Мандат Небес

Император Небес Хао-де Традиции гаданий на начало каждого периода заложили еще тогда, когда Небесами и всем прилагающимся управлял Желтый Император. Какой она была в те времена, знали немногие. Наверное, как и все остальное, чище, проще и страшней. Сейчас же Большое Гадание, как он называл про себя Церемонию Познания Запредельного, представляло собой празднование, где ему, Императору, отводилась самая главная и самая почетная роль. Взойти на круглый нефритовый помост и, когда тот отделялся от нефритовой же террасы и устремлялся вверх, к солнцу, погрузиться в длительную медитацию. Чтобы в ее результате познать то самое, Запредельное, что определит путь Небес на весь следующий период. - Погляди, какая гора. Настоящий большой слон, - сообщил кто-то, и Император распахнул глаза, выныривая из медитативных глубин. Он сидел на огромном каменном валуне, опасно свисавшем с горного склона, и перед ним расстилалась бескрайняя долина, пространство скал, леса и тумана. Ближайшая гора действительно напоминала заплутавшего среди деревьев слона. - Удивительное это дело, человеческое воображение, - продолжал его собеседник. Запредельное всегда являлось в разных обличьях. Были среди них и прекрасные девы, и умудренные веками и убеленные сединами старцы, и старухи, и дети, и говорящие животные, фантастические и не очень. Однажды даже бараньи кости были, на которых неведомая рука вычертила искомое предсказание. На таких костях, как рассказал ему позже Дунхуа Дицзунь, гадали во времена его юности. В этот раз Запредельное отчего-то решило избрать себе облик самого Императора. Рядом с ним, на том же валуне и в той же позе сидел он сам, точная копия, до малейшей нитки. Сидел и смотрел туда же, куда и он. Быстро, однако, подумал Император, внутренне настроившийся на длительное созерцание. - Так время истекает, - отозвалось Запредельное. Хао-де замер. - Предел достигнут, - сообщил сам себе, кивнул, и Император подумал, неужели он так же кивает, как-то задумчиво и вроде бы, чуть неуверенно. – И следующие за тобой ступают на проторенную тропу. Его руки и ноги похолодели. Хао-де все еще был там, на круглой нефритовой платформе под палящими солнечными лучами, но пронзивший его холод шел изнутри, и внешнее тепло не помогало. - Кто… ступает… Протолкнуть наружу слова из мгновенно пересохшего горла получилось с трудом. Запредельное отвлеклось от туманного пейзажа, бросило косой, но при этом удивительно сочувствующий взгляд. - Посмотри лучше на слона. Никуда не торопится… Потому что каменный. Его время ушло и он больше никуда не торопится, потому что наступает иное время, другое время и… - А… - Беспокоишься? Конечно. Не беспокойся, - еще один странный взгляд. - В царстве Небесного Повелителя есть тот, кто, будучи просветленным и мудрым, сведущ в государственных деяниях. Идущий следом достоин. Он отважен. Он заботлив. Он рожден в свете, он создан в горе, он обучен еще большей мудростью и тяжкой разлукой. Он признан теми, кто был до, и будет восславлен теми, кто придет после. Лисы даруют ему свое благословение, а феникс ознаменует его триумф. Неплохо, что скажешь? - Кх… - Сложно, конечно, - двойник поднялся, порыв ветра раздул золотое одеяние, расшитое драконами и фениксами. Сделал шаг вперед, рухнул в пропасть и исчез. Ослепительное солнце прорвалось сквозь туман в горах, прошло сквозь тушу каменного слона - и Император Девяти Небес. Восьми Миров и Четырех Морей Хао-де очнулся на круглой нефритовой платформе посреди бескрайнего неба. Очнулся, застонал, ухватился рукой за сердце, которое у него, бессмертнейшего из бессмертных, болеть не могло. Предсказание было страшным. С тех пор как все надежды передать власть из собственных рук в руки достойного Наследника его собственного племени пошли прахом - из-за слабохарактерности проклятого мальчишки! - Император так и не принял решения, что делать дальше. Правнук А Ли разочаровывал. Слишком сильно было лисье влияние, словно его небесная кровь обернулась кровью проклятого лесного племени, что только изображало уважение, но боялось разве что мощи Небесного клана. И то - боялось ли? Тут Хао-де не заблуждался. Хвостатым было выгодно, по крайней мере пока, признавать власть Императора. Или таково было их звериное понимание гармонии сил. Никто, кроме самих лис точно не знал, что за мысли крутятся в ушастых головах. Но Наследника его лисы лишили. Запудрили мозги, соблазнили, утащили и заперли где-то в Зеленых холмах. И вместе с ним исчезла надежда на наследование, а потому Император не рассчитывал, по крайне мере, не в ближайшем будущем, на передачу Мандата. Некому. Сыновья - разочарование. Внук - позор. И теперь такое. Не требовалось быть Великим Мудрецом, чтобы догадаться о ком речь. Но, даже признав себя Защитником Небесного Клана, тот, кого имело ввиду Запредельное, не станет Императором. Передать Мандат тому, из-за которого все надежды Династии пошли прахом - да ни за что! Император выдохнул сквозь стиснутые зубы, вообразив подобную картину. Он ошибся, признав Мо Юаня Богом Войны. Он совершил страшную ошибку, и эта ошибка маячила у него перед глазами каждое Собрание. Убрать его было сложно - к сожалению, оракул был прав, храбрости, силы, лис и фениксов Мо Юаню было не занимать. Он был единственным сыном Небесного Отца, который, хоть и исчез, все еще Небесный Отец. И еще был проклятый Охотник, победа над которым лишь подтвердила - Мо Юань велик и безупречен. Истинный воин, истинный бог. - Не беспокоиться? - шипел Хао-де. - Не беспокоиться?!! В памяти против воли всплыла сцена: маленькая площадка на горе, он, как последний идиот, по колено в ромашках, лисы-лисы-лисы, и Бог Войны плечом к плечу с тем, с кем так похож. Еще и поэтому его физиономия вызывала глубокое отвращение. - Нет, нет, нет, - пробормотал Император. Всем известно, что предсказания надо интерпретировать, и не ждать, что они исполнятся дословно. – Да ни за что на свете. Он решит этот вопрос. Сразу, как только придумает, что рассказать придворным по возвращению. А Ли «Все началось в тот день, когда…» именно так чаще всего начинались истории Повелителя Звезд и Сочинителя Судеб бога Сы Мина. Именно за эту вводную фразу Учитель называл его опусы «банальщиной». Но ведь и вправду, все началось в тот день, когда они с отцом отправились в Небесный Дворец почтить бабушку с дедушкой. Тех, других бабушку и дедушку – родителей отца. Мама традиционно никуда не пошла, и никто её так же традиционно не стал уговаривать. - Веди себя хорошо, - сказала мама на прощание и улыбнулась своей лисьей улыбкой, чуть-чуть обнажив клыки. А Ли и не собирался баловаться. По-своему он любил этих бабушку с дедушкой, а главное отлично знал в какой форме выказать им свою приязнь. Дедушке Ян Це, который Первый принц Небес, он с выражением читал классические стихи и цитировал заученные фразы из книг, бабушке Ле Сю – рисовал птиц и цветы для её будущих вышивок и с аппетитом ел её пирожные. Просто, чтобы сделать приятное этим людям, которые его тоже по-своему любили. Внуков же принято любить, вот они и любили, а кроме того, дедушка действительно знал много хороших стихов, а от бабушки всегда хорошо пахло. Главное, чтобы папа не тревожился. - Ты – прекрасный ребенок, - проворковала довольная бабушка, когда он без запинки прочитал новый стих. – Точная копия твоего папы, такой же умный и начитанный мальчик. Чудо, что вы так похожи с Е Хуа. На лице отца не дрогнул ни единый мускул. Это означало, что папе очень хочется уйти, но он не может. - Спасибо, бабушка, я очень стараюсь. Можно взять пирожное? Она серебристо рассмеялась и протянула золотую тарелку с фигурными сладостями. - Бери, мой милый, бери, не стесняйся. Ты же растешь, тебе надо больше кушать. Отец плотнее сжал губы и поправил рукав. - А можно я пойду играть в сад? – спросил А Ли, чуя в воздухе растущее напряжение. - Да, конечно. Я сейчас позову служанок, чтобы тебя сопроводили. - Он сам дойдет, - отрезал отец. – Иди, А Ли. Что-что, а выскальзывать быстро и незаметно из комнаты, где вот-вот разразится скандал, А Ли умел виртуозно. Это его мамочка научила. На мышках. Мышки такие, стоит только отвернуться, они шмыг – и исчезают. Но при этом всё-всё слышат. А Ли тоже держал ушки на макушке. - Он – правнук Небесного Императора, - важно заметил дедушка Ян Це. Его поразительное умение сказать что-то совершенно не вовремя всегда поражало А Ли. Своеобразный дар такой. – Ему положено шесть нефритовых дев в услужение. - Что-то я не припомню, чтобы мне прислуживали в его возрасте, - ответил отец очень ровным голосом. - Неужели? Ты, наверное, просто забыл, сын мой, - прощебетала бабушка. – Уверена… - Вы точно не можете помнить такие подробности, матушка, вас там не было. - Не говори с матерью таким тоном! Каждый раз А Ли удивлялся одному и тому же: они оба совершенно не знали особенностей характера собственного сына, не чувствовали его настроения, не замечали, что с ним происходит. Бабушка Ле Сю в техниках вышивки разбиралась лучше, чем в привычках единственного ребенка. Разве так бывает? Опечаленный столь ярким примером родительского несовершенства правнук Небесного Императора отправился к залежам игрушек, приготовленных для него любящей бабушкой. Их было много, но ему нравилась всего одна – грустная кукла-девочка в синем платье. Больше всего она напоминала А Ли чудесную тетушку Чже Вэнь, у неё были такие же печальные глаза, казалось, будто она сейчас заплачет. Бабушка Ле Сю разрешила бы её забрать, если бы А Ли попросил, но вдруг игрушка потом попадется на глаза дяде Мо Юаню? А Ли лучше прочих знал, что взрослым иногда бывает очень больно из-за разных предметов, напоминающих о прошлом. Мама, скажем, именно поэтому не любила посещать Небесный Дворец. Кукла ждала его на том самом месте, где он оставил её в прошлый раз - под цветущим кустом, в лакированной деревянной коробке. «Я обязательно заберу тебя, - мысленно пообещал мальчик. – Просто еще не время. А это что такое?» Под игрушкой лежала вещица, которую А Ли, он это отлично помнил, туда не клал. Небольшой золотой диск с двумя завитушками по бокам, похожими на маленькие крылышки. Штука была теплой на ощупь и весело блестела, но как с ней играть было непонятно, поэтому он повертел её в руках, да и отложил в сторону. После А Ли играл, качался на качелях, стрелял по мишени из маленького лука, словом развлекал себя как мог, терпеливо дожидаясь, пока папа выслушает наставления родителей. Ну, или снова поругается с ними – не повышая голос ни на полтона, почти шепотом, как это принято в Небесном Дворце. Вскоре отец позвал его домой. Но перед уходом А Ли положил свою находку на самое видное место, чтобы та попалась на глаза либо бабушке, либо слугам. Папа четко и доходчиво объяснил главное правило Дворца – если вдруг нашел здесь что-то чужое, сделай так, будто ничего не видел, и вообще никогда в руках не держал. Иначе не избежать обвинений в чем угодно, даже в воровстве. Каково же было удивление А Ли, когда на следующий день он нашел коробку с куклой и золотой штукой под деревом возле собственного дома. Пришлось отнести находку отцу. - Честное слово, я её не брал, - сказал мальчик. - Верю. Странно, - прищурился Е Хуа. Это означало, что он встревожен и вот-вот призовет свой огромный меч. Но папа всего лишь внимательно осмотрел куклу, даже обнюхал её, только ничего подозрительного не обнаружил. На штуковину он внимания не обратил, зато пообещал сказать бабушке Ле Сю, что это он по своей воле прихватил игрушку из Дворца. Может так и надо, подумал А Ли. Может это какой-то артефакт, вроде тех, что вечно летают, бегают и ползают по дому Третьего дядюшки Сю. Тем более, что золотая штуковина то появлялась в самых неожиданных местах, то пропадала без следа. А в жизни юного принца Небес и без этого хватало разнообразных впечатлений. А потом вообще появилась Ши Мин — Третий Феникс. Дунхуа Дицзунь Яркое солнце вовсю светило с Небес на изящный павильон под кленами, чайный столик и разложенные чертежи будущего дома. Дунхуа с головой нырнул в тщательно планируемые и совершенно точно грядущие заботы о перемене места жительства, прерываясь лишь чтобы подлить то воды в чайник, то чая в чашку. И так увлекся, что очнулся только тогда, когда на огромные листы бумаги легла плотная тень. Стоящий над ним Е Хуа был суров, хмур и с ног до головы в черном. - Семейство навещал? – понимающе хмыкнул Владыка, сдвинул чертежи в сторону, освобождая место напротив. Судя по каменному лицу с остановившемся взглядом, встреча прошла в особенно теплой и дружественной обстановке. После таких встреч Е Хуа надо отпаивать не чаем, но это потом, пусть он сам хоть чуточку отойдет. - Что там опять? – взаимоотношения коронованных особ с позором династии Дицзуня утомили настолько, что он перестал их отслеживать. Если будет что важное, его друг сам расскажет, если не ему – то Мо Юаню. В любом случае, в неведении никто не останется и ничего действительно стоящего не пропустит. Забавно, мелькнула мысль, почему ни до кого во Дворце до сих пор не дошло, что Е Хуа им не родственник? Он воплотился среди них, но это не дарует родства, иначе б у того же Дицзуня, после двух с лишним тысяч воплощений в Смертном Мире, было бы с пару миллионов всевозможной родни. Бррррр. Владыка проглотил эту неприятную мысль вместе с чаем, ожидая, когда гость начнет выговариваться. - Мандат пропал, - открыл рот Е Хуа. Дицзунь допил чай. - Интересно. И налил себе еще. Щелкнул пальцами, призывая на столик поднос со сладостями. Чже Янь утверждает, что сладкое крайне полезно при сильных переживаниях. Черному Дракону сейчас не повредит чуть-чуть пользы. - И, разумеется, твое достойное семейство считает, что это ты его… - продолжать не требовалось, длинный тяжелый вздох был ему ответом. - Но я не… - О, я знаю. Мармелад бери, не стесняйся. Е Хуа послушно потянулся – и замер с протянутой рукой. - А может так быть… - он вновь не договорил, но, опять же, продолжений не требовалось. - Нет, - отрезал Дунхуа, подцепил ярко-желтый ромбик, положил его на маленькую тарелочку, а ту всунул в руку просящего. – Не может. - Почему?! - Тебя это возмущает, что ли? Шучу. А потому что. Съешь мармелад, тогда расскажу тебе сказку. Бывший Наследный Принц, человек, в общем и целом, исполнительный, сунул мармелад в рот и проглотил, не жуя, хорошо хоть не с тарелкой. Вряд ли Чже Янь именно это имел ввиду, говоря о пользе сладкого, ну да ладно. Можно всегда подложить чего-нибудь еще. - Ладно, слушай, - Дунхуа устроился поудобнее, долил в чайник кипятка. – Самое главное заключается в том, что Мандат Небес выбирает только тех, у кого нет своего места. У тебя это место есть, потому его внимание тебе не светит. Так что выдохни и успокойся. Е Хуа действительно выдохнул – и опрокинул в себя полную чашку чая, заглотив так же, как до этого мармелад. После чего его лицо исказил ужас. - Нет, - безапелляционно заявил Владыка. – И тех, кто потерял все, что им в жизни важно, Мандат тоже не выбирает. Успокойся уже, невротик! Или я тебя Лисьей Королеве сдам. Угроза моментально привела паникера в чувство. - Отлично. Это все, что я хотел знать, - вот теперь он выдохнул по-настоящему. – Поверишь ли, шел к тебе и думал, что буду с ним делать. Закопать там или утопить… - Не получится, - Владыка помнил свой опыт владения Мандатом. – От него не избавиться. Мандат нельзя украсть, – это к вопросу об уме всех, кому подобная идея в голову пришла – нельзя отобрать силой. Мандат можно отдать добровольно, причем список причин крайне мал, или утратить право на него. - Я знаю. Но ты сам понимаешь, что такой слух может значить. Имелось ввиду, что вряд ли бы Император Небес добровольно передал Мандат. Нет, разумеется предполагалось, что однажды он отдаст его своему наследнику, но с наследниками не везло, последний вот предпочел Мандату Небес небесную лису, так что вывод может быть только один. - А почему ты его отдал? – спросил Е Хуа. - Времена изменились, - Дицзунь аккуратно разлил чай по чашкам, отличный дикий чай с Куньлунь, который можно заваривать до десяти раз. – В наступившей эпохе я был не нужен. До Мандата, само собой, надо дорасти, это знают все, но и перерасти его тоже можно. Потому я могу с уверенностью предсказать, что он не светит ни тебе, ни мне, ни твоему брату, ни кому-то вроде нас. Твои дядьки и прочие кузены тоже его не найдут, мелковаты характером. Хотя «найдут» неверное слово; вряд ли он их сам выберет. Е Хуа приподнял бровь. - Капризная он штука, - и это еще мягко сказано. – Очень сложная. Очень своеобразная. А, учитывая все обстоятельства, думаю, мы о нем не скоро услышим, с его-то привычкой долго и нудно выбирать. - Слушай, а как он выглядит? Ну вот, спросил так спросил. - Понятия не имею, - Дунхуа Дицзунь аж залюбовался вытянувшимся лицом собеседника, зрелищем уникальным, что тот Мандат, - как и любой из тех, кто им владел. Я же сказал, сложная штука. Ни увидеть его нельзя, если ты не избран, ни запомнить, ни кому-либо описать. Что ты хочешь, он же концепция, а не предмет. Ну, все, хватит вопросов, ешь сладкое. И чай пей. Хороший чай, твой брат, кстати, выращивает. Ты к нему давно заглядывал? И только когда гость его успокоился, наелся и ушел, он позволил мыслям вернуться к тому главному, с чего стоило начинать. Утрата Мандата Неба была вещью предсказанной, он и не сомневался, что так будет, предвидел и ждал. Но предвиденное исполнилось раньше, а потому можно было с уверенностью сказать – нынешний Император неожиданно умудрился сотворить что-то, что Мандат воспринял как основание для утраты. Мандат признал Правителя Хао-де недостойным Нефритового престола, и Дунхуа очень интересовало, что за причина у столь внезапного решения. Хао-де, Император Небес Когда это случилось впервые раз, он подумал, что поскользнулся и просто не удержался на ногах. Благо, свидетелей его полета не было. Он повторил попытку – и второй раз не смог удержаться, растянулся на полу. Вскинулся, озираясь, пытаясь понять, есть ли кто в пустой тронной зале, облегченно удостоверился, что он один и только тогда… …это была пустота на привычном месте, дыра там, где всегда ощущалась приятная тяжесть, с тех самых пор, как его предшественник покорно – он так и не смог понять природу этой покорности! – и добровольно передал ему Мандат Неба. Маленькая смешная безделушка, на которую и не подумаешь, передавала не только исключительное право сидеть – в буквальном смысле! - на Нефритовом Престоле. Она символизировала высшее небесное доверие, единственное в своем роде полномочие, позволявшее держателю Мандата быть проводником Воли Неба и признавать себя его Сыном – то есть, не в буквальном смысле, но наследником всего того, что оставил во Вселенной исчезнувший много тысячелетий назад Небесный Отец. И вот теперь Мандата не было. В этом Хао-де удостоверился, еще пять раз улетев с Престола, прежде чем собрался с силами и попытался призвать золотую ерунду в ладонь. Мандат не отозвался. И Небесный Император, великий, мудрый и справедливый, вцепился зубами в расшитый золотом рукав, лишь бы не завыть в голос, рухнул на ступени, ведущие к Престолу, долго сидел, раскачиваясь, не замечая, как колыхнулись тончайшие лунные занавеси у дальнего входа, единственное напоминание о луне, здесь, в пространстве вечного солнца. Мандат вернулся к вечеру. Но весь день Император метался по Дворцу подобно тигру по клетке, стараясь не выказывать своих чувств, и не способный их скрыть. И когда Мандат вновь занял свое законное место под кожей и где-то в глубине души, Хао-де осознал, как глуп был, веря, что сможет его передать. Кому? Этому неудачнику, его второму сыну? Или не умеющему держать свое мужское естество в штанах третьему? Думать о внуке вообще не хотелось, внук, которому он отдал столько сил и времени, просто растоптал интересы династии, уцепившись за лисью юбку и не желая ее отпускать. И от воспоминания о Е Хуа, а также о его семейке, мысли вдруг покатились все дальше и дальше, пытаясь понять, как же так? С чего вдруг Мандат решил, что он больше недостоин? Неужели потому, что спустил и предательство внука, и насмешки этого неудачника, бывшего Повелителя, и унижение, которому его подвергли все они, эти проклятые лисы… Хао-де захлебнулся гневом и решимостью – нет, он им всем покажет! Он ищет достойную замену? Ну, так отлично же! Достойной замены на Небесах нет, это он, Повелитель этих самых Небес ему говорит, отлично знает, понимает и покажет, покажет! Достаточно лишь подтолкнуть с горы этот камень, чтобы все те, о ком он знает и ведает, показали свои истинные лица… Надо лишь подумать… Он осторожно поднялся вверх по ступеням, где под расписным шелковым балдахином замер, как настороженный зверь, его Нефритовый Престол. Провел рукой по резным подлокотникам, постоял, собираясь с силами – сел, опустился, не властно, как ранее, буквально накануне, а осторожно, опасаясь. И когда Престол его принял, он выдохнул, и сам не заметил – ни то, каким облегчённым был этот выдох, ни то, как опять колыхнулись занавеси из лунного шелка у дальнего входа в тронный зал. А Ли Не было в тот день ни знамений, ни кружений в облаках священных радужных птиц, ни даже порядочной грозы. Просто в Киноварной Пещере появилась маленькая девочка. Её нашел Чже Янь и чуть не помер на месте (как он утверждал) от радости. Предвечное Пламя, породившее фениксёныша, явно учло обстоятельства и пощадило Первого Феникса, избавив от забот о молочном младенце. Девочка выглядела лишь немного младше, чем А Ли, когда тот вернулся на Девятые Небеса с горы Цзюнцзи. Она не умела только говорить. Самое поразительное, Ши Мин не стала новым воплощением одного из погибших фениксов, она была своей собственной. И Чже Янь не мог не воспользоваться этим радостным обстоятельством. Проведя необходимый обряд, он тут же объявил её своей дочерью и дал имя. Имел, к слову, полное право. Потом примчалась Чже Вэнь и слегка подралась с братцем. Ей тоже, оказывается, хотелось дочку. Но пришлось довольствоваться званием тетушки. Следом явился Мо Юань и заявил, что он теперь я-фу — приемный отец Мин-эр. Он был бит Чже Вэнь, и уже не слегка, но от слова своего не отказался. Е Хуа тоже хотелось стать кем-то для малышки, но Бай Цянь его вовремя отговорила. - Два папочки это лучше, чем вообще ни одного, - вынесла свой вердикт Лисья Королева и азартно потерла ладонью об ладонь, предвкушая невиданный кулинарный разгул. Эти тоненькие, совершенно птичьи ножки Ши Мин вкупе с ручонками взывали сразу ко всем материнским инстинктам. Нянчили маленького феникса не только всем Персиковым лесом и всем Цинцю, но и всей Куньлунь поголовно, ни один ученик Мо Юаня не избежал этой участи, не говоря уж про А Ли. Впрочем, жаловаться на Мин-эр было грех. Она никогда не капризничала насчет еды и практически не плакала, а играть предпочитала со своими игрушками, тихонько попискивая от удовольствия. Казалось бы, идеальный ребенок. Но не для непоседливого отрока, в которого закономерно превратился к тому времени А Ли. Отказаться, когда бабушка Лисья Королева подманивает его к себе тонким пальчиком, вручает в одну руку — невозмутимую как сто драконов Ши Мин, в другую — коробок с тремя переменами блюд, нельзя, даже если очень хочется. - Ну, ба-буш-ка-а-а... - Обязательно положи её спать после обеда днем, - сказала та, целуя девочку в круглую и розовую, как персик, щечку. - И следи, чтобы не было сквозняка. Всё понятно? - Понятно, - сдался А Ли. Иного ответа от него и не ждали. Сбыть малявку мамочке-лисе тоже не удалось. Цянь-Цянь поиграла с фениксёнышем в «Полетаем-полетаем» ровно столько, чтобы Ши Мин во всю разохотилась, и сдала её обратно А Ли, и тот еще битый час кружил на себе девочку с воплями «эх, полетаем». Оборачиваться в феникса она пока не умела, но сама идея полета ей бесконечно нравилась. «Налетавшаяся» Мин-эр сначала пожелала кушать, затем водички, и снова полетать, но никак не спать. - Помнишь, что бабушка сказала? - строго спросил А Ли. - Помню. - Тогда ложись. - А мне не спится, - заявила девочка. - И лежать с закрытыми глазами скучно. Вот ты бы лежал, братец? - Я бы попробовал, - уклончиво ответил он и подумал, что приказа Лисьей Королевы не посмел бы ослушаться сам Бог Войны Мо Юань, дрых бы как миленький. - Могу почитать. - Н-нэ, - мрачно пискнула Мин-эр. - Петь не буду, - сразу честно предупредил её А Ли. - Я и не прошу. - А чего ты хочешь? - Мы забыли мою лисичку. А у тебя есть? Разумеется у А Ли была. Меховая тварюшка была у всех лисят, даже у Четвертой тетушки Ю Лин, но делиться ею не хотелось, и еще сильнее не хотелось признаваться в этом самому себе, такому взрослому дракону. - О! - вспомнил он. - У меня есть кукла, хочешь? Идея подкупала новизной, особенно в обмен на самую тихую игру в углу кровати. - А это что такое? - спросила Мин-эр, заглянув в коробку. - Ты тоже видишь штуковину? - поразился А Ли. - Ага. Будет тарелкой для... Как зовут твою куклу? - Коготок. - Привет, Коготок, давай дружить? Да, давай. Как тебя зовут, девочка? Меня зовут Мин-эр... «Странно», - подумал А Ли и хотел порасспросить фениксёныша дальше, но ту интересовала только кукла. И между тормошением малышки и возможностью спокойно порисовать мальчик выбрал последнее. Тем паче, что не успел он разложить кисти, как Мин-эр уже спала, прижав к себе новую игрушку. А штуковина опять исчезла. Сы Инь - Семнадцатый ученик Бога Войны - Вот поэтому и нет у тебя приличествующих женщине форм, - заметил Пятнадцатый, глядя как его сотрапезница ковыряется в своей тарелке. - Клюешь, как воробей. Таких вот сваренных в соевом соусе утиных яиц он уже штук пять проглотил, и теперь намеревался преступить к основному блюду — огроменной миске с рисовой лапшой и бараньими ребрышками. - Ты б женился, наконец, - ответила девятихвостая лиса в той же сварливой тональности. - Там тебе будут формы. Они сидели в придорожной харчевне где-то посредине Мира Смертных: Чэнь Цю в облике иссеченного в битвах мечника и хрупкий студент с веером — Сы Инь. Разительный контраст этой парочки ни в ком тут не будил особенного любопытства. Средь мастеров боевых искусств такое частенько бывает, когда один сильный, другой умный, а вместе они непобедимы. - Зачем ты меня сюда позвал? - спросила Семнадцатый. - Хозяин, еще одну порцию! - крикнул Чэнь Цю, отставляя пустую тарелку.