всему виной океан

чимин медленно ступал по девственному белому снегу и протыкал его слой своей высокой подошвой, создавая громкий смачный хруст. он прокладывал ровную дорожку следов, засунув холодные руки в глубокие карманы пальто и натянув шерстяной ворот на замерзший нос. вокруг было настолько тихо, что казалось, весь мир оказался погребенным заживо под смертельным снегом. у чимина была походка уверенного в себе человека, совершенно не похожая на ту, с которой он проходил всю свою жизнь вплоть до недавних событий. оглядываться назад порой было страшно, слегка тревожно, но очень нужно — показать, через что он прошёл, рассчитывая только на собственные силы, и чего он добился, еле держась на ногах из-за вечного битья. чимин поднял голову вверх, в бездонное, бесконечное серое небо и улыбнулся, закрыв глаза и подставляя свои ресницы навстречу морозному ветру. он увидел перед собой воспоминание, где чонгук смотрел на него глазами, наполненными теплом и пониманием, и нежно улыбался, пока с его смольными волосами играл озорной бриз. «ты мне нравишься,» — сказал он тогда и засмеялся, когда блондин смутился и сказал, что тот нёс чепуху. чимин улыбнулся своим воспоминаниям и продолжил идти, пока не дошёл до книжного магазина, где он раньше работал на протяжении нескольких лет. сейчас вывеска выцвела и уныло висла на одном маленьком шурупе. не так давно весь район перекрыли, чтобы снести старые здания и построить на их месте небоскрёбы, добавить торговые точки, подлатать дороги… он стоял на земле и смотрел на постройки, которые хранили в себе сотни историй, добрых и жестоких, грустных и счастливых. они хранили в себе человеческий дух размеренности, так не свойственной взбалмошному техническим прогрессом миру., а этой весной все, что его окружало, вмиг исчезнет, оставив после себя лишь пустыню, появившуюся из пыли. чимин поднялся на две ступеньки, развернулся и посмотрел наверх, где зимой всегда висели разноцветные гирлянды, которые он собственноручно вешал по просьбе хозяйки (оказавшейся его тётей). затем он повернул голову вправо, словно услышав радостное «чимин!» чонгука, и представил их вторую встречу. достал сигарету, закурил, ещё раз осмотрелся вокруг, но кроме снега и заброшенных зданий ничего его глаз не зацепило. — судьба всё-таки существует, чимин, — сказал он себе, смахнув пепел на чистый снег. — только тебе нужно было это понять намного раньше… тогда, может быть, ты бы смог все изменить… — то есть… сейчас у нас свидание? — хлопая глазками и невинно улыбаясь, спросил чонгук после того, как чимин рассказал ему про свой день. пак громко засмеялся и откинулся на спинку дивана, чувствуя легкое смущение. они никогда тему свиданий не поднимали, что уж там говорить насчет того, чтобы ходить на них. свидание отличалось от обычной встречи. оно было более интимным и романтичным и подразумевало под собой влюбленные взгляды и улыбки, нежные касания и трепет чувств… получить этого они не могли просто потому, что это было опасно. общество считало их психически нездоровыми, и любое проявление симпатии или обычной близости могло закончиться мучениями или куда хуже: смертью. они слишком боялись последствий их чувств, и им чертовски повезло, что люди, которые о них знали, относились к этому нормально. иначе бы чонгук сейчас не гладил мягко чиминову руку, держа ее в своих пальцах. он бы точно не улыбался так неуверенно и по-детски невинно, надеясь, что никто не заметит эти легкие движения, если бы раньше они не были осторожны. так что, подумал чимин, забыть про существование свиданий стоило того. — можно и так сказать, — тихо ответил он. — именно так из друзей превращаются в любовников, да? от глаз чонгука у пака кружилась голова. он смотрел так внимательно, так таинственно и многозначительно, что подкашивались ноги. и мягкие касания кончиками пальцев ситуацию абсолютно не облегчали. господи, напомни, почему они все еще оставались друзьями? никто из них на этот вопрос в подобной ситуации точно ответить не мог. — ты и правда… такой удивильный… — проигнорировав риторический вопрос, сказал чонгук, выпустив из своих теплых рук ладонь старшего. чимин все еще мог чувствовать воздушные касания к его коже и теплоту, которую мог источать только чон. он уже скучал по его рукам, а прошло только несколько секунд. — наверное… — хмыкнул пак, подхватил палочками картошку фри, макнул её в сырный соус и положил в рот. — но это так ново. мне сегодня целый день говорили о том, какой я