***
Шикарнейший концерт с дорогущими билетами… а все достоинства композитора — любовь сидеть дома и растить детей. Альфард искренне не понимала увлечение людей Бахом, который, по её мнению, человеком был самым паршивым — скучным и однообразным. Однако когда в репертуар большого концертного зала запустили Бранденбургские концерты, она решила прийти. Вряд ли композитор впечатлит её сильнее прелюдии и фуги es-moll⁴, идеально передающей её внутреннее состояние в последнее время, но можно было надеяться, что написанная после смерти любимого человека музыка будет более проникновенной. К тому же какое прекрасное сочетание — любовь и смерть! Очень любопытно, не правда ли? Она сидела на балконе, в шикарном чёрном платье, с накидкой, скрывающей обрубок руки, и с удивлением обнаружила напротив себя яркую блондинистую голову, которую так и захотелось схватить и ударить об стену — один раз, другой. Или уже не настолько?***
Музыка, зазвучавшая как только погас свет, вводила в замешательство. Заставляла всех в зале смущаться и стыдиться своих предположений. Светлая, певучая, яркая, тёплая, до сладкой боли где-то в сердце, до ярких картин в воображении. Время застыло, как муха, угодившая в мёд. Мария прикрыла глаза и погрузилась в глубину своей души, где хранила своё маленькое счастье, а Альфард… не могла отделаться от мысли, что эта музыка будет её преследовать. Было в мелодии что-то направляющее, подсказывающее, требующее вскочить и бежать — на поиски особенного, обещанного и родного. Музыка спрашивала и музыка отвечала — но ни вопрос, ни ответ Альфард не могла разобрать. Как будто в голове белёсый туман, которому ни конца, ни начала — только густая пелена, затмевающая рассудок. Альфард вышла из зала после третьего концерта, перевести дух и проверить свои предположения. Она заметила то, что пока не заметил никто. Пока добиралась до дамской комнаты, она носком туфли задела оставленную кем-то на полу сумочку. Сумочка даже не помялась — внутри лежала явно не дамская косметика.***
Мария подумала, что сегодня утром совершенно зря напилась газировки — и полностью осознала это к концу третьей части произведения. Сказав об этом отцу, она осторожно и тихо выбралась из зала в поисках уборной. Вне концертного зала стояла полная тишина, лишь люди в форме охранников о чём-то беседовали около гардероба на первом этаже. В туалете кто-то был. Мария шмыгнула в кабинку, а когда вышла — разглядела, кто. И застыла, как вкопанная, прошептав только еле слышное: — Альфард. Альфард поправляла перед зеркалом свои вороные локоны и с интересом наблюдала за отражением Марии — за тем, как испуганно вытянулось её лицо, как она сделала шаг назад, как замерла, не зная, что ей делать дальше: остаться или бежать. — Здравствуй, Мария, — поздоровалась Альфард, замечая, как собственное отражение горько усмехается. — Ты всегда плохо справляешься со своей ролью. Почти умираешь, когда я говорила выжить, и умудряешься выжить, когда я приказала сдохнуть. А теперь вместо того, чтобы слушать концерт, находишь меня. — Ты не права! — вспыхнула Мария и тут же смутилась, — Я не специально. — но тут до неё дошло. — Подожди, так ты… — и она в страхе зажала рот рукой. — Жива? — шире улыбнулась Альфард, разворачиваясь. — Да, жива. Твоя Ханаан тебе об этом не говорила? Видимо, думала, что я умру. Похоже на неё. — Неправда, — снова запротестовала Мария, почти шёпотом, пугаясь с каждой минутой всё больше, и вдруг замечая, что под накидкой ничего не шевелится. — Что с твоей рукой? Альфард сделала несколько шагов вперёд, отчего девушка вжалась в стенку кабинки. «Сейчас ударит», — подумала Мария и зажмурилась. — Ты точно хочешь это знать? — прошептала ей в ухо Альфард, наслаждаясь беззащитностью и наивностью, чувствуя, как разгорается старое удовольствие от продолжения отложенной игры. — О, я тебе