- Уж больно лапшица у тебя хороша. Обычно ученики Куньлунь, и не только они, отправлялись в Мир Смертных, чтобы поговорить о вещах, о которых на Девятом Небе, где слишком много ушей, лучше помалкивать. - Понимаешь, Семнадцатый, - молвил собеседник только после того как тщательно перемешал лапшу с подливкой. - Чот не то у нас на горе происходит. Хрень какая-то. Бай Цянь решительно отставила в сторону недомученное яйцо, давая понять, что готова внимательно выслушать. - Всё вроде спокойно, Наставник придирается, по крайней мере, вдвое реже, не мается бессонницей, как прежде, да и вообще на пользу ему пошел тот прыжок в Чжусянь. Но тут другое дело: двоих младших внезапно забрали родители, точнее, они не вернулись после визита домой. И возвращаться не собираются. Точнее, они бы с удовольствием, но родня запретила. - И что в этом особенного? Не все выдерживали трудности обучения на Куньлунь, и не все имели смелость это честно признать. - Разговорчики пошли, намеки, шепотки, - проворчал Чэнь Цю. - Какие еще шепотки? - Что-то вроде: никто не хочет, чтобы Мо Юань с Призрачным Владыкой опять парнишку не поделил. - Это что, намек на Девятого? - поразилась Бай Цянь. Пятнадцатый нехотя кивнул. Они уговорились скрыть ту гнусную историю с домогательствами к Лин Ю, чтобы не порочить память о об их побратиме — отличном парне, отважном воине и друге. - Прием был в Небесном Дворце, и на нем Наставник как-то не очень по-доброму поговорил с Владыкой Ли Цзином. Все это видели, никто ничего не слышал, но домыслов уже выше нашей горы. И внезапно всплыла та давняя история с вашим похищением — тебя и Девятого. - Прошло больше семидесяти тысяч лет, кто вообще еще помнит, что тогда происходило? У меня муж позже родился! - Как видишь, кое-кто помнит. И до сих пор считает, что война началась из-за того, что Наставник не отдал Девятого в гарем Владыки Цин Цана. - Глупость какая! Если бы войны между Небесниками и Призрачным племенем начинались из-за альковных пристрастий владык, то у нас Императором давно стал бы Юэ Лао - Лунный Старец. Пятнадцатый при упоминаний имени покровителя сватовства и брачных уз поморщился, как от кислого. - К тому же, Ли Цзин папочкиных наклонностей не унаследовал. - Да никому не интересно, что он там унаследовал, - отмахнулся братец Цэ. - Но старую историю достали из дальнего сундука, отряхнули и развесили на самом видном месте. - Копают под Мо Юаня? - озабоченно спросила Бай Цянь. - Кто? - Богов на Небесах много, - пожал плечами Пятнадцатый. - Вдруг кому-то приглянулось его место на Куньлунь? Вообще-то к Священной горе и высокому титулу прилагались тяжкие обеты, сложные обряды, нерадивые ученики и обширные знания в области военной стратегии и тактики. Не каждому эта ноша по плечу. И нет гарантий, что возможному претенденту подчинится Меч Желтого Императора. Е Хуа вон свой так с собой и унес. - Про фениксов, случаем, ничего не придумали? - поинтересовалась лиса. - К счастью, нет. С одной стороны, с тех пор как возродилась Чже Вэнь, их Наставник по-настоящему ожил, с другой же, все — ученики и друзья - отлично понимали, что в безупречности Мо Юаня теперь появилась изрядная брешь. Тому, кому вздумается жилы тянуть из Бога Войны, достаточно взять феникса заложницей. Собственно, Мо Юань и сам о себе это знал. - Мы-то не разболтаем, что она к нему пару раз прилетала. Не пялься на меня, Семнадцатый, не пялься. Они, в основном, в вейци играли и чай пили, но... Главное, чтобы никто посторонний не увидел, как сияет в её присутствии его дух. Словно он каждый раз заново возносится. «Так оно и есть, - подумалось Бай Цянь. - Хотя куда уж выше-то?» - Как думаешь Наставник в курсе о сплетнях? - Конечно. А что он с ними может поделать? - Так, а от меня ты что хочешь? - напрямик спросила Семнадцатый. Старший соученик ответил не менее честно и откровенно: - Поговори с Ли Цзином. Разведай о чем они с Мо Юанем поспорили, и не оттуда ли дует этот ветер. Ты ж его лучше всех знаешь. Лиса хотела было хорошенечко врезать веером Нефритовой Чистоты по блестящей от жира роже Пятнадцатого, но передумала. В его просьбе был-таки смысл. Бай Цянь и Ли Цзин Пообещать встретиться с Призрачным Владыкой Ли Цзином и на самом деле с ним встретиться — разные вещи. Для начала неплохо бы придумать благовидный предлог. Но сколько Бай Цянь не ломала себе голову, ничего подходящего придумать не удалось. Кроме протокольных визитов в Небесный Дворец, Ли Цзин безвылазно сидел в своей вотчине и вел войны с непокорными кланами — тайные и явные. Примерно раз в год из Великого Пурпурного Дворца приходила весть об очередной казни семейств мятежников, после которой устраивался пир, на котором травили тех, чью вину не смогли доказать. Как правило далее следовало несколько брачных церемоний — это выжившие отдавали своих дочерей в гарем повелителя. Затем был период затишья, который длился недолго, но зато сопровождался праздниками и гуляньями, во время которых созревал новый заговор. И цикл повторялся. У каждого народа свои нравы и порядки, в Призрачном царстве — вот такие. Девятые Небеса традиционно не вмешивались во внутренние дела вассалов, пока те держались в рамках договоренностей. Ли Цзин, надо отдать ему должное, своё место знал и подвиги папаши повторять не торопился. Да и зачем, если его земли процветали, а народ множился? По всему выходило, что единственным способом выспросить что-то у Ли Цзина было отправиться в Великий Пурпурный Дворец и задать интересующие вопросы непосредственно ему. И Бай Цянь решила, что так она и сделает. Причем без всякой маскировки. В конце концов, чем она рискует? И надо было видеть лица стражей, когда Цянь-Цянь появилась на границе Призрачного царства — в силе, славе и со всеми девятью хвостами напоказ. - Какова це-це... ц-цель вашего визита, высшая богиня? - спросил их командир. - Личная встреча с Владыкой, - ответствовала Бай Цянь, не удостоив собеседника даже мимолетным взглядом. Были времена, когда здешние пейзажи казались лисе как минимум оригинальными. Когда всё выглядит ненастоящим, слишком ярким, чрезмерно пышным или же, напротив, мрачным, когда нет ничего естественного. Все эти лиловые цветы с шипами, а иногда и со щупальцами, алые, карминовые, коралловые блестящие стволы деревьев, листва всех оттенков синего, пурпурные горы, изумрудно-зеленая вода в реках, черная — в озерах. Ныне же, после недолгого путешествия через Призрачные земли, у Бай Цянь голова разболелась от изобилия красок. И под своды Великого Пурпурного Дворца она вступила со старой-доброй повязкой на глазах. - Высшая богиня Бай Цянь из Цинцю! - объявил главный распорядитель и распахнул дверь в приемный зал, похожий изнутри на пустую грудную клетку: вскрытую, выпотрошенную и перевернутую хребтом вверх. Слишком много тут было кроваво-красных тонов и такого же цвета полотнищ, свисающих с поперечных балок. «Меня сейчас стошнит», - подумала Бай Цянь и обмахнулась веером Нефритовой Чистоты. - Кого я вижу! - усмехнулся Ли Цзин, восседавший на Пурпурном Троне. - Высшая богиня-лиса почтила меня своим визитом. А ведь если бы звалась сейчас Наследной Принцессой Девяти Небес, то мне полагалось бы приветствовать тебя, стоя на коленях. Упустила такой шанс, ай-ай. - И тебе — привет, Владыка Да Цзымин. Ли Цзин почти не изменился, лишь сменил прическу, чтобы удобнее было венец носить. Все такой же волоокий, пресыщенный красавец с чувственными губами. И похоже, ханьфу у него надет прямо на голое тело. Неужели прибытие гостьи из Цинцю вырвало его из объятий красавицы? - Мне кажется или ты располнела, А-Инь? - Мы все меняемся, Владыка. У тебя рога тоже прилично так отросли. Не мешают? Выростами на лбу мужчины призрачного племени гордились так же, как смертные мужи - бородами и усами. Но в устах лисы фраза прозвучала крайне двусмысленно. Ли Цзин явно к такому не привык. - Будем считать, что любезностями мы обменялись, А-Инь, - вздохнул он. - Зачем пожаловала? - Поговорить о твоей ссоре с Мо Юанем, - честно ответила лиса. - Птичка на хвосте принесла, что вы с ним сцепились на приеме в Небесном Дворце. Прятать чувства за маской безразличия здесь тоже не считалось обязательным навыком Владыки. Зачем, если и так понятно, что государь всех презирает, а если вдруг нет, то лишь потому, что ненавидит. В данном случае, Ли Цзин несказанно удивился. Аж рот приоткрыл. - Ты серьезно? Ты впервые более чем за семьдесят пять тысяч лет захотела меня увидеть только из-за Мо Юаня? - А почему нет? - Я теперь даже не уверен, что те, кто болтал о ваших с ним шашнях, непременно врали. «Ага!» - сказала себя Цянь-Цянь. - В отличие от тебя, он точно знал, что Семнадцатый ученик - девушка, - весьма обидно хихикнула она. - А ты, вместо того, чтобы рассказать правду, подложила мне Сиань Ню. - Ах ты, бедняжечка! Скажи еще, что и тебя сверху положила, как коврик безвольный. Хватит уже страдать. Я не стала тебе врать, Ли Цзин, а пришла и прямо спросила, что хотела. Так сложно ответить? У них уже случился насыщенный эмоциями разговор, когда каждый высказал наболевшее. Е Хуа, кстати, о нем не знал, а если бы узнал, не обрадовался, это точно. Это произошло еще в его бытность Наследным Принцем, когда их супружеские отношения находились в стадии необъявленной войны. Ли Цзин присутствовал на свадьбе, узнал Сы Иня и потом примчался в Цинцю выяснять отношения. Помнится, Бай Цянь тогда только и мечтала, как бы побольнее уязвить новоиспеченного муженька, и всерьез подумывала натравить на него несостоявшегося возлюбленного. Чудом удержалась, просто чудом. - Мы не ссорились, - проворчал Владыка Да Цзымин и вдруг предложил. - Давай пройдемся по саду, А-Инь. Тут душно, а ты выглядишь бледной. Там и поговорим. Бай Цянь не стала отказываться. Она и вправду чувствовала себя в этом кровавом зале не слишком неуютно. А сад оказался великолепен. Песчаная дорожка между шпалерами с сиренево-лиловыми гроздьями глицинии вывела к черному пруду в котором плавали снежно-белые лотосы. Тот самый пруд, в который они с принцем Ли Цзином окунулись при первом знакомстве. - Я не ссорился с Богом Войны. Он попросил у меня Жемчужную Сферу Душ, я немного поторговался, но мы сошлись в цене. Мо Юань скажет тебе то же самое. А что из этого раздули на Девятом Небе, если не секрет? Царствование сделало когда-то беззаботного Второго принца весьма проницательным и подозрительным. - Кому-то в этом видится повторение «сватовства» твоего отца к нашему Девятому, - ответила лиса. Ли Цзин не на шутку призадумался. - Думаешь, кто-то из наших подкинул мысль, чтобы выставить меня эдаким вторым Цин Цаном и снова стравить с Небесами? К радости Цянь-Цянь он даже мысли не допускал, что на репутацию Бога Войны тоже могут покуситься. - Именно, - поддакнула она. - Ты проверь, кто у тебя может быть таким умным. Это и в твоих интересах тоже. Мир между Небесным и Призрачным племенами не так уж и плох, согласись? Было жарко и Бай Цянь энергично работала своим могучим веером, разгоняя густой цветочный запах, от которого у неё кружилась голова. - Эй, слуги, подайте моей гостье освежающий напиток! И лотосовый суп — подкрепиться. Ли Цзин, надо отдать ему должное, всегда умел вовремя проявить заботу и внимание. И пока она ждала угощения, сидя на камне возле пруда, развлекал рассказом о последнем раскрытом заговоре против себя любимого. Довольно дурацком, было с чего посмеяться. - Ты бы видела лицо этой девки, когда я вылил чашку с приворотным зельем ей на голову. На противоположной стороне пруда, в кустах, сидел на корточках маленький мальчик в черном платье и не сводил удивленных глаз с Бай Цянь. - Твой? - спросила она. - Кто? А! Этот полукровка, - досадливо отмахнулся Ли Цзин. - Бай-эр, сын Ли Юаня от смертной наложницы. Иди к слугам, племянник, тебе тут не место. Ребенок немедля убежал. - Может зря ты так приворотным-то, вдруг и тебе наследник пригодился бы? - Не зря, - отрезал Призрачный Владыка. - Мне наследник не нужен, я еще сам на Пурпурном Троне не насиделся. Они помолчали, думая каждый о своем, а когда Ли Цзин провожал её, то сказал не скрывая зависти: - Твоя преданность Наставнику поразительна, А-Инь. Помчаться по первому зову к тому, кого видеть не желаешь, да еще и в твоем положении, это, знаешь ли, знак огромного уважения. Ты - почтительный ученик. - В каком еще положении? - Да брось! - по-доброму фыркнул он. - С моим гаремом и опытом, да чтобы я с первого взгляда не понял, что ты беременна? Неделе на пятой, да? Бай Цянь прикрыла лицо веером, в надежде, что Ли Цзин примет её позорное незнание за смущение. Тот лишь улыбнулся, чуть грустно. - Береги себя, А-Инь. И... поздравь от меня мужа, - сказал он на прощание. Чже Янь и Мо Юань (та еще парочка) - Как ты умудрился его туда засунуть? - строго спросил феникс у печально мычащего Шестнадцатого. - Он не может тебе ответить, - вместо пострадавшего ответил Мо Юань. - По вполне очевидной причине, разве не видишь? - Конечно, вижу, у меня ж глаза есть, - огрызнулся Чже Янь. - Такого дурака еще поискать. Говорить Чжи Лян — Шестнадцатый ученик Бога Войны, и вправду не мог. Во рту у него застрял волшебный артефакт Призрачного Племени, именуемый так же Жемчужной Сферой Душ. Шарообразный камень, что явствовало из его названия, размером чуть крупнее куриного яйца, достать который мешали зубы и угол раскрытия челюстей. Чже Янь и так и эдак крутил голову бедолаги, но ничего не помогало. - А тебе, Мо Юань, зачем эта треклятая Сфера понадобилась? - Для создания нового эликсира и чтобы Шестнадцатого подлатать, - признался тот. - Ага, подлатал называется... Ну что ж, делать нечего, будем вынимать челюсть. Шестнадцатый в ужасе отшатнулся и попытался забиться в угол кровати. -А может как-нибудь по-другому? - И как же? - хладнокровно полюбопытствовал феникс. - Заставим его проглотить? Или разрушим артефакт прямо у него во рту, вместе с зубами? Вариантов не оставалось. - Я потом все на место вставлю, не бойся, парень - щедро пообещал Чже Янь, подтягивая рукава повыше. - За каждую дурость полагается плата, верно? Несколько дней помолчишь, кашку жидкую поешь и будешь думать, прежде чем засовывать в рот посторонние предметы. Держи его, Мо Юань. В недолгой суматохе поимки и удержания Шестнадцатого никто не заметил как дверь в келью приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова пришедшей с отцом Ши Мин. - Е-аа! Е-ой-о! - взвыл Чжи Лян, и слезы брызнули из его глаз, когда целитель вытащил мыщелки из суставов, оттянул челюсть вниз, осторожно извлек инородное тело, а затем вернул челюсть на место. - Ну вот и всё. Молчи, парень! Я наложу повязку и можешь попить через соломинку, жевать тебе сейчас нельзя. Запомнил? Шестнадцатый кивнул и с немой мольбой воззрился на Наставника, чтобы тот рассказал отчего всё так вышло. - Его меридианы сильно пострадали, когда мы делали пилюлю Девяти Духов. Тигель бывает очень капризным. Медитации в таком случае помогают мало, вот я и решил попробовать Сферу Душ. - Ну, логично, что уж там. Я бы тоже так сделал. Только, зачем же в рот её совать было? Сфера кладется на солнечное сплетение, а затем её энергетический слепок перемещается непосредственно в тело. Вряд ли Бог Войны мог забыть о таком, а Шестнадцатый? Чжиляновы оттопыренные уши запылали, точно недра Тигля в разгар сотворения очередного магического эликсира. - Сам додумался или подсказал кто? - продолжал допрос въедливый феникс. - Дай-ка я угадаю. Сомнительно, чтобы это была моя Ши Мин... Он быстро обернулся и застиг дочку на месте «преступления», подглядывающей и подслушивающей. - Иди к я-фу, детка, - поманил её Мо Юань и усадил рядом. - Я думаю, это кто-то, считающий себя великим шутником... - вкрадчиво молвил Чже Янь. - Кто-то родом из Северного Моря... кто-то, кого уже сто раз предупреждали не умничать...это наш Пя.. пят... пятна... в верном направлении я мыслю, Мин-эр? На лице фениксёныша отчетливо было написано «Пятнадцатый», но девочка упрямо молчала. Только крепко зажмурилась, чтобы не выдать старшего друга. - Поганца давно следует наказать. Куда мы засунем ему Сферу, Наставник Мо Юань? И в кои-то веки Бог Войны прислушался к совету старого друга. Пятнадцатый был призван к ответу: Сфера Душ была сначала помещена в его ротовую полость, затем вытащена оттуда тем же способом, что и у Шестнадцатого, а потом наложена такая же повязка. Зато тихо будет, хоть какое-то время! - Заметь, артефакт не только очень полезен для меридианов ци, - приговаривал при этом феникс. - У него множество целительных свойств. В свое время Семнадцатый лично ходила в Великий Пурпурный дворец, умоляла Владыку Ли Цзина дать её Сферу, чтобы сохранить тело вашего Наставника нетленным. - И куда она собиралась вставить его мне? - напрягся Мо Юань и непроизвольно потер нижнюю челюсть. - Да какая разница, дружище, ты все равно был мертвый. Кстати, ты же уже знаешь, что у нашей лисички...? И тут он вспомнил, что в келье присутствуют еще три пары чутких ушей, причем одна - малолетняя. - Пойдите-ка прогуляйтесь. Ши Мин, сопроводи учеников, - позор конечно, что один птенец умнее двух здоровых лбов, но куда деваться. Келья, кстати, была Чжи Ляна, но он не посмел возразить. - Да все уже знают, что Семнадцатый носит под сердцем дитя. Как она? - Вот же трепло этот Ли Цзин, не умеет держать язык за зубами, - пробурчал под нос феникс. - А Цянь-Цянь прекрасно себя чувствует и полна сил. И выглядит, если ты об этом, словно лиса, что разорила курятник и съела всех кур разом, то бишь очень удовлетворенной. На все грязные сплетни ей плевать с самого высокого холма в Цинцю. - Это правильно. Живем вроде на Небесах, а свои языки очень многие в канаве нашли. Самой невинной из услышанного им в кулуарах Небесного Дворца была фраза: «В Да Цзымин лиса отправилась небеременной, а вернулась оттуда совсем наоборот». Сказавший её очень сильно пожалел, разумеется. - Бай Цянь не дурочка, она весь срок проведет либо в Цинцю, либо в Персиковом лесу. А вот ты, друг мой, постоянно на виду. И о тебе последнее время тоже болтают без остановки. Откуда я, думаешь, узнал про Чжи Ляна? И что ты собираешься с этим делать? Мо Юань равнодушно хмыкнул. - Ничего не собираюсь. Ну хорошо, отберут у меня титул Бога Войны, что это кому даст? Ну съеду я с Куньлунь, например, к тебе в Персиковый лес, кому хуже будет-то? - Тебя по дороге перехватит Лисья Королева и заберет в Логово, на откорм, - хохотнул феникс. - Тем более! Ко Двору являться не придется, доклады писать не надо, красота. Буду есть вволю, рыбу с племянником ловить, с Бай Чжи в шашки играть, высплюсь наконец-то, - мечтательно заявил Защитник Небес. - Знаешь, как в Логове спится? О! И тут феникса осенило: - Мо Юань, а давай придумаем какую-нибудь гадость, чтобы тебя уж точно турнули с Куньлунь? Что-нибудь ужасно пошлое и извращенное? Например, что я родил от тебя Ши Мин? Поверят? Ужасаться таким фантазиям Бог Войны не спешил, поддерживать идею - тоже. Если надо, то за них придумают и не такое, а все рты не заткнешь - сферических артефактов не хватит. Сы Мин, Повелитель Звезд Происходящее в Небесном Дворце последнее время выходило за все возможные рамки приличия. Словно в темных углах, которые под вечным солнцем еще найти надо, зародилось безумие, расползлось плесенью и пожирает души с разумами. Противно. Сы Мин всегда старался жить так, чтобы ему не было стыдно, ни перед собой, ни, главное, перед Владыкой Дицзунем. У того, конечно, после отказа от обетов характер немного поменялся, но принципы и мораль – нет. Он был истинным высшим богом, образцом, которому надлежало – и хотелось! – следовать, а потому любые слухи, о нем ли, о его друзьях ли, разрушали гармонию, которую Повелитель Звезд так старательно выстраивал внутри себя. - Что-то случилось? – поинтересовался объект переживаний, с которым они как раз играли в вейци. Ну, как играли. Сы Мин пытался оттянуть момент проигрыша. - Нет, - ответил он, стараясь говорить как ни в чем не бывало. Это с такими, как Е Хуа и прочая молодежь, он был умудренным опытом высшим богом , а по сравнению с Владыкой чувствовал себя нашкодившим ребенком и потому прилагал страшные усилия, чтобы о произошедшем не догадался строгий наставник. - Врешь, - вышло так же, как не проиграть в вейци. - Это очень невежливое слово, - пробормотал Сы Мин в ответ. - Давай ты не будешь читать мне лекции, хорошо? А лучше расскажешь, что на самом деле тебя беспокоит, так что ты проигрываешь партию вдвое быстрее, чем обычно. Разве? Он бросил взгляд на доску, удостоверился, что да, проигрывает и загрустил. Как объяснить происходящее, когда о нем даже говорить противно? - Помните… Помните, как вы сказали мне, почему согласились на брачный обряд по лисьим традициям? Белая бровь отклонилась от идеала. Владыка явно был удивлен, что Повелитель Звезд переживает о такой ерунде. - Разумеется. - Вы…вы были правы, - признался он. Голос сорвался почти до шепота, словно не муж, а прыщавый подросток говорил сейчас его устами. - Насчет чего? – деловито уточнил Дунхуа Дицзунь, смахивая камешки и готовя доску к новой партии. – Я тогда много о чем говорил. Про молнии, традиции, уважение к желаниям невесты и нелюбовь Дворца ко мне. Сы Мин кашлянул. - Понятно. Что, убедился в моей правоте? В его голосе звучала улыбка, добродушная, усталая, и Сы Мин вскинулся. Нет, одно дело знать и понимать, как они относятся к другим, к тому же Е Хуа, который, к слову, попрал традиции почтения к родителям, но Владыка… Сы Мин прожил достаточно, чтобы во всей красе познать лабиринты дворцовых интриг, но то, что происходило сейчас, было именно безумием, плесенью, необъяснимой гнилью, которая вроде не опасна, но все же гниль. - Да как они смеют?! – спросил он, устав сдерживаться. – Они понимают, что вообще несут? Это же отвратительно, это… Это такие мерзкие домыслы! Это же о вас! - А о каких конкретно домыслах речь? – Дицзунь оторвался от доски, поднял голову и взгляд Сы Мина встретился с насмешливым взглядом черных глаз древнего божества. – Просто интересно, может выдумали что-то такое, чего я о себе еще не слышал? - Там… не только о вас. - А о ком еще? О Фэнцзю? В голосе послышался отдаленный громовой раскат, и Сы Мин покачал головой. Нет, настолько самоубийц, чтобы вслух во дворце обсуждать единственную и возлюбленную супругу бывшего Повелителя Земли и Неба не находилось. Пока. Но вот где логика, спрашивается – в любви Дунхуа Дицзуня к рыжей лисе никто не сомневается, и тут же несут такое, такое… - Нет? Тогда о ком? Дай угадаю. Если не о моей жене, то остаются либо Е Хуа и весь его выводок, в том числе близнецы – к слову, ты на церемонию представления собираешься? – или Мо Юань с Чже Янем. Кстати о Е Хуа, там все еще болтают о Цянь-Цянь и Ли Цзине? Что, уже нет? Это хорошо, молодец Е Хуа. Так, возвращаясь ко мне, кто? Это было отвратительно. - Значит, Мо Юань с Чже Янем. И о чем же теперь речь? Ну, что ты молчишь? Что там опять? Наша старая дружба внезапно переросла в любовь на троих? Сказал – и Сы Мин почувствовал, как жаркая волна заливает щеки. Нет, он слышал в своей жизни и не такое, благо жизнь была долгая, а он писал смертные судьбы, но применительно к Дицзуню сказанное было вопиюще мерзким. - Ты что, покраснел? Ты покраснел. С ума сойти. Отчего? Если ты думаешь, что о нас троих такого никогда не говорили, то я тебя разочарую. Говорили, и не раз. Но тогда оно звучало более достоверно, у меня все же были обеты и никакой лисы, а у Мо Юаня не было его… впрочем, неважно. Пусть болтают. Они теми же губами обсуждают, почему я верен жене и наложниц не завожу, так что не стоит обращать внимания. Пока они не рассказывают, что Чже Янь завел себе Мин-эр, родив ее от кого-то из нас… О, ты опять покраснел. Значит, уже рассказывают. Какая, однако, вспышка воображения, к чему бы это, а? Длинные пальцы выбили дробь на доске из драгоценного лакированного дерева, брови легонько сошлись на переносице – и в следующий миг морщинка на идеальном лбу разгладилась, лик Владыка Дицзуня вновь стал юн и безмятежен. - Забудь, Сы Мин. Таковы дворцовые нравы. Это все, знаешь ли, от безделья. Вот пропололи бы с пару десятков ли капустных грядок каждый, глядишь, сил бы на глупые мысли не осталось. Не слушай ты эти сплетни, они такие же, что и в Мире Смертных. Ты же знаешь историю Ланьлинского принца? Это я ему судьбу написал, включая обязанность ходить в маске, чтобы войско при виде генерала не забыло, зачем собралось. О, ты опять покраснел, в третий раз за сегодня. За это определенно надо выпить. Кувшинчики персикового вина возникли на столике буквально по мановению руки. Сы Мин, немного успокоенный всегдашней манерой Дицзуня сводить проблемы к шутке, стал расставлять чашечки – и потому не заметил острого испытующего взгляда, который его наставник бросил в сторону Небесного Дворца. Е Хуа и Дицзунь С одной стороны чувство вины — полезно и созидательно, с другой же, особенно, когда оно лишено чувства меры, становится крайне разрушительным. Так считал учитель Дунхуа, но тут же добавлял, что в любом случае оно, в смысле осознание вины, всегда является толчком к поступку, а уж чем тот обернется... Это уже отдельный и непростой вопрос. При этом на невозмутимо-прекрасном лице наставника появлялось загадочное выражение, которое каждый мог трактовать по-своему. Чаще всего - неправильно. А случилось так, что отец А Ли, чье чувство вины Учитель всегда считал крайне нездоровым, явился в Логово в самый неподходящий момент. Причина была уважительная - поприветствовать Первого шурина Бай Тина, в кои-то веки заглянувшего на огонек родительского дома, а вот момент — откровенно неудачный. Матери Цинцю отлично знали, что когда в Логово возвращается первенец Лисьей Королевы звать кого-то из детей обедать или спать бесполезно, не дозовешься. Еще бы! Щедрый Бай Тин приносил с собой мешок игрушек и ворох новых сказок. И, главное, позволял делать с собой всё что угодно. Обычно его хватало на всех — и покатать малышей верхом на себе, и рассказать о приключениях тем, кто постарше. Дядюшка просчитался в одном: теперь в его жизни появилась полная тезка - родная младшая сестра А Ли, и она же взяла в свои маленькие руки процесс его замучивания. Когда Е Хуа вошел и поздоровался, шурин в ответ мог только жалобно простонать. Тин-Тин восседала в головах у отважного странника и вплетала в его волосы разные предметы, начиная от ярких ленточек и заканчивая куриными косточками, перьями и мусором. Её брат-близнец разрисовывал тушью предплечье левой дядюшкиной руки, правую мусолил его друг - лисенок из клана Кан, остальные дети — сорочата, волчата и медвежата - старались не отставать от лидерши. - Что тут происходит? - спросил Е Хуа голосом Черного Дракона. Обычно это действовало на баловников отрезвляюще. - Укласаем гелоя, - сказала Тин-Тин и звонко чмокнула героя в лоб. - Павшего в неравной битве, - тихо-тихо уточнил А Ли, принимавший участие в действе в качестве тайного агента сопротивления: потихоньку развязывал узлы, вытирал слюни и не давал раскрашивать дядюшкины пятки. Взывать к совести Мин-эр было бессмысленно: она как раз увлеченно наклеивала цветочные лепестки на ногти пальцев ног героя. Няня Най-Най смущенно развела руками. Мол, я же не всесильна, да и кто всесилен рядом с Серебряной Лисой Тин-Тин. - Как долго ты сможешь еще продержаться, Первый шурин? - спросил Е Хуа. - До ужина, - неуверенно прошептал тот и закрыл в изнеможении глаза. Словом, отец ушел одолеваемый чувством вины, а потому направился к учителю за советом и поддержкой. - Детям нужны новые впечатления, - сказал тот, отпивая чай, но пообещал. - Я что-нибудь придумаю. И, конечно, он придумал. Кто же откажет бывшему Владыке Земли и Небес, если он приведет в Небесный Дворец детвору из Цинцю? Няня Най-Най и Четвертая тетушка Ю Лин бдительно пасли Серебряную Лису, А Ли — остальных пятнадцать штук мальчиков и девочек, Мин-эр взяла на себя учителя Дунхуа. Она задавала ему правильные вопросы, такие какие могли задать дети, если бы те каждые сто шагов не столбенели на месте от восхищения. Дицзунь рассчитал правильно — сорванцы из Цинцю, потрясенные великолепием Дворца, вели себя идеально. Они глазели по сторонам и с огромным энтузиазмом кланялись каждому встречному бессмертному небожителю, лишь изредка взвизгивая от восторга. Естественно, что никто не возражал против экскурсии. Не так часто богам Девятого Неба перепадало столько восхищенных взглядов и знаков почтения одновременно. На императорский дворец любовались, правда, издалека, зато вокруг пруда с божественными лотосами сделали целых три круга. - Смотри, Мин-эр, - рассказывал Дунхуа мелкой серьезной птичке, - вот эта длинная галерея ведет от террасы прямиком к Чжусянь. Там, в глубоком колодце - единственный