Неоднозначные выводы

— Это вы — Винсент Вальтиери? — Да, это я, мой новый тёмный брат, — отозвался палач, пожалуй, менее благожелательно, чем обычно. — И, прошу заметить, ты бы мог с лёгкостью постучаться. — Дверь была открыта достаточно широко, чтобы вы заметили моё приближение, мой новый тёмный наставник. Несколько мгновений Винсент оценивающе меряет очередную фигуру в доспехах скрытности, не слишком почтительно замершую на пороге. И приходит к довольно неоднозначным за долгое время выводам. Сколько же рвётся сюда юнцов, под манящее крыло милостивого Ситиса. Сколько молодых, горячих и ужасно глупых парней и девушек беспечно отдали свои жизни, так и не прославив Чёрную Руку громкими успехами. Им всё кажется игрой, лёгкой проторенной дорожкой к власти, но, увы, тут нужно вкалывать не хуже крестьянина на полях, чтобы добиться хотя бы минимального признания. Клинки здесь не деревянные, убийства с настоящей смертью и стража в случае чего будет стрелять на поражение без угрызений совести. Но человек перед его проницательным взором отлично это знает. Трудно не считать метки внушительного опыта по смуглому эротичному лицу отъявленного негодяя. Сразу ясно: он твёрдо знает правила, держит веер козырей в самом начале партии и испытывает определённые трудности с выбором покровителя из-за неукротимого сучьего характера. — Полагаю, ты явился за контрактом? — интересуется Вальтиери исключительно ради формальности. — Очива разъяснила тебе порядок вещей в нашей семье? — Да. Я готов немедленно приняться за дело. И вампир, отбросив привычный заезженный скептицизм, верит: в отличие от неоперившихся желторотых птенцов этот ворон действительно готов вылететь из гнезда на продуктивную охоту. Когда живёшь не первую сотню лет, учишься сразу определять истинную стоимость каждого убийцы. В конце концов, этого требует долг и репутация самого опытного члена Тёмного Братства. Этого требует самоуважение, и оно не потерпит столь досадного промаха. Поэтому палач и не беспокоится, а рубит с плеча, скидывая на лишающего жизни самое нудное и сложное задание. Новичок слушает внимательно и совсем не задаёт вопросов. Затем разворачивается и уходит, не попрощавшись. Ну, надо же. Что за самоуверенное пренебрежение. А если ему швырнуть кинжал в спину, он среагирует? — Как тебя зовут? — кидает Вальтиери вслед каменным стенам, повышая голос. Ответ доносится далеко из-за угла, и не факт, что честно. Приходится уточнять у хозяйки убежища, чего он не делал уже очень давно. Очива удивлённо жмёт плечами и выдаёт не так уж много информации, но для начала достаточно. Достаточно, чтобы из чистого любопытства начать ждать возвращения Люсьена Лашанса с его (не) первой миссии. Сколько он себя помнил, Винсент старался спать как можно реже. Не потому что работы постоянно оказывалось много; наяву было куда спокойнее, нежели в стране уплывающих зыбких звёзд. По весьма очевидной причине Вермина обожала старого исследователя Морровинда и ни одной ночи не оставляла его без своей ласковой руки кошмаров. Вот и сегодня, стоило вампиру после недели бодрствования на мгновение прикрыть глаза, как его волоком затянуло в новый цирк жуткого сюрреализма. Ему снилась ровная поляна, густо заросшая неподвижной колкой травой. Высохшие деревья с нанизанными на ветках сердцами, клубок склизких червей размером со змею. Подозрительно знакомый дядька в двуцветном камзоле ловко жонглировал толстыми бородавчатыми жабами и хохотал задом наперёд. Заметив приблизившегося гостя, он принялся швырять в него этих самых жаб, которые на лету превращались в шматки горькой грязи. Прилипнув к телу, они разбухали, становились вязкими и грозили вот-вот обездвижить. Винсент побежал куда-то в вымышленную чащу, судорожно отряхиваясь и слыша за собой хищное фырканье погони. Как назло, он