Об утконосах и ангелах

      Внешний вид бывает весьма обманчив.       Возьмём, к примеру, утконоса.       Совершенно беззащитный зверь, если посмотреть, что спереди, что сзади одна...хм, морда. Утконосов считают милыми, слегка бессмысленными, и непонятно как пережившими естественный отбор.       На самом деле на задних лапах утконоса находятся ядовитые шпоры, вырабатывающие такой адский коктейль, что от него вполне себе может сдохнуть средних размеров собака Динго, а человек – получить очень болючий и очень большой отёк. Примерно на месяц       Так что давайте аккуратно положим утконоса на место, и не будем судить по внешности.       Однако в мире найдётся не так уж и много людей, разбирающихся в утконосах. И не так уж много оккультных существ, разбирающихся в эфирных.       Демону Кроули, например, нравилось считать своего лучшего друга Азирафаэля очень наивным ангелом. Несмотря на то, что их Соглашение работало уже добрые полторы тысячи лет, в течении которых Азирафаэлю далеко не один раз приходилось творить за Кроули демонические дела. Различные искушения и соблазнения в основном.       Архангелу Гавриилу нравилось считать Азирафаэля глупым и недальновидным. На самом деле Гавриил искренне верил, что ангел просто тупой. Но подобные высказывания не добавляли золота на перья и могли здорово подпортить имидж. Потому Гавриил остановился на виртуозном применении пассивной агрессии. Для подкрепления духовных аргументов.       Князь Ада Вельзевул считала Азирафаэля недостойным. Во-первых, он был ангелом, а это делало его недостойным демонической компании по определению. Во-вторых, она просто ни разу не видела, как Азирафаэль творил за Кроули искушения и соблазнения. Если бы увидела, точно изменила бы своё мнение об ангелах (об одном конкретном так наверняка).       Но это уже самым прямым образом нарушало Соглашение, поэтому ни ангел, ни демон не допустили бы такого из-за очевидного отсутствия хоть какой-нибудь выгоды.       На самом деле Азирафаэль не был ни наивным, ни недостойным. И уж совершенно точно он не был тупым. Но ему нравилось позволять остальным судить о нём поверхностно, опираясь только на внешность и божественное происхождение. Поэтому он столетиями не изменял бархату, декоративной вышивке и приторно-зефирным оттенкам. Всё это в разное время делало его похожим на старомодную куклу, открытого гомосексуалиста или безнадёжно застрявшего в прошлом веке чудака. В Париже, правда чудом удалось избежать неприятного развоплощения из-за кружев, но зато имидж ангела так и остался наивно-плюшевым, на зависть любому медведю.       Никто ни за что бы не поверил, что у эфирно-зефирного Азирафаэля память как у сверхсекретного военного компьютера на авиабазе. А ещё он очень, очень наблюдателен (нет-нет, не злопамятен, а наблюдателен и с хорошей памятью, здесь важна точность формулировок).       Эти таланты ангел предпочитал оттачивать на лучшем друге, поскольку тот всегда был под рукой и часто вёл себя просто презабавно. Особенно в те моменты, когда пытался соблазнить Азирафаэля, совершенно не задумываясь о том, что стёкла любимых чёрных очков на самом деле никогда не были совсем уж непроницаемы.       С момента их встречи Кроули делал это примерно пять миллионов раз, получалось по шестьсот-семьсот раз в год. За вычетом девятнадцатого века, конечно.       Азирафаэль, например, отлично помнил как они впервые встретились.       Адам и Ева как раз прокладывали через пустыню свой путь из Эдемского сада, меч Азирафаэля, о котором ангел уже успел пожалеть, немилосердно полыхал, а у Змия, взобравшегося на Стену, были чёрно-красная чешуя, ярко-жёлтые глаза с вертикальным зрачком и очень холодные руки. Это Азирафаэль почувствовал, когда Змий шагнул под его поднятое крыло, укрываясь от первого в истории Мира дождя, и случайно задел бело-золотые одеяния кончиками пальцев. В этом месте в разрезе крайне странно скроенных одеяний оказалось ангельское бедро, которое потом ещё многие десятилетия хранило ощущение холодного прикосновения.       