Сантименты

      Дополнительные по английскому — дело скучное, и только по этой причине, как думает сама Урарака, она переводит взгляд на Бакуго. Хмурого, молчаливого и вовсе недружелюбного Бакуго, который брови сводит к переносице сильнее, когда видит смотрящую на него Урараку.       Уроки, по всей видимости, вообще дело скучное, ибо другого аргумента на абсолютно пустой тетрадный лист домашней работы по литературе не находилось. Урарака думает, что ей стоит отдохнуть, а Бакуго в ее голове обратное. Урарака недовольно хмурится, утыкаясь лицом в изгиб локтя, и обреченно вздыхает, потому что эссе на триста семьдесят слов в таком состоянии вряд ли напишется. Урарака надеется на чудо, которое не происходит ни через пятнадцать минут, ни даже через восемь часов, и получает от Цементоса хорошую такую жирную двойку в журнале.       А потом приходит осознание, что литература не самое страшное. Потому что самым страшным оказалась тренировка, где сконцентрироваться было еще сложнее. Даже просто дышать, когда ты еще даже не вышла на ринг, черт возьми, было сложно. И Бакуго это отчего-то замечает, хватая чужую руку и самостоятельно утаскивая на место поединка. Урарака млеет, удивленно хлопая карими заспанными глазами, и смотрит на массивную спину напротив в натянутой черной майке. Ноги переплетаются, спотыкаясь об невидимый камень, и она падает на Бакуго, утыкаясь носом в чужой позвоночник. — П-прости, — неуверенно выговаривает Урарака, не меняя своего положения.       Кацуки тянет за руку — сильно тянет, — заставляя Очако чуть слышно ахнуть и оказаться в сантиметре от его собственного лица. — В облаках витаешь, круглолицая? — без той прежней злости и упреков говорит Бакуго, сохраняя каменную физиономию.       Щеки краснеют, заливаясь краской сильнее обычного, а взгляд упирается в каменный пол: твёрдый, серый и совсем неинтересный для дальнейшего рассматривания. Но Урарака смотрит на пол, чувствуя сжатую ладонь на ее руке, и не видит ничего больше. — Забылась что-то, — невнятным шепотом произносит Урарака, делая шаг назад.       Ладонь в миг разжимается, а тонкое запястье опускается наравне с другим. Очако отшатывается назад, словно только что по углям ходила. А может и так, потому что в следующую секунду она снова падает, почти что ударяясь об стенку. — Возвращай мозги, Урарака, — уныло выговаривает Бакуго, снова хватая ее за руку, — быть тупой тебе совсем не идет.       Очако падает.       Кацуки ловит.       Впрочем, ничего нового.