Как это было

Белый свет ослепляет глаза, но прочищает мозги. Артур давно смотрит на мир через окно, и в воображаемом окне видно дерево и воду, а в настоящем такая мелкая решетка, что не видно ничего. Он поднимает голову и улыбается доктору. Еще один доктор, который не поймет ни его, ни его шуток, ничего. Доктор на этот раз мужчина. Они поняли, что женщин к нему лучше больше не посылать. Вероятнее всего, придумали себе, что любая женщина напоминает ему мать, а что он сделал с матерью, знает каждый, кто видел его дело. Новый доктор невысокий и изящный, как… Ему сложно подобрать слова, как. Как дерево? Как вода? Доктор смотрит на него подчеркнуто бесстрастно, но в его глазах Артур видит что-то такое, что заставляет его перестать улыбаться. Доктор подхватывает погасшую улыбку и возвращает ее Артуру. Нет, он возвращает ее Джокеру. — Джокер? Артур? — спрашивает доктор. — Ах да, прошу прощения, я не представился. Я доктор Лектер, судебный психиатр. Джокер? Артур? Что ответить? Кого доктор хочет видеть на его месте? — Мне все равно, кто из вас ответит, — говорит доктор Лектер. — Я спросил имя, чтобы как-то к вам обращаться. Меня отправили в это удивительное место для скучной процедуры, а согласился я прийти, чтобы узнать, как это было. Когда вы убивали тех фальшивящих певцов из метро, как это было? Джокер… нет, Артур. Это Артур не умеет разговаривать даже со своим психотерапевтом. Джокер бы подобрал слова, а у Артура как всегда со словами проблемы. — Это было как… — Жертвоприношение, — подсказывает доктор Лектер. В глубине его красных глаз отблески пламени, сжигающего Артура? Джокера? изнутри. Доктор тоже одинок в этом мире, доктор тоже смеется над тем, над чем не принято смеяться. — Да, — соглашается Джокер. — Именно. Это самое смешное жертвоприношение, какое знал Готэм. Жертвоприношение для города, что жаждет перемен. — И город принял его, — с улыбкой говорит доктор Лектер. — Но вы подумали, что этого мало и решили убить себя в прямом эфире, не правда ли? Джокер не хотел убивать себя, это Артур. Кажется. Доктор внимательно смотрит и поправляется: — Это не вы. Это Артур думал, что хочет принести в жертву городу себя. Джокер кивает. — Хорошо, что вы отговорили его, Джокер, — говорит доктор Лектер. — Тогда бы я был лишен возможности побеседовать с вами. А мы с вами очень похожи. Я, видите ли, тоже не люблю, когда в музыке или пении фальшивят. Джокер припоминает отголоски новостей про пропавшего музыканта из филармонии, про кого-то еще. Доктор ловит его взгляд и улыбается чему-то. Вероятнее всего, возникшему между ними пониманию. — И когда кто-то грубо пытается привлечь к себе внимание бросанием фастфуда — тоже не люблю, — добавляет доктор. Улыбка Джокера гаснет. Доктор был там. Джокер был уверен, что в том вагоне метро были только он и те. Но теперь очевидно, что нет, доктор был где-то там и все видел. Но ничего не сделал, просто наблюдал. — Если бы вы не принесли их в жертву, я бы сделал это за вас. Надеюсь, вы не сердитесь на меня? Артур совсем не сердится на доктора. Если бы доктор вмешался, великое жертвоприношение Готэму не состоялось бы. Разумеется, и Артур, и доктор понимают простую истину: Готэму плевать на убитых в вагоне метро, на погибших в результате беспорядков, на застреленного Уэйна. Подобные жертвы Готэм принимает во славу свою каждый день. Жертвоприношением Готэму стало рождение Джокера. Если бы доктор вмешался, Джокер бы не родился.