вдруг провалился в подлую кроличью нору, запнулся, начал падать... И с недоумением понял: он упал наяву, оттого что его варварски стянули за ногу с монолитного ложа. — Да что происходит?! — сипло и непонимающе заорал вампир. По правде говоря, от такой чудовищной наглости ему следовало бы потерять дар речи, но время на диво хорошо отучает удивляться. Отбитый жёстким краем затылок беспокоил его куда больше чем сам факт такого с ним обращения. — Вы с ума сошли? — искренне возмутился знакомый голос; вымотанный, осунувшийся, но бодрый Люсьен умудрялся походить на озабоченную маменьку, заставшую отпрыска за разрисовыванием амбарных стен. — Нельзя спать на ледяной глыбине! Совсем себя не жалеете! Сначала Вальтиери показалось, что он ослышался. Но очень быстро сонная истома выветрилась из мозга, а до смешного строгая фигура всё продолжала над ним возвышаться. Ни "здравствуйте", ни " извините", ни предложить руку, чтобы подняться, зато рядом валяется перевязанный холщёвый мешок, от которого изрядно пованивало разложением. Нет, вы только подумайте. Каков беспардонный нахал. Либо он поразительно смелый — либо отбитый наглухо. На второе вроде бы не похоже, если немного подумать... — Радость моя, — с трепетным восторгом умилился Винсент. — Тебе когда-нибудь говорили, что вампиры не страдают человеческими недугами? И что не следует столь дерзко беспокоить Палача, когда он отдыхает? — Я принёс доказательство, — Лашанс развязал мешок и за волосы вытащил отрезанную голову заказанной жертвы, чем вызвал у своего наставника новый виток какого-то беспомощного изумления. — Во имя Ситиса, за какие грехи?! Сначала будит меня, роняет на пол, а теперь машет перед носом какой-то мерзостью! Унеси это немедленно! Закопай где-нибудь, я не знаю! — Я всего лишь хотел сообщить, что выполнил контракт, — нет, новичок и не подумал оправдываться и продолжал упорно гнуть свою линию. — И чтобы на мой счёт не возникло никаких сомнений в неискренности. Перелягте в нормальную кровать, пожалуйста. — Угомонись, — предупредил вампир, начав терять терпение вместе с настроением общаться. — Довольно шуток, ты забываешься, мой брат. Я рад твоим успехам, но награду и следующее задание ты получишь только завтра. Ступай. Люсьен молча вышел, прихватив с собой мёртвое подношение. Через пять минут он вернулся с подушкой и двумя одеялами. Одним накрыл полированный мрамор ложа. Другое всучил едва ли не взвывшему от подобного раскладка Винсенту. Мда. А ведь остальные братья и сёстры так остерегались лезть в быт и нравы их любимого учителя, боясь лишиться его расположения. Они-то знали: нежить может спать где угодно без вреда для отменного здоровья, не заботясь о комфорте. Неужели этот хам по-настоящему думает иначе? Или у него свои странные способы добиваться благосклонности? Нет. Люсьен Лашанс — кто угодно ещё, но только не заискивающий льстец. Он просто всегда стоит на своём, не обращая внимания на последствия. Как бы то ни было, досыпать на мягком оказалось очень приятно. И впервые за несколько лет — без отвратительных сновидений. Слуг в убежище Чейдинхола отродясь не водилось, так что домашние обязанности распределялись поровну. Контракты, конечно, по расписанию, но превращать общий дом в помойку совершенно не пристало их высокому статусу. И дело крылось не только в соблюдении порядка и наведении должной чистоты. Выбивая ковры на заднем дворе, готовя сытный ужин, моя посуду в чане с горячей водой, убирая мох и плесень с грубых булыжников, ассасины подсознательно зазубривали один из самых важных уроков братства. Привычка подчиняться вышестоящим родичам вырабатывается не за один день; сначала ты бегаешь по маленьким безобидным поручениям, затем, не успев опомниться, машинально режешь глотку тому, на кого укажет карающая десница аудитора. Разумеется, кто-то