~ℓo√ﻉ~
Как ни странно, Васе в доме понравилось: он бодро шлепал босыми пятками по мусорному полу, прикрытому мятыми и скатанными пыльными половиками, совал свой нос то в печку — самую настоящую кирпичную печурку, ютящуюся в кухонном углу, о существовании которой он знал только из детских баек, — то в многочисленные кухонные ящички, криво-косо развешанные по стенам, то в дряхлые серванты и секретеры, расставленные в гостиной. Пол кренился, почву под курьей дачной избушкой по осени вело, снося потихоньку дождевыми потоками к реке, и казалось, будто ступаешь вовсе не по заземленной поверхности, а по палубе угодившего в шторм корабля. Закончив свой обход, Вася забрался с ногами на единственную кровать, стоящую в гостиной, заваленную стопками отсыревших покрывал, подушек и пледов, и укрытую поверху облезлой оленьей шкурой. Прыгать на ней, правда, поостерегся, хорошо запомнив, чем закончились его невинные прыжки в первый же день общажного быта. — Давай без света! — радостно попросил он, сверкая своими василисковыми глазищами в кромешной деревенской ночи́. — Тут так жутко, что аж дух захватывает! Как в сказке про бабу-ягу! — Вам что, читали сказки про бабу-ягу? — небезосновательно усомнился Игорь. — Мне казалось, ваше поколение всё больше троллями запугивают. Сетевыми, конечно же, а не горными. Вася хохотнул. Дернул тугой воротник с завязками и капюшоном — в дачном домике было хоть стыло и сыро, но вместе с тем как-то затхло и душно, — потеребил его, ухватился крест-накрест руками за низ толстовки и потащил ее кверху, задирая вместе с теплой кофтой тонкую белую майку, поддетую на всякий случай от осенних сквозняков, и оголяя тощий живот. От одного вида мелькнувшего обнаженного тела Игоря повело, сделалось нестерпимо жарко, и удушливая земляная сырость ухватила под горло, сводя его предвкушением. Он шагнул к нему навстречу, и Вася, отшвырнув снятую вещицу на гору подушек, приглашающе повел плечами, чуть запрокинул голову, заранее подставляя под поцелуи лебяжью шейку с острым, зазывно торчащим кадыком. Кровать под удвоенным весом угрожающе заскрипела ржавыми несмазанными пружинами, проваливаясь по центру на манер гамака, а Вася оказался вдавлен в эту сердцевину и завален со всех сторон громоздящимися тряпками. Кровать засасывала, как трясина, и Вася утопал в ней, чувствуя, что даже при всем желании не сможет уже никуда из нее деться, не сможет вывернуться, если только с него не слезут и не выпустят. Чужой вес ощущался неподъемным, пружины обладали удивительным свойством растягиваться, для сна кровать совершенно не годилась, для секса — тоже, но чем беспомощнее чувствовал себя в ней Вася, тем больше возбуждались оба участника этой возни. Игорь стаскивал с него майку, обласкивал исхудалое тельце, добирался до сосков, пощипывал их пальцами и выкручивал до сладостной боли. Вася под ним заходился частой дрожью, задыхался в своем плену, раздвигал шире ноги и уже в предвкушении вскидывал их, крепко обхватывая мужчину за поясницу, как вдруг… Вдруг с улицы раздался неясный, но при этом совершенно определенный звук скрипнувшей петли. Они моментально напряглись: Игорь подобрался и приподнялся на локтях, насколько это было возможно, а задавленный сверху и со всех боков Вася инстинктивно выпростал руки, хватаясь за свитер у него на груди. — Это же ветер? — с надеждой спросил он, но Игорь только поморщился, вскидывая ладонь и жестом требуя заткнуться и не мешать слушать шуршащую листвой тишину. Подтверждая самые худшие их ожидания, вслед за визгом калитки прозвучал и шорох шагов по траве. А за шорохом — голос: пока еще неуверенный, но с такими настырными нотками, что заранее делалось дурно. «Соседи?.. — донеслось оттуда тонкое, хрипловато-старческое, приглушенное стенами и подрагивающим оконным стеклом. — Ау, вы здесь?». — Блядь, что это?! — шепотом взвыл Вася: он был убежден, что они забрались чуть ли не в таёжные угодья, где не ступала нога человека. — Кто это?.. Разве тут еще кто-то есть? — Конечно, есть, — раздраженно поморщился Игорь. — А ты как думал? Это