По следам Воробья

Он проснулся от холода. Еще не открыв глаза, мужчина порыскал в темноте в поисках одеяла или чего-нибудь другого, чтобы прикрыться от ветра, поддувающего откуда-то из дальней части комнаты. Задеревеневшая рука подчинилась неохотно и в итоге нащупала лишь пустоту. Он попытался вытянуть из-под себя простыню, чтобы ею укрыться, но та оказалась глубоко вправлена под матрас. Делать нечего — надо вставать. Усилием воли мужчина заставил себя открыть глаза. Взгляд упёрся в деревянный потолок. На периферии зрения в ней зияла дыра, обрамленная уродливыми остатками гнилых досок, и если бы кровать находилась прямо под ней, он наверняка смог бы разглядеть чердак. Или второй этаж? Брови нахмурились, но сознание, помутненное со сна, рассеянно пожало плечами. Мужчина поднялся на локтях, резко попытался встать, но тут у него закружилась голова. Вместо того, чтобы лечь обратно, он лишь удвоил усилия, потерял равновесие… И предсказуемо оказался на полу. Боли от падения совсем не было, но тут оказалось еще холоднее, чем наверху. Мужчина встал довольно быстро, и, придерживаясь левой рукой об стену, поискал глазами шкаф. За исключением кровати — которая, словом, больше напоминала больничную койку — комната оказалась абсолютна пуста. Деревянные панели стен с облупившейся белой краской, полусгнивший деревянный потолок, деревянная же дверь. Единственное окно было разбито, причём совсем недавно — на полу опасно блестели осколки. Именно из него с улицы проникал холодный воздух, нарушивший его покой. Мужчина оглядел себя: типичная больничная пижама, но с длинными рукавами, на ногах — толстые шерстяные носки, даже руки оказались закрыты перчатками. Сложно представить себе более странного вида: мелькнула мысль, что такое пробуждение больше подошло бы фильму ужасов, чем реальной жизни. Рассеянный взгляд мужчины выцепил край ткани под кроватью, оказавшейся клетчатым пледом. Он поднял его с пола и обернул вокруг себя — не сразу, но стало немного теплее. — Кх… как я здесь оказался? Охрипший голос был слышен едва-едва, и тем не менее, он прозвучал чуждо и странно, словно это был не его голос вовсе. Волна колыханий прошлась по мутному озеру памяти, вызывая пульсирующую боль в голове, но ничего не всплыло наружу. Неприятный холодок подозрения пробежал вниз по спине. — Кто я? В ответ на этот вопрос колыхания стали сильнее, но, как мужчина и опасался, он снова ничего не вспомнил. Боль в голове усилилась, а вместе с ней стала возвращаться и чувствительность остального тела: затекшие конечности ныли, желудок дал о себе знать долгим голодным бурчанием. А еще, больше всего на свете хотелось пить. Он прошёл к двери, сделав для себя не слишком приятное открытие — хромоту. Его левая нога плохо сгибалась в колене, и как следствие, отставала от правой. Боли при этом не было. Старая рана, неправильно зажившая кость — с этим можно будет разобраться позже. Наконец доковыляв до двери, он открыл ее — громкий скрип пронесся по коридору. — Есть здесь кто-нибудь? — крикнул он. Ответом ему была тишина. Узкий коридор вел к лестнице на первый этаж, но вдоль него темнели еще две двери. Первая оказалась заперта, вторая же вела в небольшую ванную. Жажда нахлынула с новой силой. Он открыл кран. Откуда-то раздался тихий металлический лязг, и из него потекла ржавая, почти красная вода. Мужчина мрачно облизнул губы, закрыл кран и направился к лестнице. На первом этаже окон оказалось значительно больше, но многие из них были заколочены досками, разбиты или покрыты толстым слоем грязи и пыли. Лестница привела его прямиком на кухню. Довольно небольшой уголок из столешниц и полок, с обеденным столом рядом наверняка выглядел уютно несколько лет назад, но теперь здесь стоял отчетливый запах плесени. Мебель потеряла свой изначальный цвет, холодильник был пуст и вообще не работал, часть дверц жалобно повисла на петлях. Мужчина на всякий случай перерыл все полки и — о чудо! — нашел банки с консервами, открывашку для них, немного посуды и даже бутылки с водой. Стульев поблизости не оказалось, поэтому он постелил плед прямо на пол и принялся изучать все найденное добро. Мужчина выхлебал две бутылки, прежде чем жажда отступила. Взялся было за открывашку, но в перчатках орудовать было очень неудобно. Он снял левую, а когда потянул правую, невольно замедлился. Она оказалась ненастоящей. Тускло блестел металл вперемешку с пластиком и другими материалами, названия которым мужчина не знал. Он поднял руку на свет, покрутил ее, пошевелил пальцами; она подчинялась легко, и, если бы была покрыта кожей, вряд ли чем-либо отличалась бы от обычной из мышц и костей. И еще, она не чувствовала холода. Ровно как и прикосновений другой руки, и воду, и колючую поверхность пледа — ничего. Мужчина не сразу заметил бумажку, выпавшую из перчатки, когда он ее снимал. Он поднял ее, раскрыл, и сразу упёрся в надпись крупными буквами:

