Цветок

Маргери Тирелл танцевала в чертоге. Музыкантам и певцам страшно нравились её танцы. Они улыбались, глядя на новую королеву. Хотя все остальные люди были абсолютно глухи к её сокровенной радости. Она вела себя как истинная королева, поднимала дух народа, и некоторые уже вставали на её призыв с лавок, подбирали подолы тяжёлых утеплённых платьев, снимали шерстяные накидки и принимались скакать под музыку. Тирион и рад был улыбаться, да только в последнее время уголки губ разучились подыматься. После свадьбы Джоффри занемог Тайвин. Следом — Серсея. В конечном итоге и молодой король слёг. Тайвин умер, Серсея лежала на постелях без сил, бледная и с отрешенным взором мутным зелёных глаз. Когда Тирион подходил к ней, то жизни в её очах уже не сверкало. Раньше он бы взлетел, как дракон, от этого дерзкого счастья, но теперь он плакал у её кровати, а она наугад щупала его золотые лохмы. Голос её был хриплым. Она несла бред, и сквозь этот бред просила его позаботиться о всей семье. Его, а не дядю Кивана. Болезнь отличалась серьёзностью. Это не шуточное расстройство желудка из-за эликсира мейстера Пицеля. Иной раз Серсея смеялась так, что кости покрывались льдом. Джоффри был и того не лучше. Лицо его опухло, и он по-детски плакал, когда мейстеры прикасались к нему, делали припарки и давали травяные эликсиры. Поговаривали, что он в брачную ночь был вусмерть пьяный и не мог сделать Маргери ребенка. А это значило, что ей придётся выйти за кого-то другого. Томмен был ещё здоров, но весьма мал для неё. Тирион распорядился поселить его в отдельной башне и не пускать к матери и брату. Кто-то в городе пускал слухи, что всё это — кара богов на головы Ланнистеров за их злодеяния. Все разом вспоминали и отрубленную голову Старка, и недавнюю победу на Черноводной. Тирион попросил Бронна находить затейников, но те бесследно исчезали из города. Толки о том, что Станнис Баратеон был истинным королём, донимали в первую очередь семью Тиреллов, которая, как выражалась и чернь и знать, обрушились на него. Маргери сносила всё терпеливо. Его жена, Санса Старк, хоть и делала вид, будто не рада, он знал, что, оставшись одна, Санса тихонько смеётся и танцует, и песни поёт, порхая по комнате, надеясь, верно, что боги услышали её молитвы, и все Ланнистеры уйдут в небытие. Тирион боялся её. Пробираясь в постель во мраке, Тирион думал, что Санса вот-вот достанет нож и перережет ему горло. Никто не был прав. Ни бродяги, ни знать, ни Санса. Тирион лишь один был повинен в жестокой судьбе Ланнистеров. Он поймал на себе взгляд милой Маргери, пляшущей с кем-то из Кеттлблэков. Её вожделели все мужчины, самых разных мастей, однако никто и никогда не смел бы тронуть королеву. Бутон её юности им не светил. Тирион сорвал его задолго до свадьбы. Маргери, будто прочитав воспоминания об этом дне в его глазах, ревниво наблюдающих за тем, как Осмунд придерживает её за талию, смутилась. Танцы заглохли. Было уже слишком поздно. Пожелав здоровья королю и его матери, гости разошлись. Санса поцеловала Маргери в щёку и отправилась, не дождавшись Тириона, в их покои. Он засеменил за нею. В покоях он натянул на себя теплую мантию. — Куда вы, милорд? — спросила Санса. Голос её не звучал так учтиво, как раньше. Тирион нахмурился. Поверит ли она его ответу? — В септу Бейелора, моя леди, — сказал он, чувствуя першение в горле. Вина и блюда подавали хорошие, однако цепь ревности, тяжёлая, тяжелее мейстерской, сковала его голос. — Я хочу помолиться за свою сестру и племянника. — Он говорил чистую правду. Вина давила его плечи. Может, боги оправдают его? В голубых глазах жены возник хищный огонёк. Тирион захотел потушить его, ударив её по румяной щеке, но сдержался. В конце концов, она перенесла больше утрат, чем он, и за взгляды не осуждают. Пусть злорадствует. Пусть сочинит песенку о том, как Бес, о смерти которого она молила богов денно и нощно, сам теперь ищет утешения у богов. Тирион был уверен, что Серсея и Джоффри поправятся. На улицах горели факелы и трепетали от прохладного ветра. Тирион чувствовал себя голым без тучи горцев. Его мог караулить каждый попрошайка со ржавым лезвием. Рядом с ним ехали только Бронн и Подрик. Однако Подрик, хоть и был молод, спас его на Черноводной, а это было дороже золота. А у Бронна не было покровителей, кроме Тириона. Вернее, не осталось. В септу их впустили не сразу. Сказали, что там молится некая важная особа, и Тирион назвал своё имя, чтобы его пропустили. Когда-то он назначал септонов. Им