and after all, you are my wonderwall.

Руки предательски дрожали, когда Мэри Джейн взяла новый лист уже слегка пожелтевшей бумаги. Несколько скомканных листов уже лежали подле, создавая поистине творческий антураж на кухонном столе. Чернила в ручке выцвели в светло-синий, а капли, что она оставляла после каждого слова, придавали письму особой неаккуратности, что было совершенно не свойственно девушке. И вновь всё не так. Комкая листы один за другим в рьяной попытке создать… шедевр, в какой-то миг рыжая отчаялась, глядя на настенные часы с какой-то особенной горечью и досадой, будто те крали её последние часы в этом потоке бесконечных дней. Времени не было. Времени почему-то всегда не хватает – хотя, казалось бы, вот же оно, всегда есть. Оглядываясь на последние несколько лет в Нью-Йорке, она жалела о ранее совершенных собственных решениях. Вся эта слава в итоге не принесла удовольствия – лишь разочарование и новые потери. Это чувство знакомо каждому: спустя некоторое время суета, что когда-то казалось невообразимо важной, отступила на задний план. И вся эта мелочность, глупость, канитель из рутины и привычек превратили жизнь в жалкое подобие существования. А всё главное осталось за кадром, отрезанной лентой в монтажной комнате, и вместо того, чтобы проводить эти дни в объятиях близких, она работала. Роль в «Воспоминаниях о Париже» не стоит и паршивого цента. Дрожь в руках не унималась, но покидать город, в котором она провела всю свою жизнь ради новой это все же такая…. Диковинка? Странность. Причуда. И будет ли это действительно новая жизнь? Фрэнк Перри обещал ей, что после этого фильма она вознесётся до вершин голливудских звезд. Ради новой жизни, нужно отказаться от чего-то родного и старого. Пришлось бы оставить эту квартирку в спальном районе Квинса, что шумит листвой, в отличие от бизнес-центра Нью-Йорка с безликими небоскребами. В этой квартире всё создавало особую атмосферу настоящего дома. Вот, свечка из Bath & Body Works с запахом душистого французского багета. Вот, ловец снов, подаренный Гвен Стейси, что беспокоилась о том, что подруге часто снились кошмары. И они прошли так, будто он действительно работал. Вот, купленные в том году тапочки в Walmart, по удивительной скидке в честь дня Благодарения. Вот матрас, что лишь спустя полгода переместился на законное место – собирать кровать было так лень, и приходилось спать на полу, тесно прижимаясь друг к другу. Друг к другу с…. Вот, идеально засохшая роза в банке, которую Питер подарил на день рождения в том году. Не достояла каких-то жалких пару дней до дня рождения в этом году. Вот, фотография на полке, черная деревянная рамка с подбитым уголком во время страстного примирения, что приветствовала её каждое утро. На фото – счастливые улыбки её и Питера в миг одного из застолий тёти Мэй, что всегда славились потрясающе вкусными блюдами. При мысли о Питере сердце сжимается, напоминая то, как при готовке на кухне давишь лимон в салат, а тот не поддается абсолютно, игнорируя приложенные усилия. До всхлипа где-то на уровне солнечного сплетения. До эха «Kung Fu Fighting» звенящего в ушах при слишком резком движении. Питер Паркер приложил не мало к их расставанию, как и сама Эм-Джей. В равных долях, постарались на славу, отмечая Новый год… Глупо предположить, что всё держалось на чуде, но в какой-то миг Мэри Джейн, клянусь, так и считала, каждый год ровно в полночь загадывая желания – быть вместе. Рыжая совершенно забыла об этом волшебстве и вот, оно ускользало из рук. А ведь нужно было просто, как и на прошлый год, загадать его. All I want for Christmas is you? Горечь расставания выедала сердце серебряной ложечкой, и невольно вспомнился тот чертов последний разговор. Нужно было столетие как спрятать это счастливое фото в черной рамке с подбитым уголком, чтобы все оставшиеся воспоминания сохранилось в памяти вечности, Мефисто её дери. И чтобы никто о них не узнал, чтоб те канули в Лету, словно паззл, чьи кусочки рассыпаются по холодному паркету. – Нам нужно поговорить, – слова нарочито грубо слетают с губ, когда Мэри Джейн видит Питера в свете уличного фонаря. Холод вокруг заставляет поёжиться, и раньше