К свету

      Тьма подступала со всех сторон, и длинные хвостатые тени оставляли мрачные следы на стенах, полу и потолке некогда залитого солнцем, а сейчас — превратившегося в сгоревшие развалины, поместья графов Тулузских. Мальчишка лет десяти, опираясь на нелепые костыли, понуро обходил сверкавший страшными ранами скелет отчего дома, и ему отчаянно не хотелось принимать в душу поступавшую со всех сторон тьму. Все считали его изгоем, калекой, недостойным носить титул графа, не заслужившим иметь собственное мнение и просто тем, кто лучше бы умер еще в детстве, когда пожар уничтожил замок гугенота и перечеркнул жизнь сиятельной графини на «до» и «после».       Свет ворвался в его жизнь так внезапно, что он сразу и не понял, как же это произошло. Вязкие мрачные ночи уступили в битве за солнце, и он вышел на палубу корабля, чтобы доказать самому себе и всем тем, кто в него не верил, что даже хромые калеки имеют право на частичку солнца. Ветер трепал паруса, корабль рассекал волны, и он был счастлив, пусть ненадолго, но счастлив.       А потом вновь пришла тьма и принесла с собой битву за право быть. И он сражался изо всех сил, так впоследствии делал всю свою жизнь. Сражался за право быть потомком графов Тулузских, называться Золотым Голосом Королевства, слыть самым богатым человеком страны, зарабатывать своим умом и не быть шутом в царстве пустоголовых ханжей.       Но совсем ненадолго все же в его жизни взошло солнце. У его солнца были зеленые глаза и волосы цвета спелой пшеницы, и он понимал, что ни за какие богатства жизни, даже ни за право быть, а не казаться, он не променял бы эту всепоглощающую любовь к ней. И был свет, и была радость, и кровь кипела в венах, и было счастье.        Счастье, перечеркнутое грозовой вспышкой, оказалось скоротечным. И тьма сводов Бастилии, тьма зала суда, тьма Гревской площади вязкими каплями осела в душу, в которой не осталось места солнцу. Был костер, в котором сгорали ушедшие дни лета, и была мрачная осень, ставшая его жизнью. Мрачная и гнилая ноябрьская осень как нельзя лучше отражает то, что он сам сотворил со своей жизнью в последующие почти две декады безумной гонки за отголосками лучшего мира. Он больше не спрашивал себя, что делает в этой жизни, в которой ему с самого начала не было места, он шел вперед, стремясь дойти до конца.       Ошибки прошлых лет разбивали на осколки те хрупкие воспоминания о солнце, которые еще теплились в душе, слишком черной, чтобы пропустить хоть каплю света. Ноябрь закончится, придет зима, и больше не надо будет спрашивать себя о том, куда же подевалось тепло. Его и не было никогда. Было слишком много тьмы.       Была кровь. Своя, чужая, случайная, преднамеренная, не важно. Был долг, предписывавший быть полезным обеим сторонам, уже позабывшим об изначальном смысле сражения. Было презрение. Ненависть света, признательность тьмы, и снова боль. Боль — это хорошо, боль напоминала, что он еще жив, хоть и не понимал, зачем.       А после боли была гонка вперед, интриги, уловки, чужие женщины, которых он тащил к себе в постель, чтобы согреться хотя бы на пару часов, коньяк, чтобы очистить кавардак в мыслях, в которых, как в мутных водах, барахталась вся его бессмысленная жизнь, и беспросветный мрак ноября.        А потом, вдруг, когда надежды на счастливый исход уже не осталось, в его жизни так внезапно взошло солнце, что он ослеп с непривычки. Женщина с изумрудными глазами и волосами цвета спелой пшеницы появилась в его полном боли существовании и принесла с собой то, что он уже не чаял увидеть вновь — любовь. Она так искренне умоляла любить, что он не смог отказаться. И море пело свои мудрые песни, и звезды лукаво смотрели с небес, и в небе всходило солнце, чтобы больше не пустить в его жизнь тьму.       Свет не боялся тьмы. Тьма очень нуждалась в свете. Конец. 19 июня 2019 года