Свет и тени

Девушки в «доме цветов» говорят, что А-Синь везет. Она миленькая, забавная, веселая, очаровательно улыбается и звонко смеется. Многим мужчинам нравятся именно такие прелестницы, с которыми можно выпить чашу-другую вина, похохотать над незамысловатыми шутками и отвлечься от всех забот и хлопот. Посетители почти не бывают с ней грубыми, ведь когда она удивленно смотрит своими большими светло-карими глазами и растерянно хлопает длинными ресницами, вся злость уходит. На А-Синь редко сердится хозяйка, девчонка и повода не дает, всегда послушна, всем улыбается, с товарками не спорит. Легко жить с таким нравом! Едва-едва начался вечер и в гостиной стали собираться мужчины, А-Синь приметил самый молодой и красивый из них, да еще и заплатил за всю ночь. Подружки перешептываются, обмахиваясь веерами: «Ты видела? – Ты заметила? – Он, должно быть, заклинатель… смотри, как причесан, как одет…». Они устраиваются за низкими столиками так, чтобы поза подчеркнула красоту и изящество. Разливают чай в крохотные чашечки, улыбаются богато и безвкусно разряженным торговцам и солидным чиновникам. Всё как всегда. А-Синь почему-то кажется, что ее гость не привык бывать в таких заведениях. Уж очень быстро он поговорил с хозяйкой, не тратя времени на разговоры и любезности, которые так милы постоянным клиентам. Едва-едва глянул на щедро накрытые столы и богатое убранство гостиной, музыку слушать не стал, хотя сегодня Сюли играет на гуцине – а она ведь лучше всех играет самые сложные мелодии. Сюли, притом, самая красивая из всех девушек в «Розовой жемчужине», и необыкновенно искусна в игре дождя и тучки. Но заклинатель в ее сторону даже не посмотрел, а выбрал А-Синь. Вот уж правду говорят, не родись красивой, а родись счастливой! А-Синь подхватывает мужчину под руку и прижимается к нему, уводя в свои покои. Томно вздыхает: - Милый гэгэ выпьет вина с А-Синь? - Я не против. Только не называй меня гэгэ, не люблю этого, - в его голосе звучит затаенная горечь. - Как же тогда? – кокетливо спрашивает девушка. – Мой тигр? Мой лев? Могучий дракон? Посетители подобных заведений не любят имен. Оттого красавицы все как одна зовутся цветами и жемчужинами, и томно стонут, называя даже самых старых и чахлых своих любовников львами и драконами. - Инь, - звучит в тишине первое имя. «А ему идет», - думает А-Синь, украдкой любуясь тем, как прекрасно сидит на госте одеяние, не скрывающее очертаний сильного, гибкого тела. Весь в черном, он и правда похож на тень, на порождение надвигающейся ночи. Мелкие шажки девушки звучат тихо-тихо, цок-цок-цок. Мужчина ступает неслышно, будто крадется. Они поднимаются наверх, в спальню, освещенную лишь неярким светом масляной лампы. А-Синь на цыпочках приподнимается, доставая с полки две чаши, и спрашивает: - Инь-эр больше любит «Солнечную горечь» или «Утреннюю нежность»? - «Нежность», - просит он с едва уловимой тоской и садится на постель. А-Синь наливает вино, угощает гостя, садится рядом с ним, склонив голову ему на плечо. Шепчет всё тот же привычный милый вздор о том, как молодой господин хорош собой – впрочем, сейчас вполне искренне. Инь-эр молчит, его губы лишь слегка изгибаются в задумчивой улыбке. Он пьет медленно, не спеша. А-Синь успевает допить свое вино и поставить чашу на столик, но Инь-эр больше вдыхает аромат напитка и смотрит на тусклый огонек, о чем-то думая. Ему явно не до шуток, и А-Синь молчит, просто прижимаясь к нему, вдыхая запах ванили и жасмина. Инь-эр отставляет чашу и берет девушку за руку, поглаживает пальцы, целует ладонь. Шепчет: - Такие нежные пальчики. Никогда не касались оружия, не творили магию, не убивали… - Разве у заклинателей и женщины воюют? – удивленно охает А-Синь. - Не все, но многие. Там, где я живу, ценятся те, которые умеют побеждать. Неважно, женщины или мужчины. Если ты хочешь, чтобы тебя уважали, то должен стать живым оружием. Бьющим в цель. Без промаха. Инь-эр говорит тихо, отрывисто. И А-Синь успокаивающе касается его ладоней, затянутых в кожаные перчатки с открытыми пальцами. - Можно, я помогу тебе снять? Он кивает, и девушка развязывает ремни, медленно стягивает перчатки, чувствуя шероховатые, грубые мозоли, тянущийся через левую ладонь шрам. Когда она проводит кончиками пальцев по правой ладони, Инь-эр улыбается и вздыхает: - Еще… еще. Мм. Ты не боишься? У меня правая рука иногда немеет… но мало кто решается