***
Вокруг лишь пустота, клубки дыма, от которых хочется спрятаться, и запах переваренного кофе. Несколько капель стекают по лбу, предвещая ненастную погоду в виде ливня. Кагероу вздохнул, поправив очки и вновь затянувшись сигаретой. Курение не шибко спасало его легкие, но хоть как-то подавляло душевные порывы. Хотелось уйти, спрятаться куда-то вглубь от противного оскала челкастого любовника. Поэтому все свободное время он только и мог, что сидеть на балконе, наблюдая за не сменяющимся пейзажем — огромным густым туманом, из-за которого хоть глаз выколи. Все произошло в ноябре. Первый украденный поцелуй, секс, отметины на шее, попытки надеть Гирана во что-то более приличное, например, темные рубашки, противный вкус подостывшего кофе и вот, отдушина была в каплях дождя. Так… странно. Он словно видел себя со стороны. Будто пережил подобный маленький ад когда-то. Балкон внезапно наклонился в сторону и начал падать. Этаж далеко не маленький, в лучшем случае сломает себе ноги при падении и отделается ушибами головы. Рисковать опасно, но и остаться на месте равносильно гибели. Окошко, правда, не велико, но протиснуться можно. Протянув руку, на мужчину полетели осколки от зеркала, оставляя резцы на руках, щеке, ключицах. Из уст вырвался болезненный хрип, однако, вскрик утонул где-то глубоко в душе. Еще тогда Окута научился сдерживать эмоции. Следующее мгновение представило ему студенческие годы, когда он притворялся безалаберным подростком с вечной улыбкой на лице. Тогда он впервые влюбился, уже по-настоящему, в красивую девушку, чьи волосы напоминали густую зелень, собранную в пучок. Гиран с удовольствием отмечал краснеющие щеки спутницы во время его подкатов и кроткую улыбку оной. Ее руки нежны, ее тело ласковое, ее черты характера привлекательны. Вот только жаль, что пришлось представиться не привычным именем, а поддельным. Мидория Хисаши. Студент химического факультета. На карточке, точно штампом, видно его маленькую подпись, которая оказалась провальная по двум причинам: Он жалел о ней. В маленькой не заметной надписи отпечатан иероглиф «Зоку». Принадлежность. В любой мелочи его везде преследовала рука бывшего любовника. Кагероу не жалел о расставании и украденных данных с офиса Скептика. Более дурацкой клички во век не слышал. Семейная жизнь и алиби на остаток жизни обеспечены, родился долгожданный сын, Изуку, и Окута молил Ками, чтобы все, что осталось позади, так и хранилось забытым кошмаром в чулане. Вот только опасные клиенты и поиски полиции вынудили Гирана покинуть семью. Каждый месяц он перечислял из своего кошелька часть платы от клиентов, а письма передавал через доверенное лицо. Так будет проще. Дым начал окислять пальцы правой руки, и, сдерживаясь от попытки заорать во всю глотку, он шокировано наблюдал за пытками, собственно, себя, будучи пленником в АРИСе. На душе стало тяжелее и оттого, что над ним глумился бывший любовник. Вот пришли Альянс Злодеев, теперь они — главные фигуры в предстоящей схватке с героями, вот только положение Кагероу ничуть не изменилось. Теперь он пешка в руках Томоясу. Опутан его нитями, душащими за любую провинность. Позади раздался чей-то смех. Обернувшись, мужчина застал двух детей, играющих в салки. — Ты отвлекаешься, друг мой, — на плечо опустилась тяжелая рука, от хватки которой побежали мурашки. — От чего? — немой вопрос стоял в глазах. — Тебе не нужно так много лишней информации. Выход — вот твоя цель. Ты же хочешь вернуться к Инко? — насмешливо поинтересовался Все За Одного, затягиваясь сигарой. — Разве это возможно? — В нашей игре нельзя исключать любую вероятность. Нужно только добежать. Они-гокки. Он за тобой, и лучше не стоять на месте, как истукан, а действовать. Ноги сами понесли Гирана в нужное направление, он бежал от неизвестности, своих страхов и бывшего любовника, но тропа все никак не заканчивалась. Резко обернувшись, он столкнулся с безумным взглядом, который теперь не скрыт челкой. Стоит ли бежать дальше? Он тогда догонит, и спастись от кошмаров не суждено. Противопоставить не получится. Слишком слаб в своих же речах. Остается только одно. Подойдя ближе к Чиказоку, коснулся его лба, шепча тихое «прости» и стирая ближайшие воспоминания на пять минут, искажая до проведения в офисе за отчетами. — Ты не можешь так поступить! Кагероу! Но глубоко в душе Гиран ни о чем не жалел, когда провел по гладкой поверхности стекла, отчего то рассыпалось вдребезги, кромсая человека напротив. Тропа исказилась, в глаза бросился приглушенный свет, и две фигуры напротив, скованные наручниками, стояли по разные стороны, приглашая в лифт. Провел по зеркальной стене еще раз, отчего путы тут же сломались. Стремглав побежал, успев нажать кнопку первого этажа и не заметил, как один человек расплылся в улыбке, выдыхая дым. Как только решетка отворилась, Гиран вышел, озираясь по сторонам. Вокруг одни лишь заросли, точно рука человеческая не касалась этого здания и дала зародиться живности. Кое-как пролезть до выхода получилось, и необычным стало еще то, что его перенесло сразу к дверям собственной квартиры, где живет жена и будущий герой. Постучал костяшками по двери, ощущая, как ноги подкашиваются от волнения. Раскрыв дверь, из рук Инко вылетела тарелка, разбившись на мелкие ошметки. — Хисаши… — на лице ее застыли слезы, когда Окута решительно обнял супругу, впервые чувствуя, как сердце пропустило удар от счастья.***