во всех Мирах сохранившийся вход в хаос. Табуны младенцев отстали, и можно было безнаказанно повествовать об истории Небесного Дворца, без боязни, что Серебряная Лиса услышит и моментально уболтает кого-нибудь половить рыбку в изначальной бездне. Бай Тин-Тин унаследовала внешность отца и характер матери, тот самый, знаменитый характер женщин семейства Бай, который подвиг Бай Цянь украсть мертвого Наставника и оживить его, а Бай Фэнцзю – выйти замуж за обнесенного обетами, как крепость Дяоюй стенами, Владыку. Иными словами, она тоже не умела видеть препятствий, только цели. - А зачем он там сохранился? – тут же спросила Мин-эр. Дицзунь практически видел, как в круглой фениксячей головке записывается несмываемыми чернилами все, что он ей рассказывает. У нее была несокрушимая память, у маленькой дочки его лучшего друга. - Потому что хаос, моя милая, неотъемлемая часть Универсума, и без хаоса не существует ничего ни в одном из Миров. Я же рассказывал тебе об Отчаянном и Безрассудном, первых повелителях Северного и Южного морей? Она кивнула, тут же связав одно с другим, и потому задала следующий вопрос, никак не связанный с содержимым колодца: - А что за террасой? - За террасой, дальше, вон, посмотри, где такие красивые облака, которые сами похожи на дворец, и вон те деревья, стоят обсидиановые скрижали, на которых запечатлены имена всех пар, чей союз способен изменить мироздание. - Это мужа и жены? - Совершенно верно. - А родители А Ли там есть? - Эти в первую очередь. - А дядя Мо Юань с тетушкой Вэнь? - Угу, - Дицзунь сообразил, что просчитался с переменой темы, учитывая количество знакомых девочке влюбленных пар, и, главное, размеры ее любопытства. - А вы со старшей сестрой Фэнцзю? - Э-э…нет, нас там нет. - Но как же так? Разве вы не изменили мироздание? - Нет. Мы просто поженились, чтобы жить вечно и счастливо, ничего более. Поверь, Мин-эр, порой это гораздо интереснее, чем что-либо менять. Зато на скрижалях была пара из второго дядьки Е Хуа и той бедной змейки, Шао Синь. Он насторожился от того, что внезапно их вспомнил, потому что очень давно не вспоминал. - А мы можем посмотреть все скрижали и прочитать, что на них написано? Нет. Не хватало чтобы кое-кто – а тыкать пальцем неприлично – запомнил все имена, в том числе такие, которые ей, до поры и до времени, видеть не нужно. - Там ничего интересного, - увильнуло от ответа всезнающее божество. – Давай лучше пойдем дальше, впереди будет очень красивый Сад Дев. Его разбили еще во времена Желтого Императора… И однажды нашли изуродованный труп, но этого ребенку рассказывать не следует. - А почему мы не взяли сюда А Ли? – у нее, как обычно, наготове был список из ста шестидесяти восьми вопросов. – Ему бы тоже было интересно послушать. Вот же неразлучная парочка, усмехнулся про себя Дицзунь. - Потому, Мин-эр, что у А-Ли с террасой связаны плохие воспоминания. Его как-то чуть не скинула в колодец одна очень нехорошая женщина… Занятый игрой в вопросы и ответы он не заметил ее издалека, а теперь поздно было – она его заметила. - …вроде вот этой вот, - довершил он свою речь мрачным тоном и остановился. Ши Мин, как всегда при посторонних, шмыгнула за него. Мо Юань хорошо обучил свою названную дочь. Она стояла, откинувшись на парапет, в изящной томной позе девы, утомленной всем, включая тяжесть ее полупрозрачного шелкового платья. Ветер раздувал персиковую ткань и гирлянды персикового цвета в волосах. Дицзунь понадеялся, что она их в лесу у Чже Яня нащипала, так что проблема быстро решится сама собой. И понял, с досадой, что ему только что испортили вполне прекрасное настроение. - Владыка! – скрипнул нежный девичий голосок. – Я вернулась! Однажды Дунхуа довелось воплотиться в коменданта маленькой горной крепости Дяоюй, человека простого, не слишком грамотного, но верного и одержимого защитой вверенной ему территории. С тех времен в памяти остались залежи разных интересных слов, не употребляемых в Небесных Чертогах, но так подходящих нынешнему моменту! - Я вижу, - вместо этого обронил он, напоминая себе, что Ши Мин еще маленькая для таких ругательств. Деву в персиках звали – он это прекрасно помнил – Цзи Юэ, она приходилась Е Хуа какой-то там кузиной по матери, жила где-то очень далеко в никому не нужных горах и, как надеялся Дицзунь, не должна была оттуда выезжать. Одержимая им дура, которая отравила первую сотню лет их с Фэнцзю отношений. Дунхуа не особенно был знаком с ненавистью, но чувства, испытываемые к персиковому чудовищу, были к ней крайне близки. А, учитывая, что сейчас обетов на нем нет… - Вы знаете, Владыка, - продолжала верещать барышня Цзи, надвигаясь неотвратимо, словно штормовой фронт, - Император решил отпустить моего кузена домой и вместо него пригласил меня… Все понятно, обреченно сказал себе Владыка. Смена императорских заложников. Кстати, вот и следующий вопрос: можно ли съесть заложника или это кем-то запрещено? -…и я узнала, что вы сняли с себя обеты… - эти странные звуки она принимала за томное воркование, но от них тошнило, просто физически. Сладкую, неимоверно прилипчивую и чрезмерно навязчивую кузину Е Хуа можно было принимать вместо рвотного при отравлении. - И что? – следовало бы исчезнуть, но он продолжал стоять и думать. А дева, принявшая его задумчивость за согласие, колыхалась, изгибалась и всячески выламывалась. Еще пара шагов, и она повиснет на нем, вцепившись в шеньи, так что отрывать придется вместе с тканью. Или пальцами. Ее. А что? - …значит ли это, Владыка, что у меня появилась… Нет. Никогда. Не значит. - Пап, а, пап! – звонкий серьезный голосок прервал и завывания, и его собственные недобрые мысли. – Ну, папа же! Дунхуа поглядел вниз. Мин-эр стояла, задрав голову, глядела на него своим специальным взглядом очень конкретной девочки, и дергала за полу ханьфу. - Папа, ты обещал, что мы сегодня еще к папе Мо Юаню заглянем, - она никогда не врала, но это вовсе не значило, что серьезный маленький феникс не понимала происходящего и не умела принимать молниеносных, недетских решений. – И папа Чже Янь просил. И фонарик! Ты обещал мне фонарик! Капризные нотки ей пока не удавались, но оно и так сработало. Цзи Юэ замерла каменным истуканом посреди безбрежного пространства Небес, онемела и глаза выпучила. Только что слюну не пустила от ошеломления. - Разумеется, мой птенчик, - замечательная, хорошая девочка, вся в папу, такого же хитрого и изобретательного. – Мы немедленно поспешим. Прошу прощения. Он подхватил спасительницу на руки, небрежно кивнул барышне Цзи, словно подавальщице в таверне, и исчез с террасы, сделав мысленную заметку – обо всем происходящем подумать после. Е Хуа, Черный Дракон История с Мандатом всплыла и забылась, тем более, что никаких подтверждений его исчезновения не последовало. Глупые сплетни, вымыслы и домыслы? Е Хуа полагал, что так. Он хорошо знал своего отца и потому не заблуждался относительно его способности не ошибаться. Жизнь текла своим чередом, родились близнецы и ему стало совсем не до происходящего в Небесных Чертогах. Он бы с большой радостью вообще про них забыл, однако они про него забывать отказывались. Мать все еще верила, что дед его простит, а если не простит – так теперь сыновей у него на одного больше. То, что спокойный, как скала, Сяо Инь на трон даже не взглянет, в расчет не принималось. - Забавно наблюдать, каким бы ты был, если б не издержки детства, - как-то заметил Дицзунь, который помнил ребенком и его самого, и его старшего брата. Брат, как оказалось, малышом был именно таким, ему не повезло чуть позже. Е Хуа, на деле, тоже, просто недолго. Он прекрасно помнил как его дразнили Су Цзинь с подружками, особенно его туповатая кузина Юэ, которую он терпеть не мог. Если Су Цзинь делала это, чтобы ему понравиться, то кузина, как раз, пыталась понравиться ей, и потому жертве приходилось тяжко. Сяо Иню повезло – у него была Тин-Тин, которая себя без близнеца не мыслила, и тот, кому пришло бы в голову задирать спокойного и чуть медлительного ребенка, моментально бы за это поплатился. В любом из обличий маленькая Серебряная Лиса кусала яростно и больно, причем всех, без скидок на положение и божественные силы. Вот и дедушке Ян Це, сдуру вздумавшему отчитать Сяо Иня за пятно туши, девочка прокусила запястье до самой кости. - Ты должен больше уделять внимания своим детям, - шипел его отец, зажимая рану рукавом. Е Хуа от них и так практически не отходил, считая несправедливым, если кто-то будет страдать от характера дочери больше, чем он сам. Тем более, только его Тин-Тин и слушалась, умудряясь вить веревки из всех остальных, даже из самой Лисьей Королевы. - Я увеличу надзор, - привычно отозвался он. Родительские придирки его больше не задевали, осталось лишь глухое, неподобающее почтительному сыну раздражение. Детям не полагается так вести себя с теми, кто подарил им жизнь, но как-то Владыка намекнул, что воплощение не гарантирует истинного родства – и Е Хуа задумался. Он вспомнил Небесного Отца, приснившегося ему, поглядел на своего близнеца и заключил, что Дицзунь прав, как и всегда. Потому неприязнь к самому себе за порушенные надежды деда и отца с матерью уменьшилась, оставив вместо незаживающей раны лишь зудящий шрам. И досаду. - Неудивительно, что Мандат тебя не выбрал, - продолжил брюзжать Ян Це. Е Хуа мысленно скривился. - При всем моем уважении, отец, я не думаю, что та ваша история соответствует действительности. Не могли вы ошибиться? – уровень дипломатичности теперь обеспечивали исключительно каменное выражение лица и ровный тон. Ну, и еще он детей к ним приводил, настороженно следя, чтобы ничего из того, что случалось с ним, не случилось с ними. А вот отец побагровел и сдерживаться перестал: - Знаешь, видимо, говорят правду. О том, что связь с лисами плохо влияет на ян. Ты потерял всякое сходство с мужчиной, сын! Черный Дракон вскинулся и глухо заворчал. Е Хуа лишь оглянулся, проверяя, слышат ли его дети, но они, все трое, были заняты с бабушкой, сквозь воркование которой и громовые раскаты бы не донеслись. - Вы можете обвинять меня в чем угодно, отец, но я прошу вас не упоминать моей жены и ее семейства. Тем более, что ваша внучка, если вы запамятовали, тоже лиса. Кстати, большой вопрос, кто ее брат. Они еще не выяснили, а сам Сяо Инь по этому поводу не беспокоился. Ян Це, уже привычный к тому, что сын научился сдержанно огрызаться, потряс прокушенным запястьем. - Да уж это сложно забыть! Да как ты… - Простите? Если Бай Цянь – не СуСу и за себя постоять может, разрушенные палаты СиУ тому свидетельство, то оскорблять дочь он не позволил бы даже и намеком. - Посмотри на Дицзуня! То же самое! И если раньше его странности можно было отнести к обетам и древности… Отца понесло, брюзжание превратилось в монотонное жужжание, под которое неплохо медитировалось. Эту технику ему Чже Янь посоветовал, устав мешать успокоительные эликсиры. И она неплохо действовала, если целью брюзжания не были его жена или дети. Тем более, что в лицо Дицзуню Ян Це никогда бы подобного не сказал. К глубочайшему сожалению Е Хуа, его отец не был храбрецом. - … как можно не увидеть, что его используют для увеличения собственного влияния, это же ничего более, как попытка вернуть себе власть… - Отец, вы сейчас о чем? – он так увлекся медитацией, что пропустил, в кои-то веки, что-то важное. Какая попытка вернуть власть? Да он переезжать собирается, в глушь, к теще, в Цинцю, зачем ему власть, о чем речь-то?! - А ты разве не видишь, что творится? Или считаешь, что Мандат пропал просто так? - Отец, Мандат не пропал. Невозможно было бы не заметить его пропажу за все прошедшее время. Ян Це презрительно хмыкнул и окинул его таким взглядом, чтобы он не усомнился, кто тут Позор Династии, последний из последних. Даже второй дядька и тот ему в подметки не годится. - Ты бы выбрался из своей глуши, и поглядел бы, что в мире происходит! И перестал бы тогда глупые вопросы задавать! Вообще-то он даже от титула Наследника отрекся в Цинцю, не соизволив осчастливить своим появлением Дворец. Но сплетни, особенно такие, это совсем не отречение. Это важно. Так что, почему бы и нет? А Ли, Серебряная Лиса Тин-Тин и все остальные Палаты Тайчэнь были единственным местом, которое нравилось А Ли во всем Небесном Дворце. Оно и понятно – там жил Учитель Дицзунь, у которого всегда было время для ученика. Не важно зачем тот явился – задать очередной Важный Вопрос, поделиться впечатлениями или просто почитать вместе книгу. Самое поразительное, что в руках Владыки Дунхуа все книги становились интересными, даже самые заумные трактаты превращались в его устах в захватывающие истории духовных исканий. И после женитьбы на кузине Фэнцзю ничего не изменилось, менялся только сам А Ли, менялась тематика бесед да росла сложность волнующих вопросов. Если бы еще Учитель мог ответить на вопрос, когда всё это кончится, было бы прекрасно. Под «этим» А Ли подразумевал допросы у дедушки с бабушкой. Добро бы они просто так хотели видеть внуков, исключительно из желания пообщаться-поиграть с детьми сына. Ничего плохого тут нет. Но дедушка Ян Це «работал» на Императора и работу свою делал грубо, заставляя папу страдать и злиться. Теперь, когда близнецы подросли, их тоже приходилось водить в Небесный Дворец. Впрочем те и не страдали, особенно Серебряная Лиса. А Ли обернулся назад, на идущую следом Най-Най. Няня выглядела слишком утомленной. - Давай, я возьму Тин-Тин, - предложил он и, не дожидаясь отговорок, поднял сестричку на руки. Девочка немедленно извлекла из рукава здоровенный пряник – бабушкино угощение — и принялась его грызть, осыпая А Ли мелкими и колкими крошками. Они уже переступили высокий порог, как из палат, всегда таких тихих донесся голос, от звуков которого остолбенел Е Хуа и сдавленно пискнула Най-Най. - О, Владыка, мы ведь так давно не виделись! Ну, почему вы так холодны? Собственно, А Ли мог судить о том, как вел себя и выглядел его отец в бытность свою Наследным Принцем, по встречам с дедушкой и бабушкой. Тот становился твердокаменным, неприступным и совершенно бездушным, именно таким, каким те желали его видеть. Но, похоже, сейчас отец Е Хуа вообще себя не контролировал, обрастая броней прямо при детях. Еще мгновение и он призовет меч. - Пап, не надо, - напомнил о себе А Ли, легко касаясь его рукава. – Это точно не она. Он тоже отлично помнил Су Цзинь, но особых чувств она не вызывала. Стараниями мамы и её сонных плетений, надо полагать. Не забывалось ни лицо, ни запах, ни голос, только было это всё как бы издалека, смазано, расплывчато, словно давний страшный сон. Так вот голос женщины, что верещала на все Тайчэнь, напоминал злополучную наложницу лишь интонациями – пронзительно-истеричными и требовательными, но не более. Внутри приемного зала, такого обычно тихого и уютного, украшенного с изящным аскетизмом, гости застали невозможную прежде сцену: разъяренного Дицзуня, по безупречной линии нижней челюсти которого волнами ходили желваки. Он сидел за своим любимым столиком с доской для вейци и прямо сейчас проигрывал сам себе заковыристую партию, что само по себе прискорбно. А у ног его восседала девушка в ярко-розовых шелках и норовила возложить ладонь на колено бывшего Владыки. Тот алчную ручонку неизменно стряхивал, пытаясь отстраниться, но дева не сдавалась, атакуя добродетель Дицзуня снова и снова. Супруги Фэнцзю поблизости не наблюдалось, так что они пришли очень вовремя. - Кузина Юэ? Это ты? Девица резко вспомнила о приличиях, суетливо вскочила и поспешила навстречу с видом настолько радушным, что в её искренность не поверила бы даже фениксёныш, будь она тут. - Кузен Е Хуа, какая встреча! Давно не виделись! - прощебетала Цзи Юэ. - А это твои детки, да? Видят Небеса, они просто милашки. А Ли поставил младшую сестру на землю рядом с её меланхолично жующим яблоко близнецом, чтобы ребятишки поклонились родственнице. В честь визита в Небесный Дворец их нарядили в одинаковые платья светло-зеленого цвета, обули в туфли, вышитые бисером, и уложили волосы в прически, приличествующие детям их возраста — в круглые гульки над ушами (у Тин-Тин с цветами, а у Сяо Иня — с лентами). Одним словом, человеку несведущему эти малыши показались бы воистину восхитительными созданиями. Тин-Тин вскинула на голосистую и навязчивую гостью свой самый ясный взгляд и улыбнулась, с поразительной точностью копируя улыбку бабушка Ле Сю — губки бантиком. - Какая лапочка! - восхитилась Цзи Юэ. - Как тебя зовут, милое дитя? - Бай Тин-Тин, тетушка... - Сестрица, - кокетливо поправила её кузина Юэ. - Для тебя, золотко, я — старшая сестрица Юэ. Лицо Серебряной Лисы озарилось неподдельной и весьма хищной радостью. Сестрица это хорошо, сестриц она любила. - Сестрица Юэ, ты ведь со мной поиграешь? - спросила девочка, склонив голову к плечу и призывно моргнув длинными ресницами. А Ли, Е Хуа и даже Дицзунь затаили дыхание. Многоопытный Сяо Инь вгрызся в свое яблоко, которое занимало его гораздо больше, чем фокусы сестры. - Ко-неч-но! Цзи Юэ была не первой, кто попался на эту уловку. Она явно хотела продемонстрировать Дунхуа свое чадолюбие, но при этом ничего не знала о нраве Серебряной Лисы, на её гору новости еще не дошли. - Пра-а-а-авда? - не поверила своему счастью Тин-Тин. - Ты такая добрая, сестрица Юэ. - Конечно, я поиграю с тобой с огромным удовольствием, малышка. Ты тоже очень славная, - заверила её кузина Цзи. - Отлично, - сказала Тин-Тин и одним махом сунула в рот пряник целиком, чтобы освободить руки. Сладкая и жирная начинка так и брызнула в разные стороны. «Сестрица» Цзи Юэ заподозрила неладное, когда Серебряная Лиса тщательно вытерла липкие ладони о подол её платья, и затем потянулась сделать то же самое с перемазанным ртом. - Что ты творишь? - спросила та испуганным шепотом, но было уже поздно. - Ничего. Играть сейчас будем, - мрачно посулила Тин-Тин, готовясь к прыжку. - Учитель, вы сознательно сделали ошибку пять ходов назад, - сказал А Ли, когда они все втроем тщательно изучили расстановку камушков на доске. - Теперь это уже не исправить. - Обидно, - согласился Дицзунь и улыбнулся, прислушиваясь к сдавленным воплям, несущимся из сада. Серебряная Лиса играла в свою любимейшую игру под названием «Ужас в курятнике», где ей закономерно была отведена главная роль — роль Огромной Лисы. - Все-таки стоит двери открыть, - осторожно посоветовала Най-Най. - Да, и обязательно раздвинуть экраны, чтобы освободить проход, - добавил Е Хуа. - Разбитому врагу всегда надо оставлять путь для бегства, иначе он ожесточится. А Ли успел вовремя, растрепанная кузина Цзи Юэ с хриплым визгом промчалась к воротам, ничего ценного по пути не сломав, а Серебряная Лиса была поймана отцом и им же обезврежена. - Пап, ну, пап, сестрица сама сказала, что хочет со мной играть, - бормотала она, крепко обнимая Е Хуа за шею. - Ты же не сердишься? Вопрос относился вовсе не к печальной участи «сестрицы Юэ», такие мелочи Серебряную Лису не волновали. А вот то, что от её праздничного наряда не осталось практически ничего целого, могло папу и расстроить. - Не сержусь, детка. Это же курятник, там всегда так, - сказал отец, обрывая до конца лохмотья с подола нижней юбки. - Помнишь, я тебе рассказывал про моих кур? Очень неопрятные птицы. - Ага! - радостно кивнула девочка и требовательно протянула руку к брату-близнецу. Сяо Инь безропотно достал из рукава еще одно яблоко и вложил его сестре в ладонь. После хорошей игры на Серебряную Лису обычно нападал жор. - Как жаль, что нельзя взять её в аренду на пару лун, - посетовал Дицзунь. - Почему же нельзя? - немедленно оживился Е Хуа. - Если хочешь... - Ты слишком щедр, друг мой, - вовремя спохватился бывший Владыка Земли и Небес. - Это чересчур большая ответственность. Я не могу принять твою жертву. - А папа сегодня очешуел, - доложила Серебряная Лиса, едва прожевав изрядный кусок яблока. - Правда? Я - тоже, - признался Дицзунь. Е Хуа, бывший Наследник Небес Главное в разведывательной операции на территории неприятеля – хорошенько замаскироваться. Под кустик, зверя или, как в данном случае, под Бога Войны. - Мне нужно твое церемониальное одеяние, - сообщил Е Хуа Мо Юаню, явившись к нему ранним утром. Утро было очень раннее, настолько, что спящий близнец моментально проснулся и оброс доспехами прямо поверх ночного платья. Интересно, он со своими приступами мании преследования тоже так выглядит? - А с твоим что случилось? – задал брат закономерный вопрос. Пришлось объяснять, к счастью, недолго. Действительно, согласился с ним брат, если он явится сам собой, прямо на Собрание, переполох во Дворце будет почище, чем тот, что накануне устроила Тин-Тин у Дицзуня. На то, чтобы превратиться из точной копии Бога Войны в копию абсолютную ушло совсем мало времени. - Ты лицо попроще сделай, - посоветовал Мо Юань, когда они разглядывали друг друга в полированной поверхности большого щита, который стоял прямо рядом с кроватью. – А то очень уж оно у тебя напряженное. Е Хуа разницы не видел, но честно попытался. - Нет, лучше оставь, как было, - поперхнулся брат. – Знаешь, я, пожалуй, с тобой пойду. Подожду тебя в Тайчэнь, а то мало ли. Справедливо. Ничего, конечно, не случится, но мания преследования – дело такое, это Е Хуа по себе знал. - Только ты надень что-нибудь под кольчугу, а то как-то странно выглядишь, нет? Притворятся собственным братом-близнецом было, в общем-то, несложно и, вероятно, эта простота оказалась взаимна. Он просто вернул себе то самое, прежнее, «наследническое» лицо и величаво проследовал путями, которые за первые семьдесят тысяч лет жизни выучил наизусть, не забывая кивать тем, кого, как полагал, успешно забыл. Ан нет, не стерлись из памяти лица и ничего не изменилось во Дворце с тех пор, как он последний раз входил в него, в доспехах, разорванных тварями с Инчжоу. Да вообще ничего не изменилось. Он поизнывал в ожидании явления деда, здороваясь со всеми подряд с должной мерой взаимного уважения, каждый раз напоминая, что он тут как Бог Войны, а не наследный Принц Небес. Чуть не вздрогнул, когда к нему подошел собственный отец, но тот не узнал в нем сына, так что волнения были напрасны. Полюбовался на рассыпающийся искрами солнечный свет, заключенный в бесчисленное множество хрустальных подвесов, парящих в воздухе, тысячами тысяч крохотных золотых колокольчиков, собственным отражением в нефрите, перламутре и мраморе… Чуть с тоски не завыл. От чего Е Хуа точно отвык, так это от чрезмерности, насыщенности чудесами окружающих его интерьеров – и от безделья, которым, собственно, и являлось Собрание. Как он помнил, ни одна из военных кампаний, что он вел в отсутствие брата, не планировалась на нем – не терпят такие вещи пустых сборищ и извращенных политесов. - Его Императорское Величество, Единственный Повелитель Девяти Небес … Это заныл, привычно, звучно, господин Дворцовый Распорядитель. Все присутствующие склонились в точно выверенных поклонах, демонстрирующих верноподданнические чувства, и Е Хуа тоже, задержавшись лишь на миг, чтобы кинуть быстрый взгляд на того, кто собирался передать ему трон. Ян Це оказался прав. Эта мысль терзала его на всем протяжении этого до обморока тоскливого сборища. Оно – да еще пристальный взгляд черных глаз Дицзуня, привычно расположившегося рядом с Престолом на правах его бывшего владельца. Для любого стороннего Владыка был безразличен, ни единым движением, даже поднятием идеальной брови он не выдал того, что говорил его другу искрящийся взор. Способный видеть сквозь любые лики и маски Дунхуа Дицзунь мысленно со смеху покатывался каждый раз как присутствующие интересовались авторитетным мнением Мо Юаня, Бога Войны. Интересно, он же не мог не заметить того, что увидел Е Хуа. Или то, что он смотрел на Императора спустя длительное время, а бедный Дицзунь любуется им чрезвычайно часто, не позволило увидеть очевидного? Этого характерного, очень понятного любому посвященному замедленного движения, задержки перед тем, как царственное седалище опустилось на Нефритовый Престол. Концепция Мандат, или нет, но тот факт, что право сесть на Престол, в буквальном смысле, а также некоторые другие возможности, идут с ним в комплекте Е Хуа знал доподлинно, как бывший будущий Император. А дед будто боялся, что не сможет умоститься. Так обжегшийся непроизвольно замирает всякий раз перед тем, как прикоснуться к боку металлического котелка. Неконтролируемая разумом память травмированного тела, опасающегося боли. С Мандатом действительно что-то происходит, согласился с отцом Е Хуа, и Черный Дракон заворочался, поднял голову, предвидя неприятности. Нет, разумеется, этого он так не оставит – тут Е Хуа его полностью поддерживал. В конце концов, сам Чже Янь ему манию преследования диагностировал, так почему бы и нет? Осталось найти того, кто сможет уточнить некоторые вопросы и это точно будет не Дицзунь, весь такой загадочный. Потому, стоило дворцовой тягомотине завершиться, он сбежал из дворца, не дожидаясь, пока его настигнет друг и учитель, направлявшийся к нему сквозь толпу с целеустремленностью, достойной самой Бай Тин-Тин. Во всех Мирах был только один-единственный человек, способный посоперничать с ним в знаниях. Вернее, лис. Посещать Третьего брата Е Хуа доводилось не часто, но дорогу и правила безопасности, он помнил. Подходя к пещере святого отшельника надо топать как можно громче, голову пригнуть как можно ниже, а на помощь звать сразу как что-нибудь из кустов прыгнет. В этот раз в роли нападающего выступило некое растение, до встречи с Бай Сю явно бывшее обыкновенным вьюном, из тех, что щедро усыпаны крупными лиловыми цветами-трубочками. - Третий брат! – гаркнул Е Хуа во все горло, стукнув по алчному цветочку рукоятью меча. Обижать зверюшку не хотелось, но очень уж кровожадно та щелкала крупными белыми клыками, да еще и в опасной близости от чужой одежды. Бай Сю, к счастью, на вопль отозвался быстро. - А? – высунулась из пещеры растрепанная голова. – О! Первый зять! Доброе утро. Их с Мо Юанем маскировка не прошла проверки силой великого бессмертного лиса. - Доброе, доброе, - согласился гость, уворачиваясь от еще одной плети, подкравшейся со спины. – Ты не мог бы мне помочь?! - Что? Ой, да, конечно! Солнышко, фас! Солнышко?! Цветочек ощерился и утробно зарычал. - Брат Сю!!! - Ой, перепутал! То есть, Солнышко, фу! – зубастое Солнышко, повинуясь команде, моментально свернуло цветы и завиляло всеми плетьми сразу. – Хорошее оно у меня вышло, согласись? Лис умиленно погладил домашнее растение. Все что он делал, было переполнено совершенно искренним детским любопытством перед мирозданием, тем самым, которым природа щедро наделила и его старшего брата Бай Тина, и младшего Бай Чжена. И крайне чрезмерно – обеих племянниц. Потому обижаться на гениального высшего бога смысла не было, оставалось лишь признавать его мастерство, хоть и подпорченное переизбытком стихийных сил, да стараться не попасть в зубы и лапы результатам волшебных опытов. - Соглашусь, - выпросить у Сю Солнышко и Дицзуню подарить? За несчастный случай никто не накажет, ну сожрет растение в кадке незваную гостью, чьи это проблемы? – Мне нужен твой совет. Только знаешь… Мимо на бреющем полете пронеслось что-то неописуемое. - …может, прогуляемся? Они неторопливо шли вдоль берега, и он делился с Бай Сю тем, что его беспокоило. - Про Мандат Небес известно очень мало, - заговорил шурин. – Я даже не уверен, что его создавал Небесный Отец. Знаешь, такие вещи, они совершенно непознаваемые и неисповедимые, ну, то есть… Он совершенно