Отчаянием скажу, что я тебя люблю

Эношима Джунко по пальцам одной руки способна пересчитать, сколько раз она плакала — искренне, по-настоящему плакала, не на камеру и не ради манипуляций. Первый был, когда ей стукнуло всего несколько часов отроду и уже тогда она поняла, насколько скучен мир, насколько он предсказуем и бессмыслен. Тогда она впервые вкусила отчаяние — отчаяние существования, отчаяние знания о том, как сложится её судьба. Во второй раз она плакала, когда её зажал в угол мускулистый мужлан, в самое ухо шепчущий, что он может сотворить с такой красоткой, как она. Ей чудом удалось сбежать, пусть и сердце её колотилось быстрее, чем, как ей казалось, это вообще возможно. Тогда Джунко впервые познала страх и смогла насладиться отчаянием, что он принёс. Впервые в жизни она ощущала что-то настоящее, что-то абсолютно непредсказуемое, что-то прекрасное. В третий раз Джунко плакала, когда её любимая сестра сбежала, чтобы присоединиться к военной группировке наёмников. Она плакала не из-за волнения за Мукуро — она и так знала, что старшая сестра будет в порядке, с её-то скоростью и силой — но из-за зависти. Джунко хотела ощутить отчаяние на поле боя, хотела оказаться в самом эпицентре смерти и страдания; и, может быть, даже самой получить возможность испытать пронизывающее отчаяние собственной гибели — Господи, разве это было бы не чудесно? Но она навечно застряла здесь, в роли выдавливающей улыбку модели, которой никогда не хотела быть. В последний раз Эношима Джунко плакала, когда она начинала вторую Убийственную Игру и всё больше понимала, что её одноклассники умрут. . . . Директор Джин кричал всё громче, когда Джунко выключила голосовой модулятор для Монокумы. — Надежда достигла пика, — протянула она, — и отчаяние отправляет её на дно! Конечно, это была не самая лучшая её реплика, но своё дело она всё равно сделала. Директор пытался вырваться из верёвок, каждую секунду сотрясая воздух вопросами о том, насколько далеко всё это зашло… Но затем двери в ракету закрылись и он улетел. Когда директор разбился о землю, Джунко только усмехнулась и собрала оставшиеся от него кости в подарочную коробку. Ей было интересно лишь то, признает ли Киригири-сан усилия, на которые пошла Джунко, чтобы приготовить такой отчаянный подарок. . . . Всё шло по плану в привычном скучном порядке вещей. Стирание памяти прошло идеально, и никто из одноклассников так и не вспомнил, что когда-то они друг друга знали. Оогами-сан готовилась стать информатором для Монокумы и, конечно же, Джунко. Единственным просчётом можно назвать лишь актёрскую игру Мукуро: она уже несколько выбивалась из образа персонажа и отклонялась от сценария. С ней нужно было что-то сделать. Джунко переключилась на панель управления люком в спортзале и начала перепрограммировать его. . . . Первой на выход отправилась Абсолютный Идол, Майзоно Саяка. В этом, конечно же, нет ничего удивительного. Она была той ещё идиоткой, раз думала, что сможет убить профессионального спортсмена — Кувату-куна. Однако, это лишь игра случая — он вовсе не хотел протыкать ей брюхо. Но убийство есть убийство, а значит, должно быть наказано. Она подготовила зал суда и клетку для бейсбольных мячей. (Ах, эти крики Наеги-куна, когда он обнаруживает мёртвую Майзоно-сан… У Джунко есть на него планы, и уже одна только мысль о них приносит отчаяние). . . . На этот раз Мукуро всё же последовала сценарию: в порыве истерики она наступила на Монокуму. Какая жалость, что Джунко изменила сюжет! Отчаяние, сильнейшее, какое она вообще чувствовала, укололо её в самое сердце, растворив в нём отголосок сожаления. Джунко убила свою любимую, дорогую, уродливую, жалкую сестру — Икусабу Мукуро. Вторую половину дуэта Абсолютного Отчаяния (лишь дуэта, потому что сейчас можно не считать Камукуру-куна и семьдесят седьмой класс, потому что ей наплевать на то, что они сейчас делают). Это разрывало душу и до краёв переполняло отчаянием!.. …и она взглянула в лицо Мукуро, в эти расширенные глаза, в которых всё ещё виднелись отголоски страшного шока, на эти губы, с которых ещё не до конца сошёл вздох осознания смерти. Знание, что и Мукуро, пусть даже при смерти, испытывает то же отчаяние, что и Джунко, приводит в неописуемое ошеломление. Нужно было прилагать все силы, чтобы Монокума работал как надо, подчиняясь собственным правилам. . . . Просьбы Куваты-куна пощадить его жизнь казались почти трогательными. Эти просьбы о