втягивается в учение сразу. А кому-то оно чертовски необходимо. — Это и есть моё... следующее задание? Винсент приложил титаническое усилие и не улыбнулся, с наслаждением глядя на растерянное лицо Лашанса, мнущего в пальцах рваный клочок пергамента. Он съел собаку, кошку и прочих четвероногих на усмирении торопливых выскочек, но в этот раз процесс оказался несоизмеримо приятнее. — "Десять фунтов оленины, картофель, сыр, лук, мешок муки, хлеб, яйца, масло, яблоки"? — Всё верно. — Что за бред? — Бред — это если ты считал, что еда на столе возникает сама собой. Можешь взять кого-нибудь из братьев с собой на рынок, если не уверен, что дотащишь. Полы чужого плаща яростно взметнулись; имперец, красный как рубин, вылетел на улицу, оглушительно хлопнув несколькими дверьми на своём пути. Только теперь Вальтиери позволил себе от души расхохотаться, к удивлению всех присутствующих. Естественно, после долгого и трудного контракта ждёшь либо повышения, либо следующих опасных приключений. Успешно испробовав свою залихватскую удаль на радость заказчику, перестаёшь воспринимать себя как обычного человека, которого могут послать за продуктами словно дворового мальчишку. Да, Винсент умел издеваться. Незлобно, но с ощутимым осадком. Будет знать, как хватать палача Чёрной Руки за ноги и тащить, куда ни попадя. Люсьен возвращается через полчаса, нагруженный под завязку разными свёртками и плетёной корзиной. Он еле заметно пыхтит, сгружает всё на низенький столик у входа и мечет глазами молнии праведного гнева. — Что-нибудь ещё? — язвительно интересуется ассасин. — Почистить обувь? Выстирать рубашку? Заплести косичку? — Не откажусь, — беззаботно кивает вампир и разглаживает пальцами роскошную шевелюру; волосы у него действительно красивые, густые и вьющиеся. — Только не косичку, а хвост, пожалуйста. Вот гребень. Ну, всё, сейчас кто-то буквально лопнет от бешенства, вот досада. А ведь такое прелестное в своей непосредственности дитя с богатыми перспективами на будущее… К счастью, Лашанс удивляет его по-настоящему. Черепаховай гребень сметают с протянутой ладони и, подобно волку на охоте, заходят за спину; уже спустя мгновение Винсент жмурится от удовольствия и чувствует деликатные порхающие касания. — Я купил столько всего вкусного, — тихонько и вкрадчиво говорит имперец, пока собирает пряди воедино. — Как жаль, что вы даже не сумеете попробовать. — Уверен, твоя кровь — лучше всех изысканных деликатесов, — легко парирует бретон, который давным-давно не реагировал на всякого рода кусачие шпильки относительно своей природы. — Догматы не запрещают, мой тёмный родич в Ситисе, а то, что не смог выжить с тремя пинтами в организме — сам виноват. — Лучше уж сдохнуть так, чем становиться нежитью. — Вот здесь ты абсолютно прав, даже спорить не буду. — И каково же это? — очень серьёзно спрашивает Люсьен, оставив бесплодные попытки вывести наставника из себя. Вальтери отвечает сразу же, не думая над репликой. И так была целая куча времени пораскинуть мозгами. — Очень странно. Словно твою душу вырвали с корнем и переселили в новое тело. Оно полностью функционально, надёжно, вечно — но абсолютно чужое, с другими потребностями и другими свойствами. К такому не привыкаешь и за тысячи лет, что уж говорить о нескольких жалких сотнях. Посему мне импонирует твой здравый подход: многие глупцы умоляли меня впиться им в глотки и сделать их жалкой пародией на нормального человека. — Будьте спокойны, умолять — не в моих привычках, — хмыкает Лашанс и туго затягивает чёрную шёлковую ленту. — У вас есть ещё ко мне поручения? — Нет, можешь отдыхать и готовиться к следующему контракту. Надеюсь, ты умеешь варить смертельные яды, убивающие с одного глотка. Всю следующую декаду палач занят крайне плотным графиком. Вызов на ковёр перед