Всё как у людей

      Игорь влюбился в него на пороге своего тридцатилетия — влюбился без памяти, с одного взгляда, будто школьник, впервые в жизни собирающий под кленами букет-костер пылающих листьев и молча ведущий за руку любоваться вдвоем на белые корабли. Он начисто брился, купил новый одеколон, вышвырнул старые рубашки, стал таскать ему багряные розы — хотя юношам и не принято дарить розы, если только они не музыканты или певцы.       Мальчик был хорош: тонкие руки, окольцованные грубоватыми этно-браслетами, острые коленки, острый язычок, и глаза — цыганские, ворожейные, поволочные, что омуты; его хотелось носить на руках, целовать ему ноги, клясться в вечной верности…       Вот только, как водится, к неземной красоте прилагался ворох проблем, таких же непостижимых и неземных.       Имя у него было вроде и неказистым на первый взгляд: Вася, но со взгляда второго четырехбуквенное созвучие превращалось и в Василька, и — по игривому настроению — в Василису Прекрасную…       И, конечно же, в Василиска: убивать наповал своими томными глазищами он умел не хуже мифической тварюги.       Вася был любимчиком катастроф. Познакомились они с Игорем в парке на берегу одного из многочисленных прудов, вылощенных и облагороженных; было лето, раннее идиллистическое утро, еще не успевшее войти в раж зашкаливающей жары, бархатная солнечная пыльца сквозь ситце листвы… И был Вася, выволокший из дома свой разваливающийся на спицы и шестеренки велосипед и вздумавший покататься в погожий денек.       На счастье Игоря, закопавшегося по извечным рабочим делам в телефоне и застывшего подле скамейки с белокаменной урной — или, может, как раз-таки на несчастье, — Вася в него не врезался, нет. Он просто съехал на нарастающей скорости с горки, слишком поздно обнаружив совершенное отсутствие у велосипеда тормозов, за горкой повстречался со ступенчатым спуском, но каким-то чудом благополучно преодолел и его, и уже на ровной и ничуть не травмоопасной асфальтированной дорожке эпично сверзился прямо под ноги мужчине. Сверху со звоном рухнул велосипед, накрыв несчастного Васю стальным скелетом своих грузных мощей.       Игорь аж подскочил на месте, когда перед ним что-то громыхнулось — чуть не выронил от неожиданности смартфон, торопливо сунул в карман, бросился поднимать неудачливого велосипедиста. Поначалу — из вежливости, понятное дело, просто потому что оно, так уж получилось, упало к его ногам, но потом…       Потом, стаскивая с шокированного и потрясенного мальчишки скрипящий и дребезжащий стальной каркас, отталкивая тот к урне и помогая бедолаге подняться на ноги, Игорь понял, что попал, хоть и не представлял тогда даже приблизительно, как и насколько.       Юноша, кажущийся недавним подростком, был безбожно красив — настолько, что от этой льдистой красоты повело и вскружило голову. Он безропотно позволил мужчине поднять себя с земли, поставить на ноги, довести до скамейки и аккуратно на ту усадить. По торчащим сквозь драные джинсы породистым коленкам растекалась кровища, оплетенные браслетами руки были в воспаленных ссадинах, даже на щеке под прядками чуть отросших русых волос красовались яркие царапины, последствия полученной асфальтовой болезни.       — Ты как? — взволнованно спросил его Игорь. Под рукой у него ровным счетом ничего не было — даже банальных салфеток, чтобы утереть бегущую кровь, и то не нашлось бы в беспечно пустых карманах, — и он осторожно предложил: — Давай до медпункта доведу? Где-то здесь поблизости вроде видел.       Паренек мотнул головой. Поморщился, попытался встать и пойти к своему велосипеду, но отбитые ноги хромо подкосились, и он вынужденно повалился обратно на скамью.       — Посиди тогда здесь, — быстро сориентировавшись, велел ему Игорь. — Я сейчас вернусь. Принесу что-нибудь.       Принести при всем желании было особо нечего: во всей округе обретались разве что автоматы с питьем да мороженщицы-наседки с тележками мороженого. Отыскав одну такую морозную даму, Игорь позаимствовал у нее полиэтиленовый пакет, купил первое попавшееся мороженое в брикете и почти бегом вернулся обратно к оставленному на скамейке пострадавшему, не особенно, впрочем, рассчитывая найти его на месте.       