она бы просто потянулась поближе и обняла под курткой, закутываясь от всех бед этого мира. – Прости меня, Мэри… – она лишь тихонько делает «чшш», прерывая перипетию из извинений. Она и сама задолжала их сполна. Но сегодняшний вечер словно что-то замкнул глубоко внутри, заставляя переосмыслить их жизнь. – Я всё понимаю… Даже лучше, чем раньше, – девушке было так страшно заводить этот разговор вновь, ведь, видит Бог, оправляться от расставаний она не умеет, – Это просто ты… Мужчина, которого я полюбила. Ты не можешь перестать быть Человеком-Пауком, – голос садился, будто бы она плакала. На деле это лишь холодный ветер, что крал её слова и уносил куда-то вдаль, – Мужчина, которого я все ещё люблю. – Но… – Питер Паркер был одновременно готов и растерян – это такой особый взгляд, что его не прочесть, если не прожить с Питером несколько лет под одной крышей. Он всегда знал, когда наступает момент этого жестокого «но…». Судьба накормила его ими сполна – её горе луковое. Жизнь не давала ему вздохнуть, в любой миг нанося удар по всему, что Питер любил – семья, любовь, друзья, работа… Бесконечный круговорот событий, что требует не только выносливости, но и сил пережить это всё. – Я провела весь вечер, глядя на наши фото… На историю нашей любви. И я поняла, – воздуха для фразы не хватало, пришлось лишь судорожно сглотнуть. – Мы больше не те люди, кто были на этих фото. Я поменялась… И ты так поменялся. Особенно после всего, что мы прошли за этот год. Я не думаю, что хоть кто-то из нас может стать тем собой из прошлого. Голос предательски затухает, и слезинка срывается вниз по щеке. Ах, как бы ей хотелось вернуться хотя бы месяцем раньше, и просто прожить это время спокойно. Не выходя куда-то, не уезжая, не мучаясь бесконечными контактами с кастинг-агентами. Просто пожить в этой крошечной квартирке, готовить любимому завтраки и вместе играть в последнюю версию MortalCombat на старенькой Sega. Возможно, к этому моменту бы и не пришло. – Я правда люблю тебя, Питер, – взглянуть в его карие глаза и утонуть. Все чего хочется сделать.И самое желанное – услышать это в ответ. Но он молчит. Молчит, опустив глаза куда-то в пол, пока не делает выпад в сторону, ближе к теплому свету фонаря. – Страховая компания после того случая с самолётом прислала кое-что на наш адрес, – доставая вещь из кармана, он чуть пятится назад, давая девушке рассмотреть… Их обручальное кольцо, маленькая реликвия их семьи. То, что Эм Джей потеряла в багаже… – Я собирался надеть его на твой палец сегодня ночью, в день нашей годовщины. Канаты внутри разрываются. И без сожаления невозможно смотреть на два израненных сердца, что тянутся друг к другу, но всегда есть преграда. Мэри Джейн умоляет его придержать его для неё. Убегает чуть раньше, чем слезы покатятся вниз по щекам. Питер двинется дальше, встречать одиноко рассвет. Так и не сказав самых важных слов. Рассвет — это именно то, что лучше всего может описать его жизнь в этот миг. Сколько времени прошло? Кажется, целая вечность… Ещё до всей этой славы и известности, обитая в этой крошечной квартире на Форест Стрит, у них было так много общего, что казалось будто бы, что ничто не в силах разрушить этот союз. Они были падки до несовершенных вещей – уникальных сколов, наклеек на столах с блошиного рынка, что даже их домашний питомец со сломанным кончиком хвоста, что отнюдь не делало его неполноценным, подходил под эту категорию. Все эти вещи были пропитаны историей, не то, что безликая новая мебель из Икеи или других гипермаркетов – Мэри Джейн нравилось представлять, что прошли эти вещи спустя годы будучи у чужих владельцев. Любили ли они так же этот стол с ящиками, где всё в наклейках из упаковок жвачек? И сами оставляли такие же следы, творя историю их неповторимой жизни. Этот шкаф для книг они забрали из гаража дяди Бена, немногим после его трагичной кончины. Раньше в нем находилась всякая всячина – от винтиков и кнопок до старых телефонных аппаратов и забытых коньков. Будучи в отпуске, тогда ещё от работы в одном из универмагов, Мэри и Питер потратили половину дня, чтобы отмыть его от копоти и въевшейся грязи, а после перекрасили, чтобы в их уютный