Красивый

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       С Чонопом Ёнгук познакомился весьма своеобразным образом — под постом любимой к-рор группы. Чоноп младше Ёнгука на пять лет, преподаёт танцы в Соннаме, где родился и вырос, он обожает аниме, макдональдс, сырое мясо и страшно неуклюжий в жизни, несмотря на то, что танцует потрясающе. Он часто щурится, когда смеётся, даже во время разговоров по скайпу, отчаянно жестикулирует и улыбается.        У Чонопа красивая улыбка, о чём Ёнгук ему говорит каждый раз, когда они созваниваются, а Чоноп привычно прикрывает ладонями лицо и даже с такой связью и с учётом чёрно-белого зрения видно, что краснеет. Между ними тысячи километров, потому что Ёнгук в промозглом Лондоне, а Чоноп в тёплой Корее. Но Ёнгук уверен, парень с лисьими глазами — его соулмейт.        Они начали общаться под постом, продолжили в личной переписке, а спустя несколько месяцев смущённый и немного растерянный Чоноп сделал первый видеозвонок, чтобы поздравить Ёнгука с новым годом и пожелать успехов во всех начинаниях. С тех пор они созваниваются так часто, как получается с разницей во времени. Даже несмотря на то, что Чоноп по жизни такой же молчун, как и Ёнгук, они умудряются говорить по два часа в скайпе.        Ёнгук привык видеть сонное лицо со взъерошенными волосами и совершенно узкими ото сна глазами, а отпечаток подушки на щеке всё время хочется стереть пальцем. Ёнгук не раз ловит себя на мысли, что лёжа в постели, представляет, что Чоноп лежит рядом, и ему становится совсем легко и тепло.        И если Чоноп пользуется линзами, чтобы близорукость не мешала ему видеть мир, Ёнгук вынужден носить массивные очки, потому что линзы ему категорически не рекомендованы: веки опухают, в глазах лопаются сосуды, а без очков он не совсем слепой, но видит лишь размытые пятна, что значительно усложняет и без того чёрно-белую жизнь.        Каждый раз отключая видеосвязь, Ёнгук думает, что когда они наконец встретятся, мир обретёт краски. И не только потому, что он считает Чонопа своим соулмейтом, но и потому что умудрился влюбиться по уши за эти два с половиной года переписки и общения с помощью видеозвонков.        Ёнгук пытается найти способ оказаться в Азии, чтобы встретиться с Чонопом, но с отпуском у него большие проблемы, последний раз он отдыхал больше дня четыре года назад. Напряжённый контракт, приносящий доход, да что прибедняться, весьма неплохой, осталось только дождаться окончания ремонта, и он въедет в собственный дом, ради которого столько трудится.        Потому совершенной неожиданностью становится короткое видео-сообщение Чонопа, где он не может перестать улыбаться и полузадушено шепчет, что он сопровождает учеников на международный конкурс в марте, и они смогут провести в Лондоне вместе полдня. На мгновение перед глазами Ёнгука темнеет, но он расплывается в улыбке и спешно печатает ответ: «Жду не дождусь».        Он считает дни, а половина января пролетает так стремительно, что Ёнгук лишь к двадцатым числам февраля понимает, что остался лишь месяц. Он давно прописал маршрут, по которому они смогут погулять, чтобы обязательно оказаться возле самых ярких достопримечательностей, разработал альтернативный, если погода вообще не будет подходящей для долгих прогулок.        Ёнгук включает в список и тот небольшой ресторанчик, в котором с его помощью Чоноп побывал на виртуальной экскурсии и честно признался, что ему тут очень нравится. Каждый день получая смешные селфи от Чонопа, Ёнгук улыбается и трогает подушечкой пальца ямочки на его щеках, почти уверенный, что видит цвет его толстовки.        