же дачный поселок. — Я думал, здесь никого больше нет… — признался Вася, снижая голос еще на несколько децибелов и делая шепот практически неразличимым. — Тут же деревья вокруг… — Разумеется, — кивком подтвердил мужчина, неподвижно застыв — явно в расчете, что так их, может быть, не услышат с улицы. — А за деревьями — забор и соседские участки. Шаги ожидаемо преодолели травяной затон, неловко подломились на крыльце — очевидно, угодив туфлей в гнилую прореху, — но неизвестная пожилая дама справилась, выдернула стопу, одолела еще пару тяжко вздыхающих ступеней и приникла к двери. А следом раздался частый стук — будто дятел молотил своим тонким клювом по фанере. — Чего она ломится?! — пискнул Вася, теряя последние крупицы возбуждения. — Что ей надо? — А я откуда знаю? — раздраженно отозвался Игорь. — Я здесь не бываю и понятия не имею, кто в округе живет! Тише ты! — велел он, зажав возмущающемуся мальчишке ладонью рот и навалившись сверху всем телом. — Помолчим, авось свалит. В конце концов, можно притвориться, что спать легли. Вася мысль уловил, покорно притих, приоткрыв губы и затаив дыхание в ожидании исхода. Стук между тем повторился: один раз, другой, третий, всё настойчивее и настойчивее — этот дятел давно должен был умереть от сотрясения мозга, но оказался на редкость живучей птахой. Через десяток требовательных стуков ненадолго наступила тишина, такая пронзительная и благословенная, что стало слышно, как царапают яблоневые ветки по шиферу крыши. Шаги покинули веранду, осторожно спускаясь по ступеням обратно в травяные заросли и аккуратно обходя трухлявый провал в доске. А потом, растаптывая грузными каблуками в прах все надежды осажденных отсидеться за крепостными стенами курьей избушки, свернули от крыльца налево и стали целенаправленно красться вдоль дома. «Соседи! — оно, это неведомое существо, явившееся из сумерек, походило всё ближе, подбиралось к окнам, замирало под ними и вслушивалось, надеясь засечь жилые шумы. — Сосе-е-еди-и!» Вася в ужасе округлил свои готические глазищи и попытался забиться поглубже в кроватный гамак, чтобы спрятаться там и тем самым избежать неизбежной встречи: по правую руку от кровати как раз находилось одно из окон, и его подоконник буквально нависал над ее изножьем. Уже хорошо предугадывая, что сейчас случится, Игорь обреченно уставился в это окно, а рукой машинально потянулся куда-то в сторону, нашаривая ближайший плед и сбивчиво его распутывая. Сперва в окне заиграли рябые блики, потом на залитый лунной синевой пол упала серая тень, и ровно в тот момент, когда из-за стены дома показалось чье-то лицо — высунулось, прильнуло к мутному стеклу, вжимаясь в него и заглядывая сквозь тонкую паутину пожелтевшего тюля, — он рывком дернул покрывало на себя, одним махом накрываясь им вместе с придавленным к матрасу Васей. — Ш-ш!.. — заговорщически шикнул, приложив палец то ли к своим губам, то ли к Васиным — так и не разобрал, слишком близко их губы находились друг к другу. — Не шевелись! Прямоугольник окна продолжал сцеживать на рассохшиеся половицы мерклую седую водицу, незримо плещущую под шкафами и у плинтусов, где-то в отдалении возмущалась растревоженная ночная птица, луну затягивало пасмурной пеленой, а страшный поздний гость бродил вдоль дома, заглядывал в окна, постукивал в стекло, царапал его длинными крепкими когтями… Наваждение спало, когда этот голос достиг крещендо и огласил округу надсадным воплем: «Соседи, да помогите же! Беда у нас приключилась!». Игорь заметно напрягся, но тут уже Вася злобно зашипел: — Что она врет? Какая, нахуй, беда? Не ползала бы она здесь, как шпион, если бы у нее реально что-то случилось! И ты сам сказал, что это не глушь, а дачный поселок! Что, нельзя в скорую или полицию позвонить?.. Престарелая дама в беде продолжала топтаться возле дома и ныть — не иначе как успела застать их приезд и точно знала, что те, кого она пытается выкурить, отсиживаются внутри; Игорь поморщился, матерно выругался, скинул покрывало и спустил ноги с постели на мусорный пол. — Я все