с днём рождения, солнышко

***

      Чара до сих пор не привыкла спать в комнате, где помимо неё находится ещё кто-то. И сейчас она отчётливо слышала возню и сопение, мешающую спать. Это уже начинало раздражать. Она открыла глаза и повернулась лицом к двери. Два бугорка, каждый на своей кровати, братья Азриэль и Ральзеи. Ночник — зеленовато-голубой шарик со звёздочками, светился мягким светом на тумбочке. Чара щурит глаза. Завтра ей исполнится четырнадцать. Завтра…       Она ршила, раз ей всё равно не спится, то можно попробовать медитировать. Села в позе лотоса, как ей показывали, закрыв глаза, восстанавливая дыхание. Важно сосредоточиться, иначе она так и не научиться медитировать. Но вместо умиротворения, невольно начинает вспоминать как раньше проводила свои дни рождения. Не самые весёлые, если быть честным.       Пасмурное утро Норгора, холодный завтрак в такой же холодной столовой, в полной тишине, почему-то давившей на уши, и один единственный маленький свёрток. Или вообще без него. Чара всегда долго и пристально смотрела на него, прежде чем открыть. А потом плакала, спрятав лицо в подушку, пока не засыпала, чувствуя горькую обиду. Родителям на неё было всё равно. Это обижало ещё больше, чем запрет выходить из дома и говорить с соседскими детьми.       Было такое чувство, будто она совсем им не нужна. Подкидыш, чужой человек. Но она не подкидыш! Она их дочь! Чара никогда в этом не сомневалась. Но всё же никогда не была уверена, на своём ли она месте, в том доме на холме. — К чёрту, — пробормотала Чара и поднялась с кровати, стараясь быть как можно тише, чтобы не разбудить братьев, вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Ей нужно подумать. Разобраться в себе, понять, что делать и как жить дальше. Четырнадцать лет это всё же не хухры-мухры, как говорил Азри, это серьёзно. А ночь подходит для долгих размышлений как нельзя лучше.       Чара выскользнула в каменный коридор большого замка в Стрлице. Факелы ещё горели, лениво вспыхивая жёлто-оранжевым и уменьшаясь до еле заметных красных язычков пламени. Чара прошла по коридору, звук её шагов заглушал толстый ковёр. Она ненадолго замерла у спальни родителей, прислушиваясь к их дыханию. Они крепко спали.       В большом зале всё ещё горел камин. Тёмные тени плясали на мебели, меняя свою форму и длину. Огонь текучий, изменчивый. Как вода. Только вода даёт жизнь, а огонь наоборот, приносит только разрушение. — не думаешь, что сейчас поздно для прогулок? — Санс, бесшумно, как всегда, появился рядом. Чара вздрогнула от неожиданности. Она до сих пор не привыкла к его тихой и неслышной походке. — Как ты ходишь? Тебя невозможно услышать, — Чара продолжала смотреть на огонь в камине, но краем глаза всё же поглядывала на Санса. Огонь сделал его круглый череп более острым и каким-то чужим. Неправильным. Скелет прикрыл левую глазницу, нацепив на лицо привычную улыбку во весь рот. — вы топаете, как динозавры, а я скольжу, — и Санс наглядно продемонстрировал, как именно он «скользит». Чара с удивлением наблюдала за этим. Как будто катался на коньках, но не отрывал ноги от пола, в отличие от фигуристов. — это из-за подошвы. ты так и не ответила. что ты делаешь здесь ночью? — Не могу уснуть, — Чара попробовала провернуть тот же трюк, что и Санс, но тапочки, которые она надела, соскользнули с ног и она чуть не упала. Санс подхватил её за руку и осторожно поставил на ноги. Чара стушевалась и, чтобы скрыть неловкость, сняла тапки. Мягкий ворсистый ковёр приятно щекотал кожу. Она пошевелила пальцами ног и шлёпнулась на пол, скрестив ноги. Санс продолжал стоять рядом. — А почему ты не спишь? — я достаточно поспал днём. обожаю эту работу, ничего не надо делать, — Санс всё же сел рядом, вытащив из кармана куртки бутылку с соусом Тартар. Чара посмотрела на него с обидой. «Только из-за этого?» хотелось спросить, но она сдержалась. Санс усмехнулся. — шучу, солнышко. я ради тебя здесь и торчу, — он взъерошил ей волосы. Чара тихо засмеялась, улыбнувшись. Здесь она нужна. Здесь её любят.       Чара понимает, что ни за что не уйдёт отсюда. — завтра тебе четырнадцать, — как бы между прочим заметил Санс. Чара помрачнела и уставилась на свои руки, поджав губы. От Санса это не укрылось. Он сделал глоток соуса, вытер рот и долго смотрел на неё белыми огоньками зрачков, в которых отражался уже потухающий огонь. Стало холодно. Чара невольно поёжилась, потирая плечи. Санс встал, взял дрова из аккуратной стопочки и кинул несколько в камин. На кончиках пальцев загорелся бирюзовый огонь и Чара невольно залюбовалась им, причудливым и непохожим на тот, который она привыкла видеть. Огоньки метнулись словно маленькие мышки к дровам. Сначала пламя было холодного синего цвета, а потом вспыхнуло ярким красным, разбрасывая вокруг золотистые искры. — что с тобой? не так выглядят дети, у которых скоро праздник, — Санс сел рядом, полуприкрыв