НЕ ПУГАЙСЯ

В этот миг снаружи раздался скрежет. Он был совсем тихий, а за ним последовали другие звуки: шаги множества ног, негромкие разговоры. Мужчина встал и тихо, насколько позволяла хромота, подкрался к двери, прижался к ней ухом. — Говорю же тебе, там реально кто-то был… — послышался мальчишеский голос. Кто-то потянул за ручку с той стороны, но дверь не поддалась. — - Застряла, что ли… — ручку дернули повторно, но так же безуспешно. — Похоже, заперта с той стороны, — констатировал другой голос, звучавший немного постарше. Ключ стоял прямо тут, в замочной скважине. Он мог бы протянуть руку и открыть дверь, если бы хотел. — Там ведь никто не живет, да? — Наверное, бомж какой-нибудь залез. — Надо сказать маме. — Не глупи, — судя по звуку, старший несильно хлопнул его по затылку. — Если она узнает, что мы сюда ходим, накажет нас обоих, и тогда я больше никогда не буду брать тебя с собой. — А что мы тогда будем делать? — Пока — пойдём домой. А потом я что-нибудь придумаю. Послышались их удаляющиеся шаги, скрежет ржавых ворот. Мужчина отлипнул от двери только убедившись, что они ушли достаточно далеко. И так, пока у него сложилось всего два варианта. Первый: он действительно бездомный, проникший в заброшенный дом. Но это не объясняет, откуда на нем больничная одежда и почему он ничего не помнит. Отсюда второй вариант — произошла авария, или что-нибудь еще, повредившее ему мозги. Его забрали в больницу, откуда он благополучно удрал, залез сюда да так и вырубился. А еда на кухне… Мог принести сам или кто-то оставил. Судя по разговору, местная ребятня иногда бегает к заброшке. Но мужчина не забыл про бумажку, которую он не успел дочитать. Он уселся обратно на плед и взялся за чтение, надеясь, что ему хотя бы в общих чертах прояснят ситуацию.

НЕ ПУГАЙСЯ

Ты — киборг. Твои ноги, рука и часть органов искусственны. Иногда протезы ломаются, как твое колено. Загляни под доску на кухне.

И все. Никаких ответов: кто ты, что это за место, как ты сюда попал. Сухое пояснение и инструкция без подписи. Мужчина все же пробежался взглядом по полу. Не сразу, но он заметил на одной из досок неаккуратно вырезанные иероглифы — японские, понял он. Надпись гласила: «открой». Мужчина сел перед ней, взялся руками за торчащий край и поднял, являя миру металлическую коробку. Он вытащил ее и поставил себе на колени, снял крышку: внутри обнаружилась толстая длинная тетрадка с надписью «Инструкция» на обложке. Механические ноги оказались еще более необычными, чем рука. Мужчина задрал штанины выше колена, но протезы шли еще выше, почти до бедер. Невольно задумавшись, что могло лишить его сразу троих конечностей, он взялся за инструкцию, одновременно вскрывая рыбную консерву. Спустя полчаса чтения он оставил кучу жирных пятен на страницах и наконец отыскал среди многочисленных видов поломок две наиболее подходящих: частичное повреждение микропроцессоров коленного сустава или постороннее тело между этим же суставом и нижним пластинчатым корпусом. В обоих случаях следовало аккуратно снять защитные пластины. В коробке нашлись непонятные предметы, выглядящие как смесь хирургических и инженерных инструментов, но предназначались они, как понял киборг, для починки глубинных поломок. Пластины же легко снялись аккуратным нажатием пальцев в определённые точки. Причина неисправности левого протеза прояснилась сразу — путь электрическим импульсам перекрывал сложенный в несколько раз листок бумаги. — Смешная идея. Впрочем, он не смеялся. Его вниманием полностью завладело второе послание от неизвестного, оказавшееся гораздо длиннее и содержательнее предыдущего.