по-лисьи почесал за ухом. - Он не создан ничьими руками, это определенно. И так же определенно я могу сказать, что он наделен разумом… - Вещь?! - Не совсем вещь… скорее, волеизъявление, воплотившееся в форму вещи, причем там и формы-то той… Ой, посмотри, какие тут карпы! Мне всегда было интересно, если их долго кормить, как сильно они могут вырасти? Запеченный карп в мандариновом соусе, если он величиной с поросенка… Так вот, Мандат как концепция Воли означает именно ее. Если Законы соблюдаются, Небеса процветают. Если носитель Мандата нарушает Законы, то Небеса тоже…мммм…в общем, следуют путем Повелителя. Форму же Мандата тебе потому никто и не опишет, у всех своя… А ты знаешь, что тот, кто увидит истинную форму Дунхуа Дицзуня, слепнет? С Бай Сю было сложно разговаривать. Его грандиозный ум гения решал сразу несколько задач, одновременно подкидывая новые, запоминал все, что попадалось на глаза, анализируя, измеряя, проводя параллели. Неподготовленные собеседники терялись через пару фраз, но Е Хуа нравилось говорить с Третьим братом, хотя мозги в ходе таких бесед приходилось изрядно напрягать. - Этот фиолетовый дракон, про которого все рассказывают, это как твоя борода, обычная маскировка. Потому, я думаю, с Мандатом тот же фокус. Его цель явно не впечатлять широкие массы, он Признание и Дозволение, действительная Высшая Воля Небес и все прочее… И им точно нельзя владеть пожизненно, иначе бы мы все жили под властью Небесного Отца и выращивали редьку. Я тут, кстати, поэкспериментировал с рецептом маринада, получился прекрасный состав, сейчас пробую гравировать им мрамор… Он говорил, а Е Хуа думал. - А как Мандат выбирает нового Наследника? И почему Император все еще может сесть на Престол? Получалось, кстати, что дед его не мог точно передать ему правление, так в чем был смысл стараться? - Потому что момент не наступил, то есть нынешнее правление не исчерпано. Может быть. А может, потому что он дает последний шанс? Такая мысль в голову не приходила – и потому Е Хуа замер от ее простоты и ясности. Ведь действительно… - Е Хуа! – грянул из пустоты, прямо с неба, до боли знакомый голос того самого фиолетового псевдо-дракона. – Где тебя носит?! Немедленно отправляйся в клан Яо! У нас тут проблемы! Добрый вечер, Бай Сю. - И вам прекрасного вечера, Владыка Дицзунь! – тут же отозвался лис, нисколько не удивленный ни голосом из пустоты, ни тем, как этот голос их тут нашел. Даже Е Хуа не знал, где они. - Давай, Черный Дракон! – вежливость мелькнула и закончилась. – Если бы ты знал, как мне надоела твоя родня! Фэнцзю - Ну хочешь, я пойду с тобой, - предложила Тетушка, устав наблюдать за лихорадочными сборами племянницы. - Я – сама! - Сама так сама. Бай Цянь пожала плечами. Тащиться в такую даль, в Восточное Море, на мероприятие, которое в тех краях случается едва ли не каждый год, та еще скука. Только время попусту тратить. Через полгода родит еще одна наложница владыки, а потом следующая. Каждый раз, что ли, бегать туда-сюда. Примерно так рассуждала Цянь-Цянь. - Дунхуа очень просил сходить вместо него, а мне несложно, - сказала Фэнцзю, которой отчаянно хотелось сделать мужу приятное. - Тогда, конечно, надо идти. Раз он просил… - А вдруг я что-то не то сделаю и подведу Дунхуа? - Не ходи, Дицзунь упрекать точно не станет. - Но он просил. Подарок даже подобрал подобающий случаю. Лисичка ткнула пальцем в роскошную шкатулку. Резьба по кости какого-то древнего монстра. Впечатляюще и наверняка исполнено скрытого смысла. - Тогда не смей отлынивать! - Но все на меня будут глазеть! – отчаянно всхлипнула Фэнцзю. - Все по любому будут глазеть на ту, что избавила древнее божество и самого совершенного мужчину Земли и Небес от обетов, - отрезала Бай Цянь, сурово щелкнув зубами. – Все только ради этого и собрались, откровенно говоря. Наша задача утереть зевакам их любопытные носы. МиГу, тащи сундук с платьями! Древесный дух был рад стараться, уж он-то разбирался в сочетаниях оттенков как никто другой. - Верхнее платье будет аметистового цвета с шелковым шитьем тон в тон, второе – сиреневое, а нижнее… - Бело-сиреневое, - подсказал МиГу. – И обязательно цветы сирени на шпильках и подвесках. - Да! – поддержала его Бай Цянь - И аметисты в серьгах. Ты будешь, фактически, в цветах супруга, только более нежных оттенков. Чтобы никто не забыл ни на миг, чья ты теперь жена. Выглядела Фэнцзю роскошно, но чувствовала себя ужасно, и это было настолько очевидно, что Тетушка всё же решила вмешаться. - Так, хватит трепетать. Ты пойдешь в Хрустальный Дворец с А Ли. Нам с Е Хуа тоже прислали приглашение. Красивое такое, в ракушке. Бай Цянь и раньше была не робкого десятка, а после рождения Серебряной Лисы и её брата стала копией Лисьей Королевы – такой же уверенной в себе, величественной лисой, в равной степени способной сразиться с целым войском, захватить его в плен и затем всех накормить до полусмерти. Правда, готовила она на три порядка хуже матери. Так что гипотетическому войску не позавидуешь. Пред материнские очи немедленно был призван первенец, тщательно наряжен в черное и белое, снабжен очередной светозарной жемчужиной (традиционным подарком из Цинцю) и настропалён защищать кузину от любых напастей – словом и делом. - Ты совсем не волнуешься? – спросила Фэнцзю своего невозмутимого кузена. - А чего волноваться-то? Тут главное не напиться, остальное само собой сложится. А ты чего… как мама сказала, трепещешь? Они неспешно поднимались по широкой лестнице из чистейшего перламутра, вроде бы и вместе с остальными гостями, и при этом чуть в сторонке, но всё равно оставаясь в центре всеобщего внимания. - Я боюсь, что объявят нас как-нибудь оскорбительно в адрес Дунхуа и твоих родителей. И будет скандал. - Не будет, - отмахнулся А Ли. - Распорядитель Хрустального дворца служил Владыке Восточного Моря, когда мой прадед еще был… как ту принято говорить – мальком в икринке. Поверь, он придумает, как ему выкрутиться и никого не обидеть. Так всё и вышло, словно юноша заранее знал. Они ступили под ажурные своды Главного зала под пронзительный вопль: «Прибыли Правнук Императора А Ли и великая госпожа палат Тайчэнь Бай Фэнцзю!», услышав который кузен удовлетворенно ухмыльнулся и даже подмигнул спутнице. Мол, я же говорил. Владыка Восточного моря аж прослезился от восторга, он рассчитывал лишь на вежливое письмо-поздравление, а тут самолично пожаловали такие персоны. И светозарную жемчужину принял так, будто впервые получил эдакое сокровище, и не было в его казне уже с десяток ей подобных. - Простите, Государь, но мама не придумала ничего оригинальнее, - мило улыбнулся А Ли. – И лично от меня, в качестве извинения, прошу принять этот скромный кувшин персикового вина. Радость в узких, как жаберные щели акулы, глазах Владыки была на этот раз неподдельная, чистая радость и горячее предвкушение. Ну, хоть кому-то угодили. Фенцзю намеревалась так же кулуарно вручить шкатулку, но не вышло. - Это же зуб Сианьфу! – взвизгнул повелитель Восточного моря, присмотревшись к подарку. – Не может быть! Владыка Дицзунь так щедр! И все гости немедля сбежались якобы любоваться редкой диковинкой, а на деле рассмотреть поближе знаменитую лису, охомутавшую самого Дунхуа Дицзуня. На Фэнцзю тотчас пролился дождь гадостей, словно рой ядовитых стрел. - Ты только посмотри на эти аметисты! Куда ей аметисты? - Ну просто ж лиса, обычная лиса, а поди ж ты... - Мам, я хочу такую же вышивку... - Слушайте, кто-нибудь объяснит мне, что он в ней нашел? - Аметисты хороши, но... - … этот старый, выживший из ума маразматик... - Да, рот прикрой, еще услышит... - Пожалуй, зашлю-ка я сваху в Цинцю. - Ну сирень, ну и что? Ужас, конечно, но не ужас-ужас... Слова стучали по макушке, как крупный град, свет от хрустальных раковин слепил глаза так, будто кто-то намеренно пускал в них солнечных зайчиков маленьким зеркальцем. «Всё-таки Дунхуа меня ужасно разбаловал», - подумала Фэнцзю, чувствуя как просятся наружу слезы обиды. Не за себя, за мужа. Никто из присутствующих ногтя на его мизинце не стоил, никто не имел права рядом дышать, а туда же, обзываются еще! Старый? Это Дунхуа старый-то? На Небесах каждый сам выбирает как ему выглядеть, кто-то цветущим молодцем, кто-то убеленным сединами старцем, красота многогранна, а мудрость имеет тысячу обличий. Её муж - молодой мужчина со снежно-белыми волосами, тонкими чертами и ясным взглядом, был каким угодно, но только не старым и не маразматиком. - Кузина Фэнцзю ты просто обязана отведать здешние устрицы. Это что-то невообразимое. А Ли деликатно, но уверенно растолкал зевак и придержал за локоток. Чисто по-родственному, но так чтобы все поняли он здесь не ради дешевого эпатажа. - Учитель Дицзунь не простит мне, если я не познакомлю тебя с главным деликатесом Восточных морей. Идем, моя дорогая кузина, идем скорее, пока там еще есть чем поживится. - Где ты научился всем этим политесам? - поразилась лисичка, когда они ловко выскользнули из гудящей толпы. - У бабушки Ле Сю. Она в этом деле мастерица. Не смотри так! Учиться можно у всех, главное знать у кого и чему. И это не я сказал, это твой муж и мой Учитель сказал, вообще-то. Устрицы и вправду оказались выше всяких похвал, но горечи досужих сплетен они не перебили, хотя на сытый желудок косые взгляды воспринимались уже не так остро. А Ли сидел рядом и старательно подкладывал в тарелку кузины самые лакомые кусочки. - Что моя сирень и вправду так ужасна? - спрашивала она, касаясь заколок. - По-моему всё гармонично. - Сиреневый сейчас в Небесном Дворце на пике моды, это они отстали во вкусах лет эдак на сорок-пятьдесят, - утешал сын Черного Дракона. - А ты откуда знаешь? - У меня есть бабушка Ле Сю, забыла? - смеялся А Ли. - И вообще - я очень наблюдательный. Ешь-ешь, не обращай ни на кого внимания. Он всегда являлся мишенью для бесчисленных сплетен, даже когда был совсем ребенком. Привык? Научился пропускать колкости мимо ушей? - С каких пор ты стала такая чувствительная, кузина-лиса? - С тех пор как замуж вышла, - призналась Фэнцзю. - Мне ужасно обидно за Дунхуа, он ведь потрясающий, сам знаешь. Невероятный и самый лучший. Но... я ведь тоже иногда думаю... Понятно же почему я в него влюбилась, но он-то в меня из каких соображений, а? Это выше моего понимания. - Потому что ты мягкая и теплая? - лукаво улыбнулся А Ли. - И полезна в хозяйстве? - Вот! Он говорит то же самое! Вы сговорились меня дразнить. Её, наконец, отпустило напряжение первого официального визита в качестве супруги Дунхуа Дицзуня. Подарки вручены, устрицы съедены, сплетники сыты, лисья шкурка цела... - Это была она! Я всё видела. К столику, за которым сидели Фэнцзю и А Ли, подлетела разгневанная девица в ярко-голубом платье и, словно копье, наставила указательный палец на лису. - Отдай жемчужину! Немедленно! - Я уже отдала, - простодушно заявила Фэнцзю и кивнула Владыке Восточного моря. - Правда же, государь Яо? - Мяо Цинь, прекрати немедля! - возопил тот. - Но это она украла нашу Благословенную Жемчужину Восхода! - воскликнула девушка. - Женщина в сиреневом платье выглядела точь-в-точь, как эта... - Великая госпожа Палат Тайчэнь, что в Небесном Дворце, - ледяным тоном закончил за неё А Ли, - была все время рядом со мной и тому есть масса свидетелей. И если уж вы хотите кого-то в чем-то обвинить, то можете начинать с правнука Императора, принцесса Мяо Цинь. Итак? Та тоже за словом в рукав не полезла: - Тогда я повторю для уважаемого правнука Императора: я своими глазами видела, как эта женщина прокралась в сокровищницу и украла главную реликвию Восточного моря — нагло и бесстыже, как это водится у прирожденных воров. Это было ровно то, чего Фэнцзю боялась больше всего. Что её оболгут и обвинят, а краснеть за неё, оправдываться и выпутываться придется Дунхуа. - Я ничего не брала, я из этой залы даже не выходила, я впервые в Хрустальном Дворце, как я могла куда-то там прокрасться! Я ни в чем не виновата! Все однажды случается впервые, Фэнцзю столько раз вполне заслуженно влетало за всевозможные проделки, что столкнувшись с совершенно необоснованным лживым обвинением она растерялась, как маленькая. А гости Хрустального дворца вовсю наслаждались её страхом и жалкими оправданиями. Ну как же, такая глупая бессовестная лиса, а еще жена Владыки. Какой позор на его голову! - Кроме ваших слов, принцесса, есть еще какие-то доказательства? - поинтересовался А Ли и заслонил собой чуть не плачущую кузину. - Если есть, то мы прямо сейчас отправимся в Небесный Дворец на суд к Императору, а если нет и ваши обвинения ложны, принцесса, мы тем более потребуем справедливости. Голос А Ли звучал словно набат, напрочь перекрывая голоса все остальных гостей. Такому голосу хотелось повиноваться и следовать его зову. Мо Юань Притворяться Е Хуа было в общем-то совсем несложно. Достаточно одеться в черное и направить стопы в палаты Тайчэнь. Цзунь бы, разумеется, мгновенно определил подмену, но его в платах не было, Фэнцзю тоже куда-то сбежала. И те две служанки, что наводили порядок в цветнике, настолько привыкли к визитам бывшего Наследного Принца, что даже головы не повернули на звук его шагов. И не надо. Мо Юань с комфортом устроился за маленьким столиком и погрузился в стратегию облавных шашек. Вдруг получится выкрутиться из положения, в которое Дунхуа сам себя и загнал. Интересно, он это специально сделал? Затем пришла служанка и зажгла курильницу в виде расколотого птичьего яйца, из которого только что вылупился птенец. Глядя на вещицу хотелось проверить не спрятался ли в уголке маленький испуганный лебеденок, такая она была вещь, изысканная в своей простоте, как впрочем и все остальные предметы, что оказывались в доме Дицзуня. Вкусы и предпочтения бывшего Владыки сформировались столь давно, что великолепие Небесного Дворца на их фоне смотрелось чем-то нездоровым, как нарост на стволе живого дерева. Мо Юань мог бы поспорить на половину своего винного подвала, что вот эта кисть для письма — старая, со стершимся под пальцами лаком на рукояти, подвешенная на такой же старинной, видавшей виды бронзовой подставке — и есть то немыслимое сокровище, оправой которому служит вся эта комната. А что если обставить в таком же стиле комнату для Вэнь-эр? Иногда она оставалась на Куньлунь на несколько дней подряд, ночуя в одной из пустующих келий, где никаких излишеств не предусмотрено. Для ученика — самое оно, а для женщины, чей покой и уют для Бога Войны вопросы первейшей важности — нет. И сколько ни ломал Мо Юань голову над тем, как совместить аскетизм с комфортом и при этом ничем себя не выдать, ничего путевого в неё не приходило. А ведь всё просто! Кровать той же конструкции, но из хорошего дерева, чтобы не скрипела. Постельное белье из некрашенного шелка, но самого высокого качества, какое можно сыскать. Пусть будет всего один светильник, но уникальный в своем роде. И ширму тоже самую обычную, но если в неё натянуть ткань особого плетения, образующего на просвет старинный узор, но это будет очень красиво. А как еще выразить свою искреннюю заботу о той, каждый визит которой дороже ста тысяч лет духовной силы? Мо Юань даже повеселел от предвкушения, и позволил ровной линии между плотно сжатыми губам слегка отклониться от идеального горизонтали в пользу некоторого изгиба. И тут же за это поплатился. - Здравствуй, Е Хуа! Девицу, нарядившуюся в платье, очень похожее на те, что обычно носит Фэнцзю, Мо Юань видел впервые в своей жизни. Зато она, судя по оскалу, отлично знала Е Хуа. - Кхм... - ответил Бог Войны, глядя точно в переносицу гостьи. Он не выносил бегающий взгляд и нервное трепетание ресниц, как будто собеседник напился и еще не протрезвел. - Ты сегодня, надеюсь, без своего отр.... несносного ребенка? Девица нервно осмотрелась, в поисках «отр...» - Ээээ... - А ты вообще не изменился, кузен, с тех пор как был мальчишкой. Помнишь, слова из тебя приходилось клещами тащить? Кузен? И тут Мо Юань вспомнил про последнюю жертву Тин-Тин. Кузина Цзи Юэ — вот это кто такая. Живучая, однако, кузина. После игр с Серебряной Лисой даже её Первый дядя несколько дней отлеживался. А ну-ка обскакать всё Цинцю с маленькой всадницей на загривке, у которой очень твердые пятки и цепкие пальцы. - Я до сих пор вспоминаю, как нам с Су Цзинь было весело в те годы, - продолжала щебетать расслабившаяся дева, прохаживаясь перед ним туда-сюда, словно учитель перед классом. - Ты всё время молчал. Или читал книги. Это меня бесило, если честно. Мо Юань снова издал некий утробный звук, пусть кузина Юэ думает, что он внимательно её слушает. - А помнишь, как ты ревел, когда мы над тобой подшучивали? Насколько Мо Юань успел узнать своего брата, тот либо сразу понимал шутку, либо вообще не понимал в чем юмор. И, скорее всего, так было всегда. Он, видимо, слишком характерно выгнул бровь, что кузина аж взорвалась от притворного негодования: - Ты забыл? Серьезно? Да ты ревел так, что стены тряслись. «Ма-а-а-ама, ма-а-а-аама!» - передразнила дальняя родственница. - А что оставалось делать, если ты оживал, стоило только крикнуть, что Первая принцесса пришла тебя навестить? Ты каждый раз велся на эти сказки. Знал же, что она никогда не осмелится нарушить приказ Императора. Она расхохоталась, обнажив белые мелкие зубы. А Мо Юань представил себе маленького мальчика, которого насильно разлучили с матерью — тихой, безвольной, мягкой, но любящей и, по сути, с единственным человеком, кто его тогда хоть чуть-чуть любил просто так, а не за таланты и будущие подвиги. Он зубрит все эти тома нравоучений, из шкуры вон лезет, чтобы ему позволили вернуться, а две подлые мелкие стервы раз за разом бьют его в самое больное место. И смеются вот как сейчас — заливисто и радостно, словно его слезы делают их счастливее. - И я не разу вас обеих не отлупил? - полюбопытствовал он, уже не заботясь, похож его голос на голос Е Хуа или нет. - Не-а. Мы пугали тебя, что за драку тебя обязательно накажут и никогда не дадут увидеть мамочку. Тогда ты был трусоват, кузен Е Хуа. Судя по обиженным ноткам, братец все же умудрился как-то ей насолить. Наверняка сказал что-нибудь жестокое. - Не преувеличивай, кузина Юэ, не до такой степени я боялся наказаний, чтобы совсем никак не ответить. - О, так ты всё помнишь? - Это нормально помнить хорошее и забывать плохое, разве нет? - сказал он мягко-мягко. - А хорошее - это назвать маленькую девочку тупой, некрасивой и злой? - огрызнулась Цзи Юэ. - Издеваться над ребенком — это как раз злой и тупой поступок. - Мы шутили! - Тем более. От шуток смеются, а не плачут, знаешь ли. - Нельзя говорить девочке, что она некрасива! - Опять же, это дело вкуса, кузина Юэ. Мне ты не нравилась тогда и совершенно не нравишься сейчас. Поищи того, кому ты понравишься. И сделай это за пределами Тайчэнь. - Да я уже в курсе, кто тебе по нраву, - ухмыльнулась Цзи Юэ и довольно похабно, как для родственницы императорской семьи. - То смертная, то лиса. Как оно, вообще, отказаться от титула и будущего ради какой-то девки из Цинцю? - Не так уж и плохо. Теперь я могу не бояться гнева Императора и что меня отлучат навсегда от мамочки, если вдруг решу проучить слишком болтливую кузину. Кстати, ты же не забыла, что сталось в итоге с твоей лучшей подружкой — Су Цзинь? - А ты не боишься, дорогой кузен, что мы здесь сейчас совсем одни, и я могу обвинить тебя в чем только пожелаю и, что важно, поверят мне, а не тебе, как утратившему доверие бывшему принцу? - О как! - Он азартно шлепнул себя по бедрам. - А давай проверим! Мо Юань не ожидал, что Цзи Юэ сделает прыжок, достойный Серебряной Лисы, и рванет на его груди черное ханьфу. Та, в свою очередь не рассчитывала увидеть под одеждой сверкающую кольчугу Бога Войны. И Меч Желтого Императора в его руке. - Ты — не Е Хуа, - прошелестела она пожухлым от ужаса голосом. - Но очень похож, да? Кто бы я мог быть, как думаешь? Тут даже самый распоследний тупица догадался бы. И в этот момент распахнулась дверь. Е Хуа Во дворец к правителю Восточного моря они явились одновременно с Дицзунем, непривычно злым и яростным. Причина ярости отыскалась быстро – пронзительноголосая девица, которую словно по одной форме отливали с иными ей подобными, ненавистными Е Хуа еще с тех самых, наследных времен. Девица, размахивая рукавами и висюльками в волосах, обвиняла любимую супругу бывшего Повелителя Земли и Неба в краже какой-то фамильной ерунды. И наседала при этом на А Ли. Остальная толпа, разделившаяся на два лагеря, с воплями пыталась в громогласном скандале обрести истину. Черные доспехи Черного Дракона очень ярко выделялись на богато расшитом церемониальном наряде Бога Войны. Толпа расплескалась в стороны, когда он пронесся сквозь нее и остановился за спиной старшего ребенка, который в этот момент требовал усмирить кричащую и перестать нести чушь. - Целиком и полностью согласен, что нужно обратиться во Дворец, - сообщил бывший Принц свое мнение, просто чтобы что-то сказать. Не услышавший его приближения А Ли вздрогнул, обернулся, и он отчетливо увидел в глазах сына гигантское облегчение. Рядом встал и замер Дицзунь, холодный, молчаливый и неизбежный, как зимний шторм на Восточном море. Как синий ледяной хаос, частью которого он когда-то был. Они никогда не обсуждали, что именно древнее абсолютное божество испытывает к юной рыжей лисе из Цинцю, но именно сейчас этого и не требовалось. Каждый, кто посмел раззявить свой рот на Бай Фэнцзю, понял Е Хуа, только что получил в качестве приза за сообразительность крупную неприятность в будущем. Это минимум. Если насчет чувств они не разговаривали, то о причине обетов и некоторых способностях своего друга он был прекрасно осведомлен. - Я сама все видела, сама! – девица верещала как припадочная, на скулах правителя Яо ходили желваки и только что чешуя не отрастала. – Эта женщина копалась в нашей сокровищнице! Она специально прокралась к нам… - Зачем? – взглядом Дицзуня можно было заколачивать гвозди в базальтовые гробы. – Зачем она прокралась к вам? Что у вас тут такого, чего ей не хватает? Девица обратила на него взор круглых глаз, заполненных слезами праведного гнева – и осеклась. Видать, копчиком опасность почуяла, потому что ума у нее не было. - Я бы тоже хотел спросить, что именно могло привлечь мою племянницу в вашей казне, что вы осмелились высказывать подобные предположения? – поддержал Владыку Е Хуа. – И нападать на нее и на моего сына? Он, конечно, больше не Наследник Небес, но сражаться с ним лицом к лицу, даже и в словесной битве, храбрецов по-прежнему не находилось. Исключительно за спиной погавкивали. Сейчас исключений тоже не наблюдалось. - Я тебе уже пятьсот раз сказал, Мяо Цинь, - глава Яо просто кипел, - ты ошиблась! - Я не могла ошибиться! Она же тут одна такая, вся в дурацком лиловом, чтобы никто случаем не забыл, с кем она спит! Тишина после этих слов воцарилась просто звенящая. - Мяо Цинь!!! – рявкнул государь Яо, но его рев потонул в чудовищном громовом раскате. Ветвистая молния расколола небеса пополам, яркая, лиловая, чтобы никто не ошибся – чья. - Первый зять, - робкий голос Сю прозвучал ровно между двумя ударами грома и потонул в третьем. - Простите нижайше, Владыка Дицзунь, меня за эту дуру. Я же ее сейчас запру и выпорю! Или выпорю и запру? Или, если вы желаете, забирайте ее себе… Бедный повелитель Восточного моря, которого Дицзунь точно помнил икринкой - да что там его, небось, всех предков, начиная с основателя клана, – не знал как остановить совершившийся из-за одной идиотки огромнейший скандал. - Зачем? – холодно поинтересовался Дицзунь. О истинных чувствах Владыки повествовала надвигающаяся гроза, шторм, мгновенно поднявший огромные волны. - А где сама Фэнцзю? – спросил Е Хуа, сообразив, что в скандале не хватает главной потерпевшей. – Сын, ты ее видел? - Только что была тут… - растерянно пробормотал А Ли. – Она и еще эта штука… - Первый зять! – обычно стеснительный и не любящий толпу Сю протиснулся поближе, подергал его за рукав кольчуги. – Е Хуа! Ты что, не чувствуешь? - Что? – он, наконец, обернулся к шурину. Тот был самим собой – и одновременно огромным девятихвостым лисом, белоснежно-золотым, щурившимся и принюхивающимся. - Магия! Тут очень странная магия! Е Хуа пригляделся. - Ты сейчас же извинишься перед Владыкой, заберешь свои слова обратно и заткнешься! Навсегда! Отправишься… - А действительно, Фэнцзю где? - Я не буду забирать никуда никаких слов! Она неприличная, пошлая женщина! Вы видели ее глаза?! И я не могла… Магию он увидел – и узнал. - Су Цзинь?! - Клан Су? – Бай Сю сразу понял, кого он имел ввиду. – Тогда все понятно! - Я тоже принцесса и тоже имею право выск… Ромашка из Мяо Цинь вышла просто загляденье - высокая, крупная и молчаливая. - Громкая она у вас, какая-то - пожаловался Бай Сю, потирая висок. – Даже голова заболела. Первый зять, ты уверен, что это магия клана Су? Уверен ли он? Черный Дракон вот точно был уверен. - Я ее всегда узнаю, всегда и везде. В маленькой лампе – Собирателе Душ, в крохотной курильнице, отбирающей жизни, в золотом зеркале, крадущем чужой облик… Он вскинулся – и столкнулся взглядом с такими же горящими пониманием глазами девятихвостого лиса. - Зеркала клана Су! Вспомнил! – Бай Сю поддернул рукава изящным движением, взмахнул руками и в длинных пальцах зазмеилась тонкая золотая нить, распространяющая запах магии, знакомый до боли в обожжённом хаосом боку. – Ну что, за жемчужиной? Он прыгнул первым, Е Хуа, прихватив сына, шагнул следом, за ними исчез молчаливый Дицзунь - чтобы в следующий миг оказаться там, где они все меньше всего ожидали. В палатах Тайчэнь. Бай Фэнцзю, супруга Владыки Дицзуня Иногда лисой быть очень хорошо, да, собственно, лисой быть всегда хорошо. Ведь есть моменты, когда лисьи преимущества играют только на руку. Фэнцзю, конечно, сразу догадалась, что кто-то прикинулся ею и таки спёр эту паршивую жемчужину. Нет, ну правда, нельзя ли придумать священный артефакт какой-то другой формы? Ракушку там, или Рыбку? Это как если бы лисы делали свои амулеты исключительно в виде мышей и кроликов. При мысли о кроликах Фэнцзю непроизвольно принюхалась. И – бац! Этот запах был ей знаком еще с тех пор, как она устраивала набеги на палаты Тайчэнь с единственной целью – хотя бы краешком глаза увидеть Дунхуа. Просто увидеть и ничего больше. Когда уже становилось совсем невмоготу от тоски и хотелось выть. А уж сколько крови попортила эта гадина Цзи Юэ и говорить нечего. Вот ведь подлая душонка! Фэнцзю не стала дожидаться, когда угомонится принцесса, да пока хоть в ком-то проснется здравый смысл, ведь множество глаз видели, что они с А Ли даже из-за стола не вставали. Медлить было никак нельзя, ибо тот, кто хочет подставить, не просто ворует напоказ, он еще и прячет так, чтобы обязательно нашли, когда начнут искать. А искать непременно будут. Рыжая маленькая лисичка из Страны Зеленых Холмов уже достаточно пожила в Небесном Дворце, чтобы убедиться — это страшное и очень опасное место, и все её девять хвостов целы до сих пор лишь потому, что их защищает авторитет Дунхуа Дицзуня. За врата Тайчэнь Фэнцзю носа не казала, не говоря о том, чтобы разгуливать по вечно залитым солнечным светом аллеям. Служанок - нефритовых дев в палатах было всего несколько - очень приятные и молчаливые, но это, как-никак, воспитание Дицзуня, а не общее правило. Потому, когда госпожа влетела в крытый внутренний дворик, одна из них быстро ткнула пальцем в сторону приемного зала и вопросов задавать не стала. - Ах, ты мерзкая дрянь! Да как ты посмела