— Сколько лет, сколько зим, Ко-та-ро, — растягивая имя старого приятеля, Йоцубаши приветственно кивнул, облокотившись на край стола. Улыбка не сходила с лица знакомого, и Шимура почему-то вспомнил, что чаще видел иную реакцию. Оскал. Шатен вечно подтрунивал, заговаривал ему зубы и пытался вешать лапшу о политике. Пусть они и учились на разных факультетах, общие интересы все же соединили их в словесные «поединки». Естественно, он не велся на лишнюю болтовню, но всячески делал заинтересованный вид. Однажды этот засранец умудрился напоить его каким-то дешевым ликером, — а Шимура в жизни не притрагивался к алкоголю, — после чего и последовало весьма… специфичное последствие. Ночевать пришлось у Чикары. Родителям было бы сложно объяснить свое неадекватное поведение, — да что там, его бы охватил весь ужас и стыд перед ними, — а тот, вроде как, живет один. С запасами алкоголя, консервов и странных специй. — Почему ты вообще решил стать юристом? — еле выговорил тогда Котаро, шатаясь на футоне по сторонам, точно неваляшка. — Так будет проще добраться до них. — А? — До правительства, идиот. Кто еще из них был действительно бака, так точно Йоцубаши, когда поведал о своем замечательном плане. Или мести за родительницу. Шимура, наклюканный, не понял с первого раза. И вот, они снова сошлись. Вот только чувство тревоги не покидало Котаро при виде будущего защитника прав и свобод по способностям. — Как там Нао поживает? — традиционный вопрос, а застал так в ступор. До Котаро только сейчас дошло, что все это время мысли о жене, приемных родителях, детях, собаке — все куда-то растворились и поплыли в неизвестность. Он совершенно о них забыл, пока находился здесь. Нет, в этом месте явно что-то чудное. — М, нормально, да, — слова сорвались с губ прежде, чем он подумал. — Это хорошо. Эй, приятель, — слегка дотронувшись до плеча, Чикара наклонил голову, всматриваясь в лицо. — Выглядишь неважно как-то. Все чики-пуки? Вот как выберемся, обязательно угощу тебя глинтвейном, полегчает, — пообещал он, подмигивая. — Но ведь ты… — пораженно замерев, Шимура раскрыл было рот, как друг уставился на него с изумлением и хитринкой в глазах. — Я — что? — Да… Нет, ничего, забудь. «Я ведь сам клал тебе цветы на твою семейную могилу. Почему ты тут? Может ли это быть чьей-то злой шуткой?» Растворяясь в склизкой субстанции, Шимура не успел схватить за руку друга, как тот растаял. От него остался лишь образ нефтяной лужи.***
Путь Йоцубаши с самого начала не задался. Он рос в приюте, мать убили, когда она родила его и окрестила «величайшим ребенком» — толпа разъяренных ублюдков заколотила ее до смерти. От имени осталась лишь плитка на кладбище, от незваного отца — фамилия, о судьбе которой все благополучно забыли. В шестилетнем возрасте он познал несправедливость мира, когда сиротские мальчишки не поделили сладость на утреннике и избили ни за что. Груша для битья, ни на что не годен, твердили они. Когда ему исполнилось семь, он начал тренировать свою сверхсилу и выслеживал каждого гаденыша, со временем побеждая или опуская врагов на самое дно. Для Чикары дно — это если человека заставить пройти через ту же боль, которую перенес он сам. Обида настигла его еще со школы на правительство, когда он впервые услышал об ограничении способностей по телевизору. Словно им нужно сдерживать свои естественные порывы доказать превосходство и лидерство. Глазки школьника забегали тогда по экрану, в голове же вертелось только одна мысль — стать главой, повести людей за собой, доказать, что он способен на нечто большее, нежели быть грушей для битья. Хотя стремился он к равноправию, конечно. Но любой вожак хочет небольшой толики власти, вкусить, точно это запретный плод. По ошибке, едва сводя концы с концами в университете, столкнулся в какой-то забегаловке с миниатюрной девицей, в которую позже влюбился беспамятства. Девушку звали… и она подарила миру двоих новорожденных — мальчика и девочку. Увы, ее постигнет та же участь, что и собственную мать. Дочь же, к сожалению, также попала под раздачу людского гнева. Хотя бы сын не останется в одиночке. — Присматривайте за ним, — отдает приказ Йоцубаши-старший своим доверенным лицам, прощаясь с Рикией кивком головы. Ему невыносимо видеть сына из-за окутавшего с головой чувства вины. Мальчик заслужил жизни получше, как и семьи. С надеждой, что рыженький «лисенок» когда-нибудь его простит, Чикара направляет толпу на пикет, отдавая указы и распоряжения через мегафон. Внезапно накатившая слава требовала защитить от подобного сына. Впрочем, и некая гордость поселилась в сердце за бравое дело. Слепо направляя на полицейских людей, он забывается и смеется столь безумно, что не замечает, как свои же начинают устраивать вакханалию, забрасывая коктейли молотова. — Занятное зрелище! — позади нашептывал ликующий голос, с хохотом одобряя. — И ведь не поспоришь, все делаешь, как пожелаешь! Мечтам свойственно сбываться… — одна широкая ладонь Все За Одного похлопала по плечу, когда другая опутывала нитями шею Йоцубаши, создавая прочную петлю на шее, — … ровно, как и угасать. Только взгляни! И Чикара поднял взор, тут же пожалев об этом. Напротив него, вися в воздухе, с пустыми раскрытыми глазницами и скорченным лицом, пропитанный вонью от испражнений, висел молодой человек, чьи руки болтались по сторонам. Светлые волосы, усы под моду, родинка возле брови и кольцо на пальце. Сомнений нет. Напротив — собственный труп. Вот, что пытался сказать Котаро. «Ты же мертв». Отчаянно схватившись за решетку и зарычав от бессилия, Йоцубаши не обратил внимание, что побежал в обратную сторону от лифта, с остервенением глотая воздух, когда его сковали цепи, затащив в кабину и отправляя вниз, ниже первого этажа.***