следовало помнить это добро. Он оставил Бронна и Подрика охранять зал молений от постороннего присутствия. От септонов и септ, могущих прошмыгнуть в зал и помешать его тоске раздирать его, чего Тирион жаждал искренне. В зал для молений он вошёл, стыдливо свесив голову. Статуи богов немедленно обратили на него свои каменные взоры. Они знали каждую его провинность. В этом не было сомнений. Но кому молиться, он не ведал. Матери, Воину, Кузнецу, Старице или Неведомому? Разве могут такие боги дать облегчение? Такие или Старые древесные боги Старков? Тирион шаркнул ногой по полу. Его глаза, привыкшие к темноте, не сразу различили маленький огонёк около статуи Матери. Тоненькая свеча озарила ноги статуи и стоявшую перед ней женщину в темном одеянии. Её голова была укрыта капюшоном, однако не узнать её Тирион не сумел. В груди перехватило дыхание, сердце застучало быстрее, и он едва не убежал назад, в Красный замок. — Лорд Тирион, — шепотом проговорила испуганная Маргери. Королева не боялась ходить одна среди черни на улицах. Люди искренне любили её. Иной раз ей удавалось продираться сквозь дебри города абсолютно без защитников. А, возможно, её защищал только брат Лорас. Он не надеялся встретить её здесь и найти в её глазах отражение собственных чувств. — Королева Маргери, — выдавил он из деревянных губ, так и рвущихся обратиться просто по имени. Что это за боги, коли они позволили им столкнуться в этот час. — Я не помешал вам? — слова выходили с трудом. Он тронул себя за шрам, как делал это в особенно волнительные моменты. Маргери глубоко вздохнула. Она единственная не боялась его облика и назвала героем, когда увиделась с ним задолго до свадьбы с принцем Джоффри. Сперва он счёл это обыденной для Маргери вежливостью. Приёмами этикета она владела лучше Сансы и гораздо лучше Серсеи, на то не способной. Позже он то и дело ловил на себе её прямые и недвусмысленные взоры, приманивающие, цепляющие его на крючок, захватывающие неводом мучительной влюбленности. Пока однажды она, рассматривая отцветающие розы в замковом саду, не позволила сорвать свое цветение. Все лгали, что Ренли Баратеон, её предыдущий супруг, успел её обесчестить. Бабка девицы, Оленна Тирелл, не солгала, говоря, что её милая внучка непорочна. У юной Тирелл обнаружилось нездоровое влечение к изуродованным войной карликам. Тирион после того обходил её стороной, встречаясь только в тайных местах. Но судьба злостно столкнула их в септе. — Нет, ни в коем случае, — устало улыбнулась королева. Она установила свечу в подсвечнике на алтаре. — Я рада видеть вас здесь. Серсея называла невестку «голубкой», и не зря. Елейность и кротость Маргери убеждали в этом всех. Однако Маргери не была, как Санса Старк, пташкой. Голуби добрые птицы и свободные. Она сняла свой капюшон. Водопад каштановых волос вновь заструился к её плечам. Маргери шагнула к нему, покачивая бёдрами, и три слоя юбок зашуршали, собирая пыль с полов. Она ступала тихо. Иногда он определял её приближение лишь по тонкому шлейфу цветочного аромата. Тирион не двинулся с места. Он не мог убежать, не мог отвести взора, не мог провалиться сквозь землю перед этим созданием, будто озаренным солнечным светом даже в темноте септы. Это создание — его королева. Он — её подданный. Тирион взял её руку и поцеловал. — Вы замёрзли, — заметил он с осторожностью. Щёки его пылали, и благо, что боги скрывали этот пожар от Маргери. Она пожала плечами, осмотрелась и присела напротив. Ей всегда нравилось смотреть в его разные глаза, быть на одном уровне. Маргери поцеловала его в обрубленный нос. Когда она прикасалась мягкими, как шёлк, губами, Тирион не чувствовал боли и забывал о своём уродстве. Не сдержавшись, он толкнулся своими губами к её, таким же холодным, как и её руки, желая согреть своими. Маргери отстранилась. Он плохо разбирал в темноте её чувства. — Король сегодня задыхался. Он оцарапал мне руку, хватаясь. Он умолял меня спасти его… — шепот её на мгновение перешёл в полный голос. — А королева… Она никого не узнаёт. Неужели это постигнет нас всех? Тирион провел ладонью по её лицу и ощутил теплую влагу. — Я пришёл, чтобы просить у богов прощение за то, что я сделал тогда с тобой, хотя ты мне не принадлежала. Мне следовало отказаться… Гулкий шлепок на мгновение выдернул зал из гробовой тишины. Тирион ухватился за щёку. Маргери ударила так внезапно и так сильно, что он еле устоял на ногах. — Богам всё равно на нас, Тирион. Я перед ними оправдываться не собираюсь. И пришла я сюда не для