позорить Дунхуа? Морда бесстыжая! – рявкнула Фэнцзю, обнаружив барышню Цзи Юэ именно там, где и рассчитывала её словить – на горяченьком. – Это так ты страдаешь по Владыке? Выставляешь его вором и укрывателем воров? Следовало бы превратиться в лисицу, чтобы задать негодяйке жару в лучших традициях Цинцю – покусать так, чтобы ни сесть, ни лечь, ни встать не могла еще долго-долго. Но в палатах Тайчэнь находился … Фэнцзю аж сморгнула от неожиданности… Бог Войны Мо Юань? В порванном ханьфу? С мечом? Ох и ничего себе! Она никогда не путала его с Е Хуа, вообще никогда-никогда. Может быть, потому, что насмотрелась на бездыханное тело в пещере Яньхуа и где-то в глубине души всегда винила его… за всё. Очень гордилась Тетушкой и при этом очень злилась, что той пришлось столько страдать из-за обоих братьев – из-за Наставника и из-за мужа. И если с Е Хуа они поладили, то к Мо Юаню лисичка просто притерпелась. Дунхуа его ценил и уважал. Значит, было за что, просто она пока не разглядела его скрытых достоинств. Однако, прямо сейчас кто-то, кто умеет брать в плен, был очень кстати! - Лови её! Держи воровку! - закричала она. Но вместо того, чтобы дать Богу Войны проявить свое мастерство, Фэнцзю принялась сама гоняться за Цзи Юэ. Та, в свой черед, проявила удивительную прыть. Одно дело втихую сделать пакость и быстренько смыться, другое — оказаться в досягаемости лисьих кулаков, когтей и зубов. - Я тебя на куски порву! И порвала бы, если бы Мо Юань не улучил момент и не подставил беглой преступнице подножку. Подло, конечно, но война, как известно, путь обмана. Цзи Юэ потеряла равновесие и отправилась в короткий полет, докатившись на животе по гладчайшим полам до самого краешка темно-лиловых одежд. Ее просто расплющило мощью Владыки, точно лягушку, как если бы древнее божество в самом деле наступило ногой ей между лопатками. - Отдай, - сказал он. Даже стоя перед Нефритовым Троном Цзи Юэ отпиралась бы до последнего, но у Дунхуа было мало времени и гораздо меньше желания играть в эти дурацкие игры. Еще меньше, чем оставалось воздуха в легких у кузины Е Хуа, лишенной возможности сделать еще один вдох. - Ну? И она сдалась. На вкус Фэнцзю жемчужина эта слова доброго не стоила, и даже самая дурная лиса на такую безделицу не польстилась бы. - И ту вещь тоже. Фэнцзю сделала шаг назад. Если бы с ней кто-то заговорил таким голосом, она бы точно описалась. - Каааа… - Я очень тебя прошу, Цзи Юэ, не надо всё усложнять, - сказал Е Хуа. В его руке сам собой возник Нефритовый Меч, показывая, что все уже сложно. - Действительно, - добавил его брат. А Третий дядюшка Сю, которого она только сейчас заметила, ничего не сказал, но посмотрел непривычно сурово, явно напоминая самонадеянной дуре, что клан Бай своих защищает до последнего – как правило, врага. Круг единомышленников, который никогда, ни при каких условиях, не поверил бы лживой девице. И с чего только она тогда так перепугалась за мужа, там, во дворце у правителя Яо? С такими-то защитниками? «Той вещью» оказалось золотое зеркальце, круглое, на длинной ручке с лентой, позволявшей носить его прямо на поясе. Только когда безделушка попала в руки Дунхуа, воровка была освобождена и получила право задышать, и отползти в сторону. - А теперь – пошла вон, - приказал он и, Фэнцзю готова была на крови присягнуть, тут же забыл про Цзи Юэ, протянул ладонь жене. - Ты как, храбрый мышонок? - Это просто кошмарный ужас. Прямо вот ужас-ужас, как там одна дева сказала, - затараторила она, точно сорока, пряча за потоком слов пережитый страх и гнев. - Ох, дядюшка Сю! А что там, в Хрустальном дворце? Скандал, да? Я, честное слово, не хотела. Представь, Дунхуа, она хотела спрятать краденное в нашем доме! Какая наглость! - Хм... Судя по кривизне бровей относительно переносицы, Дицзунь мысленно нарисовал в своем воображении картину «Небесная стража приходит с обыском в палаты Тайчэнь» и счел её слишком абсурдной. - Тебе удивительно идет этот цвет, - сказал он, улыбнувшись. - Как он называется? - Так аметистовый же. - Не сливовый, нет? Сливовый тебе тоже будет к лицу, кстати. Но взволнованная Фэнцзю еще не отошла от переживаний. - А как мы теперь вернем жемчужину? Если принесем её, то на нас же и подумают. Ой! Надо было заставить её саму все вернуть. Дунхуа деликатно поправил заколку, выбившуюся из высокой прически жены, затем отряхнул подол её платья и одернул сбившийся рукав. Простая забота, которая всегда возвращала душевное равновесие им обоим. - Я хорошо знаю Владыку Восточного Моря, а он - меня. Он скоро явится сюда лично, вот и отдадим пропажу без посторонних свидетелей, из рук в руки. И, как он, сказал, так оно, разумеется, и случилось. Ши Мин, Третий Феникс Чже Янь занимался очень важным делом — он закапывал кувшины с вином в землю в самом тайном месте Персикового леса. Никто не знал, где он хранит свои главные стратегические запасы, кроме Владыки Дунхуа, Бай Цянь, Бай Чжена, Лисьего Короля и Мо Юаня. От Дицзуня вообще нельзя что-либо спрятать, Бай Цянь найдет вино, где бы оно ни было спрятано, Бай Чжен всегда умеет выпросить кушинчик, Лисий король просто знает, а Мо Юань знает, но никогда сам без спросу не возьмет. И когда дело было сделано, и феникс поднялся с колен, то обнаружил позади себя Мин-эр с тазиком воды в руках и полотенцем. - Давно стоишь? - спросил он у дочки. - Нет, только пришла. Подумала, что ты захочешь руки помыть. - Лес большой, тридцать ли уже отросло. Как узнала где я? - А где ты еще можешь быть, если ушел с полной тачкой кувшинов? - вопросом на вопрос ответила она и подставила тазик. Мол, начинай мыться. - Вообще-то, это место — тайна, - фыркнул Чже Янь, опуская в теплую воду натруженные ладони. - Да? Буду знать. И А Ли скажу. По спокойной мордашке Ши Мин никогда не догадаешься, серьезно она говорит или смеется. - Так! Кто еще знает? - Только мы вдвоем, - заверила его дочь. - И немножко тетушка Вэнь, но она никому не скажет. Чже Янь только руками возмущенно развел. - В этом лесу есть хотя бы одно укромное местечко? - Есть, - кивнула феникс. - Оно прямо здесь. Пап, ну чего ты так обижаешься? Если о некоем месте знает меньше всего людей, значит оно и есть самое укромное. - Логично, - согласился главный винокур Девяти Небес, вытирая руки об мягкую ткань, расшитую по краям какими-то жуткими тварями. - Серебряная Лиса училась вышивать, - тут же отозвалась Мин-эр, поймав изумленный взор отца. - По-моему, очень мило. - Это утки-мандаринки, надеюсь? - Нет, это Твари с Инчжоу. Вот это желтое — Тао-у. Её любимец. - Какое счастье, что Е Хуа его уже убил. - Интересно, - вдруг задумчиво молвила Ши Мин. - А кости остались? - Какие еще кости? - От Тварей с Инчжоу. Серебряная Лиса уже интересовалась. Ей хотя бы самую маленькую, из кончика хвоста Тао-у. Почти с самого рождения все, кто немного успел узнать поближе дочь Е Хуа и Бай Цянь, предпочитали называть её именно так — сурово и вполне серьезно — Серебряная Лиса. К ней вообще следовало относиться со всей серьезностью, к этой маленькой девочке. - Мин-эр, ты же ничего подобного ей не обещала? - Нет, - врать феникс не умела. - Я только сейчас подумала, что было бы... - Не вздумай! - рявкнул папаша. - Я запрещаю! Слышишь меня, ребенок? - Слышу, слышу, - в голосе Ши Мин таилось горькое разочарование. В себе, дурочке такой, которая проболталась так не вовремя, и теперь лишилась отличного приключения. Потому что обманывать родителей нельзя! Потом они вместе возвращались домой - в старую хижину на берегу реки. Пустая тачка весело подпрыгивала на камушках. И вдруг Мин-эр спросила: - Пап, а я хоть немного похожа на мальчика? Чже Янь резко остановился и внимательно посмотрел на дочь. Еще этого ему не хватало! - Нисколько. Ты — девочка, очень красивая девочка. Как, собственно, и все фениксы, что мужчины, что женщины. - Жаль, - вздохнула Ши Мин. - Это еще почему? - Я бы хотела учиться на Куньлунь у я-фу Мо Юаня. Но там можно только мальчикам... Вот если бы ты мог наложить личину. - Детка, тебя там знают все, включая журавлей и лягушек, - улыбнулся Чже Янь. - И ты не лиса. Но, - он сделал многозначительную паузу. - Если желание твое крепко, мы с твоим я-фу обязательно что-нибудь придумаем. Обрадованная дочь всю дорогу до дома тихо попискивала от радости и на целую луну превратилась в идеального послушного ребенка. Старый феникс (не в смысле возраста, а в смысле опыта) обещание свое сдержал: еще через две луны Мин-эр стала вольнослушательницей у Бога Войны Мо Юаня и отбыла на Куньлунь изучать даосизм, а так же стратегию с тактикой. - Пусть наш общий друг тоже вкусит всех «радостей» родительства не вприглядку. А то балуют и потакают все, а наказываю только я один, такой строгий отец-тиран, - весьма злорадно сообщил феникс Четвертому братцу Бай Чжену, когда они отмечали это событие кувшинчиком особого сливового. Тремя кувшинчиками, да. - Ой, - отмахнулся лис. - Можно подумать. - Можно. Моя Мин-эр тоже девочка с характером. Поверь, Мо Юань очень скоро узнает какими на самом деле бывают фениксы-юницы, когда пытаешься их воспитывать, а у них совсем другие планы. А кроме того... Чже Янь сделал изрядный глоток их своего сосуда, осоловел и, похоже, забыл о чем хотел сказать. Или передумал. Но Четвертый брат уже обо всем догадался: - Теперь Вэнь-эр станет чаще бывать на Куньлунь, чтобы проведать племянницу. Это раз. Туда же протопчет дорогу А Ли и обязательно навестит родного дядю. Это два. И Мо Юаню не будет так одиноко, верно? - промурлыкал проницательный Четвертый сын Лисьей Королевы. - Я в долгу перед ним... ик!, - Чже Янь все-таки напился. - Если бы... ик! он так сильно не любил мою маленькую... ик! Вэнь-эр, то она никогда не вернулась бы ко мне... ик! к нам всем... Бай Чжен не стал теребить собутыльника, а просто укрыл его одеялом и подложил под голову подушку. У этих двоих всегда так, и цели феникса понятны. Осталось только выяснить чего добивается Ши Мин. Потому что мудрый хранитель Персикового леса (в прямом смысле - мудрый) совершенно прав, когда говорит о непростом характере своей дочурки. Когда это фениксы были простыми существами? Дунхуа Дицзунь Если у существа уши, как у кролика, бегает, как кролик, и на вид оно - кролик кроликом, то кем это животное еще может быть? Нечто подобное говорила Лисья Королева, и Дунхуа Дицзунь был с ней полностью согласен. Только в этот раз фантастическое животное, складывающееся из происходящего вокруг, больше напоминала химеру, сотворенную упившимся чудотворцем. Потому что сообразить, что же происходит и откуда у него ноги растут, никак не получалось. Тем более, что растянуто было это происходящее во времени так, словно кто-то делал, потом забывал, потом снова делал. Дицзунь бы, может, и рукой махнул, вот только события во дворце Владыки Яо напомнили, что сейчас у него есть жена и ей-то навредить куда как проще, чем ему. - У меня одного впечатление, что кто-то где-то сходит с ума? – поинтересовался он у собравшихся на горе Куньлунь по его личному зову. Собравшиеся, то есть Мо Юань и Е Хуа, как самые большие авторитеты тактики и стратегии войн и дворцовых интриг, задумчиво смотрели, кто куда. Мо Юань на кружащего над Куньлунь журавля, а его близнец – в чашку с чаем. - Нет, - ответили они хором после непродолжительного молчания. - Думаешь, это связано с Мандатом? – уточнил тут же бывший принц, отрываясь от созерцания чайной поверхности. - А что с Мандатом? – удивился Мо Юань. Значит, сплетня не расползлась, подумал Дицзунь. Кто-то ее намеренно придерживает, взглядом согласился с ним Е Хуа. Пришлось рассказывать, и по мере рассказа брови Бога Войны поднимались все выше и выше, чуть ли не до серебряной гуани, удерживающей волосы на макушке. - И почему я только сейчас об этом узнаю? - спросил он, дослушав. Вопрос был справедливым. - Потому что ты тут же впал бы в манию преследования,- честно ответил Дицзунь, знающий друга едва ли не лучше его самого. – А кому это надо? В отличие от Е Хуа, Мо Юань был осведомлен о принципах выбора Правителя Небес, в конце концов, его отцом был сам Тянь-ди, первый владелец Мандата, потому бегать и орать про свою нелегкую долю он бы не стал. Но обнести, в приступе паранойи, все Небеса по периметру Великой стеной за одну ночь - мог бы. - И вообще, что знают двое, знает и свинья. - Спасибо, дорогой мой. - Пожалуйста. Однако вопрос с сумасшествием остается. Потому что ничем иным бредовость происходящего я объяснить не могу. Действительно, а что это еще? Сплетни, слухи, назойливые девы, нелепые попытки компрометации. Они что, в Мире Смертных во дворце какого-нибудь провинциального хоу сидят, чтобы это сработало? Ерунда. Любой, у кого хоть щепотка здравого смысла есть, скажет, что божественность не приобретается как чиновничье место, за деньги и без способностей, к божественности прилагается еще множество побочных эффектов, не нуждающихся в подтверждении. Злопыхатель, кто бы он ни был, мог под корень язык стесать, рассказывая сказки о Мо Юане и его постельных склонностях, вот только толку не будет никогда. Не пристанет. В этом смысл восхождения, просвещения и небесных обетов – неуязвимость от зла. Не Зла, конечно, какое там Зло, а от злых умыслов, дурных глаз, длинных языков и завистливых умов, просто так сгубивших огромное количество величайших смертных деятелей. - Если Мандат так долго никак не может выбрать, с кем ему остаться, то я думаю – сумасшествие вполне нормальная ситуация, - дипломатично произнес Мо Юань, доливая им всем своего знаменитого дикого чая. Этот чай нельзя было попробовать нигде, кроме как тут, с первых чайных кустов, растущих еще выше по горе. Даже Императору великая честь получить его в дар. - Я же верно понимаю, о ком мы сейчас говорим? – пригубил свою чашку Е Хуа. Речь шла о его собственном деде, но он и бровью не повел. - Прости. - Да за что извиняться-то. Разве на правду обижаются? - Все равно неприятно. Единственное, Цзунь, я не могу понять, почему так долго это все тянется? Дунхуа, в принципе, понимал. Но говорить это в присутствии Е Хуа не стал бы ни при каких условиях и обстоятельствах. Хотя был еще один вариант. - Он, я так думаю, дает ему шанс сохранить себя, - вспомнил Владыка свой собственный опыт. – Сохранить лицо. Не надо думать, что ему было легко передать свою власть в руки Нефритового императора. Ничего подобного. А он в те времена и в половину не был так честолюбив, как Хао-де. И разочарований вокруг себя, как он же, не наблюдал, благо хватило ума не заводить ни детей, ни внуков. - Как-то не очень получается с сохранностью, - мрачно резюмировал внук, которого можно было понять. Как бы там ни было, Император все еще его дед, и этот дед сейчас позорит Е Хуа на все Девять Небес. – Что мы должны делать? А перешел бы Мандат к нему, не впиши я его имя на скрижали, усмехнулся про себя Дицзунь. Молодец, что вписал. - Пока просто смотреть в оба. Мы и так ему потворствовали вон сколько времени, игнорируя происходящее. И чем все чуть не закончилось? Подразумевалось, что было бы, сопри дура Цзи Юэ не жемчужину у его старого приятеля, а какой-нибудь важный ритуальный артефакт где-нибудь в Да Цзимин. - Полагаю, следующая идея, если она есть, не менее гениальна, - вздохнул Е Хуа. – Еще угадать надо будет, что это не странное стечение обстоятельств, а интрига. Последнее слово он произнес очень кислым тоном. Снаружи раздались треск, грохот и вопли. Мо Юань и Дицзунь синхронно вздрогнули. - Кажется, старший брат, твои ученики только что потерпели поражение, - невозмутимо прокомментировал происходящее многоопытный отец, встал и пошел спасать великих воинов и магов от собственной маленькой дочери. - Надеюсь, Мандат выберет не ее, - шепотом поделился своими страхами Бог Войны. - Нет, - тонко улыбнулся Дицзунь. – Большой Лисе уготовлена другая судьба. Не менее великая. На самом деле масштабы личности Тин-Тин восхищали даже его. За свою жизнь Владыка испытал страх только раз, когда серьезный и цепкий взгляд маленькой лисички остановился на нем и она поинтересовался, женат ли объект ее внезапного интереса. К счастью, девочку никогда не интересовала чужая собственность, тем более что имя напротив имени Бай Тин-Тин он лично проставил другое – но пару ночных кошмаров видел. - Мой брат меня восхищает, - прокомментировал наступившую тишину Мо Юнь. – Так справляться со стихийными силами, которых у него полный дом – это великое умение. - Согласен. Но вы с ним в этом похожи, знаешь ли. Они выпили еще по чашке, и только тогда Мо Юань задал тот вопрос, которого Дицзунь от него ждал. - Тебе же известно, кого именно выбирает Мандат? – они, все же, знали друг друга целую вечность. Дицзунь кивнул. - Но Император думает, что это ты, - добавил он, не желая продолжать тему. Рано пока. Идеальные брови вновь поползли вверх. - Отчего?! - Вопрос, конечно, интересный, - Дунхуа невесело усмехнулся. – Не понимает, как устроено мироздание? Но в любом случае следи за тем, что происходит. Ты очень чуток к безопасности других, так прояви же чуть больше чуткости к себе, хорошо? Он сам не настолько всезнающ, как думают окружающие и, если что, может и не успеть. Смертны же все, даже бессмертные боги. - Но вот идею со стеной, пожалуйста, забудь. Что ты так смотришь? Да у тебя про нее на лбу написано! Ши Мин Пошло некоторое время и все предположения Чже Яня сбылись. Вэнь всё чаще гостила на Куньлунь, А Ли и его дядюшка тоже сблизились. Юный феникс делала успехи в учебе, а если и шкодила, то в разумных пределах. И только одна деталь постоянно упускалась из виду. Упускалась в том смысле, что про неё напрочь забыли. А именно - про кости Тварей Инчжоу, что обдувались всеми ветрами на каменистом острове вот уже не первую тысячу лет, становясь все белее и белее, и одновременно всё желаннее и желаннее для Серебряной Лисы из Персикового леса. Дети бессмертных растут небыстро, и чем могущественнее родитель, тем дольше взрослеет его потомок. Бай Тин-Тин оставалась маленькой девочкой, но нрав и воля у неё укреплялись от года к году, и в какой-то момент она решила, что вполне способна сама добыть кость из хвоста Тао-у. Ну разве только ей немного поможет сестричка Ши Мин, совсем чуть-чуть. Сестричка попыталась осторожно отговорить Серебряную Лису от похода на Инчжоу, но только раззадорила её аппетит к приключениям. - Тин-Тин, это очень далеко и страшно. И ты еще даже не научилась летать на облаках. - Но ты-то научилась, сестренка, - доверчиво улыбнулась Лиса. - Вот ты меня и донесешь до острова. - А если на нас нападут чудовища? - Какие еще чудовища? - удивилась Тин-Тин. - Где чудовища? Если бы феникс знала место, где водится настоящее чудовище, она ни за что не отвела бы туда Серебряную Лису. Жалко, всё-таки, чудовище-то. - Или, например, мы встретим ужасного демона? - перевела разговор Мин-эр на менее скользкую тему. - А у меня есть веер Разгоняющий Облака! - И где ты его взяла? Настал через малявке смутиться. - У младшего сына Владыки Северного моря... взяла... взаймы. Потом отдам. Словом, пришлось фениксу пообещать самой добыть кость Тао-у. И не просто пообещать, но и начать планировать поход. Обещания надо выполнять, так говорит Наставник, а кроме того всегда такой здравомыслящей Ши Мин вдруг так захотелось совершить что-то выдающееся, и слово, данное Лисе, не было чистой формальностью. Ну что такого страшного может случиться с ученицей Куньлунь на необитаемом острове? - Как думаешь, я смогу перелететь Восточное море? – спросила Мин-эр у А Ли. - Наверное, сможешь, ты совсем недавно перелиняла, новые перья крепкие, - рассуждал закадычный друг, который в свое время принял на себя тяжкую ношу – вовремя ловить учащегося летать феникса. Ведь даже если твой второй облик – птица, то умение летать не дано от рождения. Сначала Мин-эр, едва сбросив золотой цыплячий пушок, просто спархивала с крыльца дома прямо в руки А Ли, постепенно приучаясь планировать и приземляться. Потом пришло время учиться перелетать с ветки на ветку, благо деревьев вокруг полно. - Я ж сильная, скажи? Мин-эр дала пощупать окрепшие на тренировках на Куньлунь мышцы плеча. Послаблений ей, только потому что девочка, никто не давал, когда дело доходило до упражнений с копьем и мечом. - А зачем тебе лететь через Восточное море? – спросил А Ли. - Ну так, для примера, сказала. Врать Ши Мин не умела. Вообще. И первенец девятихвостой лисы Бай Цянь это знал преотлично. Именно поэтому он запомнил их короткий разговор. Ши Мин нравилось летать. Свист ветра, его мягкие невидимые волны, которые толкают крылья вверх, огромное пространство вокруг и солнечный свет согревающий спину. Лететь и петь обо всем на свете - о снах, о мечтах, о тех, кто дорог сердцу – разве не счастье? Это ль ни чистая радость? А как весело было летать с тетушкой Вэнь! Они вились, закладывали головокружительные виражи, хохоча от ощущения полноты жизни, словно от щекотки. И пели. А еще, когда летишь над Восточным морем, то всегда есть вероятность, что тебя увидят и в Мире Смертных. Какие-нибудь придворные гадатели обязательно предскажут процветание династии, сочтя добрым знаком сверкание золотых и синих перьев маленькой Ши Мин в лучах солнца. И эта возможность тоже отчего-то несказанно её радовала. Остров вырос из морской бездны, как огромное темное облако. Цель была близка, а план предельно прост: покружить над Инчжоу, высмотреть кости, быстро-быстро спуститься, схватить любую, какая ближе окажется, и скорее домой, пока никто не хватился. Но в стройный план вкралась досадная ошибочка. Мин-эр в виде феникса еще не до конца выросла, а значит силенок совершить столь долгий перелет ей не хватило. «Ладно, - сказала она себе. – Посижу немного на вершине во-о-н той горы, отдохну». Гора была пологая, вершина достаточно ровная и оттуда открывался отличный вид. Но стоило тонкой птичьей лапке коснуться поросшего мхом камня, как гора вздрогнула, и стремительно превратилась в ужасающего монстра. Исполинское тело изогнулось, сбрасывая с себя неосторожную птицу, и распахнуло пасть прямо под Мин-эр. Та отчаянно заработала крыльями, но чудовищная глотка, размером с площадь перед Небесным Дворцом, втянула в себя воздух с такой силой, что феникс поняла – ей эту тягу не преодолеть, не сейчас, не после долгого полета, когда крылья устали. И когда Ши Мин уже попрощалась с жизнью, в голову монстра врезался Черный Дракон, а второй дракон – черно-белый – вытолкнул феникса из смертельной воронки, отороченной зубищами. И подхватил её прямо над водой, не дав упасть в море. - Оборачивайся! Оборачивайся и держись за меня крепко! – крикнул он, пытаясь перекрыть оглушающий рев монстра, которого с воздуха атаковал Черный Дракон, а с земли кто-то еще. Кто-то в, чьих руках сверкал Меч Желтого императора. Ши Мин обернулась в человека, ухватилась покрепче за шелковую гриву своего спасителя – антрацитово-черную плавно переходящую в снежную белизну на кончиках и шелковую наощупь, и прижалась всем телом к его спине. И наверное, А Ли через свою броню слышал как громко и отчаянно колотится её сердце. Они летели над Восточным морем, они летели над царствами бессмертных и духов, они летели в то единственное место, где Мин-эр чувствовала себя в безопасности – в хижину у реки посреди Персикового леса. А Ли не выпустил феникса из рук, даже когда сам обернулся. Так и зашел внутрь, перекинув девчонку через плечо, как охотничий трофей. - Ну, какая же ты дура, Ши Мин, ну какая же дура, - прорычал он. – О чем ты вообще думала?! Он усадил её на постель, повертел и так и эдак, проверяя нет ли ран или травм, и только когда убедился, что, кроме фениксячьего самолюбия, ничего пострадало, успокоился. - Ты хоть понимаешь, что было бы с твоим отцом, если бы ты погибла сегодня, там на Инчжоу? – спросил А Ли почти шепотом. - А с Наставником Мо Юанем и тетушкой Вэнь? Они бы точно не смогли пережить твою смерть. Это была бы катастрофа, Ши Мин. Ты хоть немного подумала о нас всех? Обо мне, например? - А что - ты? - Я - твой друг. Вокруг А Ли ярко-золотой, словно лист гинкго, кружился волшебный артефакт, про который он ей никогда не рассказывал.