Без возможности дышать

      Осенняя хандра все больше окутывала. Людей, улицы, Макса. Парень не был тем, кто связывает свое настроение с погодой или определенным сезоном, поэтому шаркая довольно поношенными кедами по асфальту он, шмыгнув носом, думал о тупом клиенте, что уже третий день докапывается до него. Макс работал в кафе неподалеку от дома, тихое, довольно уютное и ламповое местечко, что, кстати, не могло не радовать. Устроился он туда примерно месяц назад, платили нормально, учитывая, что ему только пятнадцать он был рад, что ему платили также как и остальным официантам, а те не злились и даже не показывали признаки обиженности, как думал парень они будут делать, они просто спокойно общались меж собой, относясь к зеленоглазому очень дружелюбно, будто он не первый подросток получающий на равне с остальными. От этого дружелюбия не хотелось блевать или ударить кого-то, как обычно хотел сделать Макс, когда незнакомцы вели себя с ним недружелюбно, нет, это так нельзя называть, они вели себя приторно. Улыбки натянутые, взгляд равнодушный, хоть его и пытались сделать заинтересованным, полный ненужной сладости обращение и разговоры, почти все общались с ним так, из-за чего его почти всегда видели хмурым и раздражительным. Он не знает почему не высказал все что думает об этих людях и об их «сладком поведении», но эта работа явно улучшила его состояние. Коллектив дружный, не прилипчивый, как и подобает такому уютному месту, персонал тоже был в некотором роде «уютным». Но его спокойное времяпрепровождение недавно нарушили. Какой-то мудак два дня назад, сидевший за столиком в дальнем углу небольшого зала, пялился на Макса. ВСЕ время. Когда тот к нему подошел за принятием заказа, то мужик странно улыбнувшись ляпнул: «я съем то, что скажешь, малыш». Подросток стоял в ступоре пару секунд, а затем на весь зал, где люди спокойно и тихо ели, проводили время, раздался хруст ручки, что сломалась напополам от ярости официанта. Тогда он притащил этому мужику самое острое блюдо, что было у них в меню, и сам приправил его чуть ли не всем черным перцем, что у них был, с упоением наблюдая, как тот кашляет, чуть ли не задыхаясь от огромного куска, что запихнул себе в рот, не подумав, что парень крайне мстителен. Но это не было концом. На удивление Макса тот ничего не сказал, оставив и еду, и деньги, но что больше всего поразило парня, мужчина оставил огромные чаевые. Ему пришла мысль о том, что мужик просто тупой и не догадался, что именно Макс сделал его жизнь «острее». Он думал об этом целый день, но уже на следующий просто забил. Но когда его рожа замаячила и в этот день… Ох, будь у него тогда какое-нибудь оружие в руках, то он без зозрения совести прихлопнул это мужика прямо там, на этом самом месте, лишив его той руки, что бесцеремонно, дохуя нагло и уверенно легла на его несовершеннолетний, никем до этого не тронутый зад, легонько сжимая. И тогда Макс понял. Этот ублюдок мазохист-самоубийца, что решил последние минуты своей жизни полапать подростков. Правда почему-то, когда полысевшему подкоректировали лицо подносом, а горячим кофе (он реально специально выбирает опасные для его жизни предметы?!) сделали пару не очень красивых, но явно остающихся на всю жизнь красно-розовых отметин, он не был в восторге.       — «Я тебе, шлюха цыганская, устрою сладкую жизнь! Ты на коленях у меня прощение вымаливать будешь!»       