Черная метка

Элинор шесть, и она бредет вдоль полосы прибоя, зачерпывая туфлями воду. Ночью был шторм, и море теперь выбрасывает на берег вперемешку с водорослями обломки досок. Верно, еще один корабль нашел конец в волнах. Она останавливается у большой мокрой кучи непонятного хлама, тыкает ее носком туфли — и, кривясь, зажимает нос ладошкой: воняет эта штука, чем бы она ни была, изрядно. — Мади, иди сюда! — подзывает она дочку мистера Скотта — та идет чуть поодаль с матерью. Мама Элинор сегодня слишком занята, чтобы гулять с ней: опять помогает отцу в конторе. С тех пор, как они приехали в Нассау, родители только и делают, что считают — товары, прибыли, убытки, какие-то проценты, — а еще ругаются. Спорят о том, стоило ли приезжать сюда. — Мади! В этот момент кто-то хватает Элинор за лодыжку. Она вскрикивает. Из кучи тряпья на нее смотрят человеческие глаза. Носа между этими глазами нет, на его месте кровавая дыра, в которой копошатся трупные черви: она видела таких на дохлой собаке недавно. Лицо — то, что видно из-под густых зарослей бороды, — жуткого синюшного цвета, кожа местами полопалась, из-под нее видно почерневшее мясо. Элинор в остолбенении смотрит, не в силах отвести глаз от шевелящейся массы на месте носа. Тем временем мертвец открывает рот. Зубы у него на удивление белые, а меж них и на с трудом ворочающемся распухшем языке тоже извиваются черви, их белые кольчатые тела блестят на солнце. — Флинт, — с трудом выдыхает он, и Элинор кажется: этот звук раздается прямо у нее в голове. Во второй руке мертвеца, протянутой к ней, черная метка — Элинор совсем недавно в Нассау, но уже знает, что означают эти штуки. Она в ужасе верещит. Мертвец падает на песок, разжав пальцы, и становится видно: он покрыт червями весь. Они копошатся в нем и на нем, деловито пожирая плоть. Элинор со всех ног несется к жене мистера Скотта. — Т-там! — тычет она трясущейся от ужаса рукой, другой вцепившись в юбку матери Мади. — Что такое? — Та прижимает руку козырьком к глазам, пытаясь разглядеть, что так напугало хозяйскую дочку. — Ничего не вижу. — Черная метка, — в голос ревет Элинор, зарывшись лицом в ее узорчатую юбку. — Он принес мне черную метку! — Кто? — удивляется Мади. Она редко заговаривает первая, почти всегда ждет, когда Элинор сама к ней обратится. — Мертвец! Вот же он! — Элинор оборачивается, но на мокром песке никого нет. Только несколько кучек водорослей, слишком маленьких, чтобы их можно было принять за человеческую фигуру. Тем вечером она долго не может заснуть. Ворочается с боку на бок, нервно сопит. Матери уже рассказали про этот странный случай на пляже, когда Элинор будто бы что-то увидела. «Ну вот, — бросила она сердитый взгляд на мужа. — Ей уже мерещатся всякие ужасы. Наслушалась пиратских баек». Отец только плечами пожал: «Мне в её возрасте тоже всякое мерещилось. Пройдет». Наконец Элинор засыпает под пение негритянской няньки — она никак не может запомнить ее имени и зовет просто Няня, — и ей снится тот мертвец. У него темно-русая густая борода; он тянет к ней распухшие руки с почерневшими ногтями и свисающими сине-багровыми лохмотьями кожи, под которыми тускло поблескивают в месиве разлагающейся плоти кости, сноровисто обгладываемые червями. «Это все Флинт, — хрипит он, — мы вдвоем это начали, он и я, с него все пошло, будь он неладен! Флинт, Флинт, Флинт!» — повторяет покойник на разные лады, как попугай, обученный говорить. Следующие несколько ночей Элинор отказывается спать одна — и Мади ложится рядом с ней, на тех же белоснежных простынях, светлые волосы и темные смешиваются на подушках, извиваясь, словно языки пламени. Окончательно кошмары отпускают Элинор только через месяц («Флинт! Берегись Флинта!» — кричит мертвец, на котором почему-то незнакомого образца военная форма), и Мади теперь постоянно спит в её постели.