скажу… Ещё секунда затишья — и мощный взрыв. — Папа! — вскрикнула Мария и бросилась к выходу из дамской комнаты, но Альфард схватила её за плечо и швырнула обратно, на холодный кафельный пол. — Сиди уж, — приказала она холодно. — Там папа! Как ты могла! — из глаз Марии брызнули слёзы. — Пусти меня к нему! Обида, злоба и ярость смешались со страхом, порождая оцепенение. Надо было бежать, надо было помочь, но высокая статная наёмница в одном с ней помещении сбивала Марию с толку, заставляла сидеть на жопе, не в силах что-либо предпринять. — Это не я, — так же спокойно ответила Альфард, вернулась к зеркалу и облокотилась руками о слегка треснувшую раковину. Прикрыла глаза, соображая. «Это она!» — со стуком сердца билось в голове Марии, но как-то неуверенно. — «Была бы тут Ханаан, она бы сказала точно…» — Судя по звуку, они обложили зал. Оставили только выход. Если сейчас снова не рванёт, значит, просто запугивали. — Если… сейчас… — всхлипнула Мария, смотря на собеседницу так, словно умоляла себя обнять. — Помоги… Помоги, Альфард! Ты же можешь! — Но не хочу, — отрезала Альфард. «Они не идиоты, чтобы убивать всех», — понимала она. — Видишь, не взрывают. Значит, всё закончилось. Мария всё ещё дрожала, однако кивнула. Поверила. Почти успокоилась, вытирая слёзы рукавом кофточки, сдерживая тихие всхлипы. — Я десятый из двенадцати⁵, — запоздало ответила на вопрос Альфард, качнув обрубком руки. — И меня постигла Божья кара. Веришь? — слегка раздражённо окликнула она, поддавшись каким-то своим мыслям и эмоциям. — Не видать нам Земли обетованной. Никому из нас. — Я не понимаю, — нахмурившись, честно призналась Мария. — Это сделала Ханаан? — Нет, так было надо, — сквозь зубы выговорила собеседница, уже жалея, что продолжила этот разговор. Мария прищурилась, разглядывая в зеркале лицо Альфард — ей на секунду показалось, что она поймала тень сожаления, ненависти и боли, и это помогло сделать вывод. — Ты испугалась, да? Альфард резко развернулась, слегка скрипнув каблуками туфель о кафельный пол. — Что ты сказала? — уточнила она сдержанно, но во взгляде заплясали такие черти, что Марии сейчас стоило бы уже бояться по-настоящему. Но она не боялась. — Ты испугалась. Испугалась нового и необычного. Не хотела довериться, решила убежать, чтобы не смотреть в глаза страху. Ханаан рассказала мне всё, — она опустила глаза, не зная, что им в такой момент выражать. Осава долго думала над этим, но поняла всё по-своему.***
— Ты всё-таки пришла, — тихо проговорила она, почувствовав за спиной тихий и такой знакомый шаг, даже сквозь гул аэропорта. — Пришла, — эхом откликнулась Ханаан. — Пока, Мария. Мария развернулась быстро, обнимая Ханаан за плечи, утыкаясь носом в пепельные волосы. — Ты убила её? Ты убила Альфард? — Она сбежала. Я почти… спасла её, — с трудом выговорила Ханаан. — Не знаю, жива ли. — Но с тобой всё хорошо! — Мария смотрела на подругу в последний раз, пока по лицу текли слёзы, одним непрерывным потоком. — Да, — согласилась Ханаан. — И с тобой.***
Дверь в уборную слетела с петель и грохнулась на пол. — Тут есть кто-то? — послышался мужской голос, и в туалет вошёл сотрудник службы спасения. — Девушки, прошу вас покинуть здание в связи с террористическим актом. За его спиной стоял ещё один человек, а позади него ещё. — Мой папа жив? — вскочила Мария и бросилась навстречу спасителям. — Кендзи Осава живой?! — Да, он ждёт вас, проходите, — успокоил её мужчина, пропуская вперёд. Но Мария остановилась в дверном проёме, а потом повернулась к Альфард, которую никто не встретит там, внизу, не обнимет и не скажет: «Я рад, что с тобой всё в порядке». — А нас будет ждать Ханаан, — уверенно проговорила она, прижав ладони к сердцу. — Я верю. Нам не нужны эти Бранденбургские концерты. «По мне их давно уже отыграли», — провожая наивную дурочку взглядом, подумала Альфард.