Бесстыжие

Костя все время был с Федей, и Игорь мог поклясться, что расставаться друг с другом, чтобы поспать, для них — испытание. Впрочем, те жили вместе, и утром, выходя из номера, соседнего с игоревым, выглядели совершенно довольными жизнью, поэтому руку на отсечение, что они вообще спят по разным кроватям, Игорь бы не дал. Их армейское братство неизменно держалось вместе, хотя они ни от кого не отщеплялись и всегда были открыты для общения. Игорь с чувством легкой и приятной эйфории ловил это ощущение единства. И ещё взгляды Матвея — в смысле, тоже ловил. И эти взгляды не давали эйфории разрастись и превратиться во что-то совсем благостное, сделав из Игоря довольно жмурящегося на солнышке кота. Взгляды эти Игорь ловил на себе все утро, когда они увиделись за завтраком, и всю последующую тренировку, когда они ситуативно оказывались рядом — в одном квадрате или в одной команде в двухсторонке. Со своей нерасторопностью Игорь не мог их идентифицировать ни как обиду, ни как призыв действовать... ничего. Матвей словно думал о чем-то своём, когда смотрел на него. Поговорить у них не получалось — все тот же пресловутый эффект компании. Федя с Костей и Ваня были все время рядом, болтали — о чем-то важном и вместе с тем ни о чем, и у Игоря эфир забивался их трепом, и ничего извне уловить нельзя было. Матвей, может, и делал ему знаки, но Игорь не слишком-то надеялся на своё чутьё в подобных вещах. В двухсторонке, когда они все-таки оказались в одной команде, и Игорь подумал, что очень метафорично и красиво звучит — что Матвей вратарь, а он его защитник. Действуя чётко так, как требовал эпизод, Игорь скинул мяч головой прямо в руки Матвею, не допустив до него настырного и юркого Шапи, тот серьёзно, по-игровому кивнул, а в следующую секунду лицо его изменилось: он прищурился не то хитро, не то настороженно, и быстро выпалил: — Я с тобой поговорить хотел ведь. Игорь уже шёл от него, чтобы не вызывать вопросов и не тормозить игру, но голову держал повернутой назад, к воротам, и почти налетел на Никиту Калугина, который только развёл руками. — Прямо сейчас? — Потом, — только и успел махнуть ему Матвей рукой, а второй рукой тут же покатил мяч на Умярова справа от себя. Тот очень хитро выдернулся из полузащиты ниже, чтобы начать атаку на ворота их импровизированных соперников. Матвей показал ему большой палец. «Потом» случилось для Игоря очень внезапно, в обед. Он, прилагая некоторое усилие на неудобной для себя высоте, тащил пластмассовый поднос по приспособленным для этой цели металлическим направляющим, но стыковались эти направляющие кое-как и поднос прыгал, а вилка с ложкой на нем звенели друг о друга и о супную глубокую тарелку, пока пустую, но Игорь издалека, ещё от порога, приметил на столе у Рассказова ярко-красного цвета борщ в белой тарелке и твердо намеревался такого же отведать. Он занёс руку с половником над чаном с борщом, когда буквально из-под его руки, непозволительно изящно для своих габаритов, неожиданно вынырнул Матвей. Игорь дёрнулся, и с половника розовые брызги полетели на его форменную олимпийку. Дивеев в смятении смотрел, как они впитываются, оставляя только влажные маленькие пятнышки. — Матвей, блять! — Прости, прости, — заторопился Сафонов, схватил салфетку с ближайшего столика, но вытирать с куртки Игоря уже было нечего. Мимо вразвалочку шагал Ваня. Он присвистнул. — Че, Игорек, облился? Как обычно? — Иди нахуй, — беззлобно шугнул его Игорь, — сам-то криворукий. — Я его напугал, — мужественно взял на себя вину Матвей. Игорь признательно на него посмотрел, а вот на Ваню такой героизм впечатления не произвёл: — Скажите пожалуйста, какая цаца, — увесисто громыхнул он Игорю и пошёл дальше, мимо супов, сразу к стойке со вторыми блюдами. — Какая цаца, не въебаться, — хихикнул Матвей, скатал салфетку в маленький шарик и машинально сунул в карман, — тебя че на борщ пробило? — У Рассказова увидел, — пожал плечами Дивеев, осторожно и как будто незаметно вытирая испачканные пальцы о штаны. Матвей захохотал пуще прежнего. Он вообще был смешливый, ничего не стоило вызвать у него самый искренний смех. Более того, ему вообще никто не нужен был, чтобы смешить: вспомнил шутку в голове — засмеялся. — У них это в условиях контракта прописано просто: постоянно есть борщ. Игорь припомнил виденные шутки про тарасовский борщ, и тоже улыбнулся. Рассмеяться вслух на хохмы Матвея ему мешала насторожённость, с которой глядел Матвей все утро и которая прочно засела у Игоря в голове. — Ты как-то непоследовательно себя ведёшь. — цыкнул Дивеев, оборачиваясь, не стоит ли рядом кто, чтобы подслушать разговор. Он «довёз» поднос до гарниров, и женщина в белом халате и чепчике привстала на носочки, чтобы увидеть его лицо, и вопросительно кивнула. Игорь был поглощён разговором, поэтому заметил ее, когда Матвей выразительно дернул бровями, кивая в ее сторону. — Мне плов, пожалуйста. Матвей скривился, но ничего не сказал, держа в уме женщину-кухарку, а