Сквозь бесконечно белый снег начинает всё чаще проглядывать асфальт, а пресловутые туманы ползут по улицам, окончательно растворяя в капели сугробы. Ещё не пахнет весной, но запах земли даже в бетонном мегаполисе ощущается ярче. Близится приезд Чонопа, совпадающий с днём рождения Ёнгука.        Это всё не просто так — это судьба.        В последний момент у Чонопа немного меняется расписание, и его рейс задерживают, о чём он тут же пишет Ёнгуку, извиняясь, и просит не ждать в аэропорту, а заказать в том самом ресторанчике столик, Чоноп обещает не опаздывать на встречу, уверяя, что как только узнал о задержке, нашёл подходящее такси, которое довезёт его как только он освободится после поселения и оставит ребят на попечение коллеге.        — Прости, что так вышло. У нас будет всего два часа.        — Не переживай, наговоримся ещё, — пишет Ёнгук и вздыхает. — Даже два часа рядом — это лучше, чем два с половиной года порознь. Жду.        Чоноп появляется в ресторане с опозданием на три минуты, но Ёнгук даже не сразу проглатывает вино, когда замечает стройную фигуру в чёрном пальто. Чоноп похож на фотомодель куда больше, чем обычно. Хотя и растрёпанный в растянутой домашней майке он похож на парня с обложки, но в обтягивающих тёмных джинсах, высоком тёмном гольфе и коротком пальто он похож на божество, сошедшее с подиума.        — Привет, — Чоноп дрожит губами, и Ёнгук понимает, что Чоноп намного красивее, чем на фотографии и в скайпе, от него перехватывает дыхание.        — Привет, — хрипло отзывается Ёнгук, желая сделать ещё глоток вина или воды, чтобы смочить безбожно пересохшее горло.        Они говорят так много, так жадно смотрят друг на друга, словно никогда до этого не разговаривали, а теперь обрели язык. Чоноп улыбается беспрестанно, и Ёнгуку до боли хочется коснуться его, чтобы почувствовать его тепло даже на вид бархатистой кожи. Но он лишь пристально смотрит и улыбается, не в силах наглядеться. Ещё совсем немного, и он коснётся, а мир обретёт краски.        Это так волнительно, непозволительно трепетно, что Ёнгук оттягивает этот момент почти до последнего. Он накрывает аккуратную ладонь Чонопа своей и просто смотрит в глаза, а потом оставив приличные чаевые, тащит его за собой, размыкая пальцы только для того, чтобы одеться. Ёнгук знает закоулки, потому сворачивает в самый тихий и мягко целует Чонопа, у которого до прибытия такси осталось чуть больше десяти минут.        В промозглой сырости губы кажутся обжигающе горячими, как и коснувшиеся шеи пальцы. Ёнгук обнимает Чонопа за пояс, привлекая его к себе ещё ближе, ощущая, как гибкое тело легко поддаётся его воле, и очень сильно жалеет, что у них так мало времени. Чоноп пылкий, жаркий, но когда Ёнгук открывает глаза, а запотевшие очки снова позволяют смотреть без пелены, мир по-прежнему чёрно-белый с оттенками серого.        Чоноп непонимающе смотрит на него, отступает на шаг, второй, не срывается и не бежит, но быстро покидает проулок. Ёнгук идёт за ним и видит, как Чоноп, оглядываясь на него, врезается в мужчину и падает на асфальт, нелепо взмахнув руками. Мужчина протягивает руку, помогая подняться, и Чоноп спешно становится на ноги, а потом замирает и смотрит на мужчину, не шевелясь.        В сердце медленно образовывается чёрная дыра. Ёнгук видит, что мужчина, который оказывается корейцем, так же напряжённо вглядывается в лицо Чонопа, а потом осторожно касается его щеки. Оба неверяще оглядываются и растерянно улыбаются друг другу. Чоноп поворачивается к Ёнгуку и выглядит виноватым и обескураженным.        