Тоже мне друг! - Это была тайна! У меня тоже могут быть тайны! Я не хотела, чтобы кто-то пострадал, я ничего плохого не хотела. Черно-белый дракон уже было хотел объяснить глупой птице, что означает быть друзьями, но тут вошел Чже Янь. Ши Мин ожидала чего угодно – криков, слез, попыток отлупить веником, но не ледяного, достойного самого Владыки Дицзуня, голоса, которым папа сказал: - Ты что здесь забыла? Ты сейчас в юрисдикции Бога Войны. Марш – на Куньлунь за наказанием. Наверное, стены внутри их дома покрылись слоем инея в палец толщиной. - А ты, герой, - обратился феникс к А Ли, - ступай к отцу, я как раз его подлатал маленько, жить будет. Рыдала Ши Мин до самой горы, горько рыдала. Потому что из-за неё лучший друг только что едва не потерял отца. Вот кто она после этого? Вот кто? Лисья Королева - Скажи обидно, да? – спросила Лисья Королева у закручинившегося внука, присаживаясь на лежанку и ставя рядом блюдце с мочеными сливами. – Угощайся, милый. Сливы были отменные – сочные, в меру сладкие, в меру соленые. Идеальные сливы. - Ты с ней возился, штаны менял, нос сопливый вытирал, игрушки мастерил, учил её из лука стрелять и вообще доверял как себе, а она такое отмочила. Верно я говорю? - Верно, - согласился А Ли и тяжко вздохнул. – Это ж надо быть такой глупой. А если бы она умерла? Вот что тогда? - Теперь ты представляешь, совсем немного, чувства, которые испытывает родитель, когда дитя чудит с опасностью для жизни. Когда всю кровь отдает Наставнику, когда идет воевать Тварей Инчжоу… Ага! Это у нас теперь семейная традиция такая – время от времени наводить шороху на божественном острове, возвращаться с победой и весь в ранах, отлеживаться в логове и съедать мои запасы в таком количестве, что хочется всё бросить и собственноручно навести на Инчжоу порядок раз и навсегда. В Логове было тихо-тихо. Бай Цянь увела Е Хуа домой, Сяо Инь спал в обнимку с меховой лисой, Ю Лин и Бай Чжен с отцом отправились к Третьему сыну – страховать его во время очередного магического эксперимента. Почему-то А Ли захотелось остаться. Лисья Королева зажгла побольше свечей и настроилась на свое любимое рукоделие – шитье меховых тапочек для всего клана Бай. Золотой свет окутывал её хрупкую фигурку теплым сиянием. Лисий облик проступал сквозь человечий настолько, что А Ли видел не только все её девять хвостов, но и усы, и даже мягкие уши. А может быть, она специально показывала внуку всю эту красоту, чтобы напомнить о днях и часах, когда он был совсем маленьким мальчиком, чей папа погиб, спасая мир, а мама сходила с ума от горя. Мальчик, правда, не подозревал обо всех этих кошмарах, ему просто сказали, что родители в отлучке, а бабушка-лиса терпеливо водила его за руку по каким-то дивным чащам и рассказывала о зверях и птицах, о деревьях и травах, о муравьях рассказывала и о стрекозах. Она тогда тоже была одновременно и прекрасной женщиной, и большой пушистой лисой — теплой и мягкой. - Не переживай так сильно, все же обошлось, - молвила она, вдевая нитку в иголку. – Все живы, все вернулись домой, раны заживут, слезы высохнут. Будете еще с Мин-эр вспоминать этот случай и смеяться. - Но я как представлю себя, что сталось бы с дядей Мо Юанем… Смог бы тот остаться жить, если бы снова не уберег феникса? Ох, вряд ли… - А ты не представляй. Воображение дело такое. Если каждый раз придумывать страхи, то сил жить не останется. Вот смотри, ты отправился сегодня с отцом и дядей в настоящий бой, ты ведь тоже мог пострадать. Как считаешь, думал об этом Е Хуа? - Наверное, да. - Но ты все равно оказался там, плечом к плечу с отцом и его братом. Взрослые не только сами делают то, что считают нужным, они еще и оставляют своим взрослым детям право совершать свои поступки, возможно опасные, иногда очень опасные. А Ли вздохнул уже менее горестно. И съел еще одну сливу. - Ей надо объяснить, как много всего пережил Мо Юань. Чтобы она поняла - мы должны беречь наших старших… Лисья Королева рассмеялась, нежно и ласково. - Ты – прекрасное дитя. И воистину почтительный сын, который любой ценой хранит покой родителей. - Почему мне кажется, что вы надо мной смеетесь, бабушка? - Ни в коем случае. Наверное, это заслуга твоего отца и Владыки Дицзуня. А еще ты становишься взрослым, по-настоящему взрослым. Телесно — да, А Ли чувствовал в себе силу мужчины, и характер у него был соответствующий, и устремления. Насчет духовного... бессмертному, да к тому же дракону, конечно, еще расти и расти. Любопытно, какой смысл бабушка вкладывала в свои слова. - Когда, наконец, понимаешь, что есть вещи, которые никто за тебя не сделает, а для этого надо встать рядом с другими взрослыми и быть с ними на равных, - пояснила она, деликатно скусывая остаток нитки острыми зубами. И вдруг спросила: - Хочешь я научу тебя прясть шерсть? - Хочу, - ответил А Ли, не задумываясь. - Вот! Это оно есть — быть взрослым, - лукаво усмехнулась вечно юная Лисья Королева. - Учиться всему тому, что преподносит жизнь, и не важно, что это — прясть шерсть, иметь свое мнение или защищать близких. Черный Дракон Е Хуа Неизвестная тварь, заведшаяся на Инчжоу потому, что кто-то – не будем тыкать пальцами – в свое время очистил остров от других тварей, умудрилась цапнуть Дракона за тот самый многострадальный, обожжённый в колодце бок. Нехило так цапнула, лишив куска шкуры что его, что Е Хуа. Сожрать бы, конечно, не смогла, но все равно неприятно. Интересно откуда она там взялась? - Сущее не терпит пустоты, - недовольно сообщил ему Чже Янь, когда в очередной раз заявился осматривать обкусанного героя. – А доступ к пещере с Божественной порослью особенно. - А тебя кто покусал? – заинтересованно спросила Цянь-Цянь, которая сидела рядом, держала супруга за руку и дула тому на обрабатываемые раны. Исключительно для повышения заживляемости. – Повелитель Звезд, что ли? Откуда столько пафоса? - Отцовские обязанности меня покусали, - сварливо отозвался феникс. – Поделитесь-ка опытом, родители, как вы справляетесь с вашими отпрысками, которых целых трое, а? Я вот с одной не смог, как ни старался! Это же надо! Понять его чувства было легко. Ши Мин доставляла меньше всего проблем, особенно по сравнению с неугомонной дочерью лисы и дракона, но случившееся подкосило всех. Лицо брата, там, на острове, Е Хуа видел собственными глазами. Не надо было быть ясновидцем, чтобы понять – на миг он вновь оказался на склоне горы, на поляне, залитой кровью фениксов. Ну и что, что феникс не та, в виде птицы они все сине-золотые, а старые раны имеют привычку открываться в самый неожиданный момент. Да и наказывать неуемную ученицу пришлось тоже ему. - Выпороть надо было, и все, - неодобрительно сообщила Семнадцатый ученик, подводя итог всему их воспитательному порыву. Она явно знала, о чем говорила. Е Хуа был на Куньлуне после случившегося, по просьбе Чже Яня, который объяснил, что, на старые страхи брата наложился еще один, вызванный белеющими ребрами под выкушенной драконьей плотью. Действительно, когда сто тысяч лет носишься с цветком лотоса, а потом результат твоего труда чуть не сжирает нечто странное – есть отчего разволноваться. Е Хуа и без Чже Яня знал о склонности Бога Войны брать на себя чрезмерную ответственность, да и по себе мог судить. Мо Юань, невозмутимый, спокойный, истинный шифу, с момента битвы на Инчжоу поедом себя ел. За то, что плохой Наставник и упустил ученицу, за то, что втащил в это брата и его дети чуть не остались без отца, за то, что на миг принял Мин-эр за свою Вэнь-эр и еще по сотне других причин. Всех не угадаешь. Половина была по мнению Е Хуа, глупостью, но переубеди попробуй – упрямство у них тоже одно на двоих, не только паранойя и раскаяние. И за наказание Мин-эр тоже. Нет, с ней ничего не сделали. Ей просто объяснили, что она не права и отправили в маленький павильон на уступе горы переписывать какой-то трактат о высшей мудрости на тысячу страниц. В полной тишине, наедине с собой и собственным чувством вины перед всеми. Мо Юань прекрасно разбирался в душах, любых, что птичьих, что людских. Когда скособоченный Е Хуа явился к нему, трактат был переписан, уборные отдраены, грядки прополоты и залиты горючими слезами. Она никогда не забудет, понял он, ни содеянного, ни наказания, ни собственных мыслей по поводу. И не повторит. Блюдо «синяя птица в чувстве вины» поистине незабываемо на вкус. - Зачем она туда отправилась, выяснили? – спросил он у отца, который тоже на дочь не накричал и тоже оставил наедине с собой, думать над поведением. - Ага, - феникс аккуратно убирал склянки, не глядя на него. – Она подарок хотела сделать. Для Тин-Тин. - Ой, - только и сказала Бай Цянь на эту новость. А что еще? Тин-Тин пороть бесполезно. - Я объясню – обреченно сообщил Е Хуа всем, а также себе и мирозданию. Все равно ни на что другое, кроме как на обстоятельный рассказ о том, почему так нельзя делать, его Серебряная Лиса густого черного цвета не реагировала. Вся в мать, говорила Лисья Королева, разбираясь с очередным фокусом внучки. Нет, думал Е Хуа, не возражая, ничего подобного. Это был его характер, от кончика носа до кончиков всех хвостов, которые когда либо отрастут. Ему и разбираться Мо Юань и А Ли Богу Войны всегда есть о чем подумать. Было бы где. В принципе, даже на Куньлунь можно уединиться при желании. Можно закрыть дверь в личные покои, усесться поудобнее, сосредоточиться и... В этот момент в дверь тихонечко постучат и спросят: «Наставник, а можно взять оригинал «Шан дзюнь шу»? Очень надо». Разрешить взять тоже можно, но следует помнить, что проситель быстро вернется с сообщением, что «её там нет», а на просьбу поискать тщательнее поблагодарит обиженным тоном и уйдет, громко топая и сопя. Затем явятся двое других учеников с жалобой на первого, который верх дном всю библиотеку перевернул. Их тоже можно отправить разбираться с проблемой самостоятельно. Времени хватит как раз на то, чтобы чаю себе налить. Потому что потом придет Мин-эр и ничего просить не станет, а будет стоять по ту сторону дверной створки и молчать, ибо отказать друзьям она не решается, снова потревожить я-фу она не хочет, а стояние под дверью есть компромисс. Который, откровенно говоря, Бог Войны выдержать не в силах, едва лишь он представит маленького виноватого феникса грустной (а она такая и есть) и одиноко томящейся в пустом коридоре. - Мин-эр, зайди, пожалуйста. - У... - Заходи, кому сказал. И тогда она просочится внутрь вся серьезная-пресерьезная, умильно круглощекая, с упрямо сдвинутыми бровями, и сядет напротив. И придется еще поуговаривать это мелкое птичье страдание во плоти согреться чаем и отведать припасенного для неё вкусненького. Собственно, Мо Юань давным-давно не смел осуждать Лисью Королеву за излишнюю опеку. С тех пор, как в его жизни появилась Мин-эр, он сам стал немного похож на владычицу Цинцю, только пирожки не решился печь. Пока не решился. В конце концов, Бог Войны просто встанет, пойдет в книжное хранилище и найдет «Шан Дзюнь Шу» на том месте, где ей и положено лежать — на третьей снизу полке во втором левом ряду. И все будут наказаны. Потому что. Но иногда Богу Войны отчаянно хотелось не думать. Что еще сложнее, особенно на Куньлунь, где каждый, буквально каждый встречный так и норовит подсунуть новую тему для обдумывания. Но к Чже Яню не сунься — тот сразу напоит вином, в Логове — Лисья Королева с разносолами набросится, палаты в Небесном Дворце — место облюбованное скучающими нефритовыми девами, там просто страшно находиться одному. Остается только пещера Яньхуа, где можно даже полежать — на ложе из волшебных трав. Поганец Дунхуа давно предлагал поставить в ней гроб поуютней, но это уж как-то слишком эксцентрично. А если, кроме шуток, то место уютное, пустующее и неприметное. Посему, придав лицу суровое выражение и наказав Пятнадцатому присматривать за фениксёнышем, Наставник Куньлунь отбыл в одном ему известном направлении с единственной целью — не думать ни о чем хотя бы половину дня. Не думать было прекрасно, не думать было так уютно, что Мо Юань не заметил как задремал (немудрено, когда вокруг не нарушаемая ни чьими просьбами тишина), а когда проснулся, то понял, что снова не один. - Семнадцатый? - спросил он спросонок, приняв юношу в светлом за своего любимого ученика. - Простите, дядюшка, что побеспокоил. Бог Войны проглотил встревоженное «Что-то с братом?». Все и так в курсе кто у нас главный паникер Девятого Неба. - Ты очень похож на свою мать, А Ли. На самом деле, откровенное сходство между Бай Цянь и её сыном иссякло где-то в его отрочестве, и сейчас племянник походил лишь на самого себя. Но что-то неуловимо лисье в его облике осталось. - Вам виднее, - дипломатично заметил юноша и сразу же, в прямолинейной лисьей традиции перешел к делу: - У меня к вам необычная просьба, дядюшка. Мне очень надо, чтобы вы прикрыли меня, пока я буду проходить Испытание в Смертном Мире. - В смысле? - Мы скажем отцу, что я решил разделить наказание Мин-эр, маме - что я на Куньлунь занимаюсь культивацией духовной силы в одной из священных пещер, а на самом деле я воплощусь в теле смертного. Мо Юань задумчиво потер переносицу. Предложение было в стиле его племянника — самого заботливого ребенка во всех мирах. Понятно же, что А Ли не хочет тревожить своего и без того беспокойного отца, пытается уберечь от переживаний мать, и было бы странным, если бы он этого не делал. - Тебе не кажется, что ты слишком молод? Почему бы не подождать еще немного? Никто в спину не толкает, меня и отца в пример не ставит, Император тебя не торопит... - рассуждал Мо Юань и вдруг осекся. - Что-то ведь случилось, верно? А Ли мрачно кивнул. - Меня сегодня позвали к дедушке Ян Це в гости. За словом «позвали» пряталась настоящая военная операция с засадой и ударом конницы с фланга, потому что иначе с юным принцем Небес слугам из Дворца не встретиться нипочем. А под «гостями» подразумевался настоящий допрос, только без пыточного инструмента и услуг палача. - И нашу беседу слушал из соседней комнаты Повелитель. Чем старше становился А Ли, тем ловчее он уворачивался от пристального внимания небесных родственников. Бодрым голосом, открытым взглядом, стихами и рисунками взрослому внуку уже не отделаться, но он умудрялся выходить из воды сухим. Беда в том, что у нынешнего Императора был поистине звериный нюх на чужое лицедейство. Он всегда знал, когда для него разыгрывается представление, а когда все по-настоящему. У несчастного Е Хуа в свое время не было ни единого шанса обмануть деда притворным равнодушием к СуСу. - И что же услышал Государь? - Ничего такого о чем бы он не знал из своих источников. Но дедушка впервые задавал вопросы про учителя Дицзуня, про других моих дедушку и бабушку. И даже про маму. В Небесном Дворце Бай Цянь упорно называли «эта высшая богиня из Цинцю», та, в свою очередь, выражалась более ярко, черпая вдохновение в лексиконе смертных. - Я не могу себе позволить оставаться просто драконом, я должен вознестись, чтобы защитить их всех, - сказал А Ли. - Я даже договорился с Повелителем Звезд Сы Мином. Но вы же знаете своего младшего брата... - О да, я его знаю. За прошедшие годы они с Е Хуа сблизились настолько, насколько это вообще возможно в их ситуации. Они теперь могли даже молчать вместе, сидя рядышком под цветущим персиком. Это было прекрасно, несмотря на ехидные шуточки Семнадцатого. Его брат точно знает, что такое вознестись в столь юном возрасте, как это больно и страшно. - Надеюсь, Сы Мин проявит благоразумие, - проворчал Мо Юань, подразумевая, что Сочинитель Судеб в этот раз откажется от нездоровых литературных фантазий. - Учитель за ним присмотрит, - улыбнулся А Ли. - Значит, вы согласны? - А куда я денусь? А Ли, высший бог Казалось, что он закрыл глаза лишь на одно мгновение, но в нем уместилась целая жизнь. Долгая и непростая жизнь обычного смертного. Ничего особо трагического, просто жизнь слуги в поместье чиновника пятого ранга... А Ли сглотнул горячий ком, застрявший в горле, и закрыл лицо руками, пытаясь справиться с лавиной нахлынувших чувств. - Поплачь, если хочешь. Поплачь-поплачь, это помогает. - Мама? Бай Цянь сидела на краю его постели в облике Семнадцатого ученика. Белая лента в тщательно собранных в пучок волосах, веер в руках. Не исключено, что она провела здесь весь срок его испытания. - Нет, я тут всего три дня, - отозвалась мама-лиса и грустно улыбнулась. - Мне ты мог бы сказать, я бы не стала отговаривать. - Но тебе пришлось бы соврать отцу. - Ты — удивительный ребенок. И от этих слов на А Ли снова навалилась тяжесть только что прожитой жизни. У его смертного воплощения были дети и были внуки, и он их просто обожал, и мать, и еще была та женщина, которую он смог, в конце концов, полюбить, и другая, которую должен был, но так и не сумел... - Сложнее всего было стареть, сожалеть о несбывшемся, дряхлеть, мало-помалу терять силы, превращаться в обузу. Так мучительно, так долго. Лю И умерла и всё утратило смысл. Лю И — моя доченька. Как же так? Ну почему я её пережил? А Ли плакал, уткнувшись носом в собственные колени. Не так, как плачут дети — взахлеб и громогласно, а как это делают взрослые — давясь и шипя сквозь стиснутые зубы. Бай Цянь его не утешала. Какие слова можно тут подобрать? Ты забудешь? Нет, это неправда. Это было понарошку? Тоже ложь. То была самая настоящая жизнь, и душа небесного принца прожила её точно так же, как это делают мириады душ смертных. Всё взаправду, все на самом деле. - Теперь ты понимаешь, что чувствует родитель, теряя дитя. Теперь ты знаешь что одиночество бывает разное, а любовь — очень и очень редкий дар, встречающийся не в каждой жизни. Теперь ты — высший бог, А Ли, - спокойно молвила Цянь-Цянь. - И теперь ты понимаешь, почему многие, рожденные богами или духами, предпочитают Испытанию все эти святые молнии и небесные кары. Сы Мин тебя не обманул, дав испробовать обычную жизнь. Это самое сложное, между прочим. - Как думаешь, я когда-нибудь забуду... их? Казалось, если обернуться, то все они будут стоять и смотреть на него. Маленькая Лю И с чумазой мордашкой, подросток Лю И — костлявая и стеснительная, взрослая... Такая красивая. - Нет, - честно ответила мать. - И учитель тоже помнит всех-всех? - ужаснулся юный бог. - Конечно. И Мо Юань, и Четвертый брат. - А если... Она отрицательно покачала головой. - Напиток Забвения не помогает, на самом деле. Ты просто будешь тосковать, сам не зная о чем. А это еще хуже. - Но смертные забывают предыдущие жизни. - Это лучший из даров Небес. Может быть, самый важный и самый нужный. - Мне так больно, мама, - проскулил А Ли. Её руки пахли звериной шерстью, так пахнут маленькие животные, которых он тоже очень любил: все эти козлята, поросята, щенки. - Острота потери постепенно уйдет, ведь твоя душа стала еще крепче, чем была, мой родной. Будут новые дни и новые печали, и новые радости тоже. А потом, возможно, ты снова отправишься туда за силой, которую дает только обычная жизнь обычного смертного. И мы все будем ждать тебя и гордиться тобой, Пирожочек. Она обращалась к нему так лишь только, когда они оставались наедине. Без всяких просьб, просто однажды почуяв момент, когда мальчику стало неприятно слышать детское прозвище в присутствии посторонних. - Хорошо, что Мо Юань рассказал тебе, - признался А Ли. - Наставник врать не умеет, - дерзко фыркнула матушка. - Прямо, как Мин-эр. - Как она? - Ужасно скучает по тебе, насколько я могу судить. Ты б помирился с ребенком. - Я и не ссорился, - как бы нехотя сообщил он. На самом деле, А Ли уже давно приготовил и примирительный подарок — составной лук с полным колчаном стрел, и речь продумал, и даже место выбрал подходящее. - Считаешь, она сама должна подольститься? - Нет, не считаю. Я тоже хочу помириться. А Ли хватало друзей среди парней его возраста, но дружбой с фениксом он дорожил, наверное, больше всего. - Тебе уже лучше? - спросила мама. - Гораздо. Но если бы А Ли был малышом, он бы обязательно попросил бы её обернуться лисой - теплой и мягкой. - Давай лучше ты - драконом, - снова прочитала та его мысли, видимо слишком отчетливо написанные на лице. - Полетаешь, мамочку на спине покатаешь? Нет? Вот так всегда! Е Хуа Серьезный разговор с Тин-Тин Е Хуа наметил на день награждения Мо Юаня. Оказалось, что нашинкованный ими монстр с Инчжоу был какой-то страшной проблемой, о которой все, отчего-то, боялись сообщить. Отчего, он решил подумать позже, потому что в случае с его дочерью порядок действий был не просто необходимостью. Он нашел ее на берегу реки, роющей тоннель в песчаном обрыве. Ее вечный спутник и отражение – старший брат Сяо Инь в копке не участвовал, сидел, как водится, на яблоне, на самой макушке и читал какой-то старинный бамбуковый свиток, сосредоточенно водя по нему пальцем и заедая чтение яблоками прямо с ветки. - И что это будет? – поинтересовался он у перемазанной в песке девочки, которая выбралась наружу, таща на веревке забитый песком кувшин. Тин-Тин была очень обстоятельной, последовательной и к реализации цели всегда подходила тактически. Именно поэтому следовало строго обсудить ее желания относительно старых костей. - Нора. Можно было и не спрашивать. Логично, раз лиса, значит должна быть нора. Главное, чтобы на этом пути его ребенок не заставила папу-дракона свить себе гнездо на макушке горы – или не докопалась до Да Цзымин. Ли Цзин, конечно, та еще скотина, но Серебряную Лису в качестве кары он пока не заслужил. - Тин-Тин, - Е Хуа присел на камень, чтобы смотреть дочке в глаза. – У меня к тебе серьезный разговор. На других детей эта фраза наводила тоску, даже на А Ли, а Бай Тин-Тин мгновенно успокаивала. Вот и сейчас она отпустила кувшин и лопатку, явно стащенную на кухне у бабушки, вытерла руки о когда-то голубое платье и встала напротив, чтобы тоже смотреть в глаза своему отцу. - Скажи, зачем тебе нужна кость Тао-у? Девочка почесала нос. - Заколку хочу, - на прямой вопрос она всегда отвечала прямо, по крайней мере, ему. – У Цзяо Мэй-Мэй есть заколка из старой стрелы, которую ей папа с войны привез, у Чжу Чу – из ветки от первого персикового дерева. Красивые. Эти имена Е Хуа ни о чем не говорили. - И ты хочешь себе заколку из кости Тао-у? - Ага. Это же здорово! Он такой! Такой! И еще я хочу, чтобы все знали, что у меня папа победил Тварей Инчжоу. Про мамино участие они детям так и не рассказали. Не стоило кормить и без того бурное воображение. - Все и так знают, - сложно было не узнать-то. - Они неправильно знают, - внезапно посмурнела лисичка. – Они все не так рассказывают. Они вообще странные вещи говорят. - Она их покусала, - сообщил со своей яблони Сяо Инь. Говорил он редко и тихо, позволяя сестре болтать и за себя, и за него, но всегда метко. – За то, что они про тебя рассказывали. - Кого? – Е Хуа поглядел на свернувшегося в ветвях сынишку. - Мэй-Мэй и барышню Чу. Они смеялись над тобой. И над мамой. - А ты что делал? - Я смотрел, чтобы они не слишком пострадали. Все-таки как-то странно их там всех воспитывают, в Небесном Дворце. Если бы они так себя в Цинцю вели… - Зато потом Сяо Инь разбил нос Чжу Лану, старшему брату этой тупой дуры Чу, - поделилась боевыми достижениями близнеца его старшая сестра. - Не надо так говорить про других, Тин-Тин, ты еще маленькая, - сказал Е Хуа, обдумывая услышанное. - А когда вырасту, можно будет? – он машинально кивнул, не отвлекаясь от мыслей, спохватился, но было поздно. - Ну, тогда я пока не буду и подожду. А когда я вырасту? - А почему именно Тао-у? – Е Хуа поймал мысль за хвост, как когда-то её объект. - Так дедушка нам рассказал. Что?! - Про что? - Ну, как ты там был, и про кости, и что они все еще лежат… Сердце мгновенно превратилось в комок льда и рухнуло куда-то в желудок. С чего вдруг отец стал рассказывать о подвигах того, кого люто, неприкрыто стыдился все эти годы? - А про заколку тоже он намекнул? – спросил помертвевшими губами, все еще надеясь, что это не прежний его дворцовый опыт вопиет, а семейная мания преследования. - Ой, я не помню, - Тин-Тин нетерпеливо подпрыгивала, явно утомленная вопросами. - Он, - снова отозвался Сяо Инь. – Рассказал, почему нельзя бить ни Мэй-Мэй, ни эту ду… барышню Чу и ее увальня-брата. Пап, а увалень – это плохое слово? Смертельный холод ужаса на миг сковал все его тело – и пропал. Огненное пламя, как когда-то давным-давно, после падения в Чжусянь, сожрало весь лед, взметнулось вверх, ударило в голову. От ярости потемнело в глазах. Е Хуа вдохнул, выдохнул, поправил на лисе-землекопе платье – трясущимися от гнева руками – чмокнул ее в засыпанную песком макушку и вытер губы о рукав. В общем, вел себя как приличный отец. Который сейчас удостоверится, что его дети накрепко запомнили все им сказанное, а потом отправится во Дворец и быстро станет сиротой. - Тин-Тин, - сказал строго, надеясь, что драконья чешуя на лице не проступает. – Давай договоримся. Во-первых, если тебе чего-то такого захочется, чего раньше не хотелось, ты сначала спросишь у меня. Только у меня. Не у мамы, не у бабушки с дедушкой, и даже не у Учителя Дицзуня. Еще можно у дяди Мо Юаня спросить, но только если меня не будет. Хорошо? - Да, - серьезно кивнула Серебряная Лиса, не умеющая лгать и притворятся. - Что касается заколки, то я обещаю, что подарю ее тебе на совершеннолетие. Настоящую. И не из хвоста, а из ребра Тао-у. Самую красивую. И еще зуб, на веревочке, чтобы на шее носила. Обещаю. Еще один кивок. Как его дети ему не врали, так и он их никогда не обманывал. - И, пожалуйста, если тебе еще раз кто-то из Небесного Дворца что-то такое скажет, ты тут же расскажешь мне, маме, Дицзуню, дяде или дедушке. И ты, сынок, тоже. Вы меня поняли. Это был не вопрос. - Да, пап, - хором ответили близнецы. - Копать можно? – уточнила Лиса. - Копай, - он хотел было добавить насчет Да Цзымин, но решил, что на сегодня с них обещаний хватит. Выбрался на берег, остановился под дикой яблоней, сорвал с нее мелкое красное яблочко и задумчиво сжевал - с семечками и хвостиком. Потом еще одно. И еще, пока всю ветку не общипал. Яблочки, как те гвозди, забивали крышку базальтового гроба с сыновним почтением. В конце концов, прав Дицзунь, воплощение еще не значит родственных уз. Но навестить их, то есть родственников, напоследок не мешало бы. Он выплюнул последний хвостик, отряхнул песок с одежды и поглядел на вернувшегося к чтению Сяо Иня. - Сынок, - тот отвлекся, посмотрел вопросительно. – Яблоки вышли вкусные, но ты забыл одну вещь. Сейчас ранняя весна, а у тебя яблоня вовсю плодоносит. Учти такие мелочи на будущее, если не хочешь быть пойманным. Сяо Инь оглядел щедро усыпанные мелкой красной дичкой ветки своего собственного любимого дерева, о чем-то подумал и кивнул, серьезно, как взрослый. - Я понял, пап. Больше не попадусь. Ши Мин, вольнослушательница Куньлунь Если хоть ненадолго забыть, что нынешнее чествование Бога Войны происходит по её вине (звучит двусмысленно, но так оно и есть), то мероприятие вышло бы даже приятным. Кормили в Небесном Дворце очень вкусно и только деликатесами, которые на Куньлунь никому из учеников и не снились. - А ты представляешь, чем там Наставника потчуют, - Пятнадцатый дернул головой в сторону Дворца, где, по идее, уже начался пир в честь Мо Юаня. - Небось, не соленой рыбой. На тарелке у Чэнь Цю лежали горкой сочащиеся жиром ломтики утки. - Терпеть не могу рыбу, - продолжал он, отправляя их один за другим в рот. - Ни сырую, ни жареную, ни соленую. Ненавижу. Икру тоже. И креветок. Тараканы морские, вот что они такое. - Но ты ешь сейчас утку, - проворчала Ши Мин. - Ем, - согласился тот. - А рыбу ненавижу. У нас в Северном море из рыбы делают всё — суп, закуски и даже десерты. Представляешь себе десерт из рыбы? - Нет. - Это просто очешуительная гадость. Конфета в виде рыбы из рыбы с рыбной начинкой. Брррр.... От избытка чувств Чэнь Цю придвинул к себе сразу два блюда — курицу и еще одну утку и принялся их поедать одновременно, закусывая курицу уткой и наоборот. - Подай как мне что-нибудь еще вкусненькое. Но только не рыбу. - Да нет тут рыбы, - возмутилась Мин-эр. - Отлично. Ненавижу рыбу! Если Пятнадцатый добивался, чтобы феникс сбежала с застолья, устроенного для учеников героического Бога Войны, то у него получилось. Слушать бесконечную песнь о ненависти к рыбе она уже не могла и потому незаметно выскользнула из павильона, чьи стены была покрыты тончайшей резьбой с изображением всех четырех Морей и населяющих их рыб. Последний раз Ши Мин была в Небесном Дворце, когда Владыка Дунхуа приводил сюда детишек из Цинцю. Тогда они так и не дошли до террасы Чжусянь и до знаменитых скрижалей. Феникс не забыла ни слова из того, что рассказывал Владыка, особенно про скрижали. Интересно же! И она решила, что раз представился шанс оказаться рядом с достопримечательностями, то надо им воспользоваться. Когда еще выпадет такой удачный случай? «Это же не остров Инчжоу, верно? - рассуждала Мин-эр. - Это Небесный Дворец, никаких чудовищ, ни единого темного закоулка, полно стражи, все такие красивые и любезные. Так почему бы и нет?» И она, расспросив дорогу у нефритовой девы, пошла в сторону террасы, попутно разглядывая дворцы и палаты. Заборы, вдоль которых гуляла феникс, были одинаково белыми, а вот внутри каждый владелец обустраивался на свой вкус. Кто-то прятался за вечно цветущими деревьями, кто-то наоборот выставлял напоказ свои предпочтения и таланты. Благо почти везде ворота были открыты настежь, давая возможность рассмотреть убранство переднего двора. Возле одних таких ворот Ши Мин задержалась подольше. И потому что стражи не было, и потому что дерево, растущее в центре, отличалось от привычных персика или сливы. Было оно старым, совершенно лысым, с прокрученным змеиными извивами серым стволом, с единственной веткой, за которую с огромным трудом, чуть ли не когтями, цеплялся красный плод, отдаленно похожий на хурму. Под деревом сидела дева в наряде всех оттенков персикового и померанцевого, а на её коленях вольготно расположился большой кувшин вина. Раскупоренный, потому что Ши Мин, принюхавшись, безошибочно определила его содержимое — молочное вино из клейкого риса. - Эй, котеночек! - крикнула дева. Мин-эр огляделась в поисках кота. Котиков она любила. - Ты, ты в белых одеждах! Иди сюда! Феникс подошла ближе и узнала хозяйку палат, ту самую приставучую Цзи Юэ, ради которой пришлось когда-то наврать, что Владыка Дицзунь её папа. Выглядела та немного помятой и какой-то уставшей. Может заболела? - Как вы себя чувствуете, госпожа? - Отвратительно, - призналась дева. - Очень хочу выпить, но не с кем. И ты, молодой господин, составишь мне компанию. - Спасибо, но я не могу... - Нет, можешь! - взвизгнула родственница А Ли и мертвой хваткой вцепилась в щиколотку Ши Мин. - Садись! Иначе я закричу. - Ну и кричите себе, только ногу мою отпустите. Зря она так сказала, потому что вопль, вырвавшийся из глотки изящной девицы, был сравним лишь с брачной песней павлина. Этого еще не хватало. - Ладно-ладно, я с