дотронуться. «У заклинателей столько странностей», - думает А-Синь, но не спрашивает, почему, а молча продолжает поглаживать, греет ладонь мужчины в своих руках, бережно разминает… делает всё так, как тогда, когда помогала старшей сестрице. Воспоминание о прошлом горчит, словно послевкусие от вина, и А-Синь гонит грустные мысли прочь. Что толку жалеть? Ушедших уже не вернешь. - Спасибо… - шепчет Инь-эр и обнимает ее, смотрит в глаза. Взгляд у него грустный и немного удивленный, как будто он сам не уверен, стоило ли ему приходить в «дом цветов» - или будто он от чего-то прячется. А-Синь видела таких иногда: ищут забвения в вине, музыке, разговорах, любви – в чем угодно, лишь бы не думать, что ждет там, за стенами комнаты. Что ж, ей везет, этот мужчина не будет с ней жесток. Может даже, ей тоже будет приятно. Она счастливица – за почти три года ей всего раз или два случалось после ночи с клиентом плакать, замазывать ссадины и царапины мазью, гримировать лицо, скрывая синяки. А с другими такое бывает часто. Она счастливица – она умеет забывать, не ждать слишком многого, просто танцевать привычный танец и думать о чем-то своем, о будничных мелочах. А-Синь первой тянется за поцелуем. Инь-эр пришел к ней за забвением, и получит его сполна, в касаниях губ, поначалу легких-легких, а следом – дразнящих, чувственных. В том, как нежные, мягкие ладошки оглаживают его широкие плечи, медленно стягивая ткань и проводя по гладкой обнаженной коже. В игривых движениях, когда А-Синь снимает заколку и развязывает короткую черную ленту, перебирает густые длинные пряди. Ей нравится чувствовать дрожь, пробегающую по телу мужчины. О, как он отзывается на ее ласки – словно под ее пальцами сладостно звенит натянутая струна. Он принимает нежность не как должное, а как бесценный дар, подставляется под прикосновения, страстно целует в ответ… не может насытиться поцелуями. Загрубевшие от оружия ладони скользят под платье А-Синь, неожиданно медленно и ласково. Когда Инь-эр гладит ее по бедру, она вздыхает совсем не притворно. На миг отстраняется от него, раздеваясь изящными движениями, чувственно изгибаясь – так пляшет огонек, когда догорает свеча. Небрежным движением А-Синь вынимает шпильки из своей прически, и темно-каштановая волна падает на ее плечи. Раздевая любовника, А-Синь игриво щекочет его кончиком локона: - Ты боишься щекотки, Инь-эр? - Не знаю! – Инь-эр беззаботно смеется. – Просто никто не решался меня пощекотать. - Скажешь, я такая смелая? – А-Синь трется грудью о его торс, быстро-быстро касается кожи кончиками ногтей, изображая резвящуюся кошку, которая вроде бы вот-вот поцарапает, но не ранит по-настоящему. - Очень. Айй. Боюсь-боюсь! – Инь-эр веселится, прикосновениями дразнит ее, и незаметно они оба избавляются от одежды, перекатываются по постели, А-Синь оказывается сверху и, смеясь, спрашивает: - Ну что, сдаешься? - Сдаюсь. Ты победила, - Инь-эр медленно поглаживает ее по спине. Гаснет лампа. А-Синь лежит в объятиях любовника, целует его медленно, не спеша. Инь-эр тихо стонет. Ему явно нравится, когда она плавно двигается, насаживаясь на его естество. - А-Синь… - вздыхает он, проводя ладонями по ее бокам и бедрам. Прикосновения кажутся А-Синь необычно жаркими, по телу будто проходит теплая волна – необычное ощущение, такого с ней еще не было. Ей кажется, что ее окружает легкий поток. Тело сводит сладкой судорогой. Не вершина наслаждения, но почти. Когда всё заканчивается, Инь-эр обнимает А-Синь и засыпает. Она тихо шепчет: - Какой же ты милый… Кажется, он готов позволить и ей немного поспать. Так бывает нечасто, большинство мужчин, если остаются на всю ночь, стремятся до рассвета испробовать всё. Но ей везет и в этот раз. * Ему снова снится, что он падает с меча. Ученики и ученицы в тренировочном лагере, тоже всего пару недель назад получившие духовное оружие, уже летают наперегонки – пусть еще не высоко, наставники этого не разрешают – но держатся уверенно, успевают даже подшучивать друг над другом. Чжао Инь плетется в хвосте, отчаянно пытаясь сосредоточить силы. У него кружится голова, когда он смотрит вниз, колени подгибаются. Даже юная госпожа Вэнь Сяомин, которая младше его на пару лет, держится увереннее. - Инь-гэгэ, не смотри вниз! – советует она. – Смотри вперед. И стань ровнее. Она такая маленькая, тоненькая, щебечет весело, как птичка, и звонко смеется. Рядом с ней А-Инь чувствует