светлый дом вписался этот грузноватый, теперь уже серый, шкаф. Краска не выветривалась, наверное, целую неделю, и лак будто специально не хотели застывать. Пока одним чудным утром, Питер не оставил след своей пятерни прямо на верхней полке. Тем же днем, он ловко ухватил за руку свою супругу и уже после эти отпечатки, особым узором украсили всю верхнюю полку. Удивительно, сколько отпечатков пальцев мы оставляем на жизнях людей, что окружают нас. И вскоре они проплывают мимо, будто лодочки, и никогда не знаешь, увидитесь ли вы вновь. Чемодан в углу, скрипящий и стонущий от перегруза вещами, тоже имел особую историю. Они покупали его в медовый месяц, который вот-вот должен был начаться в самой романтической обстановке – в Париже. Но работники аэропорта потеряли его в багаже ещё в Нью-Йорке, и он прибыл лишь двумя днями спустя. Прямо в нужный момент чтобы бросить его в гнавшегося за Пауком очередного злодея. На нем осталась пара царапин, которые пара заклеили самоклейками да изолентой с Парижем, якобы всё так и задумывалась. Если сейчас оторвать Эйфелеву башню, можно будет осторожными касаниями пальцев повторить контуры кровожадных когтей. Если сейчас оторвать «Я люблю Нью-Йорк», можно увидеть оставленные отпечатки пальцев Питера Паркера. И хотя эти дни давно в прошлым, прошлое не изменить. Оно останется в памяти навсегда, согревая холодными ночами сонные переулки парижских кварталов. Во Франции у Мэри Джейн жила крёстная, а потому перебираться туда казалось чем-то само собой разумеющимся. Жаль только весь этот аккуратный беспорядок невозможно запихнуть в чемодан и открыть его где-то на Монмартре, в съемной квартире с высокими потолками и видом на изящные белые домики эпохи ренессанса. Этот год, эти следующие несколько лет… Выдадутся особенно трудными. Ведь даже стены будут загранично-чужими серо-неприветливыми. Все вещи давно упакованы, а питомец передан со скрипом в душе. Видеть тётю Мэй и её добрую улыбку оказалось немного… Больно. Лишь на мгновение, ведь держаться холодно она не умела. А теплое приветствие так отчетливо напоминало о том, как все было хорошо в миг, когда они жили под одной крышей с Питером. Тетя Мэй не вовремя врывалась в комнату, когда происходили самые страстные поцелуи. И в какой-то миг Питер невольно ежился, если их не прерывали – уж больно частым все было. Но первый год в браке был просто незабываемым. Даже в тесноте, в огромных коммунальных счетах. Даже если бы стены дома рухнули в какой-то миг, они бы не заметили этого, потому что были вместе. С новым кругом общения все было кардинально по-другому и от этого хотелось только одного. Бежать. Бежать прочь из Нью-Йорка, прочь от всех этих воспоминаний. Гарри Осборн уехал покорять столицу, Вашингтон. Она знала, что у него все получится – он был целеустремлен, и так сильно похож на своего отца, Нормана Осборна. Но он не был похож на человека с поврежденным разумом и, она надеялась, что он не пойдет по стопам отца. Гвен Стейси… Гвен сплотила их всех, когда ушла на радугу. Подруги лучше, чем она, мир и не знавал. Лиз Аллен, Кристи Уотсон и Мишель Гонзалес все же настояли на прощальной вечеринке. Хотя они и редко общались, а с кузиной не виделись уже целую вечность – встретиться в последний раз в уютном кафе на Джефферсон Авеню, казалось, не такой уж плохой идеей. Оставалась лишь маленькая слабость. Маленькая формальность – написать это чертово письмо…. Она не могла не попрощаться с ним. Дорогой Питер, Так бесконечно много всего, что я хочу тебе сказать, но просто не знаю, как. Я уезжаю…. Мне предложили новую роль в фильме, и съемки начнутся в декабре. Я не хочу тешить тебя пустыми обещаниями, что вернусь скоро, и мы увидимся. Мы не виделись уже очень давно. Прости, что сообщаю это не в личной беседе. Но я думаю, Мэй тебе все равно рассказала. Она просто душка, кстати. Правду говорят, что сперва прощаются с теми, от кого проще уйти. Не представляю, что сказала бы тебе все это в лицо, ведь даже не смотря на наши… разногласия… Мы все ещё отличная команда. P. S. Фанни поживет у тёти Мэй, если захочешь её навестить… Больше никто бы не согласился помочь. Рейс сегодня в одиннадцать вечера, Дж. Ф. К.