В кабинете царил сумрак и тишина, лишь мерное постукивание пальцев по столу издавало эхо, словно капли дождя окутали неизвестный город, стекло, пространство вокруг. Слегка ослабив движением пальцев штекеры на спине, Девятый включил инфракрасное зрение, оглядываясь. Любая деталь, зацепка, дала бы шанс выбраться отсюда и завершить миссию. Выполнить долг перед доктором и Шигараки… Он все еще не выбросил из головы образ дурного кучерявого мальчишки с хорошей способностью. Такой нужной. Важной для обеспечения собственной жизни. В его арсенале как раз не хватало регенерации клеток третьей группы крови, его полного проявления. Жаль, Ка-цу-ма не догадался о значимости своих возможностей, когда они только раскрылись перед ним. Упустил шанс увеличить масштабы. И куда только родители смотрели? По крайней мере, так казалось Найну со стороны. Лучшая версия «Ному», — по словам доктора, — усмехнулась. Глаза мальчишки похожи на грецкие орехи или просто ореховую пасту. Наверняка аппетитные, хотя Цубаса и предупреждал игнорировать попытки втянуться в каннибализм. Якобы, побочные эффекты от эксперимента. В него вкачивали способность Все За Одного. Не могло же это проявится безоснавательно. Вот с него и нужно спрашивать. Дрожащий голос, бледные веснушки, светленький, имеет повадки своей глупенькой сестры, плаксив и носит забавные девчачьи браслетики. Слаб телом и нутром. Не догадывается о секретах индивидуальности. Мальчишка еще. Подставив задумчиво пальцы к подбородку, неожиданно проявился интерес повторить их «первую» встречу. Только не так… вспыльчиво. Тогда мальчик едва не откинул копыта, сбежав с сестрой куда глаза глядели, а после и зеленовласый герой с сильной способностью появился на горизонте и всю дорогу мешался под ногами… Нужно не спешить, а предложить некую сделку или альтернативу на нее. Не то вновь разболтают все новичкам-героям, — одной лишь голограммы хватило, чтобы привлечь их внимание, — и придется команде изрядно попотеть над новым планом. «У Каччана довольно интересная «особенность». Заинтересует — можешь украсть». Кто же знал, что на острове не один, а целых два «Каччана», при чем один из них весьма… груб. Еще они виделись, давно когда-то, и встреча не кончилась благоприятно для Найна. А второй, вот, может спасти ему жизнь, в каком-то смысле. Ка-цу-ма. Девятый смакует имя на губах, оскалившись. Его план скоро осуществится, он построит новый мир, только для сильных способностью. И выживет сам. Он всмотрелся в окно, замерев, словно волк перед зайцем. За рамой тот самый мальчишка, держится за руку с сестрой, что-то лепечет и смеется. «Даже не хочется портить идилию», — прокрутилось в голове, как только он поднял руку, образовав дыру в потресканном огромном куске стекла. Для убедительности толкнул ногой, отчего рама разбилась вдребезги. Неприятный скрежет раздался в ботинках, и странно далеко не то, что вновь увидел «Ному» стену из бетона. С одной стороны человек в кардигане с растрепанными по ветру волосами держал ладони у груди, по щекам его катились слезы, а сама фигура скрючена. С другой — молодой Все За Одного, еще без шрама на пол лица, поправлял на голове шляпу и подмигивал своему «лучшему творению». — Обязательно зайдите в салон игровых автоматов. Мы с братом поставили на вас Пачинко. Не разочаруй, Найн. И, приблизившись, предупредил: — Будь осторожен. Возможно, конец не будет столь радостным для тебя. Осторожно опустив руку к стене, Девятый взорвал ее, уставившись на близнецов, что держались рука об руку. — Наконец я нашел тебя… — и после запнулся, медленно расставив руки кверху в примирительном жесте. — Не бойся, я не причиню вреда. Мне нужно только, чтобы ты прошел со мной, и тогда твоя сестра не пострадает, Ка-цу-ма. — Откуда вы- — раскрыл широко рот мальчик, с силой вцепляясь в край платья Махоро. Он уже заплаканный, но стойко держал лицо перед врагом. Смелость подкупала. — Он никуда не пойдет с вами! — бойко закрыв собой брата, она смело зыркнула на злодея. Колени, правда, предательски дрожали, также напугана, но больше боится за Ото-то. — У него нет выбора, — отодвинув нехилую фигуру девочки, взял мальчишку за руку. Кацуму одолевали сомнения, но, заметив на себе усталый взор и ощутив тряску в руках, он крикнул сестре: — Я скоро вернусь, Онэ-чан! Не переживай. — Но… — Все будет хорошо, — обернулся к Махоро в последний раз мальчишка, пообещав. — Ему просто нужна помощь, я думаю. Он потащил за собой мальчишку подальше от места «взрыва», изредка поглядывая на него. Нужно спешить, его сестра все равно поднимет тревогу рано или поздно. — … Вы и правда не тронете Онэ-чан? — обеспокоенно глядел Кацума в