Роуз и Лисса стоят у ворот. Лица Роуз не видно, но можно легко заметить, что Принцесса плачет. Я не знаю, какой момент изображает эта фотография, поэтому вопросительно посмотрел на девушку рядом со мной, которая положила голову мне на плечо и просматривала фото со мной. — Здесь я покидаю Академию перед путешествием в Россию. Я вздохнул. Я никогда не знал, как она смогла покинуть Святого Влада на всех правах, чтобы спасти мою душу, но судя по грустному взгляду сейчас и слезам Василисы на фото это было чертовски тяжело. Следующий кадр показывал Роуз в Бийске, она шла по улице с пакетами в руках. А потом… потом изображение, где она прислонилась спиной к стене и спорит с человеком. Присмотревшись внимательней я заметил, что этот человек очень ярко одет, а я знал только одного мороя с таким вкусом. Эйб. Здесь девушка сидит на обочине с сумкой рядом, а перед ней стоит моя бабушка и что-то говорит. Надо будет спросить у неё, о чем они разговаривали. На следующем снимке я и Роуз садимся в машину, вокруг нас хаос. Я отчётливо помнил это время — побег из тюрьмы. Я вцепился руками в глянцевую бумагу. Кто бы не сделал эти фото, он мог сбыть их властям и нас нашли бы раньше, чем мы смогли бы найти Джилл и вернуть Соню. Роуз казнили бы за преступление, которого она даже не совершала. Это фото было сильнейшим компроматом. На 12 фотографии мы стоим в зале суда, провозглашая что-то. Внешность уже не размыта, значит снимок был сделан после того, как мы раскрыли внешность. Я знал, что этот момент был очень важен, но у меня не было даже в мыслях, что кто-то сфотографировал его. Дальше пошли наши обыденные фотографии. Мы с Роуз в ресторане при Дворе, на лавочке, в Париже в кафе, когда Кристиан и Лисса ездили туда и взяли нас с собой в качестве друзей и так далее около 40 изображений. Почти на всех фотографиях Роуз или я улыбались, светились счастьем. Я просмотрел все, пока не дошёл до 2 последних. На них Роуз в моей футболке стоит на балконе нашего дома и смотрит на рассвет. Она перенесла вес на одну ногу и облокотилась на перила балкона, расслабленно стоя. Лучи солнца красиво отражают её волосы и оттеняют тёмные глаза. На её губах лёгкая улыбка. Она выглядела словно неземная богиня, сошедшая с небес. На последней фотографии практически ничего не поменялось, кроме того, что теперь там присутствую и я. Мои руки обнимали девушку сзади, а голова лежала на её плече. Теперь дампирка уже широко улыбается, а её руки накрывают мои. Я тоже улыбаюсь. Эти последние 2 фотографии излучали счастье и умиротворение, не скрывали нашего счастья. Я передал фотографии Розе и встал с дивана, нервно проводя рукой по волосам. Эти фотографии напрягали меня. А точнее не сами фотографии, а то, как, когда и кто их сделал таким образом, что мы ни разу не заметили фотографа. Я даже не знал, сколько таких снимков вообще было — может быть, это были не все. В нашу жизнь бесстыдно вмешивались: и в личную, и в служебную. Но зачем? Я зашёл на кухню и налил себе стакан воды, мгновенно осушив его. Ожидаемого успокоения он не принёс, потому я развернулся и вернулся в гостиную, где Роуз перелистывала фотографии, а моя мать рассматривала конверт. Она засунула руку в упаковку и в её глазах резко появилось удивление. Она вытянула такую же чёрную бумажку, как и конверт. Быстро пробежавшись по строкам послания её взгляд сменился на страх, но она молча передала мне бумажку. «Представь себе эти фотографии без неё — это твоя жизнь в будущем.» R.I. Я не задумываясь отдал послание Роуз. Моё тело напряглось, а кулаки сжались. Мозг до конца ещё не обработал информацию о том, что только что получил. Угрозу. Самую настоящую угрозу, и не от кого-то неизвестного, а от отца. “R.I.” Я знал только одного человека, кто подходил бы под эти инициалы, кто мог бы позволить себе такое роскошное послание и такую дерзость, как угрожать двум лучшим королевским стражам. Я не общался со своим отцом, но ради безопасности своей семьи я общался со многими мороями и дампирами, которые как-либо связывались или имели дело с Рэндом. Все они говорили как один: он играет не по правилам, тихо и хитро, но любит красивые ходы и признание, что выиграл. Он почти всегда побеждает и получает то, что хочет. И он опасный враг. Но, по совпадению, я его сын, и обладаю теми же качествами. Я почувствовал себе нежную руку Роуз и посмотрел в её глаза, горящие заботой. Она пыталась успокоить меня, потому что понимала — она всегда понимала — что я чувствую и что у меня на уме. Естественно она знала и сейчас, что ничего хорошего делать я не думал, и пыталась меня остановить. Вот ирония: в нашей паре именно она всегда была рычагом неожиданности и необдуманности, я предостерегал её