умный, какой я привлекательный, мужчина мечты, лучший работник, новая звездочка в сфере литературной критики, но такое отношение ко мне так непривычно и даже… — чимин задумался, нахмурившись из-за того, что в голове вместо подходящих слов было перекати поле. — ты привык оставаться в тени и привлекать к себе минимум внимания. я понимаю, — чонгук сделал глоток газировки. — ах, кстати! у меня есть для тебя подарок. — он засунул руку в глубокий карман своей куртки, достал оттуда пачку «американ спирит» и протянул удивлённому паку. — я сегодня разговорился с хозяйкой газона, который я косил, и она подарила мне две пачки в знак благодарности за компанию. по сравнению с «хоуп» эти нереально крутые. чимин хотел выразить свою радость и предложить ему выкурить пару сигарет на улице, но к их столику внезапно подошел мужчина с пучком на затылке. чимин молниеносно понял, что это был шиншо. — извиняюсь, что прерываю ваш ужин, — любезно сказал музыкант паку, поклонился и повернулся к чонгуку. — но нам нужно обсудить пару деталей. — тогда, — чимин поднялся, засунув пачку сигарет к себе в карман. — я буду в баре, — он поклонился шиншо, улыбнулся и направился к барной стойке, чтобы пропустить стаканчик чего-то легкого. он знал, что чонгук бы хотел, чтобы он остался — это можно было видеть по его глазам. он так же знал, что сам бы хотел остаться просто потому, что он дорожил каждой секундой, проведенной вместе с младшим, и если у него была возможность быть рядом, он обязательно пользовался ею., но иногда нужно было отступать, как, например, в данном случае, когда чонгук обсуждал чуть ли не рабочие вопросы со своим другом. в конце концов, от этого зависело, будет ли он выступать здесь или нет, а от этого, следовательно, зависело, будет ли он получать деньги., а о деньгах парень заботился сейчас больше всего, лишь бы не сидеть на шее мамы. чимин присел на барный стул и встретился с глазами бармена, слегка улыбнулся (скорее, по-рабочему, совсем неискренне). — может, подсказать с выбором? — предложил гвоздика, ставя бутылки с алкоголем по местам. — что обычно берет чонгук? дайкири? бармен немного потупил на него взгляд и кивнул. — да, обычно его. — ай, он слишком крепкий для сегодняшнего вечера, — пробубнил он себе под нос и вздохнул. — джин тоник, пожалуйста. гвоздика завертелся на своем рабочем месте, приготавливая напиток уже отточенными движениями, пока чимин вертел в руке пачку «американ спирит» и думал, думал, думал… — я знаю, что между тобой и отцом отношения наладились, но что насчет матери? — спросил однажды чонгук, когда они сидели на тепловатом песке и смотрели на утопавшее в океане горевшее солнце. — она… умерла. — как?! разве она не была в псих.больнице?! — да… она повесилась… чимин вспомнил, как шокирован тогда был чонгук. кажется, даже больше, чем он сам. младшему хотелось, чтобы у пака была полноценная любящая семья, с отцом и матерью. он даже писал об этом в одном из его писем, а потом украдкой добавил, что хотел бы, чтобы они оба были семьёй друг друга. сам чимин на самоубийство матери практически никак не отреагировал. да, ему было грустно, что он не успел её увидеть хотя бы на несколько минут, но глубоко в душе он понимал, что живая или мертвая — её в его жизни все равно не было. он даже лица её не помнил. очнулся чимин от транса лишь тогда, когда его окликнул бармен, освободившийся от заказов. — а? — рассеянно произнёс он, не расслышав вопроса. гвоздика хмыкнул и улыбнулся. — давно вы с чонгуком знаете друг друга? пак охватил губами трубочку и сделал пару глотков своего напитка. в его желудке уже плескалось вино, так к нему добавился ещё и джин тоник. чимин надеялся, что его не понесёт и он не начнёт заказывать все коктейли, которые бармен ему предложит, желая устроить дегустацию. зная свой больной разум, он вполне мог перелезть через барную стойку к бармену и начать спорить с ним, как готовить зелёную фею. да, он не имел бы ни малейшего понятия как, но по-любому бы что-нибудь придумал. — осенью будет два года, — чимин посмотрел через плечо в сторону, где сидел чонгук, и мягко улыбнулся, увидев, как он радостно кивал и что-то говорил. — вы кажетесь очень близки, — проследив за взглядом пака, сдержанно сказал гвоздика. — мы и правда близки. — как так получилось? — огорченно спросил бармен, агрессивно вытирая стаканы для виски. чимину показался его тон странным и он внимательно посмотрел ему в глаза, прежде чем осмотреть его полностью. его