спину мужчине, кое-как поспевая за его шагом. Становилось тяжелее дышать с каждым разом, однако, переступив порог какого-то здания, Найн кивнул, восстанавливая дыхание. — Мне незачем ей вредить. И тебе тоже. — Вам плохо? — они присели возле каких-то автоматов, но все внимание мальчишки было сконцентрировано только на человеке напротив. — Вам нужна помощь? Вместо кивка тряска головой. Глаза болели, в помещении становилось очень холодно, так, что аж мышцы сводило. Сердце кололо, ноги и руки сводило судорогой. Найн еле сдерживал боль, стараясь не кричать, скрипел зубами, но руку мальчишки не хотел отпускать. Ему стало просто-напросто страшно. Он не хотел умирать. Ни когда в детстве ударился головой, ни когда ночевал в сомнительных местах, ни когда болел и трудно переносил зимы. Ни когда пришел к доктору, и тот с порога удивился его выносливости, брякнув: «я восхищен, что ты еще жив» Он хочет жить, без страха, боли и со всем запасом способностей, которые у него есть. Он хочет построить новый мир со своей командой. Он просто хочет признания, что он не ошибка. Что он чего-то стоит. Он просто банально хочет жить. Разве он просит чего-то нереального? Найн и сам не заметил, как все это пробормотал мальчишке напротив. Как руки окутывает тепло и их держат мелкие, на удивление крепкие ладошки. Как пелена с глаз спадает и даже дышать становится легче. — Как давно это началось? — в голосе не было страха, с глаз не капало слез. Кацума смотрел на него сосредоточенно, не отпуская ладоней. — Сколько себя помню… — уклончиво ответил Найн, но, заметив на себе взгляд мальчишки, поправил себя. — С шестнадцати, может, раньше. Я всегда плохо переносил простуды, и… из-за своей способности особенно. — Какая она? — мальчику было любопытно, это заметно. «Ному» издал смешок. — Управляю небесами, — тепло уже растекалось по плечам, и нельзя не отметить, как же приятно это ощущать, за последние месяцы точно. Где-то вдалеке был шум, словно что-то падало с глухим стуком и неоднократно. Мельком взглянув, Девятый насторожился: с потолка сыпались какие-то фишки в огромном количестве, заполняя пространство вокруг собой. — И правда сильная способность, — на губах грустная улыбка, ни одного удивленного возгласа не последовало. Найн и не ожидал, но ему бы польстило, если бы его индивидуальность оценили по достоинству. — А что врач говорит? Вы же… обращались к врачу? — Да… Он сказал, что при моей мутации цитотоксичности, удивительно, что я еще существую. — Живые клетки воспринимаются за мертвые, — тихо выпалил мальчик. — Это плохо. — Почему? — удивленно уставился на Кацуму мужчина. — При вашей активации сверхсилы вы испытываете дискомфорт? — проигнорировал его вопрос мальчик, внимательно посмотрев на Найна. — Зуд, холод, судорогу… — Все вместе, да… — он замер, когда ощутил, что с лица его тонкие пальцы пытаются снять маску. — Я умираю? — Если бы пользовались способностью чаще, то все возможно, — мальчишка отложил маску в сторону, применяя способность и аккуратно подставляя ладошки ко лбу мужчины. — Я лишь на время могу помочь, папа говорит, что в таком случае нужен донор. — Твой отец в больнице, — на этих словах руки Кацумы ощутимо дрогнули. — С ним все в порядке, просто не подошла… способность. — Она бы и не решила вашей проблемы, только временно, — руки мальчишки сомкнулись на шее. Кислорода стало не хватать, но оттолкнуть руку помощи — все равно что упустить последнюю возможность исправить ситуацию. Найн начал задыхаться… а затем открыл глаза, уставившись на две фигуры сверху. Напротив, по-прежнему, стояли двое братьев, один из которых протянул слабую тонкую кисть. Осторожно поднялся с места, отряхиваясь и замечая, что пейзаж изменился на прежний офис теперь уже возле лифта. — Я… умер? — Не совсем, но ты постарался на славу, — Все За Одного развернулся к лифту, отворив решетку. — Прошу. Нажимай на первый, не прогадаешь. — Почему вы помогаете мне, Сенсей? — недоуменно покосился на мужчину в шляпе, что наслаждался сигарой. — Ото-то выиграл в Пачинко на несколько фишек больше, вот и все. Тебе повезло, Найн, я даже не стал жульничать. — И только-то? — равнодушный голос сменился на раздраженный. — Вы что, играетесь всеми? Мы похожи для вас на- — не дав договорить свои возражения, Все За Одного пихнул «Ному» под локоть, закрывая лифт и нажимая кнопку «вниз». Ему не стоит знать о своей кончине от рук преемника.***
Удивительно, как быстро Кубо-сан умудрился переместиться из стиля хайтек в обыденную семейную обстановку клана, не заметив даже, как оказался в своем саду с спелыми персиками, на веранде, заплетая дочери косы. Волосы у его дитя гладкие и нежные, а смех звонкий и жизнерадостный. Он любил свою дочурку, Анзу, за все ее достоинства и недостатки. Девочка, конечно, наотрез отказывалась стать наследницей якудза, и в этом ничего удивительного, — в их семье непросто сталкиваться с проблемами насилия среди граждан Кобэ, — отчего и попытки привести доводы улетучились. В конце концов, среди приемных сыновей кто-нибудь, да станет заступаться за интересы Заветов. Вот, к примеру, Кай. Мальчик смышленый, читает книжки и, к сожалению, постоянно лезет в драки. Не без причины — едва заслышав что-то дурное про клан, тут же превращается в быка, что следует за красной