вами посижу, не кричите только. - Выпей со мной, юноша. - Мне нельзя пить. - А я снова закричу, но еще громче, - честно предупредила дева и отточенным долгими годами практики движением наполнила две чаши. - Пей. Как и на двух других фениксов, вино действовало на Ши Мин сильно не сразу и чаще всего не так как ожидалось. Пожалуй, выдуй она два таких кувшина, почувствовала бы только головокружение, после третьего, наверняка, заснула. Они выпили по чашке, потом по второй, вино оказалось паршивое. Значит, с утра заболит голова. - Ненавижу, - с чувством молвила Цзи Юэ, опрокинув в себя третью порцию бурды. - Как же я её ненавижу. - Кого? - спросила Мин-эр, в тайне надеясь, что это не будет опять рыба. - Кого ненавидите? - Лису ненавижу. Эту маленькую рыжую приставучую стерву, которую так ловко подложили под Дунхуа проныры из Цинцю. Из-за неё я торчу в этом проклятом дворце, похожем на склеп. Одна, всего с двумя служанками-дурами, без подруг, без поклонников, без шанса выбраться отсюда живой. Ты меня понимаешь, молодой господин? - Понимаю, - кивнула феникс. - А сочувствуешь? - Не знаю. По-моему, тут очень красиво. Дерево это, например. - Тут очень скучно и очень затхло, - проскулила Цзи Юэ. - После Су Цзинь, бедолаги, тут никто не отважился поселиться. Всё в пыли, пауках и дохлых мухах. И дерево это... Как думаешь, что с тобой будет, если ты съешь его последний плод? - Умру? - Хуже, гораздо хуже. Это же отросток фамильного древа Су. - И что в нем особенного, в этом древе? Обитательница затхлого и скучного дворца пьяно усмехнулась. - Давай выпьем еще по одной и я расскажу тебе прелюбопытную историю, милый мальчик. И они снова выпили. - Ты знаешь, что бывшая владелица этого дворца была последней из своего клана? А вот! Они все погибли в великой войне с Призрачным Владыкой Цин Цаном. Все, кроме Су Цзинь. - Это я знаю. В Персиковом лесу даже козу лишили имени Су Цзинь, настолько нелюбимо там было это имя. - О! То был могущественный клан, давший Небесному Племени великих воинов и магов. А всё почему? Ши Мин изобразила лицом самое горячее любопытство. Ей и в самом деле было интересно. - У них было Древо Желаний, - зловещим шепотом сообщила уже крепко выпившая дева. - Когда они погибли, то оно засохло, но один росточек остался, и Су Цзинь забрала его себе. Феникс внимательно посмотрела на растение, потом на рассказчицу и недоверчиво покачала головой: - Вы что-то перепутали, тетушка... - Сестрица! - пьяно мявкнула Цзи Юэ. - Вы ошибаетесь, сестрица. Древа Желаний не существует, это невозможно. Как говорил Владыка Дунхуа, а он знал всё, концепция имела только два варианта решения — желание исполнялось либо напрямую Волей Небес (очень редко), или через прилагаемые усилия желающего при множестве сопутствующих факторов. Опять же, смотря какое желание. - Ты прав, юный господин, - согласилась дева. - Желания не сбываются просто так. Их надо очень хотеть, сильно-сильно хотеть, чтобы они осуществились. Понимаешь меня, малыш? - Нет, не понимаю. - Ты совсем глупый, да? - Цзи Юэ настойчиво заглянула в глаза своему невольному собутыльнику. - Эти плоды не исполняют желания, о нет. Они заставляют неистово желать и делать всё, чтобы желание сбылось. Абсолютно всё! Она припала ртом к горлышку кувшина и жадно стала глотать пойло, словно умирала от жажды. - Ты будешь идти к своей цели несмотря ни на что, день за днем, год за годом, столетие за столетием.... ик! Что там у нас дальше-то? - Тысячелетие. - Да. Тысячи лет, брошенные без счета в костер желания. Я точно знаю. - Вы съели такой плод? - спросила совершенно сбитая с толку феникс. - Съела, да, - прошептала рассказчица. - Накормили меня. Даже зернышки заставили проглотить. Он такой... горький. - Кто вас заставил? Она махнула рукой в сторону Дворца Императора. - Ага, малыш, - голова её бессильно свесилась на грудь. - Да нашлись тут... добрые... непогрешимые... ага... Сказали, что желания наши кое в чем идеально совпадают. Мол, ты ж хотела его заполучить — вот и действуй. Воруй, трави, обвиняй. Делай, сказали, что хочешь, но чтобы он был всё время очень занят и не лез в чужие игры. А на лису, мол, управу найдем, со временем. Ну или ты сама что-то придумаешь. И ничего не бойся, сказали. За тебя всегда заступятся. Сам! Собственноручно. Такая честь. Кажется дева плакала. - Сестрица, я позову кого-нибудь из Палат Небесного Целителя. - Не, не поможет. - Чтобы вас отрезвили, сестрица, - терпеливо пояснила феникс. - Не уходи. - Мне пора, простите. Наставник Мо Юань будет ругаться и... - Мо Юань? Мо Юань! Наверное еще быстрее преобразилось лишь то чудовище с Инчжоу, когда перестало притворяться горой. Пьяная, как сорок речных братьев на поминках, девица мгновенно протрезвела, сверкнула глазами, клацнула зубами и с пронзительным воплем «Насилуют!» набросилась на оторопевшую Ши Мин, разрывая её и свою одежду в клочья. Откуда ни возьмись появились стражники и вместо того, чтобы оттащить сумасшедшую подальше, скрутили Мин-эр, точно преступника какого-то, повергнув феникса в полную растерянность. Нет, А Ли ей много раз рассказывал про нравы Небесного Дворца, про то, как коварны его обитатели, но чтобы вот так — чуть за угол свернуть и тут же вляпаться в неприятность — это как-то совсем нелепо. Ши Мин аресту не сопротивлялась, дала себя связать и отвести в место называемое Двором Пурпурных Облаков. По началу ей там даже понравилось, настолько необычно выглядели уходящие в бесконечность анфилады помещений для узников. Пространство здесь было искривлено магией настолько, что казалось, будто феникс шагает по лестнице с одной её стороны, а конвоиры - с противоположной. Аж голова закружилась. Затем её грубо толкнули в спину на снежно-белый круг и посоветовали тихо ждать суда и наказания. - А как с доказательствами моей вины? - спросила феникс. - Свидетели всё видели! Какие еще доказательства? - Что — всё? - удивилась Мин-эр. Её обругали и оставили одну. Белый круг оказался платформой, подвешенной над бездной и, как показало небольшое исследование, с неё лучше было не сходить. Пробовать обернуться и взлететь Мин- эр тоже не пыталась. Вдруг мерцающая лиловым сеть над головой способна удержать феникса? Так и крылья можно сломать. Девушка свернулась клубочком и стала ждать развязки этого странного фарса. Е Хуа, Черный Дракон И события повторялись, словно раскручивались назад, как выпавший из женских пальцев клубок ниток, как путь из болота на твердую землю, от вешки до вешки, от воспоминания к воспоминанию. Что ему Дицзунь сказал, давно? Жизнь есть река, и то, что было в прошлом, будет в будущем, но смешается иначе? Что-то подобное. Он был прав, да, он всегда прав. Черным обрывком ночи пронесся Е Хуа по бело-перламутровым покоям Небесного Дворца, чувствуя, как с каждым шагом разгорается внутреннее пламя, синее, ледяное пламя хаоса, которое породило его отца, которое текло в жилах его брата и, получается, в его собственных. И еще опять прав был Дицзунь, когда утверждал, что воплощение не гарантирует родства. И даже внешность, коей надлежит быть священным даром родителей, у него другая, не их. А иначе отчего они с Мо Юанем неотличимы, словно капли воды? Отчего нет в нем ни крупинки от отца и матери, от дядек, от деда, почему все осталось там, в прошлой жизни, у горла колодца, в который шагнула его единственная любовь? Почему ничего, кроме досады и стыда, не испытывали те, кому надлежало заботиться о нем, единственном сыне и внуке? Как можно было вообще, ради чего, даже подумать о том, что они сделали? Как можно было сделать это?! Е Хуа стремительно шел вперед, и перед ним разбегались нефритовые девы в персиковых шелках и нефритовые юноши в бирюзовых. Расступались придворные, те, кому не по рангу присутствовать в Тронном зале у престола, где будут награждать Бога Войны. Даже небесные птицы всех цветов радуги порскали в стороны, а он не видел никого и ничего, он шел и ощущал как сгорает в синем ледяном огне то последнее, что осталось от наследного Принца Девяти Небес. Ненужное, чуждое, лишнее. И когда, сами собой, распахнулись двери, в Черном Драконе Е Хуа ни осталось ничего от сына Его Высочества Ян Це. - Как вы посмели! – рявкнул он, влетая во внутренние покои. - Е Хуа? Тебя же не приглашали на церемонию! Он стоял разодетый в пух и прах, весь сияющий, тот, кого Е Хуа по недоразумению считал своим отцом. - Зачем вы рассказали моей дочери о чудовищах с Инчжоу? Как вам вообще в голову могло прийти, надоумить ее отправиться туда? Вы подумали о последствиях? И потому, как побледнело лицо первого принца, как забегали глаза, он понял, что не ошибся в выводах. Не прошли даром семьдесят тысяч лет жизни среди дворцовых интриганов. - Вы специально, - ахнул он. Ледяной ветер взметнул шелковые занавески и хрустальные подвесы, и чешуя проступила не только на лице. Вместе с доспехами, на которых все еще отчетливо виднелись следы от когтей четырех тварей с острова. - О чем ты?! – пискнул Ян Це, который всегда был трусом, а перед лицом разъяренного воина особенно. - Вы специально рассказали Тин-Тин, да? Зачем? Чего вы хотели добиться? Нет, он, разумеется, знал, чего, но домысливать глупо, надо услышать слова виновного. - Я не понимаю… - руки мужчины дрожали. - Все вы понимаете. Меня интересует только одно, на самом деле, - Е Хуа говорил сдержанно, но за тихим голосом слышалось, отголоском, драконье рычание.- Кто был целью? Моя дочь, которая по малолетству могла отправиться в путешествие и сгинуть по пути, не дойдя до острова? Я, кого вы регулярно называете своим сыном, особенно когда отчитываете и сокрушаетесь? Или мой брат, которого все отчего-то старательно пытаются ненавидеть, пока он умирает за них? Резной мрамор пошел трещинами. - Или же, - голос стал еще тише, и полы в залитой солнцем комнате покрылись изморозью, - вам было все равно? Ведь, действительно, какая разница, кто, если цель будет достигнута, так или иначе? Мой брат не сможет занять Престол, ведь Мандат Небес не выбирает мертвых? Смерть кого-то из членов семьи убила бы Бога Войны так же, как могли убить клыки монстра. - Он не твой брат! – Ян Це вскинулся, и Е Хуа понял, что все сказал правильно. - Мой! – рыкнул в ответ. – Мой. Он мой брат, а я – сын его отца. С начала времен и до их окончания. Это вам понятно? - Так вот оно что! Значит, отец был прав, и вы действительно спелись! Значит, все верно, вы хотите свергнуть Императора! И это вы виноваты в том, что Мандат исчезает! - О чем вы вообще! Вы же сами мне сообщили, еще и шепотом, как вор, что Мандата нет. При чем тут мы с Мо Юанем, что за безумные выдумки? - При чем? Как это при чем? А зачем все это, что вы делали, все эти ваши встречи, связи, свадьбы, фениксы, лисы и обеты? Ваши демонстрации, то, насколько вам наплевать на Волю Небес? Он сыпал обвинениями, нелепыми, глупыми, а Е Хуа молчал и слушал, слушал и молчал, и думал о том, что же случилось. Как же тот, кто был обеспокоен и насторожен, вдруг превратился в жадного до власти, неистового в этой жажде, отчего так трясутся его руки и бегают глаза, почему искажено лицо? Даже в Мире Смертных подобные метаморфозы не происходят вдруг, а уж на Небесах и подавно. Что-то стороннее, какая-то воля должна была вмешаться, чтобы так вышло. Высшего бога не подкупишь золотом или привилегиями, чтобы он так… - Что он с вами сделал? - Что?! - Император, - терпеливо повторил Е Хуа. – Что с вами сделал Император, что вы вдруг возжаждали этой власти? Вам же ее никогда не хотелось. Я знаю вас больше семидесяти тысяч лет и знаю о чем говорю. Вам здесь тепло и уютно, но сесть на Престол – да вас же от ужаса тошнило, от одной мысли! Так что? Резко шагнул, склонился и заглянул в глаза тому, кого когда-то звал отцом. Поймал взглядом бегающие зрачки. Тонкий запах магии, знакомый, след которой уже был во всей это странной нелепой истории с Мандатом, ударил в чуткие ноздри Дракона. И Дракон зарычал, пытаясь выбраться во внешний мир. - Магия клана Су? - Что за чушь!!! - Не. Надо. Врать. Его глаза стали драконьими, синими, как хаос. - Ну?!! Ян Це дернулся, но вывернуться из жесткой хватки второго лучшего воина всех миров не смог. Сник. - П-плод… желаний. Е Хуа отпрянул, выпустил его, не сдержав брезгливости, вытер руки о собственное ханьфу. - Откуда? Оно погибло вместе с родовым поместьем, еще тогда, в войну! Древа Желаний больше нет. Ян Це захихикал, словно душевнобольной. - Ошибаешься, оно есть. И всегда было. Ты бы почаще заглядывал к Су Цзинь, а не прятался от нее по углам, тогда б и сам знал… да что там, она и тебя им накормила, ты просто не помнишь.. Е Хуа оторопел. Пропустить плод желаний в собственной тарелке довольно сложно, именно потому что он будит в съевшем такую жажду достижения цели, что перед ней меркнет остальное. Вот в то, что Су Цзинь их жевала, как Сяо Инь яблоки, поверить легко – достаточно вспомнить все, что она натворила. - И когда… - Да сразу после твоего восхождения… Помнишь, ты еще думал, что тебя приворожить пытались? – хихиканье не стихало, то ли Ян Цэ так испугался и теперь отходил, то ли магия Древа Желаний сводила с ума. – Только толку-то, потратили плод впустую… …он прекрасно помнил ту попытку приворота, пусть и была она даже не сотая. Вернее, помнил ее последствия. Истощенный восхождением юный бог чуть не помер. Он-то думал, что это приворотное зелье было сильное, а он слаб, а оказалось вот что. - У тебя же даже желаний не было, пустышка, чурбан бесчувственный, кто бы тебя боялся? И вдруг… Ну, да, а чему удивляться? Он сам прекрасно помнил, что очнулся от своего сна, в котором прожил, только когда увидел огромные и ясные глаза СуСу. Самые ясные во всех Мирах глаза его единственной, вечной, на все жизни любви. Падение в Чжусянь завершило пробуждение. По крайней мере, так ему объяснял Дицзунь, еще тогда, в хижине на горе. - Значит, Древо Желаний, Мандат и Император. Как интересно, - Е Хуа отмахнулся от рассуждений о себе. К чему ему теперь их мнение? – И кто еще ел эти плоды? Кого Император ими накормил, а, главное, что именно он задумал? И, возвращаясь к первому вопросу, зачем вы втянули сюда моих детей? Он вновь ухватил принца Ян Це за полы шеньи, намекая, что на церемонию тот опоздает. И оскалился. История Е Хуа во Дворце близилась к завершению, и Черный Дракон собирался лично написать ее заключительные строки. Мо Юань Не обязательно быть Богом Войны, чтобы догадаться об истинной цели совершенно бессмысленной церемонии чествования. Чудовище с Инчжоу не первая поверженная тварь, и даже не сотая, он их давно считать бросил, этих монстров, порождаемых неисчерпаемыми силами хаоса с той же регулярностью, с какой солнечный свет и испаряющаяся вода порождают облака. Так тщательно и планомерно в Небесном дворце готовят только грандиозную подлость. И, главное, все об этом знают, включая, иногда, и будущую жертву. Но из паутины церемониала и интриг не вырваться, сколько не пытайся. Ибо нет под вечным солнцем Дворца неуязвимых, есть только те, кто в данный момент никому не интересен. Раньше Мо Юань думал, что хотя бы Цзунь является приятным исключением, но теперь и палаты Тайчэнь перестали быть островом спокойствия среди бурных дворцовых вод. Великий Распорядитель Ба Шань только нос свой длинный высунул откуда-то из-за трона, а Мо Юань сразу догадался: «Началось!» Они понимающе переглянулись с Чже Янем и Дунхуа, пока Распорядитель нашептывал Императору на ухо. Тот, понятное дело, пунцовел ликом и гневно супил бровь, и это было так ожидаемо, что Бог Войны решил все же доесть деликатес из нежнейшей крольчатины. Чже Янь последовал его примеру, отхлебнул из чарки и поморщился. Да, дворцовое вино отдавало цветочной эссенцией, которую нефритовые девы используют для свежести лица. Гадость, а не вино. Дицзунь обошелся без чревоугодничества, лишь бровь чуть приподнял, в знак того, что готов к дальнейшему развитию событий. И события не заставили себя долго ждать. Появление зареванной барышни Цзи Юэ вызвало такое оживление, что Бог Войны готов был поспорить на два... нет, три кувшина османтусового — эти возгласы и жесты хорошенько отрепетировали заранее. Еще бы, при таком убогом исполнении главной роли жертвы, мудрено достоверно изобразить возмущение. Смертные актеры столь любимых Семнадцатым спектаклей бывают в сто раз талантливее этой небожительницы. Мо Юаня не удивило даже обвинение. Раз он мишень, значит и стрелы лететь будут в его сторону. Паршиво, что прием использован подлейший. Он прожил сто женских жизней и отлично знал, что чувствует жертва похоти и насилия, как она себя ведет и, самое мерзкое, как относятся к ней окружающие. Дождешься от них помощи и поддержки, как же! - Так ты утверждаешь, что мужчина, напавший на тебя, является учеником с Куньлунь? - прогромыхал на весь зал Император. И посмотрел на Мо Юаня с выражением. По дворцовым правилам продолжать жевать, когда тебя буравит взглядом Повелитель, крайне неприлично. Пришлось проглотить целиком изрядный кусок редкой рыбы, так и не ощутив её вкус. Мо Юань встал из-за стола и почтительно поклонился. - Боюсь, что это ошибка, Государь. Все мои ученики находятся сейчас в специально отведенном для их праздничной трапезы павильоне. Это был мой строжайший приказ. - Ах, дайте мне белый шелк, чтобы я восстановила свою честь через смерть! - взвыла Цзи Юэ. - Это был твой ученик, Бог Войны! Хорошо же ты его выучил! Придворные снова зашумели. Кто-то заломил руки, призывая в свидетели Небеса, кто-то потрясал кулаками в сторону Мо Юаня. - Проведите расследование, Государь. Призовите их всех сюда, пусть барышня Цзи Юэ укажет на предполагаемого виновника, - скучным голосом предложил Бог Войны. - Уверен, истина будет быстро найдена. Его подопечные были предупреждены заблаговременно, чтобы никто и шагу не сделал из павильона. Все время оставаться у всех на виду и вести себя безупречно — что может быть проще? Чже Янь смотрел с разочарованным видом, как бы говоря «Вот это и вся интрига? Серьезно? Совсем захирела дворцовая школа». И языком эдак презрительно поцокал. Проверять насколько бодро ловят мышей императорские хищные «коты» у Мо Юаня не было ни малейшего желания. Именно поэтому прямо сейчас в Логове женщины лисьего клана Бай отмечали рождение очередной внучатой племянницы Лисьей Королевы. На торжество сумели заманить даже Чже Вэнь. Должно быть, Семнадцатый смогла взять феникса на слабо. И, по удивительному стечению обстоятельств, в то же самое время неподалеку от Логова Второй брат Бай И устроил традиционные и очень популярные для Цинцю мужские игрища с копьями и луками. Много-много вооруженных до зубов лис. Так мило с его стороны. Распорядитель Ба Шань громогласно сообщил, что виновник пойман на месте преступления, но за учениками Бога Войны успели отправить стражников. За преступником послали тоже. Надеюсь это не Пятнадцатый, подумалось Мо Юаню с досадой. Народу в Приемном зале становилось все больше и больше, а ведь изначально пускали только по специальному приглашению. Так скорее всего и было задумано — сначала собрать под одной крышей тех, кому за многие тысячи лет Бог Войны вольно или невольно перешел дорожку, а затем пригласить прочих, чтобы... Ну, наверное, развенчать безупречного бога и похоронить его репутацию. Как много усилий, их бы в мирных целях употребить. Всё благодушие Наставника Куньлунь иссякло в тот миг, когда в зал ввели Ши Мин со связанными веревкой руками. «Сюрприз-сюрприз, - вдруг подал голос давно расточившийся в хаосе Охотник откуда-то из самого потаенного места в сердце Мо Юаня. - Вот это он зря сделал. Фениксов трогать нельзя» Император Хао-де совершил роковую ошибку, подобную ошибке Хуан-ди: он захотел навредить фениксу. Мо Юань метнул полубезумный взгляд на окаменевшего Цзуня. Они оба словно снова провалились сквозь немыслимую толщу времен, в мир, из которого жестокой волей Повелителя исчезли фениксы. Все, кроме одного. Чже Янь Свою дочь феникс знал до последнего перышка. Чтобы она по-настоящему испугалась потребуется чудовище размером с половину острова Инчжоу с пастью в три ряда зубов. Лучше два таких монстра, чтобы наверняка. Или одна Серебряная Лиса. У его непробиваемой детки нервы крепче Колокола Восточного Императора, что лежит на дне реки Жошуй, это точно. Ничего странного, что Мин-эр приняли за мальчика. Она пребывала в том, почти неуловимом промежутке жизни, когда детство уже закончилось, а юность еще не началась. Возраст куколки, в хрупкой и непрозрачной оболочке которой зреет, до строка, совершенно иное существо. В белой одежде, с волосами собранными на макушке в мужской узел и подвязанными белой же лентой, это высокое, длинноногое создание легко можно посчитать юношей. Очень скоро Мин-эр преобразится, ждать недолго, но Чже Янь почему-то был уверен, что его дочь на эту тему не задумывается и не торопится с обретением женственности. Платьев у неё два, оба синие, украшений — одно и оно самодельный браслет из распиленных персиковых косточек. Ей бы полетать, да из лука пострелять, если считать развлечения, потому что дитё в основном читает дни и ночи напролет. Даосов всяких, столь обожаемых его лучшим другом и ее Наставником, от опусов которых челюсть можно в зевоте свернуть. Серьезная отроковица, кстати, в скандал благоразумно не вмешивалась. Стояла, как ни в чем не бывало, такой себе щекастый птенец с круглыми глазами. Но вовсе не от страха круглыми, а от удивления. Детка обнаружила, что мир полон идиотов и подонков. Чже Янь больше переживал за Мо Юаня. Тот не дрогнул ни единым мускулом, но если знать, что он чувствует, глядя как судят феникса, его феникса, то можно вообразить какая бездна ужаса царит в его душе. Тогда он, словно дротик, кинул в друга ментальное перышко и когда тот резко обернулся, лукаво подмигнул. Мол, хорош уже вибрировать, невротик. В том бардаке, который творился вокруг, Ши Мин была самым крепким звеном. А Ли, высший бог-дракон Из пещеры выходить было боязно, как новорожденному младенцу – покидать материнскую утробу. Ведь, по сути, он родился и умер, и снова родился, но уже другим, помнящим и понимающим. Но это же был храм на горе Куньлунь – лучшее место, чтобы прийти в мир Девяти Небес снова. Уже богом. И А Ли, немного постояв, привыкая к полуденному свету, пошел делать то, что хотел сделать прежде всего – помириться с Ши Мин. Ему всегда нравилось дарить подарки, особенно фениксёнышу. Она никогда не смущалась, не кокетничала и не преувеличивала свою радость. Для неё подарок был, прежде всего, хорошей и нужной вещью, которая либо пригодится, либо красивая, или и то и другое одновременно. Подарочный лук юная феникс оценит по достоинству. Бамбуковая планка из зимнего бамбука, что растет у подножья горы Великой Богини Сиванму, роговая вставка – из рогов барана-бочи, обмотка - из жил водяного буйвола, а за корой березового дерева для покрытия захватов А Ли спускался в Мир Смертных. Мастер-даос, что делал его, принципиально не использовал магию, предлагая владельцу явить миру лишь собственную силу и меткость. Хрустальной чистоты предвкушение А Ли не разбилось, даже когда он обнаружил, что на горе, кроме его самого и журавлей, ни единой живой души. Ни Наставника, ни учеников, ни Ши Мин. - А где все? – спросил новоявленный высший бог то ли у журавлей, то ли у Меча Желтого Императора, смирно лежавшего на подставке. Вряд ли началась новая война с Призрачным племенем или с демонами, Бай Цянь бы его оповестила. Но мама вернулась в Цинцю, не сказав ни слова о причинах безлюдья на Куньлунь. Любопытно. Байки о том, что семьдесят тысяч лет, пока Бог Войны спал в пещере Яньхуа, храм пустовал распространяли те, кто мало что знал о жизни на Куньлунь. Тут всегда кто-то был, кто-то из учеников обязательно присматривал за приемным залом, библиотекой, подвалами, за садом, за прудами, за птичьими гнездами, в конце концов. И не потому, что Наставник в последний миг своей жизни сказал «Жди меня». Те, кто учились здесь, навеки оставались учениками Куньлунь. Взять хотя бы маму… Ветер, сухой и холодный, хлестнул А Ли по щеке, как в только что прожитой смертной жизни прилетал удар от хозяина. Мол, не о том думаешь! Ветра обходили гору стороной, словно страшились её мистического могущества, и этот внезапно налетевший порыв, будто сорвал пелену с глаз юноши. Облака зловеще клубились вокруг, желтовато-серые, до краев заполненные дождями. Шуршал под ногами песок, яростно звенели бронзовые колокольцы, и вторили им священные журавли – гортанно и пронзительно. Дракон-А Ли прислушался к тихому гулу из недр Куньлунь и ощутил ту же тревогу, какая была когда-то давно разлита по горе Цзюнцзи. Она стекала горячими волнами, катилась неумолимо, заполняя собой все ямки и трещинки, она отнимала дыхание, наполняя легкие огнем. А потом погас крошечный огонек в лампе Собирателя Душ. И папа, его могучий отец-дракон, центр его маленькой вселенной, застонал, как смертельно раненый зверь. Небо над Куньлунь прорезало лиловой беззвучной молнией, ветер испуганно стих, а Меч Желтого Императора растворился в дрожащем от напряжения воздухе. А Ли лихорадочно оглянулся, словно его кто-то по плечу постучал, и увидел как в темноту коридора, ведущего вглубь горы, устремляется золотая искра. И пошел следом. Несколько шагов в темноте, в попытке догнать этот свет. Как мотылек, честное слово… Из тьмы Куньлунь он вошел прямо на середину Главного зала в Императорском Дворце. Дунхуа Дицзунь, бывший Повелитель Земли и Небес Это было грустно, мерзко и до безобразия убого. В своих смертных воплощениях Владыка несколько раз был императором, и бесчисленное – лицом приближенным, так что кое-что в дворцовых интригах понимал. Происходящее было не интригой, а отчаянной попыткой утопающего в корыте для стирки уцепиться за развешенные над ним подштанники. Женские. Фениксов они обвиняют. Фениксов! - Мы обвиняем Мо Юаня в том, что он, ненадлежащим образом исполняя свои обязанности Бога Войны и божественного Наставника, взрастил из учеников тех, кто злостно и с особым цинизмом… Вещал господин Главный Дворцовый Подпевала, он же Распорядитель Ба Шань, который давно напрашивался. Раньше его спасали обеты, которые сдерживали хаотическую природу Дицзуня, а теперь, интересно, что? Привык он к нему, что ли? Вряд ли. С особым цинизмом, ишь ты! Надо будет спросить, куда это Сы Мин его отправлял на испытания, что такое чучело получилось. Громко, со вкусом и очень напоказ рыдала треклятая кузина Е Хуа. Тут и слепому видно, что дева врет, аж завирается, но собравшиеся пышут гневом и праведным негодованием, потрясая кулаками. Даже не помнят, кто, если что, будет прикрывать их лоснящиеся…гхм, лица от очередной опасности и помрет, если понадобится, на берегу очередной реки Жошуй. Толпа и ее мнение – страшное дело, всегда и везде, а толпа теоретизирующих бездельников, то есть дворцовых философов, в пять раз страшнее. Так Дицзунь считал всегда, еще с тех времен, когда Дворца не было, а Небесный Отец правил, восседая на обычном камне у порога собственной хижины. Лишь бы Мо Юань не сорвался. Дицзунь неотрывно смотрел на него, на его остановившийся взгляд, на рябь вокруг, говорящую, что Меч уже призван. Среди всей толпы только ему и Чже Яню ясно, что может случиться. Мо Юань на грани, он не осознает, что происходит, у него внутри залитые кровью стебли пижмы да цмин, смятый бьющейся в агонии жертвой, он не видит, что нынешняя жертва стоит, недоуменно хмурит брови и с трудом сдерживается, чтобы не испортить происходящее. Эй, а ну успокойся! мысленно цыкнул он на лучшего друга. Не ерзай мне