Ты — это я. Я захотел начать жизнь сначала, а для этого нужно было избавиться от моих воспоминаний. В запертой комнате на втором этаже (у коробки второе дно, оттуда вытащишь ключ) найдётся все необходимое. Не задерживайся здесь надолго — это опасно. Иди куда угодно, но не гонись за прошлым. Поверь мне, или точнее, себе — оно тебе больше не нужно.

P.S. Тебя зовут Кэзуки. Он опустил руки на колени и еще раз пробежался глазами по посланию, пытаясь убедиться, что все правильно понял. Прочитанное всколыхнуло в нем целый ряд чувств, они смешивались, бурлили и выплескивались в странном порядке, в итоге становясь однородной массой недоумения. «Что может произойти с человеком, чтобы он добровольно решил отказаться от своих воспоминаний?» спросил он себя и не нашел ответа. Могло ли послание лгать? Теоретически, да, но проверить это никак не получится. В задумчивости постучав пальцем по последнему слову, он невольно ухмыльнулся. Кэзуки — начала нового мира, нового поколения или сияния. Имя так хорошо подходило ситуации, что в нем закралось подозрение, что раньше его звали по-другому. — Кэзуки так Кэзуки… — пробормотал он, сложил листок и положил в карман. Ключ и вправду нашёлся в указанном месте. Кэзуки не медлил и отправился обратно на второй этаж, и в этот раз левый протез работал как надо. Широкое худи и штаны являлись почти единственными вещами из закрытой комнаты к которым Кэзуки притронулся. Увесистые сумки и многочисленные коробки наполовину заполнили небольшое помещение, однако любопытство перевешивал страх и еще какое-то странное чувство. Что-то подсказывало Кэзуки, что не все из открытий ему сильно понравятся. Впечатлений мне на сегодня хватит, решил он, переоделся и направился наружу. Заброшенный дом, в котором он временно поселился, стоял на окраине небольшой деревеньки. Кэзуки вышел на разведку очень вовремя: зелёное плато, в котором расположилось три десятка уютных домишек, окрасилось в оттенки заката. Он смотрел, как солнце опускается за горы до тех пор, пока над деревней не воцарились сумерки, и лишь потом решился пойти поближе к зданиям. Большая часть людей разошлась по домам, а немногочисленных ночных прохожих Кэзуки обходил стороной. Если те двое мальчишек не знали, что в заброшке кто-то живет, то вряд ли это было известно остальным жителям деревни. Негромко болтая, из-за угла вышли две немолодые женщины. Кэзуки прижался к стене ближайшего дома. Его хозяева ужинали, одновременно включив телевизор, и киборг, затаившийся прямо под открытым окном, услышал обрывки новостной программы. Ведущий говорил на немецком. Кэзуки не без удивления понял, что понимает некоторые слова. «Убийство… штаб… Овервотч… агенты… суд…». Кэзуки не понял чёткой связи услышанного, но одно лишь название — Овервотч — неожиданно сильно всколыхнуло омут его памяти. Путь уже давно был открыт, а он ждал, все надеясь, что сейчас что-нибудь вспомнит, но ничего так и не произошло. Наконец, когда уже ноги затекли от долгого сидения на месте, киборг нехотя встал и выскользнул к дороге. Кэзуки искал какие-нибудь ориентиры, чтобы понять, где он находится. На немецком говорят во многих странах Европы: он мог с одинаковым успехом находится и в Германии, в Австрии или Швейцарии. Дорожные знаки в деревне отсутствовали, за то вдалеке, в паре сотен метрах, стояла большая металлическая табличка. Немецкая надпись гордо выпирала крупными буквами, ниже пристроился английский перевод. «Полукантон Аппенцель-Ирроден, округ Рюте», — прочитал Кэзуки и вслух подытожил: — Таки Швейцария. Вдалеке мелькнул свет фар — включился и погас. Кэзуки пришлось прищуриться, чтобы в темноте различить силуэты двух машин. Они приближались довольно быстро. В следующее мгновение Кэзуки так крепко сжал опорный столб таблички, что на ней остался след от механической руки. Кэзуки не понимал, почему так всполошился. Это вполне могли быть обычные жители деревни, возвращающиеся из города, и тем не менее, грудную клетку сжало неприятное предчувствие. Послание гласило — оставаться здесь надолго опасно. Кто бы мог подумать, что это «опасно» наступит так скоро. Не в силах больше слушать звон тревоги в ушах, Кэзуки развернулся и со всех ног побежал к заброшенному дому.