тканью и бодает до смерти. Порой выходки Чисаки пугают, но когда этот малец бурчит извинения, сердце Осаму тает, и он с теплотой прощает сына, накладывая на лицо мальчика пластыри. Куроно не отличался от Кая, подхватывал налету настрой и также заступался, а все же вел себя спокойнее, иногда подмечая какие-то делали. Он напоминал того, кто будет помогать со стороны. А еще мальчик умел печь вкусные пироги и мастерить поделки. «Все для Ото-сана». Сэтоши не обладал физическим превосходством. Тем не менее, челкастый мальчик завлекал публику своей индивидуальностью, иногда сглаживая неровные углы. Ближе к краю веранды стоял граммофон, от которого исходили звуки джаза и умиротворения. Анзу повернулась к отцу, внимательно разглядывая его черты лица. — Что такое, дочка? — ласково спросил Кубо-сан, закрепляя косички лентами. — Мне показалось, что кто-то постучался, — вид у девчушки серьезный, глаза почему-то потемнели. — О чем ты, малышка? Дверь в другом направлении, — развернув к себе дочь, он потрогал ее лоб, уж не заболела ли его дитя, и тут же остолбенел, стоило руке пройти сквозь чужое лицо. — Я о тебе говорю, Ото-сан, — и Анзу постучала отцу по голове. Картина мира распадалась на части: вместо деревьев — сухие горящие ветви, вместо лужайки — выжжена трава, а от веранды оторвалась крыша, падая прямо на дочь, которая теперь исчезла. Граммофон барахлил, издавая теперь неприятный скрежет. На краю веранды показался тонкий человек с длинными волосами, слегка спутанными и закрывающими обзор глаз. — Прошу за мной, Кубо-сан, — и незнакомец протянул руку, приглашая следовать за собой. Не до конца осознавая происходящее, он твердой хваткой вцепляется в тонкое запястье. Парень спокойно проходит по мертвой дорожке, тут же перепрыгивая на какие-то доски, кое-как следом поспевал и Осаму. Взгляд сам упал вниз, на иероглифы, обращая внимание на названия. — Что за- — Это сёги, Кубо-сан. Если перепрыгнем до конца поля, то выберемся к туннелю, — пояснил шепотом человек. — Туннелю? — уточнил старик. — Но разве не к лифту нужно добраться? — В вашем случае, чем быстрее выберемся из здания и промежутков воспоминаний, тем лучше. — Да почему же? — от недовольства Осаму потянул запястье на себя, с грустью отметив, что парень тихо плачет, не издавая всхлипа. — Вы в коме, Кубо-сан. Это период между жизнью и смертью. Тут не вы решили свой выбор, а за вас. И если мы поторопимся, то аппарат жизнеобеспечения не успеют отключить. — Но как? — немой вопрос застыл в глазах, когда патлатый протянул руку вперед. Маленькие отрезки воспоминания предстали перед ним. Вот он ссорится с Каем, вот спорит о внучке и дурацком эксперименте над ней, и в следующую секунду — падает на стол, теряя сознание. — Почему… он поступил так со мной? Мой сын… — бормотал дрожащими губами Осаму, пока его вели по темному туннелю куда-то вниз. — Когда очнетесь, спросите его об этом сами, — посоветовал Один За Всех. — Скажу лишь, что он хотел, чтобы вы им гордились. Вдалеке образовался яркий свет, на который его подталкивал человек. — Бегите, ваше время еще не вышло. Очнувшись в больничной палате, Осаму жадно глотал воздух, распахнув веки и напугав дочь. Анзу вытирала кулаком слезы, пытаясь обнять только что пробудившегося отца, когда Цудзи, едва зайдя в палату, потерял координацию, скатываясь по двери вниз и устало улыбаясь. Их отец наконец пришел в себя.***
Трое мужчин вот уже полчаса с усилием толкали дверь офисного кабинета. Почему-то способности никак не слушались их, а только мешали. Не сговариваясь, они сделали небольшую передышку, рассевшись кто куда. Масару устало выдохнул, выпивая из горла графина воду. Почему-то жажда охватывала его больше всех. — Не пей слишком много, Бакугоу, — Ганма махал «веером» перед своим лицом, расстегивая очередную пуговицу на рубашке. — Мы ведь не знаем, какая там по консистенции вода. — Из нас троих только ты специалист в этой области, — цокнул Масару, выливая несколько капель на лицо. — Возьми, да попробуй. — А прежде ты не казался копией своего сына. Вроде, джентльмен с виду, а теперь… — причитал Асуи, снимая ботинки. — У нас одинаковое положение, а я слишком устал. Пожалуйста, помолчи. Тут и так воздуха не хватает. Урарака с усилием рассматривал подолгу оконную раму, пока наконец не воскликнул: — Строители! Они-то точно помогут нам выбраться отсюда! — и полез к стулу, разбивая стекло. — Совсем мозги потерял в духоте? Ацуши, не смей прыгать. Ты ведь и умереть можешь. Но вопреки всем недовольным возгласам Урарака забрался на деревянную конструкцию, держа координацию тела по воздуху. Переглянувшись, оба мужчины последовали за ним, когда их остановил Все За Одного, закрывая собой окно. — Ваше время еще не пришло, господа.***
Стоя на балке, Ацуши с наслаждением втягивал воздух, уклоняясь от странных железок, которые могли раскрошить ему голову, от каких-то тяжелых камней и оконных рам. Спускаясь, он заметил женскую фигуру, ожидающую его у входа. — Я думала, ты уже забыл о нас с Очако, — горько улыбнулась его жена, приобнимая. — Никогда, — подхватывая ту на руки, Ацуши поинтересовался. — Все еще волнуется? — О, еще как. До сих пор ищет любую возможность помочь тебе, — наклонившись и чмокнув в уголок губ, она затискала щеки мужа. — И она ужасно соскучилась по той самой песне. Мы ждем тебя дома. Возвращайся поскорее. — Да… — мираж пропал так же бесследно, как и появился он сам напротив лифта. — Так быстро? Но почему? Вместо старшего брата ответил младший, неопределенно пожав плечами. — Вы не виновны в вашем положении дел. А, значит, и проходить полный путь не имеет смысла. Идите скорее в лифт. Ваша семья заждалась вас.***