Советом и фраза «что-то ты давно засиделся на пятой точке» имеют свойство заканчиваться завалом по работе. Хорошо ещё, что не отослали куда-нибудь в разгульный Скайрим или на любимую родину в Хай Рок. Кажется, длиннющий список жертв составлялся уведомителями с необыкновенной изобретательностью; вампир только и успевал вычёркивать имена, гоняя коней взад-вперёд по пыльным дорогам Сиродила. Некоторым перед смертью повезло отведать его клыков, дабы верный слуга олицетворения хаоса и уничтожения мог действовать и днём без опасений сгореть на испепеляющем солнце. Под нож, как овцы на скотобойне, шли маги, имперская стража и один настырный вор, за которым Винсент пытался угнаться вот уже пятые сутки. Не иначе как Чёрная Рука озаботилась запугиванием конкурентов; другого объяснения такому количеству совпадений не находилось. В рекордные сроки бретон объездил половину провинции, разнюхивал следы в десятках трактирах, истратил кошелёк на подкуп и арсенал пыток для несговорчивых — и, наконец, обнаружил проклятого норда у Шеогората на куличиках. Явился теневик в занюханный дырявый сарай в анвильском порту по весьма банальной причине, за весьма тривиальным интересом — после ряда впечатляющих ограблений у него, видите ли, жутко зачесалось причинное место. Не первой свежести дама для известных занятий, которая отнюдь не удивлялась выбранному для свиданий месту, лежала на тюфяке и едва ли не плевалась в потолок от скуки, пока между её ног резвилась очередная жертва. Вальтиери был тоже готов солидарно плеваться, но от усталости и раздражения. Неподвижно сидя на бочке в углу и отчаянно зевая, он думал, как обстряпать данную ситуацию поприличнее. Половину работы жрица любви сделает за него: подмешает в прогорклое вино снотворное (если уже этого не сделала), заберёт львиную долю добычи и исчезнет. Долго заклинание невидимости не продержится, а подставить наглую леди под мечи стражников всё-таки хотелось. Наконец, уставшая голова сообразила очевидный выход и уже дала сигнал ногам прийти в движение, как вдруг из пустоты вампира целенаправленно нащупали чьи-то руки и чей-то нос засопел в ухо. Рука с кинжалом остановилась в последний момент, едва ли не пырнув с размаху неожиданного гостя в живот. До сего момента палач, у которого ёкнуло сердце, не вспоминал настолько грязных ругательств. — Драконье мясо и девятеро ублюдков, что ты здесь делаешь?! — Мне стало скучно, — прошептал Люсьен, почти не размыкая губ. — И я решил найти вас. — Ты рассчитывал, что я буду тебя развлекать?! Не видишь, я работаю! — Этого идиота можно было прикончить уже миллион раз. Или вы наслаждаетесь зрелищем? — Пошёл вон, — уже в бешенстве выдавил ассасин, чувствуя, как зажигаются алым глаза и режутся зубы. — Немедленно. Или я приму меры. — Сразу после того, как разберусь с вором. — Это не твой контракт, ясно? — Скажете, что убили его сами, — безразлично отмахивается Лашанс, и у Винсента с последних гвоздей срывает перегруженную крышу. Они свирепо дерутся под тонкий женский визг, заодно прихватывая в бой пьяного полусонного теневика. Тот умирает катастрофически быстро — и уже неважно, от кого именно. Беспокоящейся из-за долгого отсутствия двух агентов Очиве приходит весточка: так и так, не переживайте, мы живы-здоровы, задерживаемся в Анвиле по делам, все цели устранены, Совету — большой привет и всех земных благ. Аргонианка нутром чует подвох, но копать дальше интуитивных подозрений не собирается. В отличие от некоторых, она умеет слушаться даже на расстоянии. Если Винс сказал, что всё в норме — значит, всё в норме. По-другому у великого палача и быть не может. На остаток золотых он успел купить необходимые ингредиенты. Местным алхимикам Вальтиери не доверял: ходили упорные слухи, что они разбавляют товар, делая его практически бесполезным. А вот