Ёнгук смотрит в растерянные глаза Чонопа и всё понимает без слов.        Всё тепло и чувства словно покидают Ёнгука. Он не скажет, что разом пропала влюблённость, но холодная глыба льда в груди заменяет ему сердце. Он не ожидал, что всё будет вот так, он был уверен, а теперь словно земля ушла из-под ног. И, может, стоило бы попытаться построить отношения так, как есть, если бы не тот кореец, с которым столкнулся Чоноп. Чоноп подходит к Ёнгуку, крепко обнимает и шепчет:        — Прости, что я не тот. Прости.        — И ты прости.        Чоноп облизывает дрожащие губы и выглядит словно побитая собака, глаза подозрительно блестят, но счастье в них перевешивает. Ёнгук ерошит его волосы и кивает в сторону такси. В машину Чоноп садится вместе с тем самым мужчиной, из-за которого он упал на асфальт. Ёнгук пытается убедить себя, что соулмейты — ерунда, если бы не видел счастливых и потерянных глаз двоих, которые обрели краски мира.        Ёнгук смотрит, как отъезжает такси, и чувствует бесконечную пустоту. Так всегда бывает, когда ломается твоё представление о мире. Он соврёт сам себе, если ни разу не представлял, как проснётся рядом с ним в собственном доме, как будет смотреть на сонного и взъерошенного Чонопа, ощущая тепло в груди, как будет целовать его, разморенного после секса. В груди лишь кусок медленно подтаивающего льда.        Словно чувствуя его настроение, портится погода. Ёнгук поднимает воротник пальто и некоторое время идёт под дождём, пока не понимает, что лицо окончательно онемело, а пальто безбожно промокло. Он заворачивает в ближайшую кофейню и заказывает согревающий чай. Сняв запотевшие очки, он пьёт горячий напиток, не чувствуя вкуса. Мир теряет чёткость, не существует ничего, кроме говорящих чёрно-белых пятен и разной насыщенности серых теней.        Мир не рухнул, когда не стал цветным, но опустошение, которое ощущает Ёнгук, неподдельное. Он так сильно хотел увидеть цвета и прожить вместе с родственной душой остаток жизни, что сейчас ощущает себя если не мёртвым, то наверняка сломленным. Ведь он не так и много хотел, живут же другие в вечно чёрно-белом мире и не переживают так уж сильно, так и не повстречав соулмейта. Ёнгук горько усмехается, расплачивается и выходит в стынь.        Настроения совсем нет, он ждёт автобус, не очень хорошо ориентируясь в том, какой номер ему нужен, домой он ехать не собирается, нужно избавиться от этой гнетущей пустоты, иначе в тишине квартиры он натурально взвоет. Ему нужен путь, долгая дорога, незнакомцы рядом, чтобы отпустить ситуацию, потому за руль садиться он не намерен. Машина на стоянке фирмы спокойно дождётся его завтра.        Расплатившись на входе, Ёнгук проходит в конец салона и прислоняется кипящей головой к холодному стеклу. Возможно, завтра он пожалеет, когда температура поползёт выше. Но сейчас он ощущает холод в теле, и это странным образом даёт понимание, что он жив. Просто жив, а не превратился в груду пепла в том проулке, где поцеловал Чонопа.        Остывшая и мокрая голова уже неприятно гудит, то ли ещё будет завтра. Но сейчас плевать. Ёнгук зажмуривается и не сразу понимает, что его кто-то треплет по плечу. Он нехотя открывает глаза и с удивлением смотрит на стоящего перед ним парня, понимая, что ничего толком, чёрт возьми, не видит. Он забыл очки в той самой кофейне.        — Вы очки в кофейне забыли, — подтверждает чуть запыхавшийся парень и протягивает Ёнгуку что-то, чего Ёнгук визуально не различает. Он на ощупь берёт очки, жмурясь оттого, насколько пальцы парня кажутся огненными, что под веками даже пляшут искры.        — Спасибо, — говорит Ёнгук и поражённо смотрит на парня, с удивлением различая черты его лица без очков. И лишь потом приходит осознание, что глаза у парня красивого цвета с тёмными крапинками в радужке.        Вытянутые лисьи глаза удивлённо увеличиваются, и Ёнгук обхватывает его горячие пальцы, утягивая на сиденье рядом с собой. Он, не глядя, кладёт громоздкие очки в карман пальто и неотрывно смотрит на парня с высветленными в приятный светло-русый оттенок волосами, понимая, что губы сами собой растягиваются в улыбке.        — Ёнгук.        — Минсок.        Минсок, не мигая, смотрит на Ёнгука и улыбается ему светло и чисто, отчего холод отступает, и Ёнгук вновь чувствует себя настоящим, живым, полным. Он неловко поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони парня, а потом тянется за поцелуем. Губы у Минсока оказываются мягкими, со вкусом сладкого латте с чёрной смородиной, и Ёнгук счастливо прикрывает глаза.        Это настоящий подарок на день рождения.        — Прости, я поспешил,  — Ёнгук отстраняется, но Минсок распахивает глаза, мутно мажет ими по лицу Ёнгука и тянется за новым поцелуем.        Проходит не один день, не одна неделя, в Лондон приходит лето, когда Ёнгук переступает порог нового дома, вводя за руку Минсока с зажмуренными глазами. Он не уверен, что тот готов к тому, чтобы стать ещё ближе, не говоря уж о том, чтобы съехаться, но он обещал Минсоку выходной в приятной тишине лондонского пригорода, и не соврал.        Они знакомы не так давно, но Ёнгуку кажется, что они вместе вечность. С самого сотворения вселенной. Дальше поцелуев и объятий не зашли, потому что Ёнгук не хочет спешить. Минсок осторожно открывает глаза и рвано выдыхает, когда видит на каминной полке подаренные им часы, понимая, что это не снятый на время дом. Он касается щеки Ёнгука и улыбается так тепло, что Ёнгук понимает, Минсок останется с ним не только на выходные. Что их время пришло.        — Ты такой красивый, господи, какой ты красивый, — сбивчиво шепчет Ёнгук, гладя шею Минсока. Его глаза светятся, будто сами по себе, а не отражая отблески пламени в камине. Он смущённо прикрывает глаза и алеет щеками, которые Ёнгук покрывает поцелуями, продолжая шептать.        Он касается Минсока как самой большой драгоценности, обоих бросает в дрожь, когда Минсок рвано хватает ртом воздух и льнёт ближе, путаясь в пуговицах рубашки Ёнгука. Он трётся щекой о нос и губы Ёнгука, мажет губами по его длинным пальцам, зарывается своими в волосы и гладит крепкую шею, а потом прижимается губами к сонной артерии, ощущая биение пульса.        — Я без тебя был слеп, а с тобой прозрел, — Ёнгук не привирает, он больше не нуждается в очках, он не просто обрёл цвета, но и зрение.        У него натурально внутри ноет, когда он смотрит на Минсока, не в силах не прижиматься к нему всем телом, словно в тщетной попытке слиться воедино, водит носом по шее, дышит жадно и касается лица Минсока кончиками пальцев, словно настоящий слепой. Ему кажется, что целуя Минсока, он теряет рассудок, потому что мир сжимается, меркнет, потом взрывается яркими красками, и остаются только они.        — Какой же ты красивый, чёрт возьми…        — А можно не так?        — Что? — непонимающе спрашивает Ёнгук и отстраняется, заглядывая в чайные глаза с отблеском пламени на дне зрачков. Минсок обводит большим пальцем родинку на щеке Ёнгука широким мазком, но Ёнгук ощущает, как он мелко подрагивает в его руках, когда, облизнув губы, Минсок тихо шепчет:        — Лучше ты меня возьми.