прощении, стучание в неподвижные двери… У подавляющего большинства это вызвало бы жалость. Но Джунко — не большинство. По её команде Монокума стукнул молотком, начиная казнь. Из боковой двери вылетела цепь и схватила Леона за шею. Он уже кричал в ужасе, а ведь его ещё не привязали к столбу и не ударили ни единым мячом. Жалкий, — только и подумала Джунко. Как ожидалось, все, кроме Куваты-куна, ошеломлённо, словно по команде заткнули рты, когда на его теле появились первые синяки и кровавые струйки. Джунко не думала, что он долго продержится, и к тому времени, как вся тысяча шаров была выстрелена, его труп безвольным куском мяса обмяк в цепях. Но отчаяние… о, это отчаяние на лицах её бывших одноклассников! Джунко могла бы захлебнуться, потонуть в этом отчаянии! Жаль, что они не могут ощутить такого же благоговения, но Джунко знала, что это стоило того. Ведь они почувствовали его вкус. . . . Она довольно рано поняла, что Фуджисаки-кун будет лёгкой мишенью, особенно если учитывать то, что остальные понятия не имели о его истинном поле. Джунко поняла ещё и то, что Овада-кун, скорее всего, станет убийцей — достаточно взглянуть на его внушительное тело и прочувствовать необузданный характер, из-за которого что угодно может вывести его из себя. Овада-кун даже не попытался скрыть улики, чтобы хоть как-то спастись самому… но, как оказалось, он лишь хотел честно сохранить этот секрет, который ему доверил Фуджисаки-кун. Но у трупов тайн быть не может. Впрочем, даже с талантом Абсолютного Аналитика, Джунко совсем не ожидала, что именно Тогами-кун позаботится о теле. Впрочем, на подготовку к похоронам его действия не походили, гораздо больше походило на сцену, какую мог бы создать один из её одноклассников. Он готовил подставу, — поняла Джунко. Как интересно. . . . Этот идиот Ишимару проголосовал за себя. В чём смысл его дурацкой «надежды»? Поверить в невиновность друга, даже несмотря на все доказательства его вины? Даже несмотря на то, что он сам признался? Господи, какой же он идиот. Но очевидно, что он падал в отчаяние, увязая в нём всё больше и больше. Одно только это зрелище приносило Джунко немалое наслаждение. Остальные же пролили немного слёз из-за прошлого Овады-куна (не считая, конечно же, Тогами-куна и Сё, которая имела все шансы сыграть роль нового мотива, а то и стать убийцей самой — Джунко с трудом удерживалась от того, чтобы не начать хлопать в ладоши от понимания того, насколько весёлым всё может стать), но когда Абсолютного Байкера цепями приковали к мотоциклу… Ах, сладкое отчаяние! Джунко в очередной раз мысленно поаплодировала себе за мысль о том, чтобы вставить отсылку на японскую классику, которая придавала его смерти прекрасный лёгкий оттенок иронии. Если повезёт, кто-нибудь сможет понять её, а если нет, то какая разница? Главное, что ещё один одноклассник мёртв, а значит, новый источник отчаяния бьёт ключом. (Пока шёл суд, Джунко очень внимательно наблюдала за Наеги-куном. Ещё слишком рано для исполнения планов, но она уже знала, что сможет его перехитрить). . . . Джунко, конечно же, знала об Альтер Эго. Она знала обо всём, что происходит в школе, в том числе и в бане, пусть там совсем не было камер. Лишь ещё одно испытание для Джунко, чтобы развеять скуку. Смерти продолжали оставаться предсказуемыми, из-за чего Джунко скучала ещё сильнее. Если бы Ишимару-кун не привязался так сильно к Оваде-куну, то вполне мог бы выжить. Но, признаться честно, Джунко не ожидала, что его грохнет именно Ямада-кун, что, впрочем, значения не имело. В конце-концов, она подготовила уникальную казнь для каждого своего одноклассника, пусть большинство из них так и не увидит свет. Но будет ли правильным называть Ямаду-куна виновником? Да, он нанёс смертельный удар, но не стоит забывать о том, что это было по приказу Селес. Как раз в соответствии с титулом Абсолютного Азартного Игрока, подумала Джунко. Селес играла так, как полагается, убивая одних и подставляя других. Джунко не сказала бы, что возлагала «большие надежды» на неё — с чего бы, когда само слово «надежда» ей противно — скорее, «большие ожидания». И затем Селес сама убила Ямаду-куна. Судя по всему, тот достиг апогея драмы, в последние секунды жизни мысленно проклиная и Ясухиро-сан, и этот нелепый костюм робота. Смогут ли остальные найти убийцу? Скорее всего, ведь на их стороне по-прежнему была Киригири-сан. Джунко смогла стереть из памяти титул, но сам талант это не