листья алоэ и мухоморы выглядели очень свежими, только что собранными с лона матушки-природы. Конечно, можно пойти и нарвать самостоятельно, но тратить драгоценное время абсолютно ни к чему. Ступка с пестиком есть — и ладно. Бывало и куда хуже. Оказывается, в забытье он распорол Лашансу руку. От плеча до локтя — фатальная рана, вспухшие края рваной плоти, заливающие кровью пол, стены, дверь, всё подряд. Клыки тут явно не причём, и это радует, учитывая всё сказанное Люсьеном по поводу порфированой гемофилии. Сам имперец тоже не скупился на холодные удары, но регенерация взяла своё сразу же, как только ассасин грохнулся в беспамятстве, не выдержав колоссальной слабости и потери жизни. Неизвестно, как они смогли выбраться из города. Мифриловая выдержка и каменная стойкость не покинула вампира даже перед главными воротами, когда он командным тоном гаркнул на стражников, испуганно распахнувших массивные створы. Весть о потасовке в портовом районе и убийстве разлетелась по окрестностям со скоростью полёта стрелы; всюду шныряли представители закона, вынюхивая злостных нарушителей. Направив лошадь в ближайшую чащу, палач быстро отыскал одну из тайных пещер, куда люди давно отвыкли соваться, благо таких подземных царств находилось в провинции величайшее множество. До самого рассвета Винсент возился с ним как с единственным королевским наследником. Белый словно чайка Лашанс дышал прерывисто и слабо, грозя вот-вот отправиться под сень к богам, несмотря на вязь лечебных заклинаний и влитое в горло зелье. От кошмарного, зияющего костью увечья остался извилистый шрам, но снова наполнить вены потерянной жидкостью не так-то просто. То и дело смотритель прижимался ухом к чужой груди, считал удары сердца в минуту, готовясь в любой момент бить по щекам и давить на упрямую мыщцу. Он железно знал — этот бес выкарабкается. Однако окончательное спокойствие пришло, когда ассасин открыл глаза и шелестящим голосом поинтересовался: — А вампиры трахаются? — Ну… так, — дёрнул плечом оный, не удивившись. — Не хочу говорить за всех, но… наверное, периодически. Выпей. — Я всё думал, может, вы поэтому такой злющий, — продолжил Люсьен, одним махом выхлебав глиняный кувшин воды. — У меня есть причины посерьёзнее, чтобы злиться. Зачем ты меня бесишь? Хочешь узнать границы моего терпения? — Это плаксивая лирика, если честно… — И всё-таки? — У вас всегда такое лицо… знаете, трагичное. Я видел детей с выпирающими от голода костями, опустившихся в долги чахоточных женщин, угольных шахтеров, приросших к кайлам, но на вашем фоне их проблемы кажутся мелкими и надуманными. Возможно, так и есть, я не знаю наверняка, что с вами произошло за пару-тройку веков. А когда вы злитесь или радуетесь, у меня вроде как отлегает: планета крутится, небо на месте, трава растёт и всё течёт как надо, в правильном русле. — Поэтично. Но мы же знакомы совсем недавно. Что тебе до моего лица и настроения? — Вообще-то вы — мой куратор. От вас зависит моя карьера. Разумеется, мне есть дело. И потом, вы когда-нибудь чувствовали внутреннюю необъяснимую симпатию к людям? Особенно когда они, скованные догматами или нет, спасают вам жизнь? — Засчитаю это за «спасибо», — краешками губ улыбается польщённый Винсент. — Давай заключим сделку: ты не рассказываешь никому об этом инциденте — я повышаю тебя до ликвидатора. Идёт? — Идёт. Они жмут руки дольше положенного, но их обоих это вовсе не смущает. Немногим позже новоиспечённый ликвидатор без всякой цели шлялся в окрестностях Чейдинхола — и решил, что идеи лучше, чем залезть внутрь расщеплённого молнией дерева, этот бренный мир ещё не видывал. Обычно в подобные тайники складировали всякое интересное. Золотые побрякушки, скуму, труды по некромантии или самые заурядные трупы, но вместо материальных даров под ногами