Она...

Она была разбита. Глаза красные от выплаканных слез, плечи трогательно дрожат, а голос тихий, и слова ее теряются в общем гуле людей на корабле, шепоте ветра и звукам волн, бьющихся о борт. Хакуэй просит Синдбада о помощи, молит его поддержать Хакурю в устроенной им же гражданской войне — кровавой и беспощадной, в какой-то степени даже бессмысленной, исход которого уже заранее предрешен. Масрур предпочитает не смотреть на нее, но взгляд все равно цепляется за край ее длинного платья, кончики черных волос, струящихся по спине, и почему-то чувствует, как мурашки бегут по спине. Она просит Синдбада остановить это кровопролитное сражение за трон, молитвенно прижав к груди руки поднимает взгляд, а из ее чистых, излучающих абсолютную искренность глаз струятся горячие слезы. Синдбад обнимает ее за дрожащие плечи, утешает, приговаривая, что все будет хорошо и эта война скоро будет остановлена. У Масрура волосы на руках встают дыбом, сердце в груди стучит быстро, в каком-то неправильном ритме, и дышать сложно, как-будто перед ним не хрупкая принцесса Империи Ко, а огромных размеров тварь, загнавшая добычу в угол. Древнее зло, притаившееся в обличье беззащитной женщины. Хакуэй прикладывает сжатые в кулаки руки к груди и, глубоко вдохнув, медленно выдыхает, успокаиваясь. И так несколько раз. Синдбад подает ей стакан воды, проводит по ее спине раскрытой ладонью и ободряюще улыбается. Хакуэй его благодарит тоже искренне, и нет в ней ничего, что вызвало бы сомнения, но все равно… Масрур может списать это на игру воображения, на свою мнительность, но ни первое, ни второе к нему не относится. А потому он верит себе и своим чувствам, всего лишь предполагая, что в будущем, вероятней всего, он пожалеет о том, что сегодня промолчал и оставил все на волю судьбы и решению своего короля.