равно так трахаться не могу, — раздраженно сказал он. — Пойду хоть узнаю, что там стряслось. — Ты что, откроешь ей дверь?! — взвился Вася, не успев ухватить его за край штанов и остановить. Подорвался следом, путаясь в пледах и чуть не сваливаясь с постели ничком. — Совсем с ума сошел? — А что не так? — не понял Игорь, застегивая ширинку и по дальней стенке вдоль сервантов обходя окно, где всё еще маячил размытый силуэт упорно шатающейся по участку соседки. — Спрошу, в чем там дело, и если реально нужна помощь, то помогу, не бросать же человека. Может, и впрямь страшное что… — Да не похоже! — буркнул Вася, торопливо натягивая толстовку на голое тело, и возмущенно зашипел: — Ты что, разве фильмы никогда не смотрел? Это же стандартный ужастик! Ночь в глухомани, заброшенный дом, они туда отдохнуть приезжают, и тут к ним ломится кто-то, прикидываясь добрячком. Они ему верят, отрывают — и всё, и пиздец! — Да кому мы нужны? — отмахнулся Игорь от Васиной паранойи. — У меня тачка не первого года выпуска, а халупа эта — и того страшнее. Не дури! — Сам ты дурак! — обиделся Вася. Игорь пошел к дверям — он за ним, только по пути на кухню заскочил, ящики все повыдергивал и старый заржавленный нож откопал. Так они и вышли встречать незваную гостью: Игорь — взлохмаченный, в кое-как застегнутых джинсах, а за его спиной Вася с ножом в руке. Дама щелчок отмыкаемого замка услышала, бегом вернулась к крыльцу, спотыкаясь и увязая туфлями в жирной прелой земле. Подоспела она аккурат в тот момент, когда непреклонные бирюки признали свое поражение и нехотя высунулись наружу. Это оказалась невысокая сухощавая старушка самого что ни на есть деревенского облика: в бахромчатом павлопосадском платочке с традиционным узором, где птичьи перья да пылающие цветы, поверх аккуратно уложенных седых волос, в какой-то тонкой телогрейке, в длинной коричневой юбке советского кроя, в плотных колготах телесного цвета и разношенных туфлях-лодочках, щедро забрызганных грязью. Грязевые брызги лодочками не ограничивались — поднимались выше, аж до самых голеней, нарушая собой весь опрятный образ. — Слава богу, вы меня услышали! — облегченно выдохнула она, молитвенно сложив ладони на груди. — Что у вас стряслось? — спросил ее Игорь, краем уха слушая злобное Васино сопение, фонящее и расползающееся по округе ядовитым свинцовым туманом. — Что там за беда? Старушенция обрадовалась, воспряла и оживилась. — Там дорогу размыло на въезде, — полностью подтверждая Васины догадки об относительности всех ее бед, сообщила она. — Ласточка наша намертво застряла колесами, не представляю, что делать! Как назло, ни встречки, ни попутки — никого. Ходила по домам, а ни души, даром что праздники! На весь поселок только у вас припаркованный «фольксваген» и стоит… — Ласточка?.. — проворчал из-за спины обиженный Вася-Василиск. — Ясно, — сказал Игорь, споро подхватывая кроссовки и обуваясь. — Сейчас вытащим.~ℓo√ﻉ~
Упомянутая «размытая дорога» на поверку оказалась канавой у обочины, куда несчастная «ласточка» зеленой жигулёвой масти, судя по раскорячке, эпично въехала с разгону, а потом зачем-то еще и сдала назад, увязнув задними колесами по самый бампер и поставив жирный крест на последнем шансе самостоятельно оттуда выкарабкаться. — И как же так угораздило-то?.. — недоуменно спросил Игорь, потирая лоб и мысленно пытаясь вообразить себе в красках эту картину, но картина наотрез не воображалась и казалась фантастичной. — Ждите, сейчас машину пригоню. Меньше всего ему хотелось в суровых дачных условиях лезть ногами в эту грязевую лужу, но «жигули» влипли в нее днищем на манер присоски и только отчаянно буксовали даже на тросе, злорадно причмокивая — точь-в-точь как их владелица, с азартом наблюдающая со стороны за ходом спасательной операции и активно подбадривающая маленький спасательный отряд. В конце концов, когда колеса «жигулей» начали выписывать в воздухе какие-то невообразимые вензеля, а их корпус сделался похожим на черепаху, посаженную панцирем на суперклей «Момент», стало очевидно, что машина не