Девушка по соседству

– Будьте добры, машину на Форест Стрит 19, – Мэри Джейн шумно вздыхает, оглядывая письмо, и едва ли различает, что ей говорит девушка из службы такси, – Куда едем? «Дольче Вита» на Джефферсон Авеню, да, это недалеко. Нет, нет, я одна, – оглядывая чемоданы, ровно за миг до того, как поддержка положит трубку, – У меня много багажа. Нет, мне не нужен пикап! Не настолько много. Хорошо, жду, – невольно улыбаясь в конце разговора, с дежурной улыбкой на губах рыжая кладет трубку. До приезда такси ещё около получаса. Потому пересохшими от волнения пальцами, девушка спешит запечатать конверт. И, чтобы не тратиться на почту, отнести самостоятельно. Предварительно вытащив громоздкие чемоданы в прихожую, Эм Джей прыгает в свои самые удобные балетки и закрывает дверь. Ключ в замке как обычно с трудом поддается, но все же справившись с дверью, Уотсон запорхала вниз по лестничным клеткам, сбивая носочки туфлей в спешке и нетерпении. Отсюда до дома Питера – рукой подать. И в какой-то миг кажется, что в Нью-Йорке снова наступило лето. Легкий ветерок и запах скошенной травы одурманивает. Все эти узкие улочки, кирпичные дома, фонари-высотники, все это стоит того, чтобы скучать. Найти его дом можно по запаху пекарни на первом этаже – её любимая выпечка продавалась именно здесь. Конечно, в столь поздний час она была закрыта. Но неповторимый аромат все ещё витал в воздухе. Питер жил на самом последнем этаже, но свет в его окнах не горел. Не то, чтобы Мэри хотела взглянуть на него – уезжать стало бы вмиг тяжелее, будто кто-то повесил на шею камень. Это просто сидело глубоко в душе, крошечный огонек света и любви, что он все же будет дома. Бросив письмо в его почтовый ящик, девушка заметила торчащую из него Daily Bugle. Неужели он ещё не выходил из дому? Что-то случилось? Умоляя мысли умолкнуть, девушка как можно быстрее убегает прочь от этого дома. Убегает, не зная того, что все это время Питер стоял за широкими деревьями, мысленно всеми фибрами души обнимая свою… Бывшую? Когда такси довозит её до нужного кафе, при виде Кристи улыбка появляется сама собой. Кристи – воплощение самой Мэри Джейн, но моложе на пять лет. Удивительно, как кузина была похожа на неё, будто родная сестра, которой у рыжей никогда не было! Падая в эти крепкие объятия, Эм Джей впервые за пару дней не чувствует зияющей пустоты внутри. – Мэри! Ты стала такой… Такой… Шикарной! – кузина выглядит пораженной, и с улыбкой перенимает часть багажа и тащит в кафе, – Лиз и Мишель уже в зале! Мы заказали лучший столик! Итальянская пицца всегда поднимала Уотсон настроение – эта восхитительная лепешка с сыром и базиликом заставляла желудок скакать в нервном напряжении. Но вот кусок в горло не лез, даже глядя на эту аппетитную еду. Лиз Аллен, статная блондинка, некогда миссис Осборн, улыбнулась самой теплой улыбкой в ответ. И хотя в школе какое-то время они не общались, сейчас это уже давно прошедшее. Мишель Гонзалес была соседкой Питера и одной из сотрудниц универмага, где ранее, кажется, вечность назад, работала Мэри Джейн. Именно там её приметил и скаут из модельного агентства. Она хотела было спросить о работе и у Мишель, но в миг просто отвлеклась и отдалась небольшому веселью. – Знаешь, я просто ненавижу летать! Так сильно сушит кожу, мрак! А ты не боишься? – слова Лиз Аллен звучат чуть глуше после Яблочного Мартини. И Эм Джей смеется в ответ, вспоминая, как её похитил Зеленый гоблин, заставляя повиснуть на скейте на высоте Empire State Building. – О, пустяки, я кажется, привыкла к полётам, – на уголке губ тает ещё одна улыбка, когда в памяти всплывает полет на паутине над ревущим городом каменных джунглей. После легкого Мартини, девушки предложили продолжить коктейльную прощальную вечеринку ещё