глазницы. Чара закусила губу, долго рассматривала покусанные и немного обломавшиеся у углов ногти и, собравшись с духом, ответила: — На Поверхности у меня были не лучшие дни рождения. Если вообще были. И я боюсь… — она всё же запнулась. Санс смотрел внимательно, ловил каждое слово, хотя на вид вот-вот должен уснуть. Вздохнула и, решившись, продолжила: — Боюсь, что здесь будет также самое. — почему? неужели к тебе плохо относятся? — сонным голосом уточнил Санс, открыв правый глаз. Чара честно старалась не отводить взгляд. Мать терпеть не могла прямых взглядов и у Чары давно появилась привычка смотреть над правым плечом собеседника или вообще в пол. — Нет, просто… Я не понимаю вас. За что меня любить? Я пропащий человек. — а теперь выброси это из головы, — Чару удивило, как резко изменился голос Санса. Обычно он говорил монотонно, без интонаций и хоть каких-то эмоций, обрывал слова и предложения, протягивал гласные, совсем как житель Столицы, щедро приправив ругательствами, которые в присутствии младших куда-то пропадали. Сейчас от его речи по спине непонятно почему бежал табун мурашек и стало откровенно не по себе. Слишком чётко произнесённые слова и никаких растянутых гласных.— понятия не имею, кто сказал тебе такую глупость, но этот человек плохо знал тебя.       Чара уставилась на Санса с недоверием. Она слишком привыкла к тому, что её называют пропащей с поводом и без, чтобы внезапно забыть об этом. Санс смотрел в ответ на неё, наклонив голову. Его расширенные зрачки ловили красно-золотой огонь в камине и гипнотизировали её. Вытащил пачку сигарет из кармана широких шорт, чем-то похожих на шаровары, а вместе с ней зажигалку с инициалами «A. G.». Закурил и Чара сморщила нос от неприятного запаха табака. — Не знала, что ты куришь, — заметила она, немного отодвинувшись. Санс пожал плечами. — я не курю. не курил, точнее, — он задумчиво потёр левую надбровную дугу, затянулся и сизый дым змейками затруился между его зубами. Чара обняла колени, и подтянулась к камину, чтобы погреться. Санс, сидя, сильно горбатился, становясь похожим на грифа, и это очень раздражало Чару, привыкшую сидеть и ходить с идеально ровной спиной, как учила её гувернантка, фрау Руди. — моя мать курила, когда нервничала. — А где она сейчас? — спросила заинтересовавшаяся Чара. Санс никогда не упоминал о своих родителях и как-то болезненно улыбался, когда об этом заговаривали в его присутствии. Папайрус только пожимал плечами, для него старший брат заменял и мать и отца.       Глазница Санса дёрнулась. Он смотрел на дым от сигареты, но взгляд стал стеклянным и каким-то отсутствующим. Чара испугалась, что зашла слишком далеко, ступила на что-то слишком личное. Санс с виду — открытая книга, все знали, кто он. Точнее, они думали, что знали. Чара сразу поняла, что у Санса есть маски (очень много масок), за которыми он старательно прятал своё настоящее «Я», «Я» не для всех. — она умерла, — наконец сухо ответил он. Потом, ещё немного помолчав, добавил: — умерла от лихорадки. работала уборщицей в лаборатории тогдашнего Королевского учёного, платили вполне неплохо, но мы всё равно жили на Окраинах, — Санс пожал плечами. Чара подняла брови. Интерес к биографии Санса в ней разгорался с большей силой и она бы хотела узнать подробности. Она понимала, что Санс подпустил её к себе ближе, чем кого-либо, доверил часть прошлого. Осознание этого факта заставило ненадолго замереть, вытаращенными глазами рассматривая няньку-телохранителя-Королевского-учёного, словно они виделись впервые. — я до сих пор не могу понять, почему мы не переехали в тот же Ватерфолл. деньги-то были, — усмехнувшись, Санс зажал сигарету в зубах, встал, стащил с высокого кресла отца плед и накинул его на плечи Чары. — если бы не Окраины я, быть может, никогда бы не попал в школу. не получил бы образования. правда, не думаю, что это стоило всего дерьма, — Санс расстегнул куртку и продемонстрировал ей сломанные и плохо сросшиеся рёбра с бесконечными, казалось, трещинами. Чара посмотрела на них с жалостью. — ладно, забудь. это не слишком приятное зрелище, — Санс шлёпнулся на кресло, тут же начав сползать с него. У Чары невольно вырвалось: — А моим родителям было всё равно. За всем следила моя гувернантка, а она болела часто, поэтому я всё время оставалась одна. Учиться было не сложно, мне даже нравилось. Очень хотелось, чтобы они заметили, что у меня получается. А ещё мне не разрешали выходить. Правда, перед тем, как попасть сюда, я начала сбегать. Только меня поймали, когда я возвращалась с прогулки, и стало только хуже, — она моргнула несколько раз, пытаясь скрыть слёзы. Санс окончательно сполз с кресла и, оказавшись рядом, обнял её, прижав к себе. Молча гладил по рыже-каштановым волосам, пропуская пряди через пальцы. Чара всхлипнула и уткнулась лбом ему в плечо, чувствуя горячие солёные слёзы на щеках. — с днём рождения, солнышко.