осанка, внешность, движения, манера речи — он точно не был натуралом. конечно, судить людей по внешнему виду глупо и очень даже незрело со стороны чимина, но это был другой случай. здесь он чувствовал пассивную агрессию в свою сторону, которая скрывалась за профессионализмом и рабочим выражением лица. здесь было что-то, чего он не знал, и что-то, что его настораживало. — как вы так сблизились? здесь была зависть и ревность в одном флаконе. очень интересно, подумал чимин и хитро улыбнулся. — знаешь миф про сирен и мореходцев? — сирены? — растерянно спросил гвоздика и нахмурился. — конечно знаю. своими песнями они усыпляли моряков, а потом убивали., но как это… — у нас сначала было примерно то же самое, только параллельно с двумя измерениями, в одном из которых моряком был он, а в другом — я. оба парня молча смотрели друг на друга и ждали, пока кто-то нарушит между ними неловкую тишину. — два измерения, — повторил бармен, словно пытаясь подтвердить то, что он услышал. — да, — сначала чимин хотел пошутить над ним и сказать какую-то идиотскую, несуразную вещь., но он поймал себя на мысли, что все, что он сказал гвоздике, было правдой. их отношения и правда в какой-то степени были похожи на легенду про сирен и мореплавателей, только не с такой дословностью, конечно же. — ничего не понял, — надулся гвоздика и повернулся к нему спиной. — о чем говорите? — спросил подошедший к ним чонгук, явно довольный тем, как прошёл его разговор с шиншо. он присел на стул рядом с чимином и потянул к себе его джин тоник, без лишних вопросов обхватывая трубочку губами и затягивая сладковатую жидкость. — о древнегреческой мифологии, — ответил пак и заметил, как взгляд бармена сфокусирован на губах чона. какой я наблюдательный, просто прелесть, мысленно пролепетал он и невинно улыбнулся, увидев вздернутую наверх бровь. — ты начинаешь говорить о таких вещах только тогда, когда достаточно пьян, — смеясь, сказал чонгук, и чимину пришлось согласиться, потому что обычно он и правда о таком не говорил, если, конечно, этого не требовали обстоятельства. ни на кого, кроме пака, чон внимание не обращал, и первому это безумно нравилось. пусть он был немного собственником, может, чуть-чуть больше, чем было раньше, но это никому не должно было помешать. кроме бармена, конечно же. — пошли покурим, — внезапно предложил чимин, слез со стула и направился к выходу, прекрасно зная, что чонгук сразу же пойдет за ним. ему нужно было показать свое превосходство, но не перед своим другом-прошлым-будущем-парнем, а перед гвоздикой, который наверняка уже успел вообразить себе светлое будущее вместе с чонгуком. нет, так уж точно не пойдет. когда они зашли в темный проход между домами, чтобы остаться наедине, чимин прислонился спиной к кирпичной стене и посмотрел на чонгука. — что происходит между тобой и тем барменом? — он достал сигарету, зажал ее между губами, но поджигать не стал, внимательно — как это было возможно в полной темноте — следя за движениями чона, который стушевался при упоминании гвоздики и закусил губу, щелкая зажигалкой и поднося ее сначала к чиминовой сигарете, потом к своей. от одной затяжки у них обоих приятно закружилась голова, как обычно бывает, когда выпиваешь стакан крепкого домашнего вина. — о господи, это лучшая затяжка в моей жизни, — практически растекаясь, промурлыкал чимин и почувствовал резкую слабость в ногах. коленки подкосились, и если бы не стена сзади, он бы свалился. чонгук промычал и выдохнул струйку дыма. — я ему нравлюсь. — это я уже понял, гук, — вздохнул чимин, наблюдая за ярко-оранжевым огоньком на кончике сигареты. — как он тебе признался? младший достаточно наврал чимину за прошлый год, и он знал, что доверие между ними все еще было не крепким. они оба проверяли друг друга на стойкость, чтобы узнать, способны ли они были на отношения или поезд давным-давно ушел. чонгук не имел ни малейшего понятия, как чимин отреагирует на его поцелуй с гвоздикой. он гадал, надо было ему готовиться к ссоре и придумывать слова извинений и обещаний, что такое больше не произойдет, или же нет. делать было нечего. он рассказал все от начала до конца: начиная с предложением гвоздики прийти к нему в гости и заканчивая их договором остаться друзьями. когда он закончил, его сердце уже замерло в ожидании ответа, но его не последовало. они погрузились в тишину ночного города. глаза уже привыкли к темноте, поэтому чонгук спокойно мог видеть, как чимин поджег вторую сигарету и притоптал ботинком