обнаружился целый круглый люк с изрядно проржавевшими петлями. Честно поковырявшись в замке отмычками и заклинанием, он благополучно ухнул вниз по обветшалой верёвочной лестнице, готовый встретить яростное сопротивление местных обитателей. Пятно наколдованного света озарило пустую затхлую комнату с остатками мебели и опущенную решётку, за которой во тьме что-то угрожающе бряцало, рычало и мычало. Тщательный осмотр показал, что предполагаемые хозяева вряд ли планировали сюда когда-либо возвращаться; видимо, они не догадались заклинить рычаг, при случайном нажатии впускающий неведомых опасных тварей. Повсюду валялись кости разных форм и размеров, катались гигантские клубы пыли и паутины, с потолка змеями свисали толстые корни, отбрасывая замысловатые тени, а холод медленно пробирался под складки мантии. «Здесь и поселюсь», — оптимистично решил имперец, уже прикидывая, как бы протащить сюда всё необходимое для сего странного намерения. Грязь легко убрать, вход легко замаскировать подробной иллюзией и раздобыть кучу тёплых вещей, включая зимний плед, тоже не составляет труда. Гораздо позднее эти подземелья, носившие имя форта Фаррагута, сослужат ему в горький час хорошую службу. А пока что лучше оставаться на виду, в главном убежище Чёрной Руки, не обнажая экстренного пути отхода от неприятностей. — Люсьен, отойдём-ка в сторону — поворкуем. Впервые в жизни Вальтиери зовёт его по имени, да ещё столь благостным тоном. Быстро отделившись от группы тёмных братьев, с удовольствием вспоминавших свои удачные контракты, он удалился с начальником за угол, под канделябр с факелом. — Завтра мне нужно дать полное объяснение Совету по поводу… сам знаешь, чего, — доверительно поведал вампир, небрежно облокотившись на крышку бочки. — И в моё отсутствие я бы хотел напрячь тебя одним поручением. — Новый заказ от Матери Ночи? — Отнюдь. Это в какой-то степени личное, но награду ты получишь сполна. — Я весь внимание. — Одна данмерка по имени Ралса Норвало ходит по улицам Имперского города и зазывает честных господ вступить в некий орден «Добродетельной крови». И всё бы хорошо, но это заносчивое сборище выслеживает и истребляет мне подобных. Сам граф Скингарда намекнул мне за рюмкой вина, что перестаёт чувствовать себя в безопасности… — Ни слова больше, — стремительно взмахивает ладонью ассасин. — Я найду и кончу их всех. — Не торопись. Притащи мне их главаря живьём: очень уж любопытно на него взглянуть. — Сделаю. Он и пикнуть не успеет. — Ого, — поднял изящные брови Винсент. — А где же надменный взгляд, драматичный разворот и мужественное шествование спиной? Признаю, тогда смотрелось весьма театрально. — Помнится, в тот раз вы хотели метнуть в меня нож. Я затылком чувствовал. Не хочу опять доводить до точки кипения, знаете ли. — Умно. Я счастлив, что мы нашли общий язык. — После такого славного мордобоя — ещё бы не найти… Они заговорщически улыбаются, а затем дружно смеются как от ловко ввёрнутого анекдота. За проделанную с пылом и мастерством работу Люсьен получает фамильное кольцо рода Вальтири — и носит под перчаткой, не снимая. Уже в почётном ранге на знающего милосердия душителя — что выше палача, вот странность! — Лашанс пинком открывает ставший родным закуток кельи и жёстко распихивает столпотворение братьев и сестёр. Постаревшая Очива виновато прячет взгляд, но имперцу некогда бросаться грубыми обвинениями направо и налево. Винсент ещё не в силах контролировать наплыв хронических судорог и перестать гротескно изгибаться на мемориальном ложе, но вот исходить пеной и через слог диктовать последние распоряжения он уже перестал. Даже в столь безрадостной ситуации выручила очистка желудка и старый-добрый настой мандрагоры. Гораздо сильнее чем боль его снедала жуткая цинична обида: в самый разгар банкета он вынужден