Несуществующий замок

       — Мне кажется, мы гоняемся за призраком, — раздражённо выговорился мужчина, расположившийся на раскладном стуле. За стенами исследовательской палатки завывал ветер.        — Рано или поздно найдём, — заверил второй, перелистнув страницу какой-то старой пожелтевшей книги, с которой уже сыпался песок.        Исследовательская группа, собранная предводителем-энтузиастом, искала некий безымянный замок на протяжении пяти лет, безуспешно шастая по местностям, хоть отдалённо напоминавшим описываемое место в предании: «…располагается здесь, у подножия великих гор, самых великих во всём мире, чьи вершины уходят далеко ввысь, разрезая небосвод и загораживая солнце. Где цветут луга и благоухают поля, а воды переливаются перламутром, выходя из своих границ, лишь первые лучи падут на священную землю…». Поиски начались с южных стран, подходящих под описание: исследовались высокие горы, переходящие в дивные равнины, была исследована и сама земля под ними на наличие остатков былого великолепия, но всё тщетно. Тогда одному из команды, к слову, самому странному и подверженному всякого рода суевериям, верящему во все сказания и легенды и до настоящего безумия любящему работы Говарда Лавкрафта — капитану пришла в голову мысль, что, может, предание было написано задолго до самого существования людей, до появления их на этой планете, когда совсем другие расы правили этим миром, когда материки имели совсем другое расположение и строение. И, как только он поделился своими безумными предположениями с командой, начались проблемы: первым ушёл филолог, заявивший, что, будь даже это правдой, текст самого предания невозможно было бы перевести на современные языки, не обитай, разве что, та древняя раса на Земле до сих пор, что невозможно просто потому что это опровергает всю историю существования человеческого рода. И этот уход поселил во всех зёрнышко сомнения, даже в самом капитане, пусть тот и рьяно отстаивал существования этого замка.        На тот момент экспедиция длилась порядка трёх лет: команда из оставшихся семи человек серьёзно вымоталась, добивала тоска по дому, постоянные скачки с места на место, усердная работа и, что самое главное, отсутствие результата. Каждому щедро платили, но даже этого было недостаточно, чтобы покрыть все прочие минусы, так двое ушли, решившись отказаться от лишних приключений и, наконец, обзавестись семьёй, один покинул экспедицию, потому что был уже слишком стар и хотел одного — покоя, а четвёртый разочаровался в поиске несуществующего замка. И их осталось всего трое. Трое безумцев. Английский капитан Магнус, немецкий геолог Абелард и русский физик и химик Варлам. Ищущие то, чего, возможно, никогда и не существовало.        Судьба (имя её капитан Магнус) забросила их в безжизненную ледяную пустыню, в которой они обустроили лагерь у самого подножья горы, которую им ещё придётся обойти вдоль и поперек, выкапывая тонны снега и раскалывая лёд.        Днём ветер бушевал не так сильно, но как только ночь вступала в свои владения, начиналась настоящая буря, и часто спящим исследователям казалось, будто кто-то ночью душит их, схватившись за шею, хотя, проснувшись, никого ни в постели, ни рядом с ней они не обнаруживали. Абелард считал, что во всём виноваты сказки Магнуса о Древних, описанных в рассказах Лавкрафта. И, хотя ни Абелард, ни Варлам не были впечатлительными, такие ночные пробуждения всё больше пугали их, а ещё больше их пугал вопрос, что будет, если они не смогут вовремя проснуться?        — У нас скоро закончится еда, неизвестно, сколько ещё придётся ждать провиант, — продолжал первый мужчина, чуть вывалившись из своего стула. Было слышно, как хрустнула костяшка в сжавшемся кулаке. — Нас не будут спонсировать вечно, ты это понимаешь, капитан это понимает, но вы ведёте себя просто… Просто инфантильно! Я не понимаю, почему кто-то помимо нашего сумасшедшего спустя столько времени верит в какую-то легенду. Сказку.        — Но ты же здесь, — второй подавил ухмылку и аккуратно перевернул страницу. — Неужели только из-за денег?        — Может и из-за них. — Стул скрипнул под расслабившимся мужчиной. — В любом случае мы ничего не найдём, — протянул Абелард и достал пачку недешёвых сигарет.        — Ни разу не видел, чтобы ты курил.        — Плохо смотрел.        На самом деле немец и правда никогда до этого не курил: купил пачку, будучи последний раз в цивилизованной стране — два месяца назад в Англии. На чёрный день. От непривычки он закашлялся и тут же потушил сигарету о пепельницу Магнуса, ожидая язвительных комментариев своего напарника. Но тот делал ещё хуже — молчал. Вообще все старались как можно реже сохранять тишину: говорили о мелких и порой совершенно бессмысленных вещах, устраивали огромные дискуссии, продолжающиеся дни и недели, но никто не молчал, даже если для этого было необходимо говорить с самим собой, потому что эта пресловутая тишина превращалась в острый клинок, покрывающий колотыми ранами каждую частичку и без того натерпевшихся умов. Поэтому и сейчас молчание действовало как медленно поражающий яд.        Варлам перелистнул ещё одну догнивающую страницу и нахмурил брови.        — Что? — немец закинул одну ногу на другую так, что они образовали треугольник. Но собеседник продолжал сохранять таинственное молчание под утихающий вой ветра. Это настораживало. Абелард встал с места и навис над таинственной книгой, пытаясь найти, что же так потрясло второго. Однако ничего прочесть было невозможно: половина букв была стёрта, а страница в некоторых местах покрывалась множеством дыр. — Что это за книга?        Нет ответа.        — Может, наш капитан не так уж глуп, раз затащил нас сюда.        — Что ты имеешь в виду?        — Два года назад: Рим, Италия, Ватикан. Мы были в библиотеке, помнишь? Одна из самых старых библиотек мира, таящая в себе множество неоткрытого. Пока вы с капитаном рассматривали экспонаты, я потерялся среди стен той обители знаний. И увидел, что одна из книжных полок сдвинута вправо. Безусловно я боялся, что меня заметят, но побороть искушение узнать что-то, о чём не знают другие, я не мог. Такова моя природа. Я отодвинул эту устрашающе-огромную полку ещё на несколько сантиметров и просочился в проход, вернув всё на место. Увиденное поразило меня, я не буду пытаться описать тебе это: у меня просто не получится, но в ту секунду я потерял дар речи и мог только ходить среди этих запечатанных манускриптов и рукописей, поднимая огромные слои пыли и то и дело оборачиваясь на проход сюда. Мне всё ещё было страшно, что кто-то войдёт и увидит меня — обычного смертного, бродящего среди спящих богов. Но сравним был ли тот страх с тем, что я видел? — лишь изредка прерываясь на короткие вдохи с энтузиазмом проговорил Варлам. В глазах Абеларда читался испуг и жуткая заинтересованность. Он был глух на одно ухо, но не пропустил ни единого слова и был готов принимать остальные. — Не знаю, как долго продлилось моё потрясение, но, закончив рассматривать бесчисленные сокровища, я подошёл к полусгнившему столу, который явно не один раз подвергался реставрации. И на нём лежало это, — длинный палец с гордостью и трепетом уткнулся в находку. Напарник с укором посмотрел сначала на книгу, затем на её нового владельца.        — Так ты её украл?        — Украл? — возмутился физик. — Эта книга хотела, чтобы я её взял, она лежала на том столе абсолютно бесхозная, ненужная никому уже столетия, а может и больше.        — Ты сошёл с ума, — переходил на крик Абелард. — Будь она никому не нужна целые столетия, страницы её бы сгнили гораздо раньше, ты не получил бы даже такого экземпляра.        