от поступков, о которых она будет жалеть, но сейчас всё было наоборот; Роуз удерживала меня от намеренного убийства королевского мороя. Я вздохнул и притянул её в свои объятия, прижимая хрупкое тело девушки к своему, пытаясь защитить. Мы вместе наблюдали за моей матерью, которая тоже рассматривала фотографии. На последних двух она улыбнулась, но потом её улыбка погасла и она виновато посмотрела на нас. — Мне жаль. Я не думала, что Рэнд такой… — она остановилась, подбирая слова, но я дополнит её. — Подонок. — Да. — она слабо улыбнулась, — Однако фотографии… они прекрасны, и я думаю, что их следует оставить. Особенно 2 последних. Роуз смущённо улыбнулась. — Я с тобой согласен, они чудесны. Мы оставим их. И не вини себя, ты не виновата, что он такой человек. — Да, но если бы я знала, какой он на самом деле тогда, много лет назад, то… — То мир бы никогда не узнал Дмитрия Беликова, я никогда бы не стала тем, кем стала. Судьба Лиссы, моя, Кристиана и всего мира мороев была бы совершенно другой. В нашем прошлом происходило много хороших и плохих моментов, некоторые мы не хотим помнить, а некоторые хотим изменить. Все совершают ошибки и это нормально, но все наши поступки ведут к чему-то. Вопрос в том, к хорошему или к плохому. Если к хорошему — всё было не зря. И поверьте, Алёна, всё, что делали вы было не зря — ваш сын замечательный человек, и, наверно, мне нужно сказать вам спасибо за это — если бы он не был тем, кто он есть, я бы не влюбилась в него и не была бы счастлива. Спасибо вам. Я ошеломлённо смотрел на девушку, которая теперь вырвалась от меня и подошла к моей матери, обнимая её. Роуз никогда не была сдержанной, не любила мои уроки правильной жизни, или, как она из называла, уроки Дзен Буддизма. Но только что она произнесла самую настоящую истину, то есть сама проповедовала урок. И Боже, я был шокирован. Обняв мою мать девушка повернулась ко мне с проказнической улыбкой и положила руку на лоб лодонью вверх, закатывая глаза, будто падая в обморок. — Боже мой, Дмитрий, я теперь проповедую твои уроки мастера Дзен! Что ты подсыпал мне в еду, что я стала такой мудрой? Мне срочно нужно сделать что-то тотально неправильное и вернуть миру старую Роуз! Я улыбнулся и взял её за руку, увлекая в спальню. Тихо прошептав маме «Спокойной ночи», я переплёл наши с Роуз пальцы и мы направились ко мне в комнату. Мы зашли в комнату и стали готовиться ко сну. Роуз сняла браслет и обувь, когда я уже полностью переоделся и сидел на кровати, наблюдая за ней. Девушка стояла и пыталась дотянуться до молнии на платье, но не просила о помощи. В конце концов, я подошёл к ней и помог девушке. Нарочно медленно опуская бегунок я проводил свободным пальцем линию по спине женщины. Я почувствовал, как она расслабилась, ожидая моих дальнейших действий. Опустив застёжку я медленно провёл пальцем по линии молнии, лаская освобожденную от ткани кожу. Затем я поднёс руку к тонким бретелькам платья и опустил их, открывая себе вид на верх нижнего белья без бретель. Каждый из нас уже знал, что будет дальше. Она знала, что я сделаю через секунду, и я не стал её разочаровывать, направляясь губами к плечу, а руками спуская платье вниз. Аромат её кожи сводил меня с ума, унося контроль куда-то далеко на ближайший час, чему помогали тихие вздохи девушки в моих руках. Когда чёрная ткань коснулась пола, Роуз сама развернулась ко мне прижимая губы к губам. Я наклонился к ней, выравнивая разницу в росте, потягивая дампирку к кровати. Опускаясь на мягкую поверхность, мы начали изучать тела друг друга руками и губами — хотя и так знали их уже наизусть. Но я всё равно не мог насладиться девушкой, сейчас лежащей передал мной сполна. Мы были вместе уже 2 года, но всё равно, каждый раз, когда я обнимал или целовал её, я чувствовал ту же страсть и любовь, что и в Академии. Я не мог остановить себя от коротких ласок и поцелуев даже в обыденной жизни, когда вокруг нас люди или мы не в спальне — я был не в силах устоять перед соблазном её тела. Даже сейчас можно было провести параллель. У меня было много девушек до Роуз, и в сексуальном плане, и в плане отношений. Каждый раз перед сексом я готовил девушку к самому главному, уважая её права на наслаждение. Но все мои поцелуи и прикосновения были отработанными, механическими — я делал их не задумываясь, желая приступить к делу, как и все мужчины. Я не использовал девушек в своих интересах, нет; но сразу после окончания процесса терял интерес к близкому контакту типа объятий, поцелуев, нежных слов. Но с Розой… Я хотел этого. Я нуждался в этом. Я хотел от неё не просто секс; мне нужны были занятия любовью. Я целовал её и касался не потому, что это было нужно, а потому, что я