просто увязла в придорожной канаве, но еще и за что-то в ней зацепилась. Тогда, проклиная ситуацию и матерясь сквозь зубы, Игорь все-таки в канаву полез — только ступил, как сразу ушел в грязюку по колено, а мерзкая, скользкая и по-осеннему холодная жижа хлынула ему в кроссовки, насквозь их пропитывая, всасывая подошвы в глину и с трудом выпуская из своих цепких болотных лап. Сунувшись под днище «жигулей», он обнаружил там моток стальной проволоки с куском арматуры на конце. Один его хвост уходил в землю и терялся там Полозом-змеем, а другой — как раз тот самый, где болталась непонятная железяка, — зацепился за бампер у изогнутой кишки глушителя и только чудом не выдрал как одну, так и другую деталь, пока они пытались вызволить автомобиль одной лишь грубой безмозглой силой. Понимая, что грязевая ванна в любом случае была неминуема, обозленный Игорь треклятую железку выпутал, уже без помощи тягача, руками кое-как вытолкал «жигули» из канавы и, отправив осчастливленную бабульку с богом восвояси, выбрался сам. Оглядел себя от груди и до самых ног — сколько хватало взгляда, всё было в ровной палевой грязи, книзу заметно густеющей и сливающейся в один сплошной непроницаемо-антрацитовый слой. — А вот нечего было ей открывать, — безжалостно подвел итог Вася, нервно тиская свой ножичек, который так и не решился оставить дома, не питая доверия даже к одуванчикам-старушкам. — Садись за руль, — проигнорировав мораль и поразмыслив немного, велел ему Игорь. — Я?.. — мигом перепугался Вася. — Я же не умею водить. И прав у меня нет… — Какие, нахуй, права… — отмахнулся Игорь, задумчиво глядя вслед неровно вихляющим «жигулям», теряющимся из виду за поворотом. — Думаешь, здесь кто-нибудь тебя остановит, чтобы их спросить? По здешнему бездорожью все катаются в доску бухие, без прав, а иногда — даже и без автомобиля… — Но я… Может, все-таки лучше ты?.. — с мольбой попытался откреститься от вверенной ему задачи мальчишка — глухой ночью, посреди проселочной дороги, с ножом и белыми черточками запястных шрамов он более всего походил на беглого пациента какой-нибудь «душевной» клиники, запрятанной от людских глаз далеко в лесах, и странное, стойкое ощущение осеннего дежавю никак не уходило: теребило бахромчатую тесьму души и дергало за тревожные шнурки для вызова демонической прислуги. — Посмотри на меня! — развел руками Игорь, красноречиво демонстрируя истекающие затхлой водицей джинсы и забрызганный фонтанами подколесной грязи свитер. — Я, блядь, болотный монстр! И если я туда залезу, то тачка станет филиалом моего болота. — Вот грохну я твою тачку — пожалеешь, — ворчливо отозвался Вася, понемногу сдающийся под чужим подавляющим напором. — Поймешь потом, что дешевле было бы в мойку отогнать. — Забирайся ты, — не слушая и только упрямо подталкивая локтем в плечо, чтобы не обляпать вездесущей грязью, подбодрил его Игорь. — Не грохнешь, негде ее здесь грохнуть при всем твоем старании — разве что скатишься в канаву и тоже там застрянешь… Дорога пустая, поедешь медленно. Я объясню, что делать нужно. В завершении недолгого спора Вася был силком усажен на водительское сиденье, выслушал короткий инструктаж на предмет того, что трогать можно, а что — нельзя, куда и в какой очередности давить ногами и, самое главное, где находится педаль тормоза. Он долго мучился со сцеплением: отжимал его слишком резко, и машина моментально глохла, но в конце концов разобрался, справился — удивляя Игоря чудесами обучаемости, спокойно доехал до их избушки-домика и даже умудрился закатить машину на прежнее место, под кроны яблонь по следам примятой травы. — В жопу этих соседей, — стащив с себя запачканную одежду, бросив ее неопрятной грудой на веранде и переоблачившись в запасные джинсы и вытянутую домашнюю футболку, заключил Игорь. Покопался на подвесных полках над входной дверью, нашел там молоток с гвоздями, вернулся к калитке, качающейся, точно пендельтюр в салуне Дикого Запада, и накрепко приколотил ее к столбику — чтобы до утра никто уж точно не сумел нарушить их дачное уединение.