уничтожило. Она начала готовить сцену для Ясухиро Таэко-сан. Какими бы огромными не были её таланты азартного игрока — и, заодно, лжеца — они совсем не помогут, когда в её соперниках Абсолютный Счастливчик. . . . — Возможно, в другой жизни мы встретимся вновь, — Ясухиро-сан попыталась уйти достойно, ведь амплуа жалкого побеждённого совсем не подходит её элегантному образу. Но это лишь образ и Джунко не собиралась ему потакать. Сожжение на костре — идеальная смерть для Селестии Люденберг, но для простой, скучной, обычной Ясухиро Таэко она совсем не годится. Ведь в этом не будет никакого отчаяния. Пожарная машина налетела на её пылающее тело, раньше времени положив конец этой импровизированной охоте на ведьму. Оценят ли её одноклассники — оценит ли весь мир — эту отчаянную иронию? Вряд ли. Ничто не разочаровывало так, как понимание того, что ещё никто не понял смысла, который она заложила в эти казни. Они могли бы отчаяться для приличия из-за того, что все её усилия пошли даром, желательно также сильно, как они отчаялись от столь жестокого убийства. Селес и правда была тем ещё монстром, раз уж она спланировала всё именно так. Возможно, в другой жизни. Эти слова вертелись у Джунко в голове. В живых осталось лишь семеро — а значит, можно считать, что план провалился, а значит, получение собственного отчаяния тоже. Она как можно скорее должна связаться с Камукурой-куном и Монакой-чан. . . . Формально, Оогами-сан исполнила роль предателя, убив одноклассника. Джунко могла лишь винить себя за то, что не упомянула, что это должен был быть кто-то другой, а не сама Оогами-сан. Когда её обнаружили, они взваливали её смерть на собственные плечи, словно забыв о том, что она — предательница, которая, ощутив отчаяние от того, что её додзе разрушено, готова пойти на всё, и на убийство в том числе. Они не хотели признавать, что Оогами-сан покончила с собой. Джунко оставалось только диву даваться, как они могли быть настолько слепыми, ведь запертые двери и причины смерти напрямую подсказывали очевидный вывод. Но, по крайней мере, она всё ещё могла как следует повеселиться, наблюдая за этим цирком. Фальшивая предсмертная записка только добавит загадочности и запутанности очередному суду; Джунко начинала скучать от этой игры. Может быть, если бы она могла поговорить с Мукуро, всё было бы иначе… Хотя она и при жизни не говорила ничего интересного. . . . Когда начался суд, Джунко выскользнула из комнаты управления и направилась в ванную. Нужно ещё вернуть кое-кого особенного. К счастью, это не заняло много времени. Казалось, что участники хотят узнать у Монокумы ответы на все возможные вопросы. Как же бесит… Они действительно настолько тупы и наивны, раз решили, что именно из-за них Оогами-сан покончила с собой? Но Джунко всё больше и больше начала задумываться над тем, что, возможно, так и есть. Впрочем, лучше подождать, иначе можно упустить момент отчаяния. Джунко понимала, что эта казнь по-настоящему сильно ударила по их сердцам. Смотреть, как обрывается всякая связь с их трагически убитым другом, который мог бы стать той спасительной ниточкой, что приведёт их во внешний мир… ах, этот ужас и горе на их лицах хорошо её успокаивал. Всё своё внимание она сфокусировала на двух участниках — Киригири-сан и Наеги-куна. Они привносили толику интереса в этот наскучивший ей самой план, а поскольку все они поклялись остановить убийственную игру, пришла пора использовать их непредсказуемость в собственных интересах. Возможно, Мукуро даже сможет в кои-то веки послужить ей, как надо. . . . Она хотела избавиться от Киригири-сан, но Наеги-кун со своей дурацкой надеждой, его отвратительной верой в других лишил её самой интересной игрушки. Джунко хотелось закатить истерику, словно избалованному ребёнку, закончить всё прямо сейчас и грохнуть всех. Но она чудом сохранила самообладание и спокойно отправила Наеги-куна на казнь. Но, к сожалению, ирония этой казни утрачивалась больше всего. Джунко хотела бы, чтобы это походило на «раздавление надежды» в буквальном смысле, но теперь мир никогда не увидит особую казнь, которую она подготовила для Наеги-куна. Что ж, нет нужды переживать из-за этого. Лазеры, сцены, восьмибитные Монокумы — все они остались неиспользованными, так что стоит ли переживать из-за одного пистолета и нескольких мечей? А тем временем парта всё и ближе и ближе подъезжала к прессу, и Джунко задумалась, будет ли это единственный урок