В это время Масару и Ганма, не до конца осознав, когда успел улизнуть Все За Одного, изучающе рассматривали куски стекла. Переглянувшись, они собрались было разбить еще два два окна на случай, если настанет их очередь, но стекло Масару почему-то не слушалось. Вместо треска оно буквально стащило из его рук стул, а само деформировалось в образ жены и сына. Не успев отреагировать, обе мнимые фигуры притянули его к себе в объятия, провожая сквозь раму. — Пап, давай сыграем? — мальчик лет семи протянул своему непутевому отцу несколько монеток. — В Охадзики. Попадешь в мои монетки — и можешь просить меня, о чем угодно. Естественно, Бакугоу старший поддался сыну, а тот и не заметил, радуясь победе. Возможно, они его слишком избаловали, и Митсуки не зря наказывает сына. А все же Масару, когда видит хмурый настрой Кацуки, готовит для него любимую еду, включает его любимые фильмы, и под разговорами ни о чем его мальчик всегда проговаривается о своих переживаниях. Даже признался как-то, что неравнодушен к другу детства. Они и не против, лишь бы сын не корил себя за какие-то мелочи или что-то не сделанное. Фигуры из стекла, что обнимали его с теплотой, сменились на две фигуры напротив лифта. Нажав на кнопку первого этажа, Масару удивился, что с ним не заговорил ни один из братьев. Ганма уже терял былую уверенность в происходящем. Конечно, он прошел сквозь раму, заметив странные признаки у Масару, хотел было помочь, да не успел, едва заслышав звуки фортепьяно, обернулся к домочадцам. Жена — личность творческая, дети непоседливые, а самая старшая из них и вовсе будущий герой. На столе — карты Хару Ичибан — одна из его любимых игр с семьей, на обеденном — традиционная японская кухня, а сомнения все же постигали его разум. В особенности, когда образ испарился, и заместо семейного гнездышка он видит вход в лифт. И двух братьев — приколистов. — Играетесь с нами, да? — недовольно перевел взгляд с одного на другого, и нажал на кнопку «вниз». Мужчина слишком устал от этого искусственного мира.***
Перебирая листки для «декорации», — как оказалось, это лишь обычная стопка чистой бумаги, не более того, — он хмуро вперил взор в стеклянную раму, по которой текла струйками вода. Судя по всему, приближалось цунами или какое еще природное явление, раз уже сквозило изо всех щелей. Никаких досок, скотча, подручных средств — лишь стол и множество кресел с натяжным потолком, да темнотой в комнате. Несколько раз прокручивая все произошедшие события раннее в голове, Котаро не мог воспринять только одно — каким боком в это вмешали Чикару? Мужчина уже давно, как в могиле. Это чья-то неудачная шутка? Они все на самом деле давно мертвы, а эти двое — своеобразные ангелы? Он искоса заметил тогда еще отдаленный белый силуэт, который позже куда-то пропал из виду. Сгорбленный человек закрывал лицо руками, и удалялся так быстро, как только был способен. Мертвы… Вряд ли все, но, вероятно, лишь часть лиц. Значит, и он тоже… ушел в мир иной? Но почему? Каким образом? Шимура помнил моменты с матерью, — в частности, игры со строительством собственного милого города в Мачи Коро, о, эту игру мальчик обожал, — когда та еще не бросила его на попечение приемной семье. Он любил и тех всем сердцем, но тоска и какая-то обида на мать обернулись в итоге нежеланием и слышать о героях. О Все За Одного Котаро также знал. Однажды мужчина постучался к нему в окно и с каким-то наслаждением произнес тогда: «Это я убил твою маму». А, может, и вовсе показалось. По крайней мере, мальчик запомнил этот факт, и вот, уже при личной встречи с ним в этом душном помещении сдерживал себя, дабы не накинуться на статного человека с кулаками. Он любил Нану. И терпеть не мог профессию, из-за которой ей пришлось погибнуть. Да что вообще в героях такого особенного? Помогать людям можно и по-другому. Вот, например, полицейские тоже ловят преступников. Почему их принижают, а героев восхваляют в любой чертовой передаче? Именно поэтому Котаро и не подключил кабельное телевидение, только интернет, и то, для работы или семьи. В университете, окончив строительный факультет, чисто на инициативе, он принялся за свой бизнес, уже к двадцати семи сумев обустроить свой дом, завести семью, детей, и обеспечив приемных родителей всем необходимым. Чизуо хорошо готовил и когда-то работал в известной пекарне. По выходным Шимура печет с ним какие-нибудь хлебобулочные изделия. Мако — работала в цветочном магазине. Теперь ее цветы расставлены по всему дому, и всякий раз Шимура не может оторвать от них взгляда, помогая с перестановкой. С Нао они познакомились случайно, на каком-то фестивале, когда девушка продавала свои фотографии и самодельные открытки по низкой цене. Сердце тогда пропустило несколько ударов, стоило ей наклонится, чтобы в благодарность подарить несколько конфет. Она покорила его сердце, едва заговорив с ним. Оба