на час. – Эм-Джей, так что за фильм, может поделишься? – Мишель, проявляя интерес, теребит волнистую прядь волос и её глаза в тенях кафе сияют, возможно тому виной обжигающие напитки. – На самом деле у меня даже сценария нет, но Фрэнк говорит, что этот фильм будет основным претендентом на Оскар по актуальности. Что-то драматичное и жизненное, – невольно цепляясь взглядом за часы в телефоне, Уотсон с досадой отмечает, что время уезжать, – Девчонки! Я буду так сильно скучать, – на глаза невольно наворачиваются слезы, и девушка крепко обнимает всех по очереди, – Приезжайте ко мне во Францию! Такси прибыло, второй раз за день, и водитель со скрипящими зубами, поднимает тяжеленные сумки, чтобы уложить их в компактный багажник. Шум итальянского кафе, добрые улыбки подруг и весь город остается позади. Получив теплые пожелания и небольшие подарки на память, Эм Джей садится в машину и роняет вздох. Желтое такси везет её прямо в аэропорт Дж. Ф. Кеннеди, а луна освещает дорогу, проплывая за окном между небоскребами, окунаясь в молочные облака на ночном небе. Нью-Йорк прекрасен осенью, когда золотая листва срывается на землю с крон деревьев. Особенно в центральном парке можно сделать глубокий вдох и очарованно смотреть за небольшим озерцом с утками. Вечером, когда выдавалась свободная минута, нужно было тянуть Питера в парк и кормить вместе уток. Не тратить время на готовку ужина, на ссоры, на недоразумения, на борьбу со злом, на критику политиков и дурацкие ток-шоу. Нужно было всего лишь… Просто жить и наслаждаться этой жизнью, каждым моментом, каждой секундой, просто напевать эту незатейливую мелодию – мелодию наших сердец. Маневрируя между потоком трафика в темное время суток, когда час пик давно позади, а люди задумчиво снуют по улицам в попытках найти место в кафе или на лавке, до аэропорта добрались быстро. Уже возле самого здания, высотой, кажется, метров в двадцать, носильщик уложил все сумки на тележку и повез за Эм Джей, наверняка намереваясь получить отличные чаевые. Возле регистрационной стойки раздраженная людей толпа и все они пришли за час до рейса. Встав в очередь рядом со своим багажом, Мэри Джейн протягивает парню несколько долларов и вздыхает, опираясь на тележку. Время в аэропорту никогда не проходит бесследно, кажется, что ожидания — это особый режим работы без которого вся система бы просто рассыпалась. Томиться в очереди Эм Джей не хотела, но она будто бы специально не сдвигалась последние двадцать минут, благодаря спору какой-то дамы и девушки на ресепшене. Аэропорт Кеннеди один из самых больших в мире и здесь легко потеряться. Даже в ночное время суток из терминала номер один в Шарль де Голль один за другим улетали пассажирские самолёты. В ночном свете окна лишь огни взлётной полосы. Пройдя регистрацию и сдав багаж, оставив лишь маленькую сумочку с паспортом и билетом, Мэри Джейн направляется в кафе. Может быть выпить еще? Она не понимала, почему так хотелось — то ли страх перед взлётом, то ли страх перед будущим. Выбирайте сами. Все же остановившись на крепком кофе в стаканчике с собой, рыжая уселась у выхода из кафе. И сердце сделало сальто назад, когда в стеклянных дверях здания появился знакомый силуэт. Найти его в толпе никогда не составляло труда — он всегда был ловок, высок, в меру грациозен и быстр, слегка пружинящие шаги и пытливый острый взгляд. Может быть вернулись друзья? Приходится бить себя по руке, чтобы иллюзия рассеялась. Но он реален. Реальнее, чем когда-либо. Питер Паркер с букетом розовато-кремовых пионов что-то ищет… Кого-то ищет. Оставляя кофе на столике, Мэри Джейн Уотсон сделала несколько несмелых шагов навстречу, и он заметил. Ничто не ускользало от взгляда Человека Паука, когда он был сосредоточен. Броситься на шею? Спокойно