после школы, на котором задержался Наеги-кун. И затем… всё остановилось. Дрожь и стук механизмов прекратились, а на экране, где должен был быть Монокума, был… — Какого хрена он выжил?! — кричала Джунко. — Я уничтожила твой ноутбук! Я стёрла тебя с главного сервера! Как ты- А Наеги-кун продолжал, продолжал падать прямиком в кучу мусора, оставляя Джунко дрожать от ярости. Но вскоре она улыбнулась, разгладив складки юбки. Наеги-кун всё равно умрёт, сгнив вместе с мусором. Он смог сбежать в этот раз — что, с его-то Абсолютной Удачей, не должно было удивлять — но его всё равно ждёт смерть от голода и жажды. Эношима Джунко обязательно получит своё отчаяние, и не важно, как именно. . . . Всё закончилось именно так. Они выбрали надежду. Эношима Джунко переполнила этих немногих оставшихся учеников Академии Пик Надежды абсолютным отчаянием, которое бесполезно отрицать, но они всё равно выбрали надежду. А всё из-за Наеги Макото. — Это… Это… — рычала Джунко, сжимая кулаки, чтобы спустя несколько мгновений её руки взлетели к лицу, а тело задрожало. — Лучшее из возможного! Вот оно — отчаяние, которое она так желала! Отчаяние неудачи, поражения, смерти! О, она наконец-то умрёт! Ах, как же давно она мечтала об этом! Когда этот момент всё-таки настал, осознание его стало самым отчаянным и глубоким, что она когда-либо испытывала за всё время существования. Теперь она присоединится к Ясуке и Мукуро в горькой загробной жизни, теперь она наконец-то узнает, существует ли она вообще- Но они прервали её монолог, её поток отчаяния, чтобы начать бессмысленный трёп о надежде, дружбе, восстановлении мира… Это вызвало ещё больше отчаяния, но на этот раз оно было совсем неправильным и Джунко должна была как-то унять его. — Хорошо, но позвольте мне сказать кое-что напоследок… Если вы так хотите зациклиться на слове «надежда», то это ваши проблемы… Но позвольте предупредить, — сказала она следом, специально сохраняя нечитаемое выражение лица. — Отныне одно отчаяние за другим будет стоять на вашем пути. Куда бы не побежали, где бы не спрятались… Может быть, вы и сможете отыскать лучик надежды, но от горького отчаяния её отделяет очень тонкая грань! — она только рассмеялась, пока слюни стекали по подбородку, а слёзы — по щекам. — И, даже зная это, вы продолжите цепляться за свою надежду? Наеги-кун начал говорить, но Джунко его не слышала. — Заткнись, заткнись! Это риторический вопрос! — завизжала она. — В любом случае, я почти закончила… Потому что настало время наказания, верно?! Остальные лишь с изумлением уставились на неё, с рваными вздохами предлагая остаться в живых, отказаться от отчаяния, выбрать надежду… — Не стойте у меня на пути! Она изо всех сил помчалась к трону, на котором некогда сидел Монокума, открывая крышку с заветной конпкой. — У-пу-пу… у-пу-пу-пу! Так вот какое оно на вкус, отчаяние смерти… А-а-а-х, как же прекрасно! И оно действительно таковым и было. Ничто иное не приносило ей такого удовольствия, даже убийство возлюбленного, родной сестры, даже понимание того, что весь мир пал на колени из-за неё… — Хотя бы десятую, хотя бы сотую долю такого отчаяния… Джунко содрогнулась, предчувствуя агонию. Она бредила, желая, чтобы весь мир испытывал то же отчаяние, что и она, чтобы жить и умирать, переполненным отчаянием… ибо оно было всем, единственным, что имело значение, ибо сама Эношима Джунко была отчаянием… — Выложимся по-полной! Время… Наказания! А-ха-ха-ха-ха! Пока её смех эхом разнёсся по залу суда, она ударила кулаком по кнопке. Все наказания — клетка, в которой человека можно превратить в масло, горящий замок, космический корабль — Джунко хотела пройти через каждое из них, попробовав на вкус каждое отчаяние, которое испытали её жертвы. Они её не убьют, потому что Джунко поменяла их настройки и теперь после них можно выжить, но она поддастся им. Она погибнет. Эношима Джунко умрёт. Её не убили ни бейсбольные мячи, ни мотоцикл. Она лишь зевала и медитировала в пламени. Экскаватор сделал ей массаж, полёт в ракете оставил несколько синяков. Остался лишь пресс, который её убьёт. Как иронично. То, что должно было уничтожить её врагов, станет её собственным концом. Насколько же отчаянная ирония… Отчаяние, отчаяние, отчаяние, она умрёт, Джунко умрёт, ЭТО АБСОЛЮТНОЕ ОТЧАЯНИЕ — Конвейерная лента остановилась под прессом. Джунко, по-прежнему прижимая Монокуму к груди, взглянула наверх. Она должна быть мертва. Почему она жива почему она-