К величайшему удивлению, мальчик был там, где его и оставили: беспомощно сидел, стискивая кулаки, хмурил тонкие брови, покусывал губы и, было видно, злился на собственную беспомощность, на неспособность встать, подхватить за руль велосипед и если не запрыгнуть в седло, то хотя бы тихонько откатить, убравшись подальше от места своего позора.       — И как же тебя так угораздило? — спросил его Игорь, присаживаясь рядом и насильно прикладывая ледяной пакет к дернувшейся разбитой коленке мальчишки. Тот от боли зашипел, попытался отодвинуться и отползти, но справа высилась урна, заплеванная вмуровавшейся шелухой от семечек, за спиной была твердая деревянная спинка, нагретая солярным теплом, и ползти ему от спасителя-мучителя было попросту некуда.       — Как-то угораздило, — раздраженно буркнул он, бросая косые взгляды из-под неровной челки. — Какая вам разница? Идите по своим делам. Сам справлюсь.       В подтверждение своих слов и ярой, кричащей независимости он выдернул из рук мужчины пакет с мороженым да так и завис с ним, беспомощно стискивая в трясущихся пальцах: смелости и душевных сил приложить это пыточное орудие к отбитым коленям не нашлось. Болевой порог у него, судя по всему, был низкий, раз он сходил с лица даже от такой малости, как ушибы и ссадины, белея и обещая вот-вот брякнуться в обморок.       — Дай сюда, — посмотрев на это, решительно велел Игорь, возвращая обратно самодельное средство сомнительной первой помощи и нещадно прижимая его к окровавленным коленкам. — Вижу, как справишься.       Домучил он мальчишку этим пакетом до того, что боль, подмороженная естественным анестетиком, действительно отступила, и получилось кое-как поставить потерпевшего на ноги. Сам Игорь поднял с асфальта его велосипед, печально и обиженно дзынькнувший железной колбой звонка, и без лишних слов покатил по тротуару рядом с прихрамывающим владельцем.       — Давай до дома доведу, — предложил только. — Не маньяк, не переживай.       Мальчик на это только угрюмо фыркнул, но упираться не стал, позволил проводить и помочь дотащить колесный транспорт.       И только в подъезде, куда молчаливый юнец зачем-то без лишних слов запустил своего нечаянного провожатого, Игорь осознал масштаб всего пиздеца.       — Я на девятом этаже живу, — чуточку виновато, но с явным затаенным злорадством сообщил мальчишка. — Лифт не работает.       — Ну ёб твою мать, — с чувством выругался Игорь. — А сам-то ты как наверх планировал его тащить? Или так думал бросить? Рухлядь же, кому он нужен…       На унизительное оценочное словцо мальчик обиделся — воинственно засопел, поджал губы и огрызнулся:       — Сам ты рухлядь! Попробуй тут оставь чего — спиздят через десять минут. У нас через этаж то наркоманы, то алкаши живут… Думал, что лифт починят к тому времени, как вернусь, — немного помолчав, признался он. — Я весь день кататься собирался…       — Ладно, — махнул рукой на трудности Игорь. Закинул велосипед на плечо, пропустил мальчишку вперед и подтолкнул его в спину: — Это все-таки не Эверест… и даже не Эльбрус. Не так уж и высоко.       По пути им встретились две старушки, проклинающие лифтеров, молодая женщина с трехлетним ребенком, неуверенно переминающиеся на площадке седьмого этажа в раздумьях, а стоит ли при таком раскладе куда-либо идти в принципе, и пара недорослых девчонок уже на подступах к этажу финальному.       У девчонок были крашеные в пастельные цвета волосы — дань моде и Билли Айлиш, томной, укуренной, синевласой и сладкоголосой принцессе хоумлендеров, — полуспортивные мешковатые шмотки, беспощадный русский рэп в фонящем телефонном динамике и задиристая тинейджерская пустота в блаженных глазах.       — Васёк, ты чего, с велика слетел, что ли? — хихикнула одна, окинув мальчика с разбитыми коленками ошарашенным взглядом, и так Игорь узнал его имя.       — Пошла на хуй, — агрессивно и лаконично среагировал Вася, протискиваясь мимо них, распихивая локтями и расчищая проход своему спутнику, немного притормозившему у толчеи на тесной площадке.       Девочки проводили их взглядами: безразличными — мужика с велосипедом на плече, завороженными — злобного и красивого мальчика-фурию.       — Вася-а… — пропела ему вслед вторая девица, очевидно, отыгрываясь за оскорбленную подругу. — А ты сегодня вечером что делать будешь?       — Музыку слушать! — огрызнулся Вася, чуточку сгорбившись, одеревенев и сделавшись беззащитно-шипастым. — На всю громкость поставлю, чтоб у вас там потолок осыпался. И нехуй мне в дверь названивать! Не услышу все равно.       — Вася, а ты когда пойдешь со мной на свидание? — быстро оправившись и оживившись, подключилась первая, секунду назад посланная им по незамысловатому адресу, накручивая на пальцы прядки лиловых волос.       — Никогда! — рявкнул Вася, инстинктивно вжимаясь в стену, и от него повеяло такой звериной затравленностью, что Игорь, угодивший прямо в эпицентр подростковых разборок, которые закручивались вокруг него карманными вихрями брачующихся чертей, невольно замер на лестничной клетке, чуть не выпустив из рук опасно покачнувшийся велосипед.       — Как это — «никогда-а»? — протянула ее товарка. — Ты ей свидание проспорил! Забыл, что ли?       — Отвали от меня! — в панике взвыл мальчишка, трясущимися руками торопливо выискивая в кармане ключи, выгребая их и тут же ожидаемо роняя на плиточный пол. — Отцепись, ясно! Не пойду я ни с кем из вас на свидание! Не нужны мне ни с кем свидания! Я вообще асексуал!       — Бисексуал?.. — не расслышав, глуповато переспросила крашеная в лиловый девица.       — Гомосексуал, блядь! — рявкнул Вася, отшатываясь и налетая спиной на Игоря. Покачнулся, обернулся, окинул шалым взглядом…       И вдруг, ухватив за ворот футболки, с дури взял да и поцеловал прямо в губы, так дичало вытаращив при этом глаза, что в его психическом здоровье стало несложно заподозрить легкую космическую брешь.       — Фу-у, гадость какая! — брезгливо поморщилась отверженная девчонка, сцапала с подоконника голосящий речитативом смартфон и, не додумавшись от расстройства запечатлеть редкий момент компроматом на память, в обиде бросилась вниз по ступеням, утаскивая за собой подругу, а лестничную шахту огласило частым удвоенным щелканьем подошв. — Пидоры сраные…       «Я ебал свою сучку, ебал свою сучку, ебал свою сучку…», — согласно подхватил воинственный динамик смартфона, разносясь битами и клэпами от каменных стен.       Шаги растаяли ближе к первому этажу, Игорь и Вася остались на площадке одни, погруженные в отверженную тишину.       — Прости… — чуть слышно выдохнул ему прямо в рот Вася, бледнея и покачиваясь в ожидании неминуемой расправы.       — Ты что тут устроил? — медленно отлипая от мальчишеских губ, сжатых в твердое несмелое кольцо, потребовал объяснений Игорь, покрепче прихватывая вихляющий велосипед, чтобы тот не улетел следом за девицами, нагоняя их страшным двухколесным призраком возмездия. И неожиданно для себя спросил совсем не то, что собирался: — Ты нахуя на свидания-то споришь?       — Не знаю… — тоже вопреки своему дерзкому виду, растерянно выдохнул Вася. Сник, устыдился содеянного, опустил глаза, пряча взгляд под ровной каймой темных ресниц, и поджал тонкие губы, вместо того, чтобы утереть, в итоге окончательно принимая в рот следы чужой близости. — Только не убивай меня. Так получилось. Уесть ее хотел, чтобы не зарывалась…       — Уел? — деловито поинтересовался Игорь, тяжело и часто дыша и понимая, что на мальчика у него неотвратимо и твердо встает до болезненного трения об штаны. Грязно выругался и велел: — Открывай давай!       Вася беспрекословно послушался — подобрал с пола ключи, повозился с замком, демонстрируя своему спутнику худощавую спину и острые лопатки, проступающие под легкой хлопковой тканью ростками сломанных крыльев. Отпер дверь и — наивная душа! — распахнул ее перед совершенно незнакомым мужчиной; ладно бы дома у него кто был, но из квартиры сквозило такой бесплотной пустотой, что уже с порога становилось ясно: никого там нет, в этой невзрачной обители юного волоокого паладина.       