подойти? Потеряться в толпе? Что делать? — Питер, — все же немедля подлетая к парню, Мэри Джейн тепло улыбается, уже протягивая руку навстречу, — Что ты тут де…? — он обрывает фразу, прикладывая палец к её губам. — Я не ответил, — вкладывая в её руки букет розовых цветов, Питер склоняется ниже к уху и произносит что-то, от чего все внутри переворачивается, — Я тоже люблю тебя, Мэри Джейн. Не уезжай, пожалуйста. — Питер…? — судорожно бегающим взглядом по его лицу, по взгляду, по слегка покрасневшим ушам от смущения, Мэри Джейн впервые в жизни не знает, что ей делать. Документы подписаны, аренда уплачена, просьба не уезжать в планах отсутствовала. — Я должна… — Ты никому ничего не должна. Останься, будь со мной, Эм Джей, — оставить его — это сделать вдох полной грудью и часть себя отрубить. Оставить его здесь одного — это жалеть. В наказание словно звучит громкий голос по радиосвязи, рейс Дж. Ф. К. Нью-Йорк — Ш. д. Голль Париж отправляется через двадцать минут. — Питер, я… Не знаю. что сказать, — произносит девушка и едва успевает потянуться на носочках за поцелуем, как полицейский прерывает их беседу. Он выглядит хмуро и настойчиво, и кажется, сейчас вот-вот придет целая толпа таких же злобных полицейских. — Мэри Джейн Уотсон? Пройдемте, вы задерживаете рейс, — прилагая усилия, чтобы разорвать объятия, он тащит Мэри Джейн к выходу. Питер Паркер сопротивляется, он против таких телодвижений. Но здесь столбенеет, не в силах сделать и шаг. Её оштрафуют, что здесь, что в том чертовом Париже, гори его Нотр-Дамы. Одними губами шепча «Прости», Эм Джей уходит с полицейским и в её глазах стоят слёзы. Питер сжимает в руках письмо, что оставила девушка в почтовом ящике и со злостью бьет кулаком в железную стойку для багажа, оставляя внушительную вмятину. В самолете для осени слишком холодно, а воздух сухой, что высушивает даже капельки прозрачной соли в глаза. И взлёт ровно через пятнадцать минут. Осталось всего двое таких же пассажиров, как и Мэри Джейн — оторванных и потерянных в duty-free, мешающих авиакомпании выполнять их работу по перевозке пассажиров. Замороженными пальцами набирая на телефоне номер Питера, девушка слышит лишь дежурное «Здравствуйте, меня нет дома. С вами разговаривает пылесос, оставьте свое сообщение в моей корзине для мусора». И громкий сигнал, после которого можно что-то записать. — Привет, пылесос. Как твои дела? Даже завидую тебе, тобой давно не пользовались, — с приглушенным голосом отшучиваясь, Мэри Джейн откидывается на спинку сиденья, — Питер, Питер…. Пылесос, я не знаю, что мне делать. Я чувствую себя ужасно. Я люблю его. Я должна делать то, что люблю… Париж. Как же сильно я люблю Париж. Но даже Париж не сравнится с Квинсом…. — вытирая глаза рукой, Мэри Джейн лишь через мгновение вспоминает, что те накрашены, — Что мне делать, пылесос? Я должна быть сильной. Я должна…. Я обязана. Я должна…. Выйти из самолёта. Шум в трубке и его отголоски звучат неразборчиво, Питер с трудом может разобрать что происходит. — Девушка, мне нужно выйти! — почти криком говорит Мэри Джейн. — Я никуда не полечу! Мне нужно выйти! — Самолет едет на взлётную полосу, мисс, Вам лучше сесть, — стюардесса выглядит настойчиво, но она не сможет переубедить рыжую. — Мне нужно… — шум переходит на новый уровень и больше ничего не слышно, а после звонок обрывается. Непонятно, остановился ли самолёт. Должно быть, Мэри Джейн уже над Нью-Йорком, смотрит через облака на этот город и лишь отчасти жалеет. Мысли Питера Паркера где-то высоко, на уровне рядом с ней. Воспоминания о ней окрашены в голубой, цвет грусти — в каждом движении девушки была какая-то особая магия. Очарование? Парень всё же склонялся к первому, ведь рыжая будто околдовала его с первой встречи. Потерять её — это серость. Почему не темнота и не мрак? В темноте можно увидеть много того, чего нет. Но каждодневность, серость, рутина — это страшнее. В них нет никакого смысла. All I want is nothing more to hear you knocking at my door. Но любовь к ней… Любовь к ней это красный. Алая лента, завязанная у запястья, алый отлив её рыжих волос, красное сердце на футболке с его маской, красные речи…. Красные щеки от смущения. Обжигающие касания. Погружаясь в воспоминания, Питер Паркер осознал нечто важное — он не помнил себя без неё. Даже будучи маленькими детьми, он помнил это рыжее чудо по соседству. Она всегда была рядом. И письмо её пахнет духами. И поцелуй в конце страницы… Девушка любила оставлять их, особенно когда на губах была красная помада, которую в та в шутку называла меткой. Красной меткой, что когда она пропала, та жгла руку будто бы была черной. Так крепко задумавшись, он закрывает глаза и не слышит. Стук нарастает по громкости, некогда внимательный Паркер просыпается и бредет к двери, распахивая ту нарочито широко. Будь это злоумышленник, у него было бы огромное преимущество. Но на пороге стоит она. Она? И без слов ясно, что Мэри Джейн. Однажды он уже видел её здесь, но в другом наряде – невеста-беглянка, что ворвалась в его дом и поселилась в нем навсегда. Эта маленькая сирена не могла просто так взять и улететь куда-то, если она этого не хотела. Немая сцена нарушается лишь тихим шмыгаем носа – рыжая точно плакала. Паркер не любил быть причиной слёз, но в этот раз бессильно сдался, распахивая объятия, чтобы унять эту боль для двоих. Дыхания смешиваются в одно, теплота объятий буквально сбивает с ног. — Я не могла оставить тебя, — шепотом произносит Мэри Джейн прежде, чем потянуться и впиться в губы теплым поцелуем. Паркер подхватывает молниеносно, легко подхватывая фигурку на руки и захлопывая за ними дверь.— Я правда тебя люблю. — Правда-правда? — его голос сиплый, чуть-чуть с напряжением, но тембр голоса заставляет прикрыть глаза и просто насладиться моментом. — Лучшее, что я слышал в своей жизни, но пообещай мне, — и, хотя Питер не улыбается, она чувствует, как тепло разливается внутри под кожей. Оно проникает будто яд по венам, постепенно заполняя собой боль разлуки. — Обещаю, Тигр, — мягко уводя Питера вглубь комнаты, Эм Джей дает ему сесть на диван, и сама садится на колени, прижимаясь с теплыми объятиями. — Хорошо, что ты вернулась… Честно говоря, я уже устал от дошираков, — рыжая смеется, отклоняясь назад и её смех разливается по комнате перезвоном колокольчиков. — А ты в своем репертуаре, — хрипло отвечает девушка, прижимаясь губами к щеке, — Кстати, не хочешь в Париж? — Si, si, ммм! Corazon! — Это испанский, глупенький, — оставляя новый поцелуй на устах, Мэри Джей пока ещё Уотсон, отпускает этот момент, полностью отдаваясь чувствам. Холодные подушечки пальцев по теплой коже, ещё не до конца согреваясь, Мэри Джейн, касается скул, склоняясь чуть ниже. И целого мира мало. И нескольких мультивселенных тоже. Ведь пока в мире, где царит хаос, неразбериха, проблемы, есть одна лишь отдушина — дом. Возможно дом — это ничто иное, как крепкие объятия вокруг талии и запах мятного шампуня, что можно вдохнуть, обнимая в ответ.Возможно дом — это не место на карте, а твой человек, что всегда окажется рядом, спасая тебя от злободневности. И внутри расцветет герань, вновь, как было уже когда-то, вместо хладного синего льда. Ведь что есть наша жизнь, если в ней нет места настоящей любви? Лишь серость и череда одинаковых дней. Потому, прижимаясь к горячей спине ночью, Мэри Джейн впервые за несколько дней спокойно дышит, теряясь в аромате шампуня. Ощущая касания стоп под одеялом, сквозь сон улыбается. Все желания обязательно сбудутся. Надо лишь только дать им случится.