засмущались, точно дети. Хана — девочка смышленая, разбиралась в настрое отца и как-то тактично избегала неприятных разговоров. Мон-чан — хорошая собака, но не любила ссоры. Тенко… проблемный ребенок, конечно, хочет стать «героем» и настаивает на своем. Котаро не любит выставлять его на лужайку, всякий раз, как меняется погода или вечереет, забирает мальчика на руках и укладывает его на постель. Иногда, правда, перебарщивает, но прощает его выходки. Все же, он еще ребенок. Мужчина, как сейчас, помнит их первый разговор о «главном правиле в их доме». Тогда Тенко чуть не довел его до истерики своими фразами: «Но, Чичи, герои же хорошие!», «Папа, ты же сам, как герой, почему ты не любишь их?». Это был триггерный момент как для Котаро, так и позже — для самого сына. Дверь отворилась, стоило только дернуть ручку на себя, и Шимура последовал прямо по темному коридору. Сощурившись, он обнаружил тот самый лифт, и зашагал было к нему, пока до конца не осознал свое положение, потупив взор вниз. Все слишком просто. Он не ощутил на себе воспоминаний, он не увидел своей исполнившейся мечты — чтобы его семья оставалась всегда счастливой. — Я мертв, да? — две фигуры напротив кивнули. Все За Одного затушил бычок от сигары, хмыкнув. — Быстро же до тебя дошло, Шимура-кун. — И как я умер? Почему я не увидел этого? — допытывал Котаро, неосознанно сжав кулаки. «Ведь должен был?» — Ты правда хочешь это увидеть? —спросил серьезным тоном мужчина в плаще. — Вам не понравится это, — прошелестел голос парня со спутанными волосами. — Если вы оба хотите не остаться с фингалами под глазом, — предупредающе заявил он, — то вы покажете мне мою же смерть. Кивнув, братья указали куда-то в пустоту. «Опять оконные рамы», — с недовольством подметил Шимура, вглядываясь в образ лужайки. Резкие обрывочные действия заставляли дергаться не только глаз. Он и забылся, что далеко не один в помещении, не узнавая собственный голос как в «стекле», так и наяву. «Что ты делаешь? Что Я делаю? Не трогай его! Какого хрена Я творю?! Тенко…» Истерика окутала Котаро при виде разорванных кусков плоти от собаки, дочери, жены, приемных родителей… Больнее стало при виде яростного сына, что убивал его же своей пробудившейся способностью. — Отмотай назад, — равнодушный голос отдал приказ прежде, чем опешивший несколько от подобного тона Все За Одного произнес: — Я не смогу, ты же понимаешь… — Отмотай назад, или, клянусь, я вырву твое поганное сердце из груди за убитую мать, а затем убью твоего брата! — рассвирепев, он схватил его за грудки, с вызовом и яростью бросив взгляд на злодея. — Живо! Что-то растерянное отразилось на лице Кэзуки, пока он щелкал пальцами, отматывая до «игры с собакой». — И что тебе это даст, Шимура-кун? — Пусть и нереально, но я хочу исправить это. Пройдя сквозь раму, он стремглав побежал ко входу в дом, ожидая своего прихода и, как только на пороге его прошлое снимало пиджак, тут же вселился, вдыхая поглубже воздух. Поспешил к кабинету, вновь перечитав письмо от матери и обратив внимание на неправильный угол у фотографии. Вышел из помещения, быстро добираясь до лужайки, приоткрыл окно, наблюдая за игрой сына и только началом проявления его индивидуальности. Сзади что-то кричала дочь, зазывала к себе маму и бабушку с дедушкой. Котаро застыл. Что он мог бы сказать своему сыну, если все это время только и твердил о невозможности его мечты? «Была не была». Подбежав к Тенко, крепкой хваткой обнял его и прижал к себе, задыхаясь от накатывающей истерики. Он скажет, и тогда вся его мысль о героях будет отвергнута им же. Но он должен. Ради сына. Ради семьи. Даже, если погибнет в итоге сам. — Ты можешь стать героем, Тенко! — он сказал это чуть громче, чем предполагал, но реакция в виде заплаканного, и в тоже время счастливого сына, стоила того. Позади семья вздохнула с облегчением. Впереди был лифт и две фигуры, что не остались равнодушны к ситуации. — Присмотрите за ним, пожалуйста. Как только лифт закрылся, почему-то Шимура поднимался наверх, с улыбкой на лице, в обнимку со всей семьей.***
Они договорились заранее о возможном побеге из этой игрушечной коробки. Увы, разметало по разные стороны, но Гран Торино не отчаивался. Он выберется отсюда, чего бы не стоило. И все же Сорахико задавался вопросом: если тот странный паренек действительно брат Все За Одного, тогда почему они действуют совместно? Разве младший не должен быть против всех этих игр и спонтанных ловушек? Хотя черт его знает. Все они, Шигараки, странные. У них свое на уме. Он шел вперед, опираясь на трость и стараясь не обращать внимание ни на какие-то черно-белые камушки, что выстреливали в его сторону, — к слову, прыгать на них неудобно, какие-то они маленькие и скользкие, — ни на стремительно разрастающийся ветер, ни на… Фигуру напарницы, что следовала за ним попятам вместе со своим «учеником». А у Тошинори и свой появился «преемник». Чертовски странный, но быстро обучается. Единственный, пожалуй, момент, за который ему стыдно было до сих пор… Что он не спас напарницу, не оттащил вовремя с острова, что не присмотрел за их сыном и не спас от неминуемой гибели, что не попытался поговорить с Шимурой-младшим, и что Тошинори пришлось за Нану мстить и в итоге расквасить лицо Все За Одного. Гран Торино немного надеялся, что его вспоминания не покажут, но вот они, словно кинолента, проигрываются прямо перед ним. Вот он впервые дает по ушам Нане, вот узнает о ее беременности, тут наставляет Яги, а еще подальше идет гибель напарницы… Он не смог сдержать слез. Как и Один За Всех, что стоял рядом, в успокаивающем жесте поглаживая плечи Сорахико. Вот они уже стояли напротив лифта, как патлатого парня окликнул старик, дергая за рукав кофты: — Он заставляет тебя? Я могу ему врезать за нас всех, знаешь, — Шигараки-младший помотал головой, грустно улыбнувшись. — Не могу вам сказать, это наша общая тайна. Но вы должны знать, что… Я справлюсь с ним, — помахав рукой на прощание Гран Торину, Один За Всех нажал кнопку «вниз».***