Ангел отлично помнил и день начала Потопа.       Длинные рыжие волосы Змия были заплетены в косу на левом виске. Он крайне болезненно отзывался о смерти детей даже в перспективе, характерно заламывая бровь. А ещё, похоже, плохо понимал, для чего Ною необходимо увезти каждой земной твари по паре. Или делал вид, что не понимает. И недовольно морщился, когда на его лицо упали первые капли дождя. Ярко-жёлтый в его глазах сжался до размеров человеческой радужки.       Единорогов было особенно жаль.       Голгофу Азирафаэль тоже хорошо запомнил. Даже слишком хорошо.       Хотя это было не просто – отвлекали душераздирающие крики распинаемого сына плотника, да и вообще обстановка совершенно не располагала. Воздух пропитался болью, агонией и ещё, почему-то, благодатью любви, что вообще попахивало извращением. Змий (теперь он называл себя Кроули; разница небольшая, но ему шло) покрыл длинные волосы тонкой чёрной тканью и она трепетала на ветру, как траурное покрывало. Демон выглядел слегка удручённым и даже разочарованным. Разочаровался он в Боге или в людях было, увы, непонятно.       В Риме (Рим запомнился ангелу особенно, он был так рад видеть Кроули, что чуть не проболтался) Кроули начал носить первое подобие очков и выработал привычку улыбаться криво, одними губами. Раньше он делал это чуточку более искренне, хотя на некоторых впечатлительных людей его улыбка производила эффект прямо противоположный тому, который испытывал на себе Азирафаэль.       Уэссекс хотелось забыть, но Кроули очень шла чёрная кольчуга. Хотя он (как и Азирафаэль) терпеть не мог Средневековье с его сыростью, дремучестью и бесконечными Крестовыми Походами. Они так и не смогли вспомнить, чья сторона эти чёртовы походы придумала, хотя Азирафаэль предполагал, что к этому приложили свободные конечности обе стороны. Мысль о взаимовыгодном соглашении была хороша, но ангел не мог сдаться слишком просто. Они сталкивались нос к носу уже не первый раз и любопытно было узнать, что же будет дальше.       Задолго до благословения Шекспира Азирафаэль таки позволил себя уболтать, наблюдая за тем, как Кроули лезет из кожи вон, испытывая на ангеле, раз за разом, весь арсенал своих демонических соблазнений. Кроули всё делал стильно и со вкусом, Азирафаэлю это льстило. Правда, демон предпочитал увиваться вокруг, как настоящая змея, не спеша переходить к активным действиям, но ангел не стал ему мешать. К этому моменту Кроули прочно занял важное (если не Самое Важное) место в мироустройстве Азирафаэля. Хотя сам Кроули об этом ещё не догадывался, продолжая с упоением наматывать себя на воображаемое колесо.       В Бастилии ситуация получилась довольно щекотливой, но блинчики были великолепны, а ангел запомнил, что Кроули терпеть не может, когда его пытаются обвинить в чём-то хорошем. Ну, или делает вид. Но выходило очень натурально.       Потом Кроули проспал целый век и, видимо, что-то совсем уж кошмарное ему снилось, поскольку он вдруг решил самоубиться во благо сил Света и Добра. Сам Кроули обозвал это “страховкой”, но Азирафаэль очень чётко понял – Кроули может сколько угодно делать вид, что они друзья, партнёры, коллеги (подставить любое слово, означающее не-любовные отношения), но на самом деле он увяз так глубоко, что, похоже, сам себе не отдаёт отчёта, насколько. Случись это парой тысячелетий раньше, Азирафаэль, может и ощутил бы вялые терзания относительно правильности происходящего, но проблема заключалась в том, что все эти тысячелетия он провёл бок о бок с Кроули. То есть, проблемы не было вовсе. А это душевным терзаниям о собственной благочестивости отнюдь не способствовало. Скорее наоборот.       