всему виной океан

чонгук не знал, что ему делать. он чётко определился в своих желаниях, но как к ним подойти, решив вставшие перед ним проблемы, придумать не мог. в голове с каждой секундой, проведённой за осмыслением происходящего вокруг, бардак становился все страшнее и страшнее. только он хватался за ниточку осознания, как она либо рвалась, либо терялась в колоссальном хаосе других мыслей. парень пытался отвлечься работой над проектом, чтением справочников по физике, решением нерешаемых задач, придумыванием новых формул, но ничего у него не получалось. все валилось из рук. в тот день, когда он решил дать чимину время подумать и разобраться с собственными чувствами, дома царила атмосфера смерти. будто умерло что-то очень важное. то, без чего его семья не могла жить; что-то сильное и стойкое, способное помирить и примирить людей. что же это могло быть? ах да, взаимопонимание. вот что. каждый находил отвлечение и прятался в чем-то своём. они были разбросаны по разным углам, отчаянно пытаясь скрыться друг от друга, каждый имея личную на то причину. это присутствие чужих размышлений, воздуха, настроения, предчувствия… это страшно… чонгуку казалось, что он был мертв. пустота не была лёгкой для хранения внутри. она разрасталась и медленно уничтожала его. он чувствовал себя брошенным и, смотря в дурацкий потолок, думал о том, захочет ли видеть его чимин. все, о чем он думал, это чимин. он обещал себе, что вернёт все назад. он обещал, что не сдастся. но хотел ли этого сам пак? хотел ли он снова видеться с ним? хотел ли снова смеяться, гуляя вдоль любимых улиц, и нечаянно касаться рук? хотел ли подолгу смотреть друг на друга и улыбаться? незнание и неуверенность лишь подливали масло в огонь безумия. чонгук заснул с запутанным клубком мыслей и проснулся с грудой страхов впридачу. на кухне как обычно работал телевизор, по которому показывали новости о мире снаружи, о мире вокруг. хотелось бы посмотреть новости о том, что происходило внутри. может быть, тогда бы он вероятнее сделал правильное решение. парень зашёл в комнату и остановился, увидев маму, которая читала журнал, сидя на диване и виляя зелёную тапку своей ногой. за окном уже светало, по новостям молодой мужчина рассказывал про открытие мупироцина, операцию «каньон эльдорадо» и новую песню хьюстон, взорвавшей чарты. чонгук хотел поговорить как в старые добрые времена, когда они втроём сидели по утрам за обеденным столом и завтракали. он хотел слушать их сплетни о парнях, обсуждение маникюра и причёсок, планы на день и другую повседневную ерунду, которая обычно мужчинам не интересна. стоя у столешницы и делая себе кофе, он мечтал о машине времени, которая смогла бы решить все его раздиравшие душу проблемы. поворачиваться лицом к маме он не хотел, потому что боялся. боялся того, что могло произойти. — если бы у тебя был отец, он давно бы уже убил тебя за это, — холодно сказала женщина, продолжая как ни в чем ни бывало листать журнал, как будто там было что-то интереснее ее собственного сына, застывшего от страха её слов. надо было что-то сказать, но в горле застрял ком. — расстрелял бы прямо на месте, и глазом не моргнув. тело покрылось мурашками, стоило чону представить свою нелепую смерть: лужу крови на полу, взорвашиеся мозги, прилипшие к стенке, и его обездвиженное навсегда тело с глупо застывшей физиономией. — но мне кажется, психбольница сможет тебе помочь. — что?! — ошарашенно прокричал чонгук, повернувшись к ней. он не мог поверить в то, что только что услышал. психбольница? из-за чувств к человеку своего пола?! что за бред? — я все ещё думаю над этим. за городом есть отличное заведение, где смогут тебя вылечить. смогут меня вылечить. смогут меня вылечить… смогут меня– что? — мам, ты в своём уме?! — он отказывался верить в услышанные слова, — они мало того, что не исправят меня, но и мучить будут! одумайся! — чонгук, послушай, это все ради твоего же блага! — она поднялась с дивана и сделала несколько шагов к своему сыну, лицо которого побледнело и исказилось в паническом страхе. его ноги подкосились, начали заметно дрожать, а дыхание резко участилось. воздуха не хватало. все вокруг стало плыть как бензиновый рисунок на воде, а белое как у мертвеца лицо покрылось мелкой испариной. безумие. — ты хоть знаешь, ч-что они там делают?! — чонгук паниковал, потому что знал, что живым может оттуда и не выйти, — они пичкают человека таблетками… — он схватился за грудь, пытаясь восстановить свое дыхание, и сжал в пальцах футболку, но ему становилось лишь хуже, — жестоко