неправнеправнеправ

Сириус был прав. Все эти встречи в коридорах, уродливое и неловкое молчание, взрастающая постепенно гордость — Мерлин, он так себя вознес, так напыжился своей мнимой важности. Как глупо, — все это лишь для того, чтобы теперь, когда все его мечты должны были сбыться, когда настал тот самый миг, тот самый момент, которого он ждал с тех пор, как научился наслаждаться жизнь — а ведь все из-за того, что он знал — после выпуска — в пожиратели и жил этим, терпел все ради этого — а теперь, теперь… Да уж, он представлял это иначе. Теперь стало ясно, почему ни Люциус, ни Снейп не гордились в ожидаемой степени тем, на каком счету они находились у Воландеморта. Ответ всегда висел перед носом. Гордиться было нечем. И все вокруг начинали это понимать. На собраниях, на улицах он видел пустые дыры взамен глаз на лицах своих бывших сокурсников, бывших слизеринцев, бывших энтузиастов, которые так гордились своим избранным путем. Некоторые из них шли вопреки воли родных, в тайне и теперь не принимали пути назад. Те, кто шел по настоянию семей, отступать и не мечтали. Сириус был прав. Будь он проклят! Будь он проклят за то, что был во всем прав. Как только умудрился. И Регулус же сомневался, не был уверен, что хочет, что это надо. Что это правильно. Мерлин, он даже не думал, что это правильно. И если он не был Пожирателем, если он не был фанатичным последователем Воландеморта, он не знал, кем был. Хогвартс кончен, он не ловец и не слизеринец. И даже формально не младший брат Сириуса Блэка. Он видел брата, надеялся увидеть его, страшился как смерти. — Маленький братец, — шипел Сириус с презрением и кислым оскалом. Он был бешеный, будто готов наброситься и укусить, откусить ему нахрен пустую голову, — Я знал, что тебе не хватит мозгов избегать меня. Идиот. — Сириус… Сириус ударил без предупреждения и без палочки. Регулус повалился на пол, рядом с трупом мага в белой одежде, которого по мелочности убил. Убилубилубилубилубилубил. Что значит «он или я», когда свою шкуру ценишь лишь по привычке, по законам природы, которые требовали подобного уважения. Убил. Еще одного мага. Лучшего, чем он, потому что все худшие были с ним по одну сторону. И теперь Сириус, блестящий, вечно делающий правильный выбор Сириус убивал его. Как справедливо. А Регулус все еще трус достаточный, чтобы сопротивляться. Заклятья летали между ними стрелами, нацеленными убивать и калечить, окрашенные травой и кровью. Сириус зверем метался из угла в угол и приближался к нему неумолимо. Регулус только и мог, что отступать не сильно. Он качался, он вдруг понял, что сломал что-то и не только совесть и волю, но и кости, себя изнутри (во всех смыслах). — Сириус, — кричит, шепчет он, сглатывает. — Я хочу уйти!.. Сириус смотрит, смотрит, смотрит, и голова от этого начинает кружиться, а потом уже сам Сириус откидывает голову и смеется, его лицо расплывается, и Регулус видит его зубы и рот, раскрытый, как ножом, и Сириус рявкает сорванным голосом: — У тебя нет ПРАВА уйти! ТРУС! И бросается молнией. В тот миг орденцы брата налетели, а стена за спиной Регулуса разбомбилась на кусочки и он — чудом? проклятьем? — вырвался к своим. Расплостался в ногах у кузины Беллы, палочка отлетела в сторону, а сам он не в силах даже заботиться. — Отступаем! ОТСТУПАЕМ! — визжала Белла, толкнула его каблуком в живот между делом, и Регулус не знал, как, но встал, побежал за ней, спотыкаясь и оглядываясь. Где-то там он видел форму Джеймса Поттера, и зависть, обида дала ему сил, но ненадолго. Он врезался в Беллу, и она, безумная, какая есть, схватила его встряхнула за локти. — Он там? Там?! Регулус осоловело кивнул, и Белла хохотнула, вскрикнула тонкое-высокое «хорошо!» и стала бежать и бросаться Авадами за спину. Она подпрыгивала как маленькая и хохотала как из Мунго. Они ведь и правда из Мунго. Потому что они и правда напали на Мунго. На больницу. На больницу, где каждый из них вопреки всему продолжал рассчитывать на помощь. И где они вопреки всему продолжат ее получать. Регулус бежал рядом с Беллатрисой, дрожал и вспоминал лицо брата и был ближе к ней, чем ему хотелось бы. Дальше от нее, чем он мог надеяться.