Усталые печали

Леоне не знает, кому из них хуже, когда Бруно, надламывая кости, поднимает его тяжёлое тело, ногой спинывая пустую бутылку с прохода. В этих прикосновениях нет ни ласки, ни нежности — лишь тупая механика действий — и Леоне хнычет от отчаяния, позволяя себе упасть в ледяные объятия. В пустой квартире холодно и тесно, темно и сыро и застоявшийся запах впустую потраченного времени, разочарования и невыплаканных слёз. «Лучше бы ты не приходил», — Думает Леоне, пряча пристыженные глаза в белую ткань костюма. Бруно тяжко вздыхает, аккуратно укладывая обмякшее тело на незастеленную кровать, и сам садится рядом, опуская усталые плечи. А у Леоне даже нет сил на то, чтобы злиться на себя. Тупая обида жжёт подреберье, он шепчет одними губами пресловутое «прости», и Бруно молчит в ответ на беззвучное раскаяние. Слишком много накопилось в груди, слишком остро режет душу лезвие вины. «Не заслужил» Леоне, стоня, морщится, вот-вот готовый заплакать. «Не заслужил» — про Бруно, отсчитывающего последние дни своей жизни. «Не заслужил» — про Леоне, вытягивающего нитки из полотна считанного времени. Бледная рука ложится на шёлковую гладь серебряных волос, тревожа скомканные мысли, и тяжёлое сопение слышится из-под неё. Небесный свет в устало улыбающихся глазах еле освещает мёртвую ночь, но Леоне хватает этого свечения, чтобы почувствовать всё вокруг: и едва тёплого Бруно, и его ледяные ладони. Впрочем, этого вполне достаточно. Достаточно для того, чтобы загнанное сердце раскололось на части. Или оно уже раскололось. Никто из них не знает, как долго они ещё продержатся так. «Я устал извиняться» — бормочет Леоне, расплетая вялый язык, — «Я не виноват…» И Бруно тоже не виноват. Но чувствует себя тем, кто разрушил их мир. Если бы его сердце могло биться, он бы задохнулся от скорости его отчаянных рывков. Если бы руки были теплы, а кровь текла быстрее, он тотчас бы обнял Леоне и крепко-крепко прижал к себе, вдыхая противный запах алкоголя, впитавшийся в кожу. Но пульса нет, пальцы посинели от холода и губы почти не двигаются. Бруно убирает ледяные ладони с волос, слабо вздыхая. Тело под рукой дёргается. «Я пойду» Но ему не дают встать. Звонкая тишина угасшей ночи молчит в ожидании. «Не хочу, чтобы ты убивался, смотря на меня» И привстаёт с кровати. «Останься, всё равно останься», — хрипит, жадно хватая руками и сжимая до боли в пальцах белый костюм, Леоне. Бруно дрожит, закрывая ладонью рот. «Прошу тебя, Бруно, умоляю…» Мокрые пьяные глаза глядят на него, и, чувствуя, как к горлу подступает желчный ком слёз, он закрывает лицо руками, болезненно морщась. «Только не уходи…» На дрожащие молочные ресницы ложится блеклый свет луны. Дверь в комнату захлопывается изнутри, и тяжёлое облако вновь опускается на кровать. Леоне выдыхает в холод чужих запястий. «Спасибо, что всё ещё любишь».