Это было последнее, что он слышал об этом несостоявшемся насильнике, так как из кафе его остальные работники отправили домой чуть ли не также быстро. Но их можно понять, он им чуть весь день не запорол, да и скорее всего этот мужик и вправду мог че-то учудить и скорее всего учудит, плюс, еще посетители, у которых от подобного зрелища, Макс в этом уверен, рты так за всю жизнь не раскрывались. Если выстраивать логическую цепочку до конца, то будет очевидно, что этот хмырь и директору позвонит, а вот это уже проблема совсем другого характера. Если говорить напрямую, то директор не появляется в кафе от слова СОВСЕМ. Работающая здесь уже больше двух лет официантка сказала, что их директор очень занятой человек и приезжает навестить их примерно не чаще раза в пол года, а то и еще реже, да и плюс к тому в основном только по срочным вызовам. Например, как… сегодняшний случай. Видеться с этим «занятым человеком» желания не было никакого, Макс даже думал об увольнении, но деньги ему нужны были да и подобное место с такой же хорошей зарплатой он вряд ли найдет. Да, возможно, что его итак уволят, но он хотя бы не будет трусом! Трусом? А с каких пор его начали волновать его личные качества? Ах, да… Дэвид.       Макс приезжал в лагерь Кэмпбелл на протяжении еще нескольких лет. Никки и Нил свалили от него примерно на году третьем его пребывания в этом месте, у первой мать нашла себе какого-то мужика, который отвез их за границу, даже не дав возможности ей хотя бы переписываться с друзьями, забрав все гаджеты. Родители Нила развелись, оставляя парню выбор: либо он остается с отцом с возможностью приезжать в лагерь, либо с матерью без этой возможности, так как предложенная ей работа требовала переезда в Канаду. Выбор был очевиден, пусть парень долго ломался, терзая себя за эгоизм, но Макс понимал его положение и поддержал его (удивительно!), призывая делать так, как хочет он. С ним, Слава атеизму, Макс смог сохранить связь, регулярно общаясь в соц. сетях, а иногда даже выходя на видеоразговоры. Тот показывал его новую школу с уклоном в точные науки и искренне радовался этому, это Макс понял еще впервые минуты их видеоразговора. В таком радостно-блаженном состоянии парень видел его только пару раз в лагере, а тут лыба до ушей с горящими живой энергией глазами, что от этого блестели, как фольга на летнем солнце, странное сравнение, но правдивое. Тот рассказывал забавные истории его перепалок с классным руководителем, который по словам Нила с легкостью мог покорить мир своими стендапами, один раз даже умник записал их «обычный» утренний разговор, после которого Макс чуть ли не под столом валялся. В общем, с его другом все хорошо и это поднимает парню настроение пусть и сам он пытается отстраниться от мысли, что тот занял большую и важную часть его жизни. Теперь его не воротит от словосочетания «лучшие друзья», как было в лагере. Они могли спокойно разговаривать и о жизни Макса (куда ж без этого), ведь у того тоже происходят интересные ситуации, по большей части связанные с кафе, но они оба не против, коллектив у парня-то своеобразный. Конечно, подросток поведал и историю об этом ублюдочном мужике и о возможном приезде странного, по его мнению и поэтому опасного, директора. Конечно, Нил поддержал парня, воодушевив тем, что у него скоро каникулы и зарплата с компьютерного клуба (в коем он с недавнего времени работает помошником директора), а это значит, что навестить Макса ему не составит труда, да и мама уже согласие дала, так что эта новость подняла настроение парней до шкалы «охуеннее и быть не может». Брюнету оставалось лишь немного подождать, подготовив его съемную квартиру «соседу на неделю».       Пока парень думал об этом, то уже добрался до места назначения. А то есть, поднялся на второй этаж серо-синей трехэтажки, стоя около большой и массивной дубовой двери, на которой висели два куска металла цвета золота в виде цифры шестнадцать. Переминаясь с ноги на ногу парень решал постучать или открыть самому, но вдруг послышался щелчок, а затем второй, и дверь наполовину раскрылась, выпуская из квартиры веселого парня, что улыбался подростку, сверкая своими травянистыми глазами, которые быстро осмотрели парня, смотрящего в ответ. Худощавое, но крепкое тело отошло в сторону, пропуская гостя внутрь, а тот не задумываясь прошел в квартиру, провожаемый взглядом парня и дождавшись пока тот войдет достаточно глубоко закрыл дверь, идя за подростком.       — Чайник только-только вскипел. Я кстати купил новенькое печенье из пекарни напротив, продегустируем? — все также улыбаясь спросил парень, подходя к вскипевшему предмету быта, ставя две чашки на стол: одну с елочкой, другую с надписью «Nope», доставая какие-то коробочки, а из них пакетики со смесью разных трав, фруктов, ягод, но что смутило Макса, так это то, что парень не достал банку кофе.       — Кофе. Я люблю кофе, и ты это знаешь. Хватит пытаться заманить меня в твой лагерь любителя заваривать травки и всякую прочую бурду, шляпник недоделанный. Черное кофе без сахара и молока — вот это напиток, а свое пойло убери от моей кружки, Дэвид, — привычно огрызнулся подросток, переодеваясь в домашнюю одежду, беря свой черный ноутбук подмышку и садясь за обеденный стол, открыв его крышку.       — Но Макс! Кофе вредно, если употреблять его в таком количестве и концентрации! Ты подросток, который и так не ест нормально, так еще распивает напитки вредные для сердца и заставляющие худеть еще больше! Не растрачивай свое здоровье, ты слишком молод, чтобы понять, но это тебе…       — Аукнется? — перебил брюнет, заходя в приложение и стуча по клавишам тонкими, но сильными пальцами, даже не злясь. Обычная перепалка, ничего нового, — если ты не знал, то своим воздействием на организм кофе и чай не особо отличаются, разве что ночки у меня по бессоннее будут, но мои зубы менее подвержены желтению, чем твои. А насчет худения, зеленый чай, что ты так любишь очень сильно воздействует на организм, повышая скорость обмена веществ, да и ты себя видел? Тонкий и длинный, как сучок и белый, как поганка, так что не предъявляй мне тут… — Макс впервые за свой монолог посмотрел на Дэвида и увидев в глазах цвета еловых иголок плещущееся бесспокойство и нервозность, вздохнул, хмурясь, закрывая глаза, и потер переносицу, словно собирается переступить через себя (а может оно и так) — Сделай мне кофе и я, может быть, начну есть твои обеды, которые ты мне готовишь.       — Макс! — Погрустневший Дэвид словно по щелчку пальцев впал в восторг, подбегая к подростку и обнимая его, тот ругался, но сопротивлялся не остервенело, под конец вовсе сдавшись под гладинье длиной шероховатой руки по своим густым волосам. Длинные пальцы зарывались в черные кудряшки, начиная легонько массировать голову. Макс от этого действия полностью расслабился, в мыслях проклиная Дэвида, который знает слишком много его слабостей и активно пользуется этим, чтобы успокоить или расположить к себе в определенные моменты.       Вы, наверно, задаетесь вопросом: «Какого, собственно, черта Дэвид вообще здесь делает?!». Но я объясню… Макс приезжал в лагерь каждый год и на шестой родители за ним не приехали. Прошлые годы они пусть и позднее на пару дней и нехотя, но приезжали, а на конец шестой смены просто не появились, но оставили письмо, которое пришло спустя пару дней окончания смены. В нем говорилось, что те хотят начать новую жизнь и не мешать Максу строить свою (тот был уверен, что вторую причину они придумали, чтобы не показаться полными мразями, но уже слишком поздно, ведь парень уже их таковыми считал), поэтому они улетели в «лучшую для них страну», оставили немного денег на «жизненный старт», пожелали счастья и все. Когда Макс прочитал послание, то словно бешенный зверь разорвал его на мелкие кусочки и достав из-под матраса давно стащенную из камода Дэвида пачку спичек и, бросив все кусочки его разорванной только что жизни в пустую трехлитровую банку, поджег, кинув спичку. Но он не остановился. Чувствуя как соленые дорожки слез стремительно скатываются, раняя на пол все больше крупных капель, кривя лицо в гримасе боли и отчаяния, сотрясая воздух неконтролируемыми всхлипами, из-за которых дышать нормально не получиться еще пол часа как минимум, он жег спичку за спичкой, кидая их в банку с уже давно рассыпавшейся на пепел бумагой, пока дрожащие пальцы не почувствовали в коробке пустоту, такую же как в его сердце. Он кинул оболочку спичек в их «кладбище», чуть успокаиваясь, видя как яркий, дарящий тепло огонь последней спички, мягко обволакивает кортонный фантик, медленно пожирая, разрастаясь все больше и действуя все агрессивнее. Под конец этой борьбы брюнет уже был полностью расслаблен, изредка вздрагивая в всхлипе и вытирая рукавом толстовки мокрый нос.       — Макс? — обеспокоенный голос вожатого прозвучал совсем рядом, заставляя подростка сильно вздрогнуть и даже отпрыгнуть, вскрикнув. Поняв в каком положении находится, тот прокашлялся, чтобы убрать дрожь в голосе и для убедительности посмотрел прямо в глаза рыжего.       — Да, Д-Дэвид?.. — голос назло вздрогнул, — «бляяяяяяяя»       — Макс… У тебя глаза все опухшие и красные, — как приговор чуть ли не прошептал вожатый, что был весь на нервах.       — «БЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ», — перед тем как отвернуться в глазах парня застыл шок, который испытывает лжец или вор, когда одного рускусили, а другого обнаружили, — Д-Девид… свали буд-дь д-добр, — брюнет смирился с поимкой и решил применить свою любимую тактику «Это моя личная жизнь, личное пространство, личное дело, так что отъебись». Но тот явно не собирался оставлять подростка в таком подвешенном состоянии, подойдя лишь ближе.       — Это… Остатки письма? — предположил рыжий, уже зная ответ, не обращая внимание на то, что именно его спички валялись сгоревшими среди черного, серого пепла. Подросток сглотнул, что услышал вожатый, начиная с растущим ужасом на лице догадываться, что именно было в письме, адресованного кэмперу. Также тот заметил деньги, что валялись на полу скомканными, подтверждая опасения парня. Тот аккуратной поступью подошел к подростку, кладя теплую, мягкую ладонь на чуть подрагивающее плечо того, уже готовясь, что ее скинут, когда смуглые пальцы вцепились в кожу на руке, но скидывания не последавало, лишь трехсекундная тишина была между ними, пока парень резко не развернулся, цеплясь за потрепанную, но такую родную футболку вожатого, прижимаясь всем телом и утыкаясь носом в грудь рыжего, вздрагивая всем телом, чувствуя, как слезы полились с новой силой. Вожатый опешил лишь на пару секунд, быстро сообразив, что ему нужно делать, крепко обнимая подростка, стараясь подарить все тепло, спокойствие и уют, ощущая, как верхняя часть футболки начинает намокать. Дэвид немного подождал и с легкими поглаживаниями по голове парня начал аккуратно и медленно опускаться на пол, садясь на колени, стараясь самому не заплакать от всех переполнявших его чувств, буквально впитывая всю боль и обиду.       — Они… — начал Макс, чуть успокоившись, — отказались от меня… — грустно и нервно усмехнулся парень, а затем начал посмеиваться, — насовсем, Дэвид. Они бросили меня.       Руки прижали подрагивающее тело сильнее, будто пытаясь запихнуть в свое сердце, туда где уютно, тепло, безопасно и… нет боли. Боли, что тягучей, цвета бездны, смолой обволакивала сердце и подростка, подростка, что познал слишком много плохового, черного, понастоящему злого. И в неосознанных попытках очиститься от этого брызгал этой самой смолой во всех, кого встречал, пачкаясь ей все больше, чувствуя как она сначала очернила руки, распространяясь. Но сейчас…       — Но знаешь… — парень поднял голову, не обращая внимание на два сантиметра, что разделяли их носы.       Тот улыбнулся. Нет, не с оскалом, не с усмешкой, что, казалось, прилипли к нему вместе с образом «тридцатилетнего мужика в самом пике кризисе среднего возраста, что оказался в теле маленького мальчика», а с такой искренностью, облегченностью и другими теплейшими чувствами, которые только испытывал человек, что Дэвид просто… застыл. Рот приоткрылся, а глаза раскрылись в искреннем, а позже блаженном шоке. Вожатый словно увидел все сокровища мира, нет, вселенной (!), к которым стремился всю жизнь, преодолев тысячи, миллионы тяжелейших испытаний; будто перед ним предстало солнце, которое тот так любил, но был в тюрьме, окутанной кромешной тьмой; казалось, что этой улыбкой и изумрудными глазами, что впервые засияли ослепляющим блеском, можно прекратить все войны разом, осчастливить и подарить благополучие всем существам во вселенной.       — Спасибо, Дэвид, — упомянутый вздрогнул, ощущая каждой клеткой тела несколько тысяч мурашек, что словно живые вероломно ворвались внутрь, распространяясь по кровеносной системе, застовляя ускориться и так уже безумно бившиеся сердце, что видимо намеревалось пробить грудную клетку, только из-за сказанного Максом имени вожатого, — благодаря тебе я коснулся настоящего счастья.       — Останься со мной. — Неожиданно четко (даже для себя) проговорил рыжий, и в ту же секунду поняв, какой смысл можно вложить в эти слова (тот до сих пор гадал, что он сам вложил), моментально залился краской уже более дрожащим голосом продолжая — т-то есть, я имел ввиду, — он перевел взгляд на парня, что изогнул брови в недоумении, но со странной ухмылкой. Вожатый предположил, что это было остатком его эмоций от прошлой фразы, и осознав, что тот скорее всего подумал к щекам прибавились пунцовые уши и нос, — у меня есть две квартиры: одна от бабушки, другая от… Хороших людей, так скажем, так что давай ты…       — Стоп-стоп-стоп, — парень встал и отошел, возвращая свой привычный раздраженный вид с примесью легкого непонимания, — ты хочешь, чтобы я переехал к тебе, точнее, в одну из твоих квартир?! — увидев взволнованный опущенный взгляд травяных глаз кэмпер застыл, опустив поднятые в негодовании руки, смотря пристально, ожидая от вожатого объявления о шутке или поспешном решении, но тот, пусть и нервно, упорно молчал.       — Да, — прозвучало тихо, но четко, от чего младший вздрогнул, — конечно, мы найдем твоих родителей, лишим их родительских прав и… — на этом моменте Макс громко стукнул по столу кулаком, трясясь от негодования.       — Мне не нужно это! — прозвучало громче и жестче, чем он ожидал, — Мне не сдались эти уебки, все, Дэвид, я не хочу ни слышать о них, ни видеться, ни думать. Это конец, — в эту секунду рыжий резко поднял голову с испуганным выражением лица, — не для меня, дурак, — послышался облегченный вздох так до сих пор и не вставшего вожатого, — а для них в моей жизни. — взгляд на секунд пять стал задумчивым, опустившись, — Я согласен на переезд.       — Макс…! — старший уже было хотел обнять подростка, успев вскочить и подойти на расстояние до одного метра, как между ними возникли руки с синими рукавами.       — Хватит с тебя нежностей! — вожатый успел заметить легкий румянец на загорелых щеках до того, как их хозяин смог спрятать лицо, опустив, — Расскажешь хоть единой живой душе, нет, даже камню, то я тебе устрою такую жизнь, что от кошмаров со мной тебе не отделаться!

***

Макс невольно улыбнулся, покрываясь еле заметным румянцем, и опускает голову вниз, ощущая странное чувство под названием дежавю.       — Ну все, хватит с тебя, а то полицейский участок прямо за углом, а твои отпечатки на мне, мне не составит труда сыграть сломанного жизнью подростка и выдавить слезы! — под смех рыжего подросток освободился, поправляя одежду и волосы.       — Ха-ха, Макс, ты же знаешь, что у меня целый участок в друзьях, помнишь, я во многом им помогал, да и я рассказывал про твой злорадный характер, так что тебе не поверят, — Максу сейчас показалось или Дэвид вступил в до этого игру на одного?       — Ты мне ща намекнул, что если ты будешь делать со мной «разные вещи», то мне никто не поверит? — подросток был немного в ах*е, но решил не отступать, ставя на то, что после повторения вопроса в более подробном виде тот одумается.       — Пфф, Макс, не намекнул, а прямо сказал, — улыбался тот, как злодей, показавший герою свою истинную силу и мощь. У младшего за всю жизнь так рот не открывался, как сейчас.       — Ебаный псих, — прозвучало с волнующей хрипотцой. Рыжий видимо перенял что-то от парня, и тому это не нравилось (но где-то в глубине души он был горд). В их «игру» ворвался телефонный звонок. Макс недоуменно поднял трубку, где была надпись «Лилит-гл. официант».       — Макс… Приедь, пожалуйста. Директор скоро прибудет.