первую, смотря в стену напротив, чуть левее чона. — прости, — прошептал младший и протянул к нему руку, чтобы дотронуться до щеки, но пак отвернулся и прикрыл глаза. у чонгука болезненно кольнуло в груди. даже сейчас, когда все, казалось бы, стало на свои места, он все равно продолжал делать больно самым дорогим ему людям. чимин был последним, кого он хотел разочаровывать, и чьи глаза он хотел видеть печальными, но, видимо, он не был способен на то, чтобы все держать в своих руках. чонгук захотел закричать так сильно, насколько это только было возможно. хотел лишить себя голоса, чтобы перестать говорить вещи, которые говорить ему не нужно; хотел лишить себя возможности двигаться, чтобы никогда не причинять физическую боль любимым, чтобы не видеть тех, встречи с которыми приносили бы ему проблемы и плохие эмоции. он вспомнил их ссоры и драки, слова, шрамом оставшиеся в сердце, слезы; и скатился по стенке на грязный асфальт, почувствовав себя так же, как после долгого отсутствия дозы. — я злюсь не на тебя, а на себя, — чимин повторил те же движения, что и чон, и подтянул к себе ногу, вытянув другую рядом с ногой младшего. — злюсь потому, что в то время, как ты его остановил и сказал, что между вами ничего быть не может, потому что твое сердце занято, я… я так не делал. я не ставил блок момои. дело даже не в том, были мы вместе в то время или нет. дело в сердце. дело в чувствах. — он посмотрел на чонгука и понял, что нужно было добавить больше конкретики. — я ничего не чувствовал, когда был с ней., но вот она — разница. тебе безвкусные поцелуи, похожие на выдохшееся шампанское, не нужны… а мне, кажется, были… — прошептал он последнюю фразу и со стыдом опустил голову. его тошнило от себя прошлого, принимавшего такие бездумные решения. его тошнило от одной только мысли, что он был настолько слабым, что спал с девушкой, к которой ничего не чувствовал. был ли он вообще достоин быть любимым таким человеком, как чонгук? в этот момент чонгук понял, что они оба только что совершили одну большую оплошность: подвергнулись своим прошлым ошибкам. им нужен был якорь, нужен был спасательный круг, нужен был свет маяка — какая-то поддержка или опора. и если чимин не мог их сейчас спасти, значит должен был спасти чонгук. он затушил сигарету и подполз к паку, положив свои ладони ему на острую коленку. — минни, — когда пак не посмотрел на него, чонгук переместил ладони на его щеки и повернул лицо к себе, приблизившись так, что их носы почти касались. он взглянул в блестящие глаза и слегка улыбнулся. — мы оба совершили кучу ошибок, о которых жалеем до сих пор. я знаю, это сложно забыть. я сам постоянно вспоминаю то, что творил год назад, но… сейчас мы другие люди, не так ли? мы повзрослели, запаслись опытом., но даже несмотря на то, что мы изменились, мы все равно сейчас вместе, — он гладил большим пальцем мягкую кожу и уже был захвачен черными глазами в плен. он всегда говорил, что видел в них миллиарды звезд, но сейчас он знал кое-что еще — в них была его душа, которую он отдал чимину без остатка. — мы строим замок не из песка, как предыдущие, а из камня., но если мы будем все время вспоминать прошлые ошибки, то пусть только лишь в том случае, чтобы избежать их в этот раз и сделать все намного лучше. — ты прав, — прошептал пак и посмотрел на его губы. — поцелуй на первом свидании разрешен? — я уж думал, что ты не упомянешь, — усмехнулся чонгук и аккуратно дотронулся своими губами пухлые губы пака, как будто они и правда целовались впервые. чимин отложил сигарету в сторону и обвил чонгукову шею рукой, второй зарывшись в его волосы. их поцелуй был очень ласковым и робким, будто если ожесточить его хотя бы чуть-чуть, их губы рассыпятся. их кончики языков все время касались, но так же неуверенно, будто знакомясь, как два застенчивых ребенка. здесь было опасно целоваться: в любую минуту кто угодно мог завернуть в этот закоулок и увидеть их, припавших друг к другу как два безумно влюбленных подростка. и все было бы ничего, если бы они оба не были парнями. — останься сегодня у меня, — оторвавшись на секунду от ненасытных губ, прошептал чимин. чонгук удивленно посмотрел на него и открыл рот, чтобы задать вопрос, на который пак сразу же ответил: — нет, нет. это в другой раз… когда мы оба будем готовы, — он убирал непослушные пряди со лба и гадал, как же чонгук так искусно делал его счастливым. — хорошо, — он в последний раз ухватил поцелуй и поднялся, поднимая пака вместе с собой.