тут, невротик! Мо Юань вздрогнул раз, потом другой, получив то же самое указание от второго лучшего друга, взгляд его посветлел, он явно возвращался в настоящее. Это не Вэнь-эр, добавил Дицзунь, так же мысленно, это Ши Мин и она не одна. Умная у Чже Яня вышла девочка. И хорошо, что он так и не дал ей добрести да той самой скрижали, где написаны их имена, разве нет? И придумано прекрасно, и воплощено безупречно. - Простите что вмешиваюсь в происходящее, господин Распорядитель, - Чже Янь не выдержал, подошел к Мо Юаню и встал, чуть касаясь Бога Войны плечом, поддерживая и отрезвляя. – Но вот так все и было, как вы рассказываете, без сомнений? Невинный ребенок набросился на взрослую и, я бы хотел отметить это как Небесный целитель, не совсем трезвую женщину, чтобы что? - Он не выдержал испытания ее красотой! – высокопарно объявил Ба Шань, и от абсурдности этой фразы замерли все, включая красного от стыда Сы Мина и саму Цзи Юэ. Никто и никогда еще так подло не врал под сводами Небес. - Испытания, - уточнил кто-то кислым тоном, и Дицзунь с удивлением понял, что это он сам. Ну, раз уж рот открыл, то чего молчать. – Мое нижайшее извинение за такое замечание, но мы точно сейчас говорим об этой невинной деве, от которой, прошу прощения, опять же нижайше, исходит такой винный дух… Причем дешевый и некачественный, у бедолаги феникса нос, небось, заложило. - …что рядом с ней опасно лампу зажигать? - Я… - Цзи Юэ взрыднула, горлом, издав мерзкий, очень мерзкий звук. Именно так она хрюкала, когда пыталась избавиться от Фэнцзю в первую сотню лет их знакомства. – Да, я выпила, и что?! Я не смогла вынести тяжести содеянного со мной ибо моя честь… Окончательно очнувшийся Мо Юань не выдержал, почесал переносицу. В его случае это было выражением крайней степени возмущения. Честь, поглядите только. Эта честь вешалась на него, высшего бога с обетами, так же, как пионовые девы в самых дешевых борделях Мира Смертных. Видишь, Сы Мин, взглядом сообщил Дицзунь Повелителю Звезд, а ты меня переубеждать пытался, доказывал там что-то. Сы Мин его взгляд выдержал, но покраснел еще больше. Стыдоба неимоверная, тут Дунхуа был с ним полностью согласен. - И вообще! – взвизгнула жертва. – Почему я должна оправдываться! Он на меня напал! Одежду на мне порвал… Одежду, допустим, порвали не на ней, а на преступнике, вернее, преступнице, которая с интересом вертела головой. - Я не могу больше жить с таким позором! Так повесься, собрался прокомментировать ее вопли Дицзунь, уже рот открыл, и тут ровно посреди зала возник еще один участник. Которого в этом зале быть не должно было и не могло. - А Ли? – удивленно спросил Мо Юань племянника, стоящего с растерянным видом в простой одежде, с луком и стрелами. Этого еще не хватало! Дицзунь сорвался с места, не выпуская из поля зрения Императора. А тот, багровевший и хмурящийся напоказ, побледнел, больной смертельной белизной. Потому что действия Мандата всегда очевидны лишь для тех, кто вовлечен, остальные увидят немного странного, но до момента окончательного выбора не поймут ничего. - Что? – сын его друга и его ученик растерянно озирался. – Что я тут делаю? - Действительно, что? – прошипел Дицзунь, хотя ответ на вопрос знал. Не знал он причины, потому что, ну, в самом-то деле, неужели нелепое обвинение девочки в попытке изнасилования взрослой женщины станет той точкой, что завершит все? - И что тут происходит? Мин-эр, дядя, вы почему… Голоса сорвались в хор, громче всех заорал Ба Шань, с удовольствием повторяя историю для пропустивших ее, возрыдала, еще громче и пронзительнее, моля подарить ей смерть, Цзи Юэ, А Ли растерялся, заморгал, пытаясь понять. Становилось громко, нудно и скучно. И никто, совершенно никто не заметил в этом гвалте, что мальчик-то вознесся и уже не ребенок, но высший бог. Ну, или почти никто, подумал Дунхуа, многозначительно поглядев на Мо Юаня. Старый прохиндей! - Да что вы такое говорите! – А Ли не выдержал. - Это все глупость! Ваше Величество! В бескрайней высоте Небесного Зала загудело, натягиваясь, и пусть никто не услышал, даже Император, к которому взывал его правнук, но Дунхуа Дицзунь понял – вот оно. Те слова, что не сказали когда-то, сказаны сейчас. - Глупость?! – вскипел прадед. Был бы смертным, удар бы хватил, отстранённо подумал Владыка. Гул нарастал, Запредельное проникло под своды Дворца, и высшему прежденебесному богу больше не было дела до мелких дрязг. - Конечно! Во-первых, барышня Цзи Юэ уже не первый раз так себя ведет! Я лично видел как она нападала и на Учителя… то есть на Владыку Дицзуня, и на Бога Войны! И так же рвала на них одежду. И что учинила во дворце у Повелителя Яо… - Было дело, было, - прогудел из толпы Повелитель и вытянул губы трубочкой. – Отвратительная девица, скажу я вам! - А во-вторых… - Да, я все ждал, когда кто-нибудь заметит, - скучным голосом сообщил Чже Янь, вмешиваясь, строго посмотрел на дочь. – Мин-эр, детка, объясни мне, почему ты ничего им не сказала, а? - Так я же с ней пила, - чирикнула птичка, и даже глухой понял бы, что версия с изнасилованием не задалась. – Как же я могу, дышать перегаром в Небесном Дворце? Нам Наставник Мо Юань строго-настрого пить запретил, но барышня Цзи меня заставила… - В каком смысле заставила, ученица Ши Мин? – мягко уточнил Мо Юань. Так мягко, что звон Меча Желтого Императора также не услышал бы только глухой. - Ученица?!! – шепот ошарашенной толпы нарастал, подобно рокоту волн в шторм. - Девочка?!! - Совершенно верно, ученица. И, разумеется, девочка, - тем же скучным голосом подтвердил феникс. – Моя дочь. Которая вряд ли может кого изнасиловать, особенно эту… особу. – А ты предупредила барышню Цзи о запрете? - Конечно, Наставник, - ответила вымуштрованная я-фу девочка. – Сразу же. Но Барышня была очень расстроена. «Очень хочу выпить, но не с кем. И ты, молодой господин, составишь мне компанию». У нее была идеальная память на все, и сейчас, цитируя Цзи Юэ, она даже говорила ее голосом и с ее интонациями. - То есть она не просто нарушила запрет спаивать учеников с Куньлунь, она еще и оболгала ученика с Куньлунь? – ответа не требовалось, но вопрос Мо Юань все же задал. - Ничего подобного! - громыхнул Император, и Дицзунь вновь напрягся. Он не понял, сообразил Владыка. Он все еще верит, что дело в Боге Войны. - Как ты посмел, Мо Юань, затащить на гору женщину! Как ты осмелился, нарушив запреты Небес, развести там этот… - Бордель! – пискнул неугомонный Ба Шань. А Ли, которого Дунхуа все это время удерживал, вырвался, вышел вперед, заслоняя собой Ши Мин и дядю. - О чем вы, Ваше Величество? – в его голосе было пополам и боли, и негодования. - Это же несправедливо! Вы несправедливо обвиняете невиновных! И не успели придворные ахнуть, возмущаясь неподобающими – тоном, взглядом, словами, как распахнулись нефритовые створы дверей в зал. Он пронесся сквозь толпу, рассекая ее, единственный из присутствующих в чёрном, в старых доспехах, на которых были отчетливо видны следы всех его сражений, с перекошенным гневом лицом. Остановился – и закрыл собой разом и сына, и брата, и лучших друзей. - Император Небес, - голос в абсолютной тишине был тих и спокоен, но его слышал каждый. – Я, Е Хуа, обвиняю тебя в нарушении всех Законов Небес. Я обвиняю тебя в навязывании воли. Во вмешательстве в жизни смертных. В клевете на невиновных. Император! Я требую отречения. И проникнувшее под своды Дворца Запредельное удовлетворенно кивнуло, говоря – вот теперь все! Черный Дракон Е Хуа Это было легко, сказать то, что должно было быть сказано, когда обвинили СуСу. - Чтооооооо?! – взревел Император, но Е Хуа было все равно. Потому что Законы Небес есть Законы Небес. - Я обвиняю Императора Девяти Небес, Восьми Миров и Четырех морей в том, что он, используя силу Древа Желаний, заставил других способствовать достижению его целей. Я обвиняю Императора в том, что он отринул предсказание Запредельного и исказил его в угоду личной жажде власти. Что ради этого он клеветал на невинных и обвинил Защитника Небесного Племени в гнусных преступлениях.. Е Хуа говорил и говорил, перечисляя, не глядя на окружающих, вспоминал каждое слово и каждое действие Императора, и не понимал только одного – как он мог быть так слеп? Ну, вот как? - Я, Е Хуа, утверждаю, что Император сознательно способствовал наказанию и гибели смертной женщины по имени СуСу, тем самым вмешавшись в Мир Смертных и извратив Небесную Волю… Что строжайше запрещено. Все, содеянное Императором, было строжайше запрещено. - Безумец обвиняет Императора, покрывая брата! - заверещал Дворцовый Распорядитель, который, похоже, так и не забыл как однажды его чуть не придушили. – Слушать безум… Щелчок пальцев прозвучал подобно звону хрусталя, развешенного под потолком залы. - Отличное заклинание вышло у Бай Сю, - сказал Дунхуа, глядя в пространство невинными глазами, чистыми и темными, словно воды в реках Да Цзымин. – Давно хотел его попробовать. Качалась, прямо посреди нефритовых полов, огромная ромашка, совершенная, как и сам Владыка. Тихая-тихая. - Я присоединяюсь к Черному Дракону, - Владыка встал рядом, плечом к плечу, тоже заслоняя собой А Ли. – В тот момент, когда СуСу была объявлена женой Наследника Е Хуа, именно ее имя было указано на скрижали в качестве его супруги. И вмешательство в этот брак было вмешательством в Волю Небес. - То есть Император… - задохнулся Чже Янь, лично исцелявший все, что было этим «вмешательством», включая вырванные глаза. - Он сознательно погубил Бай Цянь?! Е Хуа лишь кивнул, не в силах говорить. Его брат шагнул и тоже встал рядом, по другую сторону. - Отрекитесь, Император, - сказал мягко, но твердо. Но Император, само собой, не внял, да Е Хуа и не надеялся. - Как вы посмели обвинять меня! Вы! Кто вам позволил! – он вскочил с престола, багровый, гневный. – Зачем мне все это нужно, если я – Император?!! - Потому что пришло время передачи Мандата Небес, - сам спросил, так он ему ответит. – А если кому интересно как… Е Хуа выпростал левую руку из-под плаща, протянул вперед, чтобы не проглядели ненароком самые слепые. Пришлось по пути завернуть в палаты, где жила Су Цзинь, и его там даже не стошнило. Последний плод Древа Желаний лежал на раскрытой ладони и буквально сочился темными силами, противными Небу. - Древо Желаний семьи Су, что растет в палатах Первой Наложницы, - пояснил он. – И плоды, которыми вы кормили всех, кто мог помочь вам в достижении вашего желания. - Да, это правда! Госпожа Цзи Юэ призналась мне! У Ши Мин безупречная память, думал Е Хуа. Не судьба ли это? Он слушал, как звенит ее голос, голос его кузины с ее интонациями, слово в слово повторяя пьяную историю существа, бесполезно тратившего свою бесценную жизнь. И с каждым словом видел, как меняются лица свидетелей ее речи. И когда история смолкла, Е Хуа швырнул плод желаний на нефритовые плиты, склонился в поклоне и повторил, в последний раз, громко-громко: - Отрекитесь, Император! И, внезапно, ему вторил хор голосов всех, кто был в зале: - Отрекитесь, Ваше Величество! А Ли Это было что-то страшное, безумное. Хором звучали голоса, требующие отречения, стоял его отец, спиной заслоняя от целого мира, плечом к плечу с ним – те, кто были ему дороже учителей… а он, только что вознесшийся, возомнивший себя взрослым, молча таращился на происходящее и не понимал, что теперь делать. Как ребенок, честное слово. Одно он знал наверняка — так нельзя. Он только что вернулся из мира, где закон может попираться безнаказанно, где зачастую нет никакой управы на сильного, а слабому приходится уповать лишь на ту справедливость, что осталась на Небесах. Он сам еще совсем недавно в отчаянной надежде молил Небо о тех, за кого болело сердце. Чтобы миновали беды и болезни, а невзгоды обошли. И когда глупые надежды рушились, искал оправдание равнодушию высшим силам, зная, что таких как он — маленьких и беззащитных — тысячи тысяч и все просят, и всем надо. Разве за всеми уследить? Разве на всех хватит? И даже благодарил за то, что его малышка Лю И не сильно мучилась, что отошла быстро во сне, и что оставила хотя бы внуков в утешение старику. Жег благовонную палочку и смотрел сквозь муть бельма на глазу как вьется ароматный дымок устремляясь вверх, туда, где есть тот, кто всё-всё видит... А тут, на этих Небесах нет никакой справедливости, нет Закона, если тот, кто должен блюсти и то и другое пуще всего, творит беззаконие и губит невинных. Так и хотелось крикнуть: Мы вообще где? Это и есть Небеса, куда летел жертвенный дым из дрожащих рук старого слуги? Это тот самый Престол Небесного Владыки? Да быть этого не может! Тот человек, что всю смертную жизнь был его хозяином, он и то до подобного убожества не опускался. Не говоря уж о том, чтобы травить родных и подчиненных. И стало А Ли — не высшему богу и дракону, а тому смертному мужу - так обидно, что хотелось собственноручно стянуть Императора с возвышения и вытрясти из него всю душу. За то, что обманул их всех, до сих пор верящих, что Справедливость и Закон не пустой звук и не хитрые иероглифы, нарисованные на бумаге. За то, что разочаровал так сильно, как это только возможно, заставив стыдиться святого — их родства. За то, что осрамил Небеса. Потому что Справедливость и Закон есть, они просто обязаны быть. Иначе зачем вообще всё это? Зачем тогда отличать добро от зла, любовь от ненависти, а свободу от неволи? Золотая фиговина, достававшая его с самого детства, возникла внезапно прямо перед лицом, надоедливой, назойливой мухой. И опять никто, кроме тихо охнувшей Ши Мин, ее не заметил. Феникс только глаза распахнула, а А Ли, раздраженный мельтешением, отмахнулся от нее, раз, другой, потом, сообразив, чего она хочет, протянул ладонь. Ну давай, садись. И прежде чем ухватить ее, увидел вдруг своего деда, его безумное, перекошенное лицо – и мир вспыхнул, потонул в ослепительном солнечном свете. Это было так, словно он до сих пор был слеп и носил на глазах ленту, и вдруг чудесным образом прозрел, и сорвал с лица мешающую повязку. Все миры, что были, есть и будут, рванулись навстречу, наполняя дух невиданной силой, той, что способна соединить вместе Землю и Небо и удержать на месте звезды, сотворить всё из ничего и разрушить сущее до первооснов. Ровно столько, чтобы принять немыслимую ношу ответственности за всё и сразу, чтобы отдать, не забирая, чтобы устоять перед лицом Зла, чтобы справедливость свершилась, а Закон восторжествовал. Потому что у всего должна быть форма, даже у Высшей Воли Небес. И сейчас она, ворочаясь и искря, принимала форму А Ли, не просто заполняя, но становясь неотделимой частью его самого. А потом кто-то невидимый сказал чистым голосом его матери — Богини-лисы Бай Цянь и смертной женщины СуСу одновременно: - Я не терплю несправедливости. И если ты предашь меня, наши клятвы станут недействительными, и тогда я навсегда покину тебя. И всё вдруг кончилось, золотое сияние пропало, но никуда не делись ни Дворец, ни толпа небожителей, ни друзья, ни враги. Небеса терпеливо ждали. Император Хао-де взмахнул рукавами раззолоченного одеяния, точно крыльями, и бросился к трону, чтобы... Чтобы что? И Нефритовый Престол треснул пополам. Как переспелое яблоко в крепких руках. Настолько беззвучно, что со звоном лопнула оглушительная тишина, сковавшая всех и каждого в этом огромном зале хрустальной цепью откровения. А Ли глядел на расколотый пополам трон, на замерших вокруг людей, на деда на коленях у ступеней, по которым он только что тщился подняться…увидел отца и его глаза, страшные, те самые, какие запомнил еще из глубокого детства… «Папа!», - чуть не крикнул он, не понимая, как же так, но тут все происходящее заслонило лиловое и белое. - Не надо, - тихо сказал Дицзунь. Он тоже смотрел, как и отец, и выражение лица его было так же необъяснимо. Безграничное, безбрежное сочувствие – и что-то еще. - Иди, - Владыка осторожно подтолкнул его в сторону Престола. – Теперь твое место там. - Но… - Помнишь, что я тебе сказал, давным-давно? Наш с тобой секрет? Он говорил почти беззвучно, а, может, не говорил, а просто думал, и вел А Ли за собой, к нефритовым ступеням. И взгляд отца следовал за ним, словно помогая, как когда-то сам отец вел его, поддерживая за руку, в далеком теперь детстве, когда они вдвоем жили на склоне горы и мир был прост, объясним и требовал от него лишь не растянуться на тропинке. - Так помнишь? Да, кивнул А Ли, ни слова не говоря. Вы сказали мне, Учитель, что однажды я вырасту и стану, как вы. Ну, вот ты и вырос, так же безмолвно ответил бывший Повелитель Неба и Земли, остановился, пропуская его вперед. Иди. А Ли шагнул, раз, второй…девять ступеней у Небесного Престола, и с каждой из них Престол менялся. Затягивалась глубокая трещина, зарастала, светлел камень, растворяя в себе сероватую зелень того, который был до. Распускались на нем каменные лотосы, проступали наружу подлокотники-лисы, престол раздался вширь, словно готовился принять не только его – и на спинке свились, словно бы в объятии, феникс и дракон. Он коснулся нефритовых ушей лисы, ища поддержки, обернулся, глянул вниз на коленопреклоненных всех, на знакомых и незнакомых, приветствующих и признающих его. Увидел, как склоняется его дядя, Бог Войны Мо Юань, а за ним могучий Чже Янь, отец его подруги и она сама, которой он так и не подарил лук и, кажется, даже не помирился. Следом в безупречном поклоне замирает Владыка Дицзунь, и только тот единственный, кого А Ли всю свою жизнь боялся расстроить, все еще стоит, стоит и смотрит, до последнего, а в глазах его дрожит то самое, непонятное, и взгляд этот длится вечность – и всего лишь миг. А потом Черный Дракон Е Хуа, отец Императора Девяти Небес, Восьми миров и Четырех морей, склонился перед своим сыном. Черный Дракон Е Хуа Он стоял на краю стены и смотрел с нее на бескрайнее море облаков, на миры за ним, и думал, как жить дальше. Эта мысль не посещала его даже после гибели СуСу, потому что там было все понятно – никак, а вот теперь отчего-то прокралась ночным татем, засела и ковыряла в душе и сердце огромную кровавую дыру. - Надеюсь, ты не о самоубийстве думаешь, - услышал он голос того, кто, само собой, должен был прийти к нему. - Нет, - ответил Е Хуа и понял, что не солгал. – Я думаю… просто думаю о том, что теперь будет. - Как всегда. Что-то новое, - у Дунхуа Дицзуня ответы были на все, и казалось, что если однажды он не сможет ответить на его вопрос, то мироздание рухнет. - Думаешь, он изменится? – не требовалось называть имени, чтобы они оба поняли, о ком речь. - Не знаю. Но если ты беспокоишься, то поверь – он будет теперь приходить к нам гораздо чаще, чем раньше, ко всем вместе и по очереди. К тебе, ко мне, к Мо Юаню. - Мы не в сказке, знаешь ли. - Кто сказал? Они замолчали и стояли, разделяя это общее молчание. Мысли толпились в голове, разные, но все их постоянно вытесняла одна-единственная. Даже не мысль, воспоминание, ясная картинка того утра, когда Е Хуа зашел в маленькую хижина на горе Цзюнцзи и его проснувшийся сын, до того внимательно разглядывавший потолок, вдруг улыбнулся ему беззубой улыбкой, полной абсолютной любви. - Знаешь… впрочем, не важно, - мудрый Владыка, даже если понял, о чем он, промолчал. – Все хотел спросит, зачем ты тогда пришел ко мне? Ты никогда не обращал на меня внимания более, чем требовал дворцовый протокол… За первые семьдесят тысяч лет они обменялись хорошо если десятком ничего не значащих официальных фраз. - Козу привести. Это, кстати, была единственная коза на весь рынок, просто чудо, что я смог ее купить. - Я серьезно. - Серьезно? – они не смотрели друг на друга, но он слышал улыбку в голосе того, кто стал ему другом и учителем. Первым настоящий другом, первым настоящим учителем. – Потому что я увидел, что ты похож на брата не только лицом. И сегодня ты доказал всем, что в тот день я не ошибся. - То есть… - Я семьдесят тысяч лет спрашивал себя, воплотился ли второй сын Тянь-ди лишь по образу, или есть в нем что-то еще от моего лучшего друга. Это, знаешь ли, были довольно болезненные семьдесят тысяч лет. Откровенность, которую редко услышишь от Владыки. Никто ведь не задумывался, как они жили, Чже Янь и Дицзунь, когда одного из их троицы не стало – навсегда. - Писали друг другу письма. Встречаться было… неприятно. Е Хуа кивнул, понимая, и они вновь замолчали, глядя на череду облаков. Что ему теперь делать? - О, у тебя полно дел, мой дорогой. Тебе, например, надо подумать, как объяснить произошедшее Бай Цянь. Я бы, на твоем месте, попросил у Бога Войны щит побольше. Еще у тебя двое детей, силу которых стоило бы сдерживать, пока они нам мироздание не разнесли. И поговори уже с А Ли. Е Хуа обернулся и увидел своего старшего сына, замершего в отдалении, а за ним, еще дальше, встревоженного Сы Мина и спокойного Мо Юаня. - А ты куда? - А я прогуляюсь и тоже… поговорю. Е Хуа молча смотрел на приближающегося ребенка, и силуэт его отчего-то дрожал и двоился. - Папа, - еле слышно произнес А Ли те слова, что он прочел в его глазах раньше, у Нефритового Престола. - Я здесь, - ответил он просто. Он любил всех своих детей, беззаветно, но мальчик, имя которому Разлука, навсегда останется первым, чью любовь он получил не за что-то, а просто потому, что он был. Безусловную, безграничную, слепую к недостаткам любовь, что достается обычно матери, а отцам лишь по страшному стечению обстоятельств. Дракон и его бесценное сокровище. - Я всегда буду здесь. А Ли помолчал, губы и руки у него дрожали. Не бойся, беззвучно сказал ему Е Хуа. Что бы ни было дальше, лучше тебя нет никого. - Ты расстроился? - шепнул А Ли, на краткий миг становясь маленьким. Он всегда так боялся расстроить отца, что это было очевидно всем и каждому. - Я горжусь тобой, - ответил Е Хуа и обнял его. – И я люблю тебя. Он долго смотрел, как А Ли уходит в новую жизнь. Сунул руку за пазуху и вытащил свой талисман – маленькую деревянную кракозябру, которую его ребенок достал, очень давно, из ящика с игрушками в кумирне у подножья горы в Мире Смертных. А Ли вырос и кракозябра, как-то сама собой, стала сопровождать Е Хуа везде, напоминая о чуде его жизни. Сын вырос, мир меняется, но чудо – чудо же никуда не делось, верно? - Ну, а это что такое? Олень, что ли? Цилинь? Вот чем тебе курица не нравится, а? - Папа! – радостно завопил А Ли и стукнул упомянутого папу мягкой лисичкой по голове за недогадливость. - Точно, папа, - засмеялся Дунхуа. – Разве не видишь, дракон это. - Все ты заранее знал, старый прохиндей, - беззлобно сообщил Черный Дракон в пространство, нисколько не сомневаясь что тот, кому он говорит, его слышит. Да, чудо никуда не делось. Просто любому дракону, каким бы он ни был, нужна свобода – и полет. Он разжал пальцы и деревянная кракозябра встрепенулась, заскребла лапками. На ладони, позевывая, сидел крохотный и чуть пучеглазый, но совершенно живой дракон. Незначительное усилие для сына Небесного Отца. - Нет, милый мой, это не папа, разве ты не видишь, это – Владыка Дицзунь! Вылитый! Дракончик зевнул, тряхнул белоснежной гривой, под вечным солнцем блеснула темно-лиловая чешуя. Оттолкнулся от руки оживившего его и устремился вверх и вперед, в бескрайнее и причудливое, как сама жизнь, море облаков. Дунхуа Дицзунь, бывший Повелитель Земли и Неба - Зачем ты пришел? – хмуро спросил Хао-де, стоило Дицзуню оказаться рядом. Они стояли на той самой террасе белого нефрита, с которой открывался завораживающий вид на клубящиеся облака всех оттенков внутренней части раковины-жемчужницы. Той, где когда-то он принял решение рассказать Е Хуа о небе, синем от крыльев фениксов. Той, где раньше, намного-намного раньше, передал Мандат пришедшему следом Нефритовому Императору. Той, что построил сам – и что вела идущего по ней к входу в породивший его хаос. - Поговорить. Рассказать, - миролюбиво ответил бывший Владыка, объединивший Небо и Землю. - О чем поговорить? – назвать тон только что смещенного с Престола Небесного Императора дружелюбным не смог бы даже идеалист Сы Мин. - О разном. Например, о том, как однажды мой близкий друг попросил меня о небесном наказании. Настоящем, небесном, божественном наказании – и я не мог отказать ему в просьбе, ибо это не в природе таких, как я. Он умолк, на миг вспомнив то страшное, неотвратимое осознание необходимости совершить. - Он должен бы прожить сто жизней в телах смертных женщин и перенести все тяготы и горести, которые им только выпадают. Самые ужасные страдания, которые люди способны причинить другим людям. У наказания было два условия – во-первых, в последний миг очередной жизни он вспоминал, кто он, и имел право попросить прекратить. Ему лишь стоило сказать «хватит» - и муки, на которые я его обрек, прекратились бы с последним звуком этого слова. Но вторым условием было то, что он не знал, сколько жизней ему отпущено. Одна. Три, десять или тысяча. Знал только я. А он рождался, умирал и в момент смерти к нему возвращалась память – а вместе с ней приходила надежда, что эта жизнь была последней. И каждая следующая смерть становилась для него не избавлением, но новым испытанием, новой пыткой, когда он понимал, что его предыдущие чаяния на избавление были тщетны, и он все еще может попросить меня прекратить – и все еще не знает, сколько ему осталось… И Чже Янь плакал, умоляя его остановиться. Но Дунхуа Дицзунь, тогда уже не Владыка Юга, знал, что он не может, и только ждал и считал, считал и ждал, каждый раз незримо наблюдая очередную страшную смерть того, кто был ему ближе брата, и веря… - Больше всего я боялся услышать это «хватит», хотя понимал, на что именно его обрек. Наказание отчаянной надеждой на спасение – что может быть страшнее? Мо Юань тогда прошел не только через боль и страдания, желая хоть как-то заплатить за свою глупость, но и через то, что чувствовала Вэнь-эр, до последнего верившая в спасение. Он прошел весь ее путь до конца. - И чем закончилась история? - Он прожил сто три человеческих жизни, вознесся и стал самым совершенным высшим богом, что когда-либо существовал на Небесах. - А если бы он все же попросил? Это было невозможно. Дунхуа точно знал, что друг не сломается, что он не услышит от него заветного слова, страшного короткого слова, и потому тоже испытывал – только теперь себя, отчаянной надеждой и отчаянным страхом. Но невозможность не значит, что он не знал ответа на заданный вопрос: - Он бы стал одним из вас. Не человечным, но очень человеческим. Предотвратить это - и цель, и смысл Мандата. Бывший Император вздрогнул. - Гармония мира, равновесие, точкой которого становится Тот, Единственный, что получает право на Нефритовый Престол, гармония между божественной и человеческой частью мироздания, Универсум Вечности. Как только одно перевешивает другое, не важно, что, Мандат напоминает, что все конечно. Что любая сущность во Вселенной, достигнув своего предела, превращается в противоположность себя. И потому надо уйти. Все уходят. И Небесный Отец, и А-Хуан, и я. Когда-нибудь уйдет и А Ли. Когда времена изменятся в очередной раз. - И ты отдал свое право… Потому что стал слишком богом. Но этого он вслух не скажет. - И не только право. Они стояли рядом, бывший Повелитель и бывший Император, сотворенный и рожденный, такие разные – и, все же, имеющие нечто общее. - Сейчас будет трудно, будет страшно. Этот дворец и престол – они прорастают слишком глубоко, и освободить их не значит освободиться. Я пришел сказать, Хао-де, что в любой миг дальнейшего существования ты можешь прийти ко мне – и попросить. И я не сумею тебе отказать. Ноябрь -декабрь 2019г.