загибаться в постели, пока события вовсю набирают обороты. Бесследно ускользают решающие секунды — а он не может подняться и броситься в эпицентр урагана… Перекрывая свет огня, над ним склонилось вырезанное из руды безумия лицо. Желваки ходуном, челюсть выпирает, зрачки горят жаждой мщения. О, нет. Ситис, только не это. — Кто? — Езжай обратно! — страшно хрипит Винсент, местами срываясь на безголосье. — Быстрее, идиот! Ты им нужен! — Кто?! — не сдерживаясь, орёт Лашанс и жёстко трясёт бывшего наставника за плечи. Голова кружится будто на ярмарочной карусели, его снова тошнит, прямо к горлу подкатывает мерзкий сгусток, однако он черпает силы внятно объяснить происходящее: — Беламон… предатель… отравил себя какой-то чесночной дрянью… слишком вкусно пахло, не сдержался и укусил… он перебьёт весь Совет и отчалит на «Марии-Елене»… — Ему не справиться в одиночку против троих! — Ошибаешься. Он достаточно проворен для такого трюка… — Вы двое, сейчас же отправляетесь в Имперский порт и не даёте кораблю сняться с якоря, — по-военному отдаёт приказы Люсьен, и нваха с два его теперь посмеют ослушаться. — Херна, Агнесс, Идрил, мчитесь в остальные порты и любой ценой перехватите сукиного сына, если он изменит планы. Очива, ты едешь в Бравил, находишь Совет — или то, что от него останется — и просишь помощи Нечестивой Матроны. Я остаюсь с Винсом на тот случай, если он явится сюда завершить начатое. Выполнять! Толпа бросается прочь из убежища; резкие окрики, лязг мечей, протяжное ржание и цокот копыт постепенно утихают, освобождая место для терпеливого ожидания. Сам душитель, захлёбываясь торопливым шёпотом, вешает на пальцы целые каскады разрушающих и оборонных заклинаний, проверяет снаряжение, пересчитывает стрелы в колчане. Он обходит все коридоры и комнаты, ставит невидимые сигнальные звоночки, даёт блуждающему скелету зачарованный клинок. Только после всех мер предосторожности он возвращается к палачу и занимает свой пост, готовый отдать жизнь за правое (по меркам Тёмного Братства) дело. — Мне послышалось, или ты назвал меня Винсом? — бретона могилой не исправить; отхаркиваясь ядом на смертном одре, он всё равно не упустит случая подколоть ворона, взлетевшего столь высоко из родного гнезда. А тот и рад оскалиться: значит, всё хорошо, и форс-мажорный кризис скоро минует. Планета крутится, небо на месте, трава растёт. Не о чем волноваться, если Вальтиери справился с лихорадочной дрожью, сел и уже хватается за рукоять верного меча. — Уши прочисти, глухая тетеря. — Ох, всыпать бы тебе… — Не выйдет. Побереги настрой для Беламона. — Ты уверен, что он явится именно сюда перед отъездом? — Не до конца. Рывшись в макулатуре ордена «Добродетельной крови», я обнаружил много прелюбопытнейших сведений относительно нашего общего друга. До его светлости графа Скингарда он вряд ли дотянется; другое дело — ты, подранок, упавшая в кусты лань, надкушенное яблоко, вынутое изо рта… — Чудесные сравнения, мой дорогой брат. Тогда зачем было рассылать всех людей по городам? — Я же сказал — не до конца, — развёл руками Лашанс. — Предпочитаю иметь страховку на случай грубой ошибки. — А если прямо тут распахнутся врата Обливиона? А если завалится стража, которая денно и нощно роет носом землю? Мы с тобой против всего мира не выстоим. — Ещё как выстоим, да поможет нам Отец Ужаса. В отличие от некоторых, я не сую что попало в рот. Разве что алкоголь в непристойных количествах. Это ничего? — Иди сюда, — сломался Вальтиери, чувствуя, будто ледяная корка на всём его существе оглушительно треснула, и он снова живёт по-настоящему. — Я тебя обниму. — Давно пора… — удовлетворённо пробухтел Люсьен уже в широкое плечо, обтянутое рубашкой. Ему пришлось встать на колени для пущего удобства, но это, сказать прямо, теперь абсолютно неважная мелочь.