Пятьдесят оттенков Готэма

      У Готэма много цветов. Цвет гранатового сока, разлитого по грязным улицам, цвет пепельного неба, цвет выцветших стен в многолюдных трущобах, цвет мигающих жёлтых фонарей. У Готэма много звуков. Детский плач, женские крики, предсмертные стоны. У Готэма голос Мюррея Франклина. Готэм многолик.       У маленького мальчика нет шансов.       — Мам, я хочу быть супергероем. Джон сказал, что он будет суперменом, я тоже хочу быть суперменом. Ма-ам.       Женщина облизнула потрескавшиеся губы и тяжело приподнялась. Она просидела так за столом всю ночь, уронив голову на руки. Опять, наверное, плакала. Вокруг её глаз смешались удивительные цвета: бордовый и угольный, как будто взрыв застыл в янтаре. А от носа к губе, до самого подбородка пролегли кровавые рельсы. Нос распух, на щеке глубокий порез, будто каньон.       — Ма-ам, ну ма-ам.       — Артур, отвали, мамочке так плохо.       — Я кушать хочу.       — Артур, давай не сейчас…       — А можно Брайан больше не будет приходить к нам?       — Милый, он не такой плохой на самом деле…       Артур посмотрел на своё отражение в окне. Синяк на левом виске почти что сошёл. А вот шрам на губе хоть и зарос, но никак не исчезал. Пенни потянулась за сигаретами, попутно вытряхивая окурки из пепельницы на пол и задвигая их ногой под стол. Артур сел рядом и зашуршал мусором на столе. Бутылки из-под пива, липкие обёртки, пустые пачки от сигарет, несколько дохлых тараканов, и Артур брезгливо поморщился. На плите пыхтел чайник, выдувая белый горячий туман, как паровоз.       Щёлкнул замок, и Артур оглянулся. Вроде утро, и Брайан должен быть на работе, но так уже бывало и не раз.       — Пенни! Где ты там?       — Милый, ты вернулся? Сегодня не твоя смена? — голос Пенни елейный, ласковый и бархатистый, словно она очень рада видеть Брайана.       — Неа, меня уволили. Слушай, дай мне денег, я на мели, мы с Билли кое-что решили замутить.       Брайан вошёл в кухню и встал в дверном проёме, подперев косяк плечом. Как всегда — зубочистка в зубах, на грязно-жёлтой куртке поселилось новое бурое пятно, то ли кровь, то ли кетчуп. Артур знал, какого цвета кровь. И у него, и у мамочки она красная и солёная на вкус. Когда она шла, всегда было больно.       — Брайан, у меня заначка только за квартиру заплатить, сегодня надо отдать, мы и так задолжали за три месяца.       Брайан усмехнулся и опустил глаза. А когда вновь посмотрел на Пенни, в его взгляде плескалась жгучая ярость.       — Пенни, — голос обманчиво мягкий, и Артур вжался в табурет, зная, что сейчас будет. — Я тебе жопу порву, потаскуха ёбаная.       Брайан подскочил к ней, схватил за волосы и шваркнул носом об стол. Бабах! Артур вздрогнул и заскулил, пытаясь сделаться невидимым, слиться со стеной. Груды мусора на столе покрылись россыпью алого жемчуга. Пенни схватилась за лицо, и сквозь её бледные пальцы сочилась кровь. Кап-кап. Маленькая лужица собралась на краю, вот-вот сбежит на пол. Артур наблюдал за ней и завидовал, он тоже хотел сбежать. И он уже было полез под стол, но Брайан сгрёб его в охапку, больно вывернул руку и треснул об стену. Бах. Бабах! Табурет с грохотом повалился на пол, кажется, стол заходил ходуном, обёртки и бутылки полетели на пол.       Пенни молча хлюпала носом и курила.       — Ма-ама-а-а! Ма-ама-а-а!       Артур пытался извиваться, бил кулачками, но это ещё больше злило Брайана, и он колошматил Артура, вколачивал его голову в стену, будто хотел пробить её.       Выпустив пар, Брайан отбросил Артура к столу, плюнул на пол, и коричневатый харчок расплылся густой кляксой.       — Ну и пошли на хуй!       Горько пахло табаком. Перед глазами летали белые мушки, мельтешили, и от этого голова раскалывалась ещё сильнее. По ногам растекался холод, а губы и нос горели пожаром. Артур дотронулся пальцами до этого огня и посмотрел на ладонь. Кровь. Он хохотнул и уронил руки на пол, в растёкшуюся лужу мочи. В голове шум, мутно, так уже бывало не раз, вот и сегодня какой-то густой туман снова поселился в спутанных мыслях.       В комнате надрывался телевизор, грянул громом весёлый оркестр, и ведущий весело объявил: «Добро пожаловать на шоу Мюррея Франклина!»       Артур тяжело поднялся с пола, утирая грязным рукавом разбитые нос и губу, и подошёл к Пенни, прихрамывая. Уткнулся в её плечо носом, оставив алую кляксу на серой вытянутой футболке.       — Мам, я хочу, чтобы Мюррей был моим папой.       — Так не бывает, — тихо ответила она и стряхнула пепел на стол.       — Радость, — тянет Пенни бессильным голосом.       Артур затянулся. Его губы тронула лёгкая ухмылка.       — Радость. Ммммм. Я не знал радости всю свою грёбаную жизнь. Знаешь что забавно? Что смешит меня? Я думал, что моя жизнь — это трагедия, теперь я понимаю, это гребаная комедия.       Артур сжал подушку и вдохнул солнце, протянувшее к нему свои лучи сквозь окно больничной палаты. Цвета Готэма — карминовый и изумрудный. Музыка Готэма — смех клоуна, стреляющего шутками из тридцать восьмого калибра.