сам этого хотел. Мне нравилось смотреть на её совершенное тело так, как на него не смотрел никто. Мне нравилось прикасаться к ней там, где никто её не касался, и мне нравилось это осознавать. Я гордился тем, что был её единственным мужчиной в сексуальной отрасли. Раньше я не понимал тех, кто был так несказанно рад встречаться с девушкой, у которой до тебя никого не было. Какая разница, сколько мужчин у неё было? Это ведь неважно и никак не повлияет на чувства. Наоборот, это даже лучше; девушка не будет бревном и будет обладать богатым сексуальным опытом. Опять же, в который раз, я так думал, пока не встретил Роуз. Ещё в Академии меня разрывало от мысли о том, со сколькими парнями у Роуз был секс. Замечая все раздевающие взгляды на девушку от её одноклассников, я сделал вывод, что много. У девушки было прекрасное тело, которого, естественно, желали мужчины. Я понимал это и не мог винить её за то, что она хочет получать наслаждение от него, пусть даже это будет секс с озабоченными подростками. Но тогда, в сторожке, когда я начал свои самые невинные действия с ней, наслаждаясь моментом и заметил, как она реагирует на них, я понял. Её судорожные вздохи при малейшем касании, тихие стоны, когда я касался её груди, и смущённый взгляд, когда я смотрел на её голое тело рассказали мне то, что побоялась сказать она сама. Девушка была невинна. Никогда раньше я не забирал ни у кого девственности. Никогда раньше не соглашался этого делать, хотя девушки пытались меня уговорить. Но Роуз… когда я осознал это, я был на седьмом небе от счастья. Улыбка сама отразилась на моих губах и я спросил её, задыхаясь от радости и страсти одновременно: — Ты… ты невинна? Я как сейчас помнил её смущённый взгляд из под ресниц со смесью страха. Она боялась, что я уйду, глупенькая. Даже если бы я хотел, я бы не смог. — Да. С ещё большей нежностью и любовью я стал покрывать её тело поцелуями, про себя улыбаясь. Так вот, к чему я это рассказываю. Когда ты забираешь у кого-то девственность, особенно у девушки, ты забираешь кусочек её души. Когда девушка отдаёт свою невинность мужчине, это значит, что она доверяет ему. Доверяет то, что не довершила другим, и то, что отдают лишь один раз. Это признак глубочайших чувств и эмоций. Все книги и фильмы говорят особям женского пола не спешить, ждать нужного человека для этого непростого шага. Но совсем немногие действительно прислуживаются к этому очень мудрому совету. Это печально, потому что в чьей-то жизни этот момент может стать как самым прекрасным, так и самым худшим. Когда девушка отдаёт мужчине свою невинность, мужчина должен правильно использовать её. Из этого слова, как из драгоценного камня, можно сделать прекрасный бриллиант или обычный серый валунчик. Очень печально так же то, что далеко не все мужчины это понимают и заботятся о девушках, которые доверили им такую дорогую ношу. Есть в этом что-то странное и приятное — понимать, что ты открываешь для человека то, что никто никогда не открывал. Когда я открыл это для Роуз, я был несказанно горд ею. Учитывая внешние данные девушки, она могла выбрать любого парня для этого, и открыть для себя мир наслаждений раньше. Но она ждала. Не спешила и ждала. Потому тогда в сторожке, когда я прошёл через преграду внутри неё и почувствовал, как напряглось всё её тело я также почувствовал, как укрепляется наша любовь и связь, которую мы делили. И с каждым её тихим вздохом, переходящим в стон, когда я наполнял её, эта связь становилась сильней. Со временем, показывая ей свой сексуальный опыт я стал понимать, как важно было то, что она не спешила и ждала. Мне было бы чертовски сложно принять тот факт, что кто-то был с ней, кроме меня. И спасибо Богу, мне не придётся принимать этот факт. За мыслями я не заметил, как девушка смотрит на меня в ожидании. На её щеках румянец, а губы приоткрыты, жадно глотая воздух. Не заставляя женщину ждать, я вошёл в неё, и мы одновременно вздохнули от нахлынувших ощущений. С каждым толчком мы приближались к кульминации, а вздохи девушки переросли в тихие, но стоны. Закончив, мы все ещё лежали в тишине, сливаясь руками и ногами и накрытые простыней. — Надеюсь того, что мы только что сделали достаточно, чтобы вернуть миру прежнюю Роуз Хэзевей. Она подняла голову ко мне, перенося вес на локти и поднося губы к губам, но оставляя сантиметр между ними, дразня меня. Мы смотрели друг другу в глаза, пытаясь угадать, кто первый сдастся. Мой взгляд перешёл на её пухлые губы, и я уже знал, кто первый проиграет эту игру. — Думаю, да. Я приблизился к ней и нежно поцеловал, признавая превосходство. Разомкнув наши губы, Роза счастливо улыбнулась и лягла мне на грудь, и мы даже не заметили, как уснули.