За всю свою жизнь Тодороки Энджи мечтал о трех вещах: Чтобы его родители гордились им. Чтобы он стал достойным героем и спасал все жизни, никогда не сдаваясь. Чтобы его семья, если он решится ее завести, была всегда в достатке и счастлива. Даже без него. Каждый гулкий шаг в коридоре отдавался эхом и тяжестью в туфлях. Он словно трансформировался в образ героя «Старатель», что строил годами. Непреклонный, никогда не отступающий, всегда достигает своей цели и превзойдет противника, не смотря ни на что. Да, бывали и трудности… Как с Тошинори, например. Но, честно, мужчина давно отчаялся от звания Героя Номер Один. Он хотел… Чтобы его сын наконец перестал вредничать и начал тренироваться. Он мог в любой момент или сгореть, или замерзнуть. Контролировать две способности — непростая задача. И Старатель это понимал, а вот Шото… не хотел. Только в последнее время начал немного пытаться наладить с ним контакт. А хотел бы кто-то вообще с ним общаться после того случая десять лет назад? Когда его старший сын погиб в лесу и он выискивал его останки больше полугода. Когда он спасал какого-то другого парня, теперь уже Ястреба, Героя Номер Два, шпиона для правительства. Когда его жене стало хуже и она начала кидаться на детей. Когда Нацуо его возненавидел, пусть и жил какое-то время у бабушки. Когда Фуюми отдалилась от него, но пыталась поговорить и каждый раз натыкалась на «занят, прости». Когда Шото намеренно стал отказываться от тренировок и контролю огненной способности. А все началось с Тоуйи. Его смерти. Тогда он и отчаялся, полностью погрузившись в работу и не влезая в семейные разборки. Его мать, когда он только поступил в U.A, засыпала его речами гордости. Его карьера остановилась на Герое Номер Два, а после случая Камино так и вовсе он стал Первым. В кои-то веки. Правда, это не выглядело «заслуженно», скорее он являлся заменой Всемогущему. Он просто хотел, чтобы его семья была счастлива. Пусть даже без него, но он сделает все, чтобы его семья ни в чем себе не отказывала. Шаги стали тяжелее, а затем Тодороки и вовсе остановился, когда напротив него возник не один из братьев, а смутный парень с ожогами на теле. Его аквамариновые глаза блестели в полумраке коридора, когда он произнес так, чтобы было слышно только им двоим: — Рад видеть тебя, Тодороки Энджи, — он как-то отчаянно улыбался, протягивал свои тонкие пальцы к его лицу, да вытирал влагу с лица Огненного Героя. — Ты сильный в глазах других. Не плачь, я знаю, как тебе тяжело, наверное, но ты должен стойко держаться. Я, вот, совсем не могу заплакать, немного обидно с этого, — отметил злодей, приближаясь все ближе. Форма волос, колючих и спутанных, глаз и даже улыбка… Это все было знакомо и давило на больное. Старатель не верил, что его сын, погибший, мало того, что оказался жив, так еще и на стороне злодеев. Даби слегка обнял его, неуклюже покачиваясь и отводя взор. Ему всегда становилось неловко от внимания чужого к себе, хоть это немного и льстило. — Как… — он не успел задать и вопроса, как брюнет, приложив палец к чужим губам, посоветовал: — Когда выйдешь, найди меня в Дейке. Тогда и поговорим, Ото-сан. Двери лифта распахнулись столь быстро, что Энджи не заметил лукавых улыбок братьев и как спустился вниз. Неприятный осадок остался комом в горле, однако, вместе с тем, он обрел наконец облегчение. Впервые за десять лет.***
Огромное восьмидесятиэтажное здание рушилось, как карточный домик, в руках двух братьев. Патлатый парень, улыбаясь, радостно произнес: — Победа за мной. Я победил тебя, Нии-сан, — он поправил спадающую с плеч кофту, взглянув на Кэзуки. Мужчина расслабленно откинулся на кресле, хмыкнув. — В этот раз ты спас много «кукол», Ото-то, с чем и поздравляю тебя, — он легонько потрепал брата по макушке, из-за чего Йоичи зажмурился. — Почему мы заменили третьего на Найна? Он же и был отцом этих детей, — Шигараки-младший положил голову на плечо старшего, изредка поглядывая на него. — Ты ведь сам захотел посмотреть, как он себя поведет, — щелкнув по носу брата, Кэзуки ненарочно принялся гладить тонкую спину. — Плюс, их отец не так интересен. Слишком хорош. — Думаешь, они догадались о нашей игре? — Шигараки-старший улыбнулся: его милый глупый младший братик пусть и придумывал миры и героев, но совершенно не разбирался в психологии своих же созданных «кукол». Их принято звать «творениями», но манипулировать их, якобы, воспоминаниями, гораздо веселее. — Нет, конечно, нет. Когда продолжим игру? — Через месяц, думаю. — Хорошо, Ото-то.