себя слишком высоким, неуклюжим и неловким. У него не получается направлять энергию, лезвие меча дрожит под ногами. - Мин-Мин, почему ты отстала? – зовет девочку старший брат. – С тобой всё в порядке? - Да, Лун-гэгэ. Просто мы с Инь-гэгэ немного заболтались. Чжао Инь с облегчением вздыхает: Вэнь Сяомин не выдала его, не смеется над ним… Он пытается догнать Вэнь Луна – и падает. Казалось, только что он стоял на мече – и вот уже свалился в траву, тяжело дыша и надсадно кашляя. В груди больно. Он с трудом встает. Каждое движение отдается жгучей болью, от которой темнеет перед глазами. Но он поднимается на ноги, назло мальчишкам, которые спустились на землю, собрались и дружно над ним смеются: «Слабак! Видали, как он летел? Будто мешок с соломой! Эй, А-Инь, из какой помойки вылез твой клан, раз в нем рождаются такие червяки, как ты?». А он опять становится на меч, быстро, пока страх не успел взять свое… * Вэнь Чжулю просыпается и резко мотает головой, будто стряхивая с себя ночной кошмар. Столько лет прошло, а до сих пор больше всего он боится быть беспомощным и слабым. Его бросает в холодный пот от снов о детстве и годах учения. О том, как валялся в песке на площадке для тренировочных поединков, падал с меча, обжигал себе пальцы, когда отрабатывал заклинания. Он кривится, как будто снова почувствовал горький вкус отваров, которыми его поила целительница в лазарете, и словно наяву слышит скрипучий голос старухи: «И в кого ты удался такой, ни на что не годный! Сказать, что ли, господам, что лучше бы отдали тебя учить какому-то ремеслу, не выйдет из тебя заклинателя…». От этих слов становилось больнее, чем от ушибов и ожогов. И самое худшее – прийти со своими печалями и сомнениями было не к кому. Кому в большом клане нужен сирота из чужой семьи!.. Хорошо, что сейчас он не один, и может чуть сильнее сжать в объятиях спящую рядом прелестницу, коснуться губами ее плеча, чувствуя нежность и тепло кожи, и вдохнуть сладкий запах мёда и цветов, исходящий от ее волос. Она такая забавная. Как она дразнила его!.. Знала бы она, кого увлекает в шутливый поединок. Но обычным людям нет дела до вражды между кланами заклинателей и борьбы с варварами на границе. Вряд ли в доме для утех в провинциальном городке слышали, кто такой Сжигающий ядра и почему его боятся. - Инь-эр, что с тобой? – А-Синь просыпается, поворачивается в его объятиях, прижимает ладонь к его лбу. – Жара нет… но ты дрожишь, ты стонал, говорил что-то… - Пустое. Приснился дурной сон. - Это был только сон. Всё хорошо, Инь-эр, я рядом. А-Синь нежно перебирает кончиками пальцев его волосы, целует его в висок, в щеку. Инь-эр ласкает ее в ответ, дышит ровнее, успокаиваясь. * И вот они лежат, обнявшись, думая каждый о своем. А-Синь тоже, бывает, снятся страшные сны – о том, как болела сестрица, таяла с каждым днем, словно свеча. Ни один лекарь не мог помочь, и даже самые сильные настойки и зелья лишь на время смягчали боль. А-Синь всё готова была отдать для цзе-цзе, оттого и пошла в «дом цветов» - там деньги приходили большие и быстро, особенно, если веселиться, улыбаться и убеждать людей и саму себя, что всё дается легко. Она привыкла скрывать горести за улыбкой. Привыкла не привязываться к заботливым мужчинам, не злиться на грубых и жестоких. Сегодня ей уютно лежать в объятиях Инь-эра, но она не забывает, что завтра он уйдет – может быть, навсегда. Что ж, это была неплохая ночь. * Вэнь Чжулю улыбается, когда А-Синь шепчет ему нежности. Она чуть-чуть похожа на Вэнь Сяомин… похож голос, и смех… Юная госпожа Сяомин точно так же говорила: «Я с тобой, Инь-гэгэ, всё будет хорошо, всё пройдет». И он забывал о гневе наставника, об обидных словах старой целительницы, о том, как болели содранные в кровь ладони и разбитые колени. «Я с тобой, я не оставлю тебя», - утешала Вэнь Сяомин, когда его выпороли за неудачно приготовленное зелье и испорченные дорогие травы. Она была с ним рядом и защитила его, когда в своем первом бою он чуть не пропустил удар противника. С того черного дня, когда юная госпожа Сяомин погибла на ночной охоте, Чжао Инь больше не слышал этих слов – «я с тобой». А может, и лучше, что она не узнала, кем он стал. Завтра он вернется в привычную жизнь, снова становясь тем, кого боятся, живым оружием клана Вэнь. А пока у него есть несколько часов до рассвета, чтобы заснуть в объятиях девушки, так доверчиво прижавшейся к нему…