на немой вопрос Дивеева прошептал одними губами: — Я не ем рис. — Когда Игорь осторожно принял тарелку из рук кухарки, Матвей поднял палец в знак того, что они обязательно продолжат разговор, и тоже сделал свой выбор. — Мне филе с макаронами. Они заняли столик около лестницы, в самом углу, где их сложно было заметить и еще сложнее — потревожить. С одной стороны, таким образом они привлекали к себе минимум внимания, но если кто замечал их — обязательно задавался вопросом, зачем они залезли туда и почему переговариваются полушепотом, опасливо озираясь по сторонам. — И почему ты думаешь, что я веду себя непоследовательно? — с занудными нотками, словно решив во что бы то ни стало докопаться до правды, спросил Матвей. — Ты смотрел на меня так странно все утро. Игорь сам смутился того, что выложил все так открыто и беззастенчиво. Матвей смотрел на него с удивлением. — Как странно? — опешил он. — Соскучился, вообще, а с тобой постоянно твои Федя с Костей. Все у них хорошо? Игорь с благодарностью ухватился за эту возможность говорить на отвлеченную тему, оставив до лучших времён повисший в воздухе вопрос про их с Матвеем непростые взаимоотношения. — Ругаются. — поджал губы Игорь, и покачал головой. Ему все чаще и чаще стало приходить в голову, что даже если такие идеальные люди, как Костя и Федя, не могут выстроить отношения без ссор, то куда ему, нескладному и неуклюжему, вообще в отношения! — Сейчас будет получше. Федя вчера наконец-то забил. Матвей просто кивнул. Он пытался прочитать в хмуром лице Игоря признаки ревности, помня, с каким пиететом тот относится к Чалову. — Ну допустим, обратно к нашим баранам... — Вы же вроде быки, — воткнул Игорь наконец-то шпильку и весь буквально засветился, довольный собой. Матвей закатил глаза. — Так вот. Я ведь скучаю, Игорь, — признался он сентиментально, не переставая глядеть, как его собственная рука гоняет вилкой по тарелке макаронину, — но меня догнало и пришибло чувством вины перед Настей. Игорю было чуждо чувство вины в таком его проявлении — у него никого не было, но он уже предвидел, как эта спираль сделает новый виток и ему станет совестно, что он разрушает Матвея с Настей прочные отношения. Это обязательно произойдёт, но несколько позже. Пока он с волнением смотрел все на ту же вилку и на ту же макаронину. Смотреть в лицо Матвея не было никаких сил. — Понимаю, — полувопросительно выговорил он непослушными губами, почувствовав, что от него ждут ответа, — точнее, не понимаю, но в теории представляю, что так может быть. — Да-да, — мелко закивал Матвей, — я чувствую, что все надо ей сказать, и тогда мы вместе примем решение. Но не могу сказать. — Нет! — выпалил Игорь, забыв даже о том, что необходимо понижать голос. — Не говори! Если хочешь, мы просто больше не будем общаться, но только не говори. Вы не можете расстаться из-за меня! Матвей прищурился. — И все? И просто так ты готов оставить это все? Игорь буквально почувствовал, как с размаху угодил в капкан, поставленный цепким Матвеем. Он открыл рот, чтобы сказать что-то в своё оправдание, сказать, что это не из-за того, что ему не важно, а из-за того, что Насте важнее, но Сафонов снова жестом велел ему молчать. Игорь с благодарностью послушался. — Нет, никто не говорил, что мы с ней расстанемся. Как с этим дела обстоят у Кучаева с Чаловым? — Игорь хотел было с готовностью ответить, что не знает, но не успел. — Впрочем, не важно. Я бы не хотел заканчивать ничего. Смогу ли я с этой совестью сучьей договориться — другой вопрос. Игорь покивал ради приличия. Аппетит у него пропал, борща он съел совсем немного и ещё меньше — плова. — Хорошо, я могу ждать. Мне-то легче, — с виноватой улыбкой сообщил он. — Извини, что вот так. Ничего больше Матвей не успел сказать. Их нашли, и — какой нонсенс! — это был все тот же вездесущий Обляков. — Вы че куда сховались? Ещё бы, бля, в вестибюль ушли обедать. Дивеев пихнул его локтем, а Матвей с выражением исключительной солидарности огласил вслух общий вопрос: — Че приперся? В таком тандеме и с таким взаимопониманием Игорь готов был трудиться бесконечно и горы впридачу свернуть. — Чал с Кучаем «Бесстыжих» скачали все сезоны, зовут смотреть в номер, — выдал Ванька, с сомнением глядя на игореву нетронутую еду, — или вас не трогать? — Ты уже приперся, — сварливо констатировал Матвей, со скрипом отодвинулся от стола и подхватил свой значительно полегчавший поднос, — не знаю, как Игорь, я бы прикорнул часик. Ваня перевёл взгляд на Игоря. — Я бы тоже, если честно, — смущенно признался тот, ощущая себя буквально пойманным с поличным вором. «И я, и я, и я того же мнения!» — пропетое дурацким писклявым голосом, крутилось в голове. Обляков, слава богу, был невысокий, и над его головой Матвей одной рукой, второй удерживая поднос, чертил в воздухе цифры, выглядя донельзя озадаченным оттого, что число приходилось рисовать в зеркальном отражении. «213» — дошло до Игоря со второго раза. Матвей подмигнул ему.