Блэки бы

— Как это понимать?       Сириус бы вздрогнул, он бы выронил сигарету или кинул бы ее на пол, придавив начищенным до блеска ботинком, дабы скрыть окурок или же, чтобы просто устранить эту до жути доставшую идеальность белоснежного ковра.       Вальбурга бы крикнула властно, заклинанием выбила бы сигарету, с которой осыпался почти незаметно пепел, плевав на то, что могла бы задеть руку сына шальной вспышкой, вызвала бы Кикимера и приказала бы тому запереть сына в подвале до конца каникул.       Сириус бы высокомерно фыркнул, словно плевать, вырвал бы руку из хватки Кикимера и плюнул бы ядовитые слова в лицо матери, после оставил бы мать, гневно кричащую вернуться, и ушёл в какой-нибудь бар, не напился бы, потому что вспомнил бы то самое шикарное огневиски отца и вернулся бы поздно ночью, тихо и незаметно, дрожа от холода ночного Лондона.       Вальбурга бы прикрыла глаза, лёжа в неуютной постели и решила бы уже завтра высказать всё сыну, вызвала бы Кикимера и попросила бы незаметно оставить дымящуюся чашку горячего шоколада на тумбочке в комнате сына и небрежно, будто не специально оставить второе теплое одеяло на комоде.       Сириус бы расплылся в легкой улыбке, обхватывая горячую кружку ледяными ладонями, не удивился бы, потому что посчитал бы, что Кикимер уже просто после нескольких его просьб сам догадался о его желаниях, но его улыбка бы тут же сползла с лица, он бы вспомнил жалящие что-то в районе груди слова матери, гневно раздувающей ноздри и зарылся бы лицом во второе одеяло, жмурясь от бесконечного потока не самых радужных мыслей касательно семьи.       А утром они бы опять поорали бы друг на друга, в душе кривясь от собственных слов, которые рождались и так быстро вылетали изо рта, что и возможности сдержать их не было бы, сердца бы их обливались литрами крови от ужасных и злостных фраз, от которых они и сами ужасались порой.       Но они бы, конечно, лишь растянули бы пошире усмешки, вздернули бы выше подбородки и хлопнули бы после дверьми своих комнат так, что портреты предков, галдя, попадали бы в руки уже привыкших Ориона и Регулуса.

Они бы вели себя себя так, как привыкли, как получилось в результате всех этих криков и брани, если бы так просто и отчаянно не устали от всего этого дерьма.

— Понимайте как хотите, матушка, — Сириус бы ужаснулся усталости в собственном голосе и кашлянул бы, принимая невозмутимый вид с чуть кривой ядовитой ухмылкой. Но он устал от этой гордой фальши. — Я курю дешевые сигареты для всякого отребья, потому что ваши уже, уж обижайтесь, давно выкурил, а другой ваш тайник отыскать пока не успел.       Вальбурга бы зашипела что-нибудь яростное, сожгла бы маггловскую дрянь, дала бы нехилый подзатыльник сыну и приказала бы Кикимеру обыскать его комнату, а сама бы подожгла фильтр своей сигареты, чертыхнулась бы и выкинула бы сигарету, потому что ей, как леди, не следует. — Вот как? — Вальбурга даже усмехнулась. — Это потому, что тайник мой всегда при мне.       Она хлопнула себя по огромному карману изумрудной мантии и достала из железного коробка тонкую сигарету, подожгла ее маленьким огоньком на кончике палочки и с отрешенным видом затянулась.       Сириуса изумленно вытаращился на мать, чуть не выронив сигарету, после чего, всё ещё удивленно хмыкнув, уставился задумчиво на языки пламени в камине, выдыхая небольшие кольца дымы. — Неумеха.       Сигарета таки выпала из тонких пальцев. — Прошу прощения?.. — стряхивая пепел с брюк, на которые упала сигарета, Сириус изогнул бровь в вопросительном и чуть высокомерном жесте.       Вальбурга чуть улыбнулась, и сигарета, только взятая Сириусом, снова едва не оказалась на брюхах. Она крепко затянулась и, прикрыв глаза, выдохнула дым пятью кольцами подряд. Сириус едва сдержался, чтобы не фыркнуть.       Тишина нарушалась лишь треском камина. Сириус раньше бы не выдержал такой тишину, но сейчас она даже… уютная? Он быстро моргнул и чуть дернул уголком губ. Да, с сигаретами ему всегда спокойно.       Вальбурга чувствовала странное щемящее чувство в груди, отчего ей сегодня не спалось и казалось, будто сегодня случится что-то ужасное, невозвратимое. Но… сейчас в компании Си… сигарет и тихого потрескивания костра в камине на душе стало легко.       Сириус не решался уйти в свою комнату, будто боясь разрушить всю эту атмосферу к чертям собачьим (Джеймс всегда фыркал на это его ругательство). Поэтому он и сидел, хотя в комнате на кровати в небольшую чёрную сумку собраны самые необходимые и самые родные в этом неуютном доме вещи. И хотя в любой момент мог выйти на связь Сохатый через зеркало, предупрежденный о его побеге, Бродяга отчего-то не спешил.       Потому что сигареты и разливающийся за окном рассвет очень даже ладно делают свою работу по успокаивание дребезжащих нервов. — Хватит тебе дымить, — вдруг раздалось.       Но не властно, не сквозь сжатые зубы, а просто как мягкий, но строгий упрёк…

Так миссис Поттер говорила Сохатому… Сигарету медленно упала на белый ворсистый ковёр.

      Это просто нереально. Не может Вальбурга Блэк так говорить! Не может его мать так говорить! — Ты уже спишь? Немудрено, я сама засыпаю, пойдём уже, может вздремнуть успеем, — она протянула руку к плечу сына, но в последний момент вдруг отдернула руку и наигранно кашлянула.       Сириус на это хмыкнул и кивнул, подбирая окурок и очищая ковёр от сажи заклинанием. Хоть что-то неизменно. — Спокойной ночи, мадам.       И если бы всё было как обычно, Сириус собрал бы забрал некоторые вещи и заорал бы всё, что копилось в душе в глубину спящего дома. Но ведь всё было не как обычно, да?       Сириус сделал последнюю затяжку и, усмехнувшись как-то легко и непринуждённо, кинул окурок в камин. Огонь поглотил остаток сигареты. И, кажется, не только его. На душе становилось легче. Всё не так уж и плохо ведь, да? — Сохатый, отбой, я остаюсь.