Игорь вкатил внутрь велосипед, прислонил у стены в прихожей, кое-как уместив потертые просаженные колеса среди раскиданных кед, кроссовок и легких шлепанцев.       — Зря ты так, — сказал, стоически сражаясь с непрошенным желанием. — Не тем отпугнул, чем следовало. Еще разнесут про тебя эту весть по всей округе — сто раз потом пожалеть успеешь. Это только маленькие девочки нос морщат при упоминании пидоров. А мужики морду бьют без лишних разговоров. Смотри, чтобы не избили тебя.       — Не изобьют, — отмахнулся Вася, искривив губы в соблазнительной усмешке. — Тупая мелкота, кто их слушать будет… Я осенью в общагу к институту перееду, а тут у меня только отчим с мамкой живут. К отчиму пусть попробуют сунуться — он на зоне сидел… Он им за «пидора» организует веселье.       — Им?.. — с сомнением уточнил Игорь, недоверчиво приподнимая одну бровь. — Уверен, что не тебе?       — Уверен! — рыкнул мальчишка, полыхнув серной спичкой, моментально возгораясь и приходя в неистовое бешенство. — Он мне не указ! Мне никто не указ! На хуй пусть сам идет! Ну, чего уставился?! Тоже ненавидишь богомерзких пидоров? Может, морду мне набить за это хочешь?       Тут только Игорь запоздало сообразил, что мальчик никакой не асексуал, как кричал о себе на весь подъезд, что у мальчика ведь браслеты по запястьям, а под браслетами — тайные следы разочарований, еле заметные ниточки белых шрамов, что глаза его глядят вызывающе, в упор, и на самом донышке пляшут костристые еловые искры…       Он сгреб его за шиворот и толкнул к стене, хорошенько встряхивая и прикладывая затылком к твердой поверхности, отозвавшейся хрустом отслоившихся обоев. Шагнул следом, прижимаясь грудью к груди, но не наседая чересчур сильно — чтобы смог легко вырваться, если захочет. Заглянул в подернутые дымкой глаза, расфокусированные и поплывшие сливовыми туманами, и накрыл его губы своими, небезосновательно рассудив, что раз мальчику было можно целовать кого-то без спросу, то и этот кто-то имел потом полное право поцеловать его в ответ.       Вася с шумом втянул воздух, подавился им, раскрыл шире рот в попытке вдохнуть и слегка осел на подогнувшихся ногах, когда туда просунули язык. Во второй раз за день ухватился за чужую футболку, но уже не так, как прежде — тряскими пальцами, ходящими ходуном не хуже испанских кастаньет, надрывая ткань и впиваясь, точно рыболовным крючком…       Проблем у Васи — в особенности психических — имелось предостаточно: в сущности, весь он был — одна большая проблема.       Той же ночью они лежали в постели у Игоря дома, и Вася кутался в одеяло, неловко стаскивая с себя одежду и каждую новую частичку оголившегося тела тут же тщательно пряча. Он казался таким взволнованным и потерянным, что Игорь, наблюдая за этими жалкими потугами, не выдержал — чертыхнулся, толкнул его, опрокидывая на спину, и навис сверху, напряженным взглядом обегая напуганное нежное лицо.       — Ты к каждому так легко в постель прыгаешь? — спросил его, не касаясь и пальцем. — И если да, то чего трясешься — не понимаю…       — Нет, — глухо вымолвил Вася, давясь словами и с трудом выталкивая их сквозь пересохший наждачкой рот. — Не к каждому… Ты второй.       — Выходит, был до меня уже с кем-то, верно? — уточнил Игорь, не в силах взять в толк, что у них тут творится. — В чем проблема тогда?       — Наполовину, — выдал Вася, огорошив его этим словцом, невесть что под собой подразумевающим, и вытаращил глаза так же дико, как и минувшим утром на лестничной площадке, когда поцеловать додумался.       — Чего?.. — аж перекосившись, переспросил его Игорь, теряя остатки понимания и ощущая, как кровь покидает пах и перемещается обратно в зашевелившиеся мозги, а член закономерно опадает и немного успокаивается. — Как это — наполовину?..       — Ну…       Вася рассказывать не хотел, Игорь — жаждал узнать все подробности, и чем дольше тот увиливал, тем упорнее он старался выбить из него интригующую правду. Ему резко стало не до секса — какой уж тут секс, когда существо под тобой трясется, зажимается и вещает полный бред? — и в итоге Васю удалось дотормошить до того, что тот нехотя, пряча свои удивительно красивые глаза, во всем сознался, сбивчиво и торопливо выговаривая слова.       У него был в свое время кто-то, кто нравился, совсем недавно, и шрамы на запястьях — они из-за него, да. Этот кто-то был женат, у него даже были дети, и Вася ни на что не претендовал, он и не надеялся на взаимность, но человек стал замечать влюбленный взгляд, проявил интерес, зацепился, повелся на запретный плод однополой любви. Васю целовали в подворотнях, во дворе за мусорными баками, иногда — в темноте подъездов, когда были выбиты лампочки и никто из соседей не мог подглядеть, а однажды…       Однажды решили привести к себе домой, когда жена с детьми, как водится в канонах классического адюльтера, дружно укатили к теще на дачу. Напоили водкой на занюханной кухне, усадив на расшатанный табурет под пыльными занавесками, обгаженными мушиным пометом, в качестве закуски предложили соленые огурцы и лежалый шоколад с белым налетом и салистым, прогорклым вкусом, а потом затащили в койку.       И хотя всё это разило дешевой душевной блевотиной, влюбленный до беспамятства Вася был на седьмом небе от счастья — ровно до тех пор, пока ему не попытались всунуть.       Всунули всего на головку и вдруг остановились, принялись удивленно разглядывать, будто до тех пор не понимали, что такое собираются поиметь. И когда взгляд спустился по плоской грудине ко впалому животу, когда пробежался по внутренней стороне доверчиво распахнутых бедер, заросших ближе к промежности короткими темными волосками, и сошелся на гениталиях, на маленьких упругих яичках и тонком длинном пенисе, стоящем торчком от возбуждения — его вдруг резко бросили, вытащили всунутое, с матом поднялись с койки и велели убираться.       Вася трясущимися руками подбирал одежду, быстро ее натягивал на холодеющее тело, не попадал то рукой, то ногой, не поднимал стеклянного взгляда, где слезы стояли стеной, не смея пролиться, а ему вещали о том, как это грязно, мерзко, как это неправильно и какая это ошибка — но, благо, ошибка предотвращенная.       Так он и остался полудевственником: еще даже не будучи попробованный, а уже ненужный и выброшенный.       Игорь потрясенно смотрел на него и не верил, и верил одновременно — слишком уж оно было гадким, чтобы такое придумать, слишком уж скованным выглядел юноша, кутающийся под самое горло, отползающий подальше к спинке кровати и не находящий в себе сил поднять глаз.       — Послушай, — попытался заговорить с ним Игорь, тщательно подбирая каждое слово. — Нет у меня ни жены, ни детей. И не хотел никогда, не по той я части. Я такого, как ты, всегда мечтал найти. Если тебе сложно вот так сразу — так давай подождем, я же не урод, чтобы ломать и насильно в постель тащить…       — Нет! — вскинулся Вася, начиная дрожать еще сильнее, точно осины лист. — Нет… Ты тупой, что ли… Я и так… не очень верю, что могу быть нужен. А если сейчас не трахнешь, то не поверю уже никогда.       Пришлось его такого выуживать из-под одеяла, раскладывать, одеревенелого, будто натуральный саженец перед посадкой, целовать — без какого-либо толку, без отдачи и осознанной взаимности, и долго ласкать вставленными в задний проход пальцами, чтобы хоть частично расслабить зажатые хуже некуда мышцы.       Когда Игорь вошел в него до упора, задыхаясь от наслаждения и наваливаясь всем телом на тощее тельце, распластанное под ним, Вася вдруг запоздало очнулся, вдруг понял, что его уже трахают, что в нем — член по самые яйца, приносящий по первости лишь дискомфорт, уязвимость и боль, что член этот толкается, ритмично входит и выходит, не оставляя ни шанса избежать боли и взросления…       И только тогда он почему-то впервые расслабился, обвил Игоря руками, оплел ногами, обхватывая как можно крепче, сомкнул их у него на пояснице и закрыл глаза, с облегчением претерпевая боль, утыкаясь носом ему куда-то в ключицы и целиком отдаваясь соитию.