Святую воду он доставать отказался. Но задумался надолго.       В 41-м Кроули заявился в церковь и спас не только Азирафаэля, но и его книги, что в общем-то можно было принять за признание. В стиле Кроули, конечно.       За это ангел в 67-м таки добыл для него святой воды, здраво рассудив, что Кроули достаточно умён и не станет после очередной царапины на боку Бентли совершать суицид. Кроули тогда носил бархатный пиджак с крошечными блестящими камешками, в мигающем неоновом свете их блеск напоминал мерцание звёзд в ночном небе. Азирафаэль запомнил, как дрогнули тонкие пальцы демона на старом термосе, соприкоснувшись на короткое мгновение с его собственными. Кроули самоуверенно сверкал глазами, предлагая подвезти куда угодно (что звучало скорее как “поехали ко мне, тебе понравится”), но Азирафаэль не собирался поддаваться на эту провокацию слишком быстро.       А потом им стало не до шуток, когда тысячелетиями ожидаемый (и оттого гораздо более прекрасный, потому что далеко и неясно когда наступит) Армагеддон внезапно заворочался и завопил в корзине голосом новорожденного Супостата, Врага рода людского и т.д., и т.п. Огненные волосы Кроули слегка потускнели и он, пожалуй, впервые с момента их знакомства, выглядел настолько встревоженным. Ангел неприлично быстро поддался и позволил соблазнить себя ещё раз. Идея с Концом Света нравилась ему едва ли больше, чем Кроули.       Когда оказалось, что Антихрист – не тот, на кого они думали, а нужный мальчик затерялся неведомо где, и неизвестно как его искать, пламя в коротких прядях демона погасло окончательно.       Азирафаэль, тысячелетиями наблюдающий за тем, как демон обстригается всё короче и короче, в угоду моде или собственным желаниям, с трудом сдерживался (с переменным успехом, за что ему было очень стыдно).       Тем более, что отчаяние Кроули становилось всё более глубоким и ощутимым. Он метался, как зверь в клетке, понимая, что бежать им некуда, и даже простил ангелу все его не самые приятные слова о том, что они-то и друзьями никогда не были. Он даже сам извинился (хотя извиняться надо было Азирафаэлю, и он это признавал, таким жестоким ему не доводилось быть, пожалуй, со времён схождения на Землю) и тут же предложил смыться на Альфа Центавру. Вдвоём.       Тут и тупой бы понял. Азирафаэль, как мы помним, тупым никогда не был и больше не собирался терпеть.       Но его весьма невовремя развоплотило, и Кроули, впервые на памяти Азирафаэля, практически расплакался. Видеть это было невыносимо даже невоплощённым.       Потом героически погибла нежно любимая демоном Бентли, им пришлось спасать мир, а единственную ночь вдвоём они провели, заливая алкоголем пепелище книжного магазина и труп винтажной машины. Хорошо хоть с пророчеством Агнессы вовремя разобрались. Думать о том, что было бы, если бы они не разобрались, ангелу решительно не хотелось.       И вот теперь на них не смотрели ни Гавриил с Сандальфоном, ни Вельзевул, Дагон и все их многочисленные мушиные полчища, вопреки табличке регулярно облизывающие стены (если термин “облизывать” можно применить к мухам, конечно).       Короче говоря, на них больше никто не смотрел, кроме, возможно, уток из Сент-Джеймского парка, но это было вполне терпимо.       А Кроули, хоть его волосы и полыхали ярко, как никогда, продолжал считать ангела наивным и сверкал своими жёлтыми глазами из-за не слишком-то непроницаемых чёрных стёкол. Соблазнял, почти невинно, на ужин в Ритц и даже не предлагал продолжить вечер в компании неприличного количества алкоголя!       Соблазнение ангел засчитал юбилейным, пятимиллионным, и продолжить предложил сам.       А когда не слишком трезвый Кроули принялся нести что-то об утконосах, милых и непонятно каким образом переживших естественный отбор, Азирафаэль сгрёб демона в охапку и поцеловал, как мечтал об этом все хреновы шесть тысяч лет.