этого, — резко ответила она. По-королевски. — Моли богов сколько угодно, но они останутся слепы и глухи к твоим мольбам. Король умирает, Тирион, а я всё ещё не брюхата. Исполнить свой долг он не сможет, и его брат не сможет, поскольку мал. Я хочу, чтобы это сделал ты. Мне нужен смелый, умный и лишенный высокомерия ребёнок. Мне нужны твоя плоть и кровь. Я не собираюсь оправдываться перед богами за свою любовь к тебе. Тирион прикрыл глаза. Её руки наспех растаскивали шнуровку портков. Он знал, что за этим последует и боялся. Боялся себя. Она стала целовать его. Губы излечили саднящую щёку, все его уродства и отняли печали, которые наполняли его, как глиняный сосуд. — В этом месте, пред ликами богов, ты возьмёшь меня и дашь мне ребёнка. — Не просьба маленькой принцессы, а приказ полноправной владычицы Семи Королевств. Тирион мечтал, что она ею станет. Он хотел было остановить Маргери, послал руку к её лицу и тут же обнаружил, что её голова была уже внизу. Холод помещения сгустился над его телом. Лёгкий озноб поразил живот. Под ним защекотало до дрожи. И лёгкие причмокивания нежных девичьих губ громко звучали в зале. «Всё, что ты захочешь, моя королева», — ответил ей негласно Тирион и положил руку на затылок, придавливая негрубо, погружаясь в неё до конца. Пусть ему не позволят называть ребенка своим, Маргери взойдёт на трон и укрепится. Она любила его, в отличие от Шаи. Не требовала драгоценностей и внимания, не требовала ухаживаний и понимала свой долг как королевы, жены и любовницы. Она обласкала его языком и грудями. Задрав на себе три слоя юбок, Маргери приблизилась прохладными бёдрами к его окрепшепу мужеству. Всё её тело пахло розами и фруктами. Апельсины, лимоны, персики и вишня. Сама как сладчайший нектар, она насыщала его. И порой Тирион ненавидел себя за резкость, с которой он по привычке брал её. Маргери поскуливала изредка. Большей частью она молча подавалась к нему, жевала губу и сбивчиво выдыхала застрявший в груди воздух. Если бы она кричала, вся Королевская Гавань бы узнала о том, кто греет её постель. Насмешки градом бы осыпали юную королеву. А Тирион не простил бы себе её боль. Было в этом нечто животное, несносное. Маргери сбрасывала одежду вместе с маской учтивости, и цветок распускал бледно-розовые лепестки. Она любила целовать его во время любовных игр, прижиматься губами к его губам, одаривать теплом и задором своего языка его язык, пробуждая в нём неистовость. Чтобы не застонать, она припала лицом к полу и прикусила запястье. Сделав несколько последних медленных движений, Тирион излился в неё и внутри стало ещё мокрее. Маргери, отдышавшись, благодарно поцеловала его и зашнуровала портки. — Хочешь, чтобы твой дом пал, молись богам. Хочешь, чтобы люди продолжали бояться и уважать Ланнистеров, уповай только на себя, — шепнула она, подбирая тяжёлые юбки. «Я хочу, чтобы никогда не падала ты», — сказал Тирион молча Маргери, провожая удаляющийся силуэт, пока тот совсем не исчез во мраке. Той ночью он не спал, думая о ней, об изгибах её колен, о её сочных, наливных, как дорнийские апельсины, грудях, о её голосе и запахе, тревожащем нутро. Он ходил к богам, чтобы помолиться о здравии короля и его матери, он солгал жене и лгал другим людям. Санса мирно спала на другом краю постели. С ней было холоднее, чем в той септе. Сколько бы одеял Тирион ни клал на себя, всё поровну. Северный мороз лежал подле него. Джоффри умер спустя две недели мучений, а Маргери понесла. Она не могла бы выйти за Томмена и подарить ему сына Джоффри. Она оставалась полноправной королевой до рождения и взросления сына. Тирион проводил бессонные ночи с Сансой, ожидая гибели Серсеи, но сестра поправилась и ей оставалось лишь принять власть Маргери. Её заботило лишь сохранение ребенка Джоффри. — Отчего вы такой беспокойный, милорд? — спросила Санса. Стоял тихий осенний день. Тирион наблюдал, как казалось на первый взгляд, за плетущим сети пауком, совершенно не интересуясь обедом. Маргери шла по тропинке под руку с Гарланом Тиреллом, ставшим ей десницей. Он хорошо справлялся с ролью, однако Маргери чаще слушала советы Тириона. Её живот в ту пору округлился, и к нему то и дело хотелось прикоснуться. — Я думаю о хорошей погоде, миледи, — флегматично ответил Тирион. Подперев руку кулаком, он бросил взор на пылающее золотом солнца небо. На этом фоне Маргери тоже сияла. Привычная милая улыбка не сходила с её губ. Нечаянно она взглянула на него. — А погода нынче хороша. И, я полагаю, и дальше так будет…