пытают и заставляют его поверить в то, что он неправильный! люди из-за этого устоявшегося мнения убегают из дома, калечат себя и совершают самоубийства! ты этого хочешь?! — страх затмил его рассудок, забравшись глубоко-глубоко сердце. чонгук не хотел умирать, но в последнее время смерть все больше влекла его к себе своей аурой невесомости и свободы — свободы от проблем. — нет, я… — женщина казалась до ужаса растерянной. кто бы мог поверить, что все обернётся вот так? на кухню зашла проснувшаяся из-за криков чонхи. — ты хочешь своим протестом доказать мне, что я дефектный?! отправишь меня в этот чёртов диспансер и просто избавишься от меня, я ведь прав?! да я с радостью отправлюсь туда, чтобы сдохнуть! — он кричал, срывая глотку и вкладывая в каждое произнесенное слово всю боль и ненависть, которые хранились в сердце, — ты ведь этого хочешь, мама? — горькие слова жгли язык и душили изнутри; чонгук еле стоял на ногах, вцепившись в столешницу пальцами. — пожалуйста, дыши. — испуганно прошептала его сестра, стоя как вкопанная у выхода из кухни, но чонгук её не слышал. его переполняли бешеные эмоции и сильные чувства ненависти, злости, обиды, тоски, страха и отчаяния. — я, наверное, был плохим сыном. — всхлипнув, произнёс он, опустив расплывчатый взгляд в пол. — чонгук, это не так. — быстро ответила мама, сделав к нему ещё один шаг, но мальчик замотал головой. — я не оправдал твоих ожиданий: ушёл не в политику, как ты хотела, а в науки; стал меньше проводить с вами время и больше ругаться. конечно, — он сокрушенно усмехнулся и сделал шаг к выходу, — я отвратительный сын, поэтому ты так сильно возненавидела меня, — он на ватных ногах направился в свою комнату, оттолкнув от себя мать и прокричав, чтобы она даже не смела его трогать. с него хватит. он устал. он больше не мог это терпеть. сил не осталось. закрыв дверь на замок, он скатился по стенке вниз, обняв коленки, и прикрыл глаза. «паническая атака,» — пролетело у него в голове. чимин как-то рассказывал ему симптомы и способы остановить её, поэтому чон обречённо пытался вспомнить его слова, вспоминая вместо них его самого: его тихий мягкий голос, как плавно жестикулировали руки; светлые пряди волос, спадавшие на глаза… чон всхлипнул и сделал глубокий вдох, затем выдох, вытер слезы и продолжил дышать, стараясь успокоить себя как можно быстрее. пары начинались через час, но он совершенно не мог думать об учёбе в данный момент. на самом ли деле мама засунет его в диспансер, чтобы исправить эту дурацкую ориентацию? ни для кого не секрет, что там используются насильственные методы и людей просто запугивают до такой степени, что многие из них либо всю жизнь живут в страхе, либо решают свести счёты с жизнью. чонгук не хотел для себя ни одного из этих итогов. поэтому, когда он уже подходил к входной двери, он резко развернулся и вошёл обратно на кухню, где тихо разговаривали чонхи и мама. они посмотрели на него и замолчали. — чонгук… — начала говорить женщина, но оказалась прерванной. — это тяжело признать даже самому себе, — сказал он хриплым и уставшим голосом, — мои чувства, несмотря ни на что, растут к нему каждый день. они поднимают меня на ноги каждый раз, когда я сдаюсь, потому что чимин, он… начитан и хорошо воспитан, мягкосердечен и внимателен к другим. он добрый и очень мягкий. вместе с ним я чувствую, что живу, что я способен достать с неба все звезды, допрыгнуть до луны и солнца, обогнуть весь земной шар. он того стоит. я уверен в этом. если ты хочешь знать, то мы не встречаемся. я даже не знаю, есть ли у него чувства ко мне, — чонгук опустил глаза, вспомнив умиротворенное спящее лицо блондина тем холодным утром, — но это ничего. потому что единственное, чего я хочу, это всегда быть рядом и знать, что у него все хорошо, — он замолчал и посмотрел на лица своих родных. чонхи улыбнулась и кивнула, мол «молодец, она должна была знать!», тем временем мама была очень впечатлена и хотела задать столько вопросов, что не знала, с чего начать. — ничего не говори. я прошу, чтобы ты подумала, стоит ли лишать своего ребёнка жизни таким образом, когда он просто влюбился в человека, достойного всего этого мира. я ничего больше у тебя не прошу. мне не интересно, что говорит библия; не интересно, попаду ли я в ад или в рай; не интересно чужое мнение. я… — он на секунду сжал губы в тонкую линию и вздохнул, — я его, кажется, люблю… и с этими словами чонгук развернулся и вышел из квартиры, направившись в противоположную сторону от университета к тому, кого он, кажется, любил.