На лице Варлама появилась такая раздражающая ухмылка.        — Это не бумага. Что угодно, но только не она. Я сравнил её со всеми видами бумаги, которые только были известны человечеству: этот материал толще (во всяком случае был) любой известной нам бумаги. Это что-то совершенно иное, совершенно, я бы даже сказал, нечеловеческое.        — Бред, — взмахнул руками геолог и рухнул обратно на раскладной стул. — Ты поддался россказням капитана. Как впечатлительный ребёнок.        — Прежде чем делать выводы, дослушай меня до конца. Итак, я забрал эту книгу и незаметно вышел из этого храма. Книжная полка за мной тихо закрылась: настолько тихо, что, казалось, услышал и увидел это только я, хотя вокруг без дела слонялось огромное количество людей. Адреналин бил в голову, а я чувствовал себя настоящим победителем в схватке с собой же. Пришлось хранить моё приключение в секрете от вас, потому что, как и сейчас, вы возмутились бы, заставили бы вернуть всё на место, а, может, и вовсе сдаться полиции, потому что никто из вас не чувствовал того, что чувствовал в тот момент я. Последующие несколько дней таинственная книга манила меня к себе, но прочитать что-либо в ней не представлялось возможным: слова были аккуратно выведены на относительно целой странице, однако язык я узнать не мог. «Скорее всего он мёртвый, давно забытый или несуществующий для нас, людей, вовсе», — пришло мне тогда в голову. И я обратился за помощью к нашему знакомому ушедшему филологу, в письме как можно более достоверно нарисовав неизвестные символы. И знаешь, что он ответил?        — Что этого языка не существует? — насторожившись, предположил Абелард.        — Нет. Это один из мёртвых языков. Санскрит — латынь индийского мира. Два года я потратил на изучение этого языка и недавно понял, что готов прочесть это. Книга будто бы мрачно улыбалась мне со дна моей сумки, словно она ждала меня и знала, что рано или поздно мы встретимся вновь. А теперь посмотри на это, — учёный перевернул книгу и открыл задний её форзац. Мнимый конец выглядел, как начало, но уже на совершенно другом языке: странном, пугающем. Закорючки сливались в иероглифы, образуя то ли рисунки, то ли слова или бессвязные символы. Немец чуть привстал, вглядываясь в «слова» и пытаясь их прочитать, тем самым оспорив это безумие. Но ничего не вышло. Он продолжил слушать. — Итак, этот текст я тоже отправил нашему филологу, на что получил просьбу перерисовать получше, потому что слова мои были похожи на детские каракули. Тогда я перерисовал с точностью, на которую только был способен. «Это не язык», — единственное, что получил я от нашего знакомого и мучить его больше не стал. В переводимом варианте же описываются сказания или, может, легенды, я не уверен. Даже если это вымысел — слишком хорошо написанный, однако же, мне сложно подвергать хоть что-то сомнению, вспоминая всё, что произошло со мной. Поэтому я с упоением и внутренним трепетом слушаю рассказы Магнуса. Будто они из этой книги, будто их объединяет какой-то неведомый мне смысл.        — Ты бы слышал себя, — засмеялся слушатель. — Кто-то над тобой пошутил, может, даже сам Магнус. А ты поверил.        Оба опять замолчали, обдумывая состоявшийся разговор. Варлам чувствовал нарастающую обиду: вот же прямые доказательства, перед его носом и носом его товарища, так почему же даже он усомнился в своих словах? Настолько глупо они звучат?        — Ладно, допустим, это правда, — вдруг поддался немец и искоса глянул на книгу. — Почему ты хмурился? Что тебя озадачило?        Мужчина сначала оживился и тут же поник, заёрзав на стуле.        — Я не уверен, правильно ли прочёл эти символы, — указывающий перст ткнул в еле видную строку. — Но, кажется